Долгий, долгий високосный год

Долгий, долгий високосный год

Все дни как один

Я стою в специальном баке для душа и решаю трудный вопрос — хватит ли мне воды, чтобы смыть мыло. Душевая воронка над головой. Плотно закрутив кран, чтобы не потерять ни капли воды, я намыливаюсь. Борис трет мне спину жесткой мочалкой. В нашем совмещенном санузле очень тесно, поэтому он стоит на пороге душа с руками по локоть в мыле. Открываю воду, она течет тонкой струйкой, а точнее крупными каплями, как во время дождя. С улыбкой вспоминаю, как в начале эксперимента мы вытирали полотенцами обильно намыленные головы — не умели экономить воду и удивлялись, куда мгновенно исчезают из бака десять ее литров. Теперь научились укладываться в норму. Вот в баньку бы, да в парную, с березовым веничком! Парился бы, парился, а потом в снег…

Вспомнил рассказ знакомого врача, участвовавшего в многотрудной полярной экспедиции, о бане в снегах Антарктиды, о чудодейственном березовом венике и неповторимом клюквенном квасе. Воды у них было сколько угодно. Пищу им готовили высококвалифицированные повара. Они смотрели кинофильмы, часто получали письма из дому и обменивались «визитами» с пингвинами, обитавшими по соседству. Самое же главное, у них были солнце, небо, чистый воздух и бескрайний простор. И очень захотелось обменять наш «комфорт» и «уют» на невзгоды, пережитые ими во время пребывания на ледовом материке. У нас не трещат потолки под тяжестью снега, нет ни мороза, ни трещин во льду, ни пурги и полярной ночи, но мы так же, как и отважные полярники — «подснежники», как они называли себя, страдаем от изоляции, от недостатка информации, тоскуем по родным, а как хочется видеть рядом с нами хоть какое-нибудь проявление жизни.

— Ты вместо огуречной травы вырастил бы огурцы, что ли, или как-нибудь «усложнил» своих микробов, — шутят ребята.

— Даже на мышь согласны, — развивает мысль Борис.

— Выращу, если согласитесь жить здесь не год, а побольше, — отбиваюсь я.

В этих шуточных репликах слышалась тоска по нормальной, привычной жизни в большом коллективе.

Мы невольно испытываем «на прочность» окружающие нас предметы, наш интерьер. Уже расшатан паркет, хотя он изготовлен по специальному заказу, перебито много стеклянной посуды. Общение с нами выдерживает пока лишь сталь, а вот дерево не всегда. Сегодня Герман оперся о стол, и часть столешницы моментально отвалилась. Будет чинить. С ним подобные случаи бывают чаще, чем с нами. Может, потому, что он самый подвижный?

2 февраля. С утра мы несколько подавлены. Так обычно бывает в день забора крови из вены. Пока Герман проводил перезарядку установок регенерации атмосферы и делал влажную уборку помещения, Борис мерил шагами оранжерею. Пять шагов вперед, по узкому проходу, поворот, и снова пять шагов. Он сегодня опять первый сдает кровь…

К счастью, все закончилось хорошо. Герман взял кровь из вены у Бориса и у меня с первого прокола. Видимо, у нашего бортового врача появился навык. Отмечаем головокружение после взятия крови, чего раньше не наблюдали…

После завтрака фотографирую колонии микроорганизмов на растениях, которые растут «не по дням, а по часам». Борис подходит ко мне, смотрит на кюветы и предсказывает «небывалый урожай».

Получили разрешение посмотреть хоккей. Наша сборная играет со шведской командой. Трансляция из Гренобля. Счет 1 : 1. Начался третий период. Кто будет чемпионом мира? Мнения разошлись: Герман заранее отдал первое место Канаде, Борис — нашим спортсменам, а я чехам. Посмотрим, кто будет прав. Кажется, Герман ошибся — канадцы уже не займут первого места, так как проиграли команде США и Финляндии…

В свободные дни мы заняты, как это ни странно, больше, чем обычно. Герман и Борис продолжают изучать высшую математику, а мне пришлось отказаться от этих занятий ради исследовательской работы в оранжерее.

Не спится. Но я стараюсь заснуть — завтра тяжелый день. Герман выключает свою лампочку, и отсек погружается в полутьму. Мысли возвращаются к одному и тому же.

Жить в «Земном звездолете» можно. Почти все проблемы быта решены. Пища подходящая, вода не вызывает отвращения, воздух тоже. Радостей, правда, мало. Зато есть наука, творческая работа — мечта многих. Нет потери времени. Разве так уж плохо?

Отдых здесь нечто другое, чем в обычной жизни. Отдыхать в наших условиях — это значит просто переключаться с одного занятия на другое, переходить от одного стереотипа поведения на другой. Лучше, конечно, не думать о происходящем там, за стенами. Это трудно, однако возможно. Но не вызовет ли это со временем эмоциональную сухость и отрешенность? Ведь даже сновидения утратили притягательную силу, перестали быть яркими и сочными, как раньше. Наверное, все-таки полезно думать о прошлом, рыться в памяти, размышлять. Теперь многое видится совсем в ином свете и оценивается совершенно по-другому…

Вот и Борис выключает свой светильник, становится совсем темно. Пора спать и мне. Завтра я опять дежурный. А сколько дежурств впереди!..

Во время дежурства много приходится заниматься кухней, хотя приготовление пищи и несложно. Приготовить обед — это значит залить концентрат водой и в зависимости от продукта подогреть его или подать так. Стоит, например, положить кусочек мяса, напоминающий хлебный сухарь, в воду, как очень скоро оно приобретает вид и вкусовые свойства обычного мяса. После «восстановления» водой оно не требует дополнительной кулинарной обработки. Творог — сухой белый порошок — мы восстанавливаем так же: заливаем водой комнатной температуры и, помешивая, доводим до консистенции, свойственной натуральному продукту. Процедура получения молока или молочнокислых продуктов не сложнее: надо просто залить порошок водой и размешать. Так же быстро приготавливаем яблочное пюре, соки. Очень просто готовить салат: зелень нужно вымыть, измельчить, добавить немного воды и сухую специальную заправку, содержащую майонез и лимонную кислоту. Всего на подготовку пищи, включая салат, затрачивается обычно не более двух часов в сутки. Из-за ограничений в воде больше всего времени идет на мытье зелени, а также посуды.

Обязанности дежурного совсем не оставляют ему свободного времени, и поэтому день проходит быстрее. Но это только радует…

В фантастических кинофильмах и романах о космонавтах проблемы пищи не существует: экипаж обычно располагает огромным запасом полноценной пищи в виде маленьких пилюль и обедает очень просто и быстро, глотая их и запивая глотком воды.

К сожалению, пока нет еще таких таблеток, которые решали бы проблему питания. Но даже если и допустить, что они будут созданы, все равно ими невозможно заменить продукты питания, поскольку и желудок, и кишечник человека для нормального функционирования должны быть наполнены пищей. Именно она вызывает чувство сытости. Да и неразумно относиться к питанию как к приему лекарств.

Питание не просто прием пищи. Это сложный процесс, в котором тесно переплетаются психологические и физиологические моменты. Имеют значение вкус пищи, ее внешний вид и запах и, конечно, условия, в которых ее принимают. Безвкусное, непривлекательное блюдо, плохая сервировка стола не способствуют выделению пищеварительных соков, не вызывают аппетита.

Известны и другие не менее фантастические проекты решения проблемы питания человека в космосе. Предлагают, например, специально для космоса вывести карликовое жвачное животное размером, может быть, с кошку, не имеющее рогов, копыт, когтей, шерсти и т. д., которое можно целиком употреблять в пищу.

Довольно нереально выглядит предложение изготовлять детали внутри космического корабля из съедобных материалов, которые могут стать аварийным запасом пищи для космонавтов. Защитники этой идеи ссылаются на опыт японцев, которые делают пивные бутылки из спрессованного рыбного порошка.

Что же из упомянутого может быть реализовано? Кто знает! Наука о космосе одна из самых развивающихся. И то, что десять лет назад казалось фантастичным, сейчас становится реальностью. К числу таких фантастично-реальных проблем относится и проблема искусственной пищи. Она важна не только для космоса, но и вообще для человечества.

Созданием искусственной пищи начали заниматься давно, еще в начале нашего столетия. Дело в том, что человеку для накопления энергии и материала для построения тканей организма необходимы жиры, белки, углеводы, минеральные вещества и витамины. Чтобы их получить, нужно съесть определенное количество продуктов, в которых они содержатся. Идея искусственной пищи и состоит в выделении этих пищевых веществ в чистом виде. Затем по специально разработанной технологии их превращают в искусственную пищу, по своему внешнему виду, цвету, запаху, вкусу и консистенции практически не отличающуюся от натуральной. Оказалось, что это заманчивая, но далеко не простая идея может быть осуществлена. В Советском Союзе был проведен эксперимент, в котором десять человек питались искусственной пищей, изготовленной из чистых пищевых веществ. Искусственные макароны, вермишель, хлеб, суповые засыпки, муссы, кисели, творог и даже черная икра по форме, запаху и вкусу напоминали натуральные продукты. Питаясь искусственной пищей, испытатели ощущали легкость, повышенную работоспособность, к концу эксперимента каждый из них поправился на 1,5–2 килограмма. Пища хорошо усваивалась, метаболизировалась, не вызывала нежелательных расстройств пищеварения.

Известно, что наиболее полноценные белки животного происхождения получаются из молока либо из куриных яиц. Такого белка человеку необходимо 70–90 граммов в сутки. Чистых углеводов требуется примерно 350 граммов в сутки. Чистые жиры, животные и растительные, не должны превышать 100–120 граммов. Если пищевые вещества высушить, они могут сохранять свои свойства бесконечно долго.

Казалось бы, проблема решена; однако это далеко не так, ибо, кроме чисто энергетических потребностей, организм человека нуждается в микроэлементах, витаминах и даже микроорганизмах, способствующих пищеварению и являющихся необходимыми для нормального функционирования желудочно-кишечного тракта. А выделить все это в чистом виде мы пока не в состоянии. И проблема питания искусственными продуктами снова остается нерешенной.

Как считают многие специалисты, оранжерея с высшими растениями в длительной космической экспедиции способна обеспечить космонавтов полноценными углеводами, витаминами, минеральными солями. А вот с белками дело обстоит посложнее. Чтобы растительная пища была полноценной, надо или увеличивать количество животных белков в рационе, или, что проще и дешевле, добавлять в пищу синтетические аминокислоты. Сейчас ученые ищут пути создания полноценной искусственной пищи, основанной на использовании растительного белка. Работы такого направления начаты во многих странах мира. В ГДР в контакте с советскими учеными ведутся исследования по превращению в искусственную пищу белка растений. В Англии разработан способ получения белка из люцерны и создания на его основе искусственного молока. В США из белка сои готовят мясные блюда. Однако в настоящее время можно представить и другой способ создания полноценной добавки к рациону — внесение в пищу, бедную белком, микробного или дрожжевого белка.

Дело в том, что продуктивность микроорганизмов на много порядков выше продуктивности животных и птиц. Так, например, за сутки тонна дрожжей способна дать тысячу тонн потомства, то есть до 400 тонн белка. Уже сейчас на начальной стадии исследований из дрожжевого белка можно приготовить приятные на вид, ароматные и вкусные блюда: бульон, заливное мясо и т. п. Сухой белок дрожжей в нормальных условиях сохраняется неограниченное время. Он легко очищается от посторонних примесей, приятен на вкус и может служить основой для кулинарии. Его можно получать путем механического или химического разрушения оболочек дрожжевых клеток и отделения всего белка. Получается белый безвкусный порошок, который, как и всякий другой чистый безводный белок, может храниться очень долго. Из него можно приготовить вкусные и ароматные блюда, для чего достаточно придать ему привычный вкус — сладкий, кислый, соленый, горький. А это ведь совсем нетрудно, стоит его посолить, добавить перец, уксус, сахар. Может быть, именно в этом заключается успешное решение вопроса питания космонавтов?

По мнению большинства исследователей, при длительных космических полетах пища должна воспроизводиться на борту корабля. Большие надежды ученые возлагают на высшие и низшие растения, которые в будущем помогут создать на борту планетолета экологическую систему.

Ученые считают, что в такой системе в качестве компонентов или звеньев цепочки питания можно использовать отдельных представителей биологических сообществ — дрожжи, грибы, водяных улиток, слизней, рыб, кроликов, цыплят и т. д., которые участвуют в круговороте веществ в природе. Растения и водоросли в этой цепи будут поедаться рыбами или другими животными, которых, в свою очередь, может использовать в пищу экипаж космического корабля. Но это пока дело далекого будущего, хотя в принципе осуществимость таких проектов не вызывает сомнений.

При составлении рациона надо заботиться и о том, чтобы в нем в достатке были витамины и аминокислоты. Нельзя игнорировать также вкус человека, его склонность к индивидуальному ассортименту блюд.

Для командиров двух первых кораблей «Восток» были изготовлены натуральные продукты в виде паштетов, соусов, пюре и др. Пища была в тубах. В тубах находился также плавленый сыр, шоколадный соус и кофе с молоком. Кроме пюреобразных, были твердые продукты: хлеб, копченая колбаса, лимонные дольки. Хлеб был испечен небольшими булочками, которые можно было целиком класть в рот. Так же расфасованы были и другие твердые продукты.

Опыт первых космических полетов позволил постепенно расширить продовольственный ассортимент. Позже в рацион космонавтов включались разнообразные изделия из мяса: жареное мясо, котлеты, язык, телятина, куриное филе. Появились сандвичи с паюсной икрой, пирожки с килькой, яблоки, апельсины, лимоны. Космонавты имели возможность заранее сделать выбор блюд по собственному вкусу. Кто хотел, мог взять даже сушеную воблу. Однако уменьшение или замена одних продуктов другими обязательно балансировалась в общем рационе по калорийности. В более поздних космических полетах меню было достойно самого изысканного гурмана. В него входили антрекот, ветчина, телятина, колбасный фарш, мясной и печеночный паштеты, куриное филе, говяжий язык в желе, свинина рубленая с яйцом. Само собой разумеется, все продукты были многократно исследованы на содержание пищевых веществ, на сохранность и устойчивость к воздействию факторов космического полета. Готовили их с добавлением различных приправ. Все они были вкусны и очень аппетитны. Зачем же тогда пищу обезвоживать?

К сожалению, все натуральные продукты слишком много весят. А забывать о весе и объеме продуктов, имея в виду длительные космические полеты, нельзя. Поэтому-то весьма перспективной оказалась натуральная пища, из которой методом сублимационной сушки удалена вода. Вот почему в нашем эксперименте проводится всесторонняя проверка такой пищи.

В первые дни эта удивительная пища, содержавшая необходимое число калорий, имевшая естественный вкус и даже цвет, не вызывала у нас чувства привычной сытости: из-за стола мы вставали впроголодь. Но потом как-то к этому состоянию привыкли и все реже вспоминали об обычной пище. Витамины, клетчатку и минеральные вещества нам давала оранжерея. Весь рацион был рассчитан на пятидневный цикл: пять суток мы ели ежедневно разное, а потом меню повторялось. Кстати, в обыденной жизни такое повторение происходит примерно каждые три дня, и мы этого не замечаем.

В длительных полетах сублимированная пища будет являться, вероятно, основной, так как она легка и ее можно много месяцев хранить при комнатной температуре.

Сублимационный способ обработки пищи прост как в теории, так и на практике. Мы знаем, что вода составляет ⁹/₁₀ веса овощей и фруктов и ⁴/₅ веса мяса и рыбы. Если ее удалить, то вес продуктов значительно уменьшится. Сублимирование проводится при низкой температуре в вакууме: в этих условиях влага, находящаяся в продуктах, замерзает, а затем переходит из твердого состояния в парообразное, минуя жидкую фазу. Специалистами установлено, что сушка методом сублимации меньше изменяет питательные свойства продуктов, чем какой-либо другой метод обезвоживания. А простое добавление воды в такую пищу восстанавливает ее первоначальные свойства, в том числе и вкусовые; и если забыть, что она только что была в таблетках, брикетах и порошках, то создается полное впечатление, что ешь обыкновенное мясо, свежий творог, пьешь натуральные соки.

И все-таки, несмотря на вполне подходящую пищу, временами очень хотелось самого обыкновенного свежего хлеба, горячей, испускающей аромат картошки и многого-многого другого, что было почти каждый день раньше и о чем нам приходилось только мечтать. Целый год мечтать!..

Медицина, медицина день за днем

6 февраля. Проснулся немного раньше сигнала подъема. Опять что-то звенело. Но что? Борис зашевелился, видимо, тоже среагировал на звон, который хорошо слышен, несмотря на сильный шум в жилом отсеке.

Сигнал подъема задерживается, так как предстоит исследование основного обмена и газов крови. Лежу в полудремотном состоянии. То ли во сне, то ли наяву слышу, что кто-то прыгнул со спального места. Хлопнула дверь санузла, заскрипел выдвижной ящик на пульте бортового врача. Значит, Герман уже снял пояс медицинского контроля, поставил подогревать воду. Сейчас начнется пытка.

Вот он протягивает мне шланг с резиновым загубником. Беру его в рот. Он ставит банку с горячей водой около меня. Опускаю руку и судорожно ее отдергиваю: в банке — кипяток. Герман молча идет за холодной водой. Вот он вновь ставит возле меня банку, пробует воду пальцем и показывает жестом — давай. Опускаю руку — и тут же отдергиваю. Вода все еще очень горячая. Он удивленно смотрит на меня, потом на воду, ругается про себя и… за холодной больше не идет. С загубником во рту я говорить не могу, а он требует, чтобы я опустил руку в горячую воду.

Теперь он берет иглу и приближается ко мне, чтобы взять кровь из пальца. Я протягиваю багровую от горячей воды руку и смотрю на своего эскулапа. Мне кажется, что он еще спит, глаза только чуть-чуть приоткрыты. Вот сейчас он воткнет мне иглу под ноготь! Я почти перестаю дышать: укол! Больно; игла не проколола кожу — Герман не взвел пружину. Еще укол. Слава богу, появилась кровь. Но мало. Он сжимает и сжимает мой палец, но все безуспешно. Подставляю другой. Он ругается и колет, колет и ругается. Я вздрагиваю, издаю какие-то нечленораздельные звуки и… просыпаюсь. Спустя немного исследования начались. Сон, как говорится, в руку.

Через полчаса встаю. Борис занимает мое место, а я начинаю разогревать завтрак. Для меня сегодня основной обмен позади.

Взять кровь у всех нас из пальца для клинического анализа Герман попросил меня, но колет себе палец сам: самому вроде не так больно, а если и больно, то не обидно. Наконец контейнер с пробами крови наполнен, я ставлю его в шлюз. Можно завтракать.

После завтрака следующее исследование — гастрограмма. Моя очередь. Но сначала нужно вымыть посуду. Торопиться нельзя. Перерасход воды здесь невозможен: она просто кончится. Ставлю влажную металлическую посуду на электроплитку. Через пять минут она сухая, стерильная. Вытирать не нужно. Так я обхожусь без уже довольно серого кухонного полотенца.

Нас просят начинать исследование. Ложусь на спину, Герман отмеряет расстояние от нижнего конца грудины, ставит электрод и фиксирует его. Теперь я должен лежать не двигаясь. Можно дремать. Свет выключают. Сквозь дрему слышу, как ребята шуршат целлофаном, доставая орехи и галеты из холодильника. Что-то падает…

15 февраля. Выходной день. Сижу в оранжерее, изучаю с помощью микроскопа микрофлору, сопутствующую растениям. Делаю снимки. В жилом отсеке идут занятия по математике. Невольно прислушиваюсь. Ребята стараются разобраться, почему при делении числа на ноль получается бесконечность…

После занятий проводим дезинфекцию помещения обеззараживающим раствором. Ползаем по полу, взбираемся под самый потолок, опрыскиваем стены. Так положено по программе делать один раз в месяц. Руки заняты, а голова свободна — вспомнил, как на днях с Командного пункта комплекса с нами беседовали врачи-клиницисты, те, кто нас обследовал и готовил в путь: терапевт, невропатолог, отоларинголог, психиатр. Ждут, наверное, что с нами произойдет что-нибудь неприятное, и боятся так же, как я боюсь за свои дрожжи и растения. Поговорили по видеотелефону, врачи досконально расспросили нас по всем пунктам.

Борис сообщил, что у него выкрошилась пломба из зуба. Пломбировать и лечить зубы в наших условиях — одна из самых трудных задач. Правда, в нашей аптечке есть зубной цемент и необходимый набор стоматологических инструментов. Но не так-то просто нам, неспециалистам, ставить друг другу пломбы…

Борис принялся чинить специальное кресло с датчиками для записи частоты сердечных сокращений и дыхания, а Герман начал «шелушить» рацион: достал сухари, орехи, предназначенные на второй завтрак. Я не отстаю от Германа: беру сухарь, завернутый в целлофан, ударом о стальную стену разбиваю на мелкие части и по кусочку кладу в рот. Грызть не решаюсь — боюсь за пломбы. И вдруг сильная боль — зуб! Неужели выпала пломба? Все-таки не обошлось. Зубная боль может сильно испортить жизнь. Что-то будет ночью? Неужели придется прибегнуть к бортовой аптечке? Пока она не тронута, и мы этим немного гордимся.

Чего только нет в этой аптечке: и противоинфекционные, и успокаивающие, и болеутоляющие, сердечно-сосудистые, желудочно-кишечные и другие препараты, шприцы, различные мази, на случай травм — медицинский инструментарий, перевязочный материал, обладающий бактерицидными и гемостатическими свойствами. Количество медикаментов и перевязочных средств рассчитано на курс лечения всевозможных заболеваний или функциональных расстройств. Заботливые врачи постарались предвидеть все, чем мы можем заболеть. Они учитывали условия эксперимента, а также наши индивидуальные особенности, в частности, реакцию на различные препараты.

17 февраля. До завтрака провели санитарно-бактериологические исследования: отбирали пробы воздуха, делали смывы с различных поверхностей гермообъекта, а также мазки со слизистых и кожных покровов.

Герман быстро, в темпе, проводит пробу за пробой. Он ставит хорошо известные всем микробиологам стеклянные чашки Петри с питательными средами в аппарат Кротова и, пока чашки в аппарате, успевает сделать все остальное.

Сегодня у Бориса радость: ему сообщили, что отныне его рацион пополнен подсолнечным маслом. Когда он потерял в весе около 5 килограммов, то, жалуясь на голод, стал просить добавки. К его просьбе мы присоединились охотно. Но повезло лишь ему. Теперь на наших глазах Борис «уплетает» подсолнечное масло, а мы глядим на него и страшно ему завидуем. Нам не дали, наш вес меньше, и потерь в весе практически нет, но есть постоянно хочется.

В последнее время Герману что-то не спится. Когда в час ночи откладываю книгу, выключаю свой ночник и устраиваюсь поудобнее в спальном мешке, он еще читает. А раньше обычно я выключал свет последним.

25 февраля. Под утро опять слышался какой-то странный звон. Что бы это могло быть? Встали, размялись, позавтракали. Из динамика донесся голос одного из научных руководителей.

— Герман, Герман!

— Здравствуйте, Юрий Герасимович! — Герман подошел к микрофону.

Мы с Борисом приготовились услышать обычный вопрос: «Как дела?» и стандартный ответ: «Все в порядке, все хорошо!» Этим обычно ограничивается утренняя беседа. Но у Юрия Герасимовича сегодня взволнованный голос.

— Герман, мы тебя все сердечно и горячо поздравляем! У тебя родилась дочь! Вот так-то, милый! Теперь ты отец! Я очень рад за тебя!

Мы бросились качать Германа. Правда, место не очень позволяло, но все же мы радовались вместе с Германом и сочувствовали ему. Сочувствовали потому, что знали, как ему сейчас хочется домой и как теперь тягостно долго потечет для него время, стены камеры покажутся еще более серыми, свет еще более тусклым…

29 февраля. Перед завтраком Борис достает из холодильника подсолнечное масло — добавку к рациону. Герман и я смотрим с завистью. Нам тоже хочется масла. Всякий раз, когда шлюзуют этот вкусный источник калорий, мы еще надеемся, что дадут порцию на всех.

Время от времени подстригаем друг друга, вернее, Борис стрижет меня и Германа, а я — Бориса. У Бориса получается лучше, чем у меня, а Герман даже не пытается пробовать. Как раз сегодня вечером Борис постриг Германа под «бокс». В наших условиях эта прическа самая рациональная, так как длинные волосы требуют для мытья больше воды. Кроме того, мы обязаны периодически переправлять в лабораторию для анализа волосы и ногти. Днем пакеты с волосами, которые мы собрали во время стрижки, перепутались и, если бы не номера на них, нам с Борисом не разобраться бы, так как цвет наших волос совершенно одинаковый.

Завтра в оранжерее вспыхнут все двенадцать светильников. Их свет ярче южного солнца: после темноты он кажется ослепительным, потом привыкаешь к нему и работаешь без темных очков.

Приглядываюсь к тонким, бледно-желтым побегам. Завтра они станут зеленеть на глазах, а сегодня совсем поникли. Полить бы. Но по графику только завтра утром они должны получить воду. А доживут ли до завтра? Однако влажность почвозаменителя почти не отличается от оптимальной. Значит, все в порядке.

Борис с гитарой в руках сменяет меня, и уже через минуту оттуда доносятся грустные мелодии.

Испытание одиночеством

Отношения между нами стали ровнее. Стараемся не давать друг другу «советов», быть корректными. Так как никому не хочется оказаться в изоляции среди трех, то есть в абсолютном одиночестве, то все мы всерьез стали задумываться о взаимоотношениях.

Одиночество вдали от людей невыносимо, но тяжелее его, пожалуй, сознание душевной замкнутости. В наших отношениях появился руководящий и единственно приемлемый для всех принцип — не вмешиваться в дела другого ни словом, ни действием, и уж если появилась крайняя необходимость вмешаться, то лучше осторожным действием (сделать что-нибудь за товарища), чем словом. Слово в наших условиях слишком сильный раздражитель. Оно может не полностью донести смысл или исказить его. Поэтому стараемся быть в разговоре чрезвычайно осторожными. На вопросы друг другу отвечаем кратко. Воспитываем в себе способность не реагировать на неприятные реплики или реагировать не сразу, подчиняя чувства и эмоции рассудку. Пытаемся обдумывать фразы прежде, чем их произносить, вообще стараемся меньше разговаривать. Говорим только на деловые или нейтральные темы. Наиболее скуп на слова Герман. Это одна из его черт, которая мне нравится. И еще он любит порядок во всем — это тоже мне по душе; а вот когда он в целях наведения порядка начинает перекладывать с места на место вещи, то это уже раздражает.

Как мало требуется, особенно в наших условиях, чтобы вывести человека из душевного равновесия, и еще меньше нужно, чтобы он улыбнулся. Мысленно приказываю себе не забывать об этом и как можно меньше произносить ненужных, пустых слов! Мне кажется, что со словами у нас в гермокамере дело обстоит примерно так, как со звуковыми сигналами автомобилей в городе: раньше они были будто необходимы, теперь отменены, и никто об этом не сожалеет. Ведь часто человек говорит по привычке, хотя необходимости в этом нет. Важно также щадить достоинство другого, не затрагивать его самолюбия, выбирать форму обращения. А как велика роль вежливости — иногда только она одна помогает успешно решить спорные вопросы!

Постепенно вырабатываются выдержка и терпение, умение не видеть мелочей и способность пренебрегать неприятным в поведении другого, не замечать того, что может вызвать недовольство и, следовательно, обострить обстановку. Наше постоянное общение привело к некоторой нивелировке. Кажется, мы даже стали в чем-то похожи друг на друга, хотя до полного взаимопонимания еще далеко. Пожалуй, к изоляции мы привыкли быстрее, чем друг к другу. Вспомнилось, как на днях, когда я брился, Борис листал книгу, а Герман готовил завтрак, раздался какой-то звук.

— Ты слышал, кажется, что-то упало? — тихо спросил Борис.

Я отрицательно покачал головой.

— Это мясо, кажется, упало на пол, будем есть грязное, — заметил Борис.

Хотя это было не очень приятное известие, я промолчал. Мысленно представил себе, как подхожу к Герману и интересуюсь, что именно упало. Затем поставил себя на место Германа, и мне стало совершенно ясно, что делать этого нельзя. Борис, видимо, тоже не хочет обострять отношений и поэтому спрашивает о случившемся у меня, а не у Германа. А может быть, он просто хочет удостовериться в том, что ему это не показалось, прежде чем спросить Германа? Я ничего не предпринимаю. Борис встает и выходит в оранжерею, а я просто отворачиваюсь от камбуза, где Герман готовит завтрак.

Каждый из нас поставлен перед выбором: либо замеченное игнорировать, либо отреагировать и, значит, получить тут же встречный упрек, основания для которого всегда найдутся. Вот так из-за мелочей обычно все и обостряется. Помню, один психолог мне говорил: «Знаешь, люди могут поссориться из-за форточки: одному душно, другому холодно. От этого они могут стать врагами на всю жизнь или сочтут, что безнадежно не сходятся характерами».

Действительно, как правило, причина конфликта — не какая-то изначальная психологическая несовместимость. Нет! В большинстве случаев, увы, конфликтуют люди, имеющие реальные возможности не конфликтовать. Между ними часто не только нет «антагонистических противоречий», интересы их ни в чем не сталкиваются, а даже совпадают. Да, наверное, нет и двух людей, совместимых по всем показателям. Человек даже с самим собой не всегда «совмещается». Временами он недоволен самим собой, раздражается по пустякам.

Часто замечал: вспыхнет ссора, и тут же ее первопричина отходит на задний план, а сама ссора становится самоуправной, жестокой. Я много думал об этом. Похоже, ссоры часто возникают просто из-за так называемого принципа. Но какого? Ответ, как правило, получить трудно. Видимо, проявляется какой-то подсознательный страх показаться слабым, появляется желание лишний раз самоутвердиться. А самое главное, возникнув, ссора как бы сама себя поддерживает. Резкое слово, сказанное одним из собеседников, вызывает ответную грубость, которая еще больше распаляет зачинщика столкновения, и затем этот процесс многократно повторяется, усиливаясь. Ссорящиеся люди могут доходить постепенно до таких резкостей и грубостей, которые шокировали бы вначале их самих. Процесс взаимного взвинчивания с большим мастерством изображен Н. Гоголем в его сатирической «Повести о том, как поссорились Иван Иванович с Иваном Никифоровичем».

Ссоры — очень неприятное и серьезное явление в нашей жизни. Мы все стараемся избегать их, и все же бывает очень трудно удержаться. В эти минуты я стараюсь вспомнить, как Лев Толстой учил свою дочь: «Когда ты ссоришься, то попробуй себя во всем обвинить и чувствовать себя кругом виноватой».

Использую и хороший прием прервать ссору. Если один из спорщиков не отвечает на грубость тем же, то перебранка прекращается. И еще я заметил, что хладнокровие одного само по себе успокаивает другого. Особенно наглядно «заразительность спокойствия» проявляется в группах взволнованных чем-то людей, и, если найдется хотя бы один, сохранивший полное самообладание, другие будут ограждены от лишних волнений. Еще виднейший советский невропатолог В. Бехтерев описал случаи прекращения паники, возникшей в связи с мнимой или действительной угрозой пожара. Трагические последствия удавалось предотвратить только благодаря «заражению» коллектива спокойствием, исходившим от немногих смелых людей, которые вместе со всеми не поддались этой панике…

Возвращаясь к нашему маленькому коллективу, думаю, как много все-таки у нас общего и какие мы все-таки разные по характерам, привычкам! Хотелось бы взглянуть на всех нас троих со стороны. Мне кажется, каждый из нас все больше испытывает моральное влияние другого. Вероятно, действует подсознательный механизм. Неожиданно обнаруживаю в себе те или иные черты поведения товарищей, вплоть до манеры держаться, жестов, выражений. Улыбаюсь, когда на ум приходит простая аналогия: муж и жена, прожившие долгую совместную жизнь, часто становятся похожими друг на друга даже внешне.

Мы решили при трениях откровенно и спокойно обсуждать предмет ссоры, вникать в ее суть. При этом соблюдать одно правило: каждый должен говорить о своих собственных ошибках. Критика другого запрещена!

Результаты оказались отличные. У нас появился даже термин «оздоровить отношения». По-видимому, этот метод был использован не только нами. Шестьдесят дней на дне океана в камере «Тектайт-1» дружно работала четверка американских аквалангистов. Как же они справлялись со своими эмоциями?

Вот что говорит об этом один из членов экипажа, Уоллер. «Мы обсудили этот вопрос перед началом эксперимента и пришли к выводу, что в силу различия наших характеров и привычек будет лучше всего при трениях откровенно все обсуждать совместно. Этот способ себя полностью оправдал».

Один из членов экспедиции оказался необыкновенным любителем порядка. Он все время занимался уборкой и делал это так усердно, что его коллеги часто не могли найти своего снаряжения, которое бросали где попало. Из-за идеального порядка они даже не успевали выполнить целый ряд запланированных работ. «Наконец, — вспоминает далее Уоллер, — мы обсудили все между собой, и вопрос был исчерпан… Мне кажется, что так нужно поступать и ссорящимся супругам».

Недавно прочел понравившуюся мне книгу Эрика де Бишопа «Таити-Нуи» — о путешествии на плоту через Тихий океан. Он семь месяцев плыл с четырьмя товарищами, и, хотя сам подобрал себе спутников, у них частенько возникала проблема отношений. Вспомнил один из его советов: «…главное, следить, чтобы не было ни одной незаполненной минуты и не просачивалась скука».

Да я по себе заметил, что отсутствие досуга, постоянная занятость и ощущение того, что не успеваешь что-нибудь сделать, создают иллюзию ускорения событий, сокращения времени. А это уже само по себе избавляет от излишних трений.

Кажется, к концу «путешествия» эти «открытия» сделают всех нас неплохими психологами и уж наверняка терпимыми к недостаткам других людьми. А сегодня утром, несмотря на имеющийся уже опыт, я чуть было не вызвал конфликт, из-за меня чуть было не рухнула стабильность наших отношений.

У нас выработалось твердое правило: после утренней зарядки первым идет в санузел обтираться дежурный. Дежурил сегодня Герман, а я, не подумав, опередил его. Когда, поспешно умывшись и обтеревшись влажным полотенцем, я вышел оттуда, то увидел, что Герман уже готовит завтрак, а вокруг него ходит «кругами» Борис, выражая явное недовольство тем, что Герман начал готовить пищу, не вымыв рук. Герман же, делая вид, что ничего не произошло, продолжал заниматься своим делом. Обстановка была явно накалена. Мне было очень неприятно, что виновником случившегося оказался я. К счастью, через минуту Герман молча отправился умываться…

К своему удивлению обнаружил, что для меня не составляет особого труда ладить с Германом, когда он тоже не против. Интересно знать, насколько совпадают наши критерии оценки готовности другого к миру и добросердечности? Вчера мы с ним очень приятно и откровенно беседовали о жизни «на самом высоком уровне». Симпатичный парень!

А Борис как-то замкнулся, ушел от общих разговоров и, таким образом, самоизолировался, ушел в «глухую защиту». Но ведь никто не нападает на него! Мне кажется, ему не по душе потепление моих отношений с Германом. Я часто думаю, почему «третий» должен быть «лишний». Может быть, только из-за того, что нас как раз трое? Я совершенно уверен, что именно длительная совместная жизнь вызывает необычную реакцию в общем-то на мелочи. Одни и те же лица, неменяющаяся обстановка и изоляция — все это, конечно, тяготит, и все это никак нельзя изменить. А подспудное желание изменить присутствует постоянно. Создается альтернативная ситуация. Она дразнит, правда, небольшой, но все же манящей возможностью успешного выхода. Но возможность исчезает, а положение дел все же не улучшается. Копится недовольство, отсюда досада и раздражительность, усиливающаяся в усложненной обстановке. Вспомнил психолога Ф. Горбова, который на одном из симпозиумов рассказывал: «Именно досада вызывает далеко идущие последствия. Досада так разрушающе действует на психику, что намного превосходит переживание горя. Вот почему важно „щадящее“ отношение людей друг к другу».

15 марта. Герман кончил поджаривать свои галеты, и я начал готовить ужин. Сегодня у нас пельмени. Ставлю на огонь воду.

— Пельмени готовят в холодной воде, — как бы между прочим замечает Борис.

— Нет, в горячей, иначе они разварятся, — отвечаю я.

— Все-таки в холодной, — раздраженно возражает Борис. — Я лучше знаю, как варить пельмени.

Что же делать? Опускать пельмени в холодную воду или в кипяток? Нагревалась вода, накалялась обстановка. Я все-таки опускаю пельмени в кипящую воду, рискуя потерять душевное равновесие и нарушить равновесие в отношениях. Так и есть! Началось!

Борис почему-то напомнил мне о нашем утреннем диспуте по поводу зубца электрокардиограммы. Тогда я поменял местами отведения с ноги и руки, что было неправильно. На этом основании он вдруг заявляет, что я плохо разбираюсь в технике и т. д. Мне ясно, что он перешел к обобщениям, но очевидно и то, что он очень голоден, поэтому, видимо, и зол.

Мне же кажется, что все-таки прав я — пельмени нужно опускать в кипящую воду, чтобы они не разварились. Но и Борис прав: наши обезвоженные пельмени отличаются от обычных и, возможно, их надо опускать в холодную воду, чтобы они лучше проварились.

А теперь главное — не волноваться, не переживать, что бы он ни говорил! У него свой опыт, у меня — свой. Думать о приятном. Пельмени — наше семейное блюдо. Как хорошо их готовят мои родители! Отец подбирает мясо: свинину, говядину, баранину. Затем делает фарш: разводит его сливками или молоком, добавляет специи, пробует не один раз, прежде чем скажет, что начинка готова. И действительно, она и в сыром виде такова, что, как говорится, «пальчики оближешь».

Отец специалист по фаршу, а мать — по тесту. Возникает гармония интересов и опыта, в результате появляются отменные настоящие сибирские пельмени. Те, кто пробовал, долго вспоминают их. Вот бы нам такие сюда! А из-за этих даже обидно ссориться. Интересно, а как варит пельмени Герман? Что же он молчит? А Герман спокойно и с аппетитом, как мне кажется, пережевывает тесто с кусочками мяса, то, что в меню называется пельменями. Борис же на меня не смотрит, отводит взгляд в сторону… Теперь ясно — он просто не сдержался и оттого страдает. Думаю, наша размолвка ненадолго — я не могу долго сердиться и нет-нет да и улыбнусь невольно, скажу что-нибудь примирительное, дружеское; такова уж у меня привычка.

Сегодня Герман вызвался помочь мне приготовить завтрак, так как я был занят исследованиями. Помощь я принял с благодарностью, и от этого все выиграли: быстрее позавтракали. Позже Герман признался Борису, что был иногда несправедлив ко мне и что мешал его контактам со мной именно он, Борис. Невольно пришла на ум аналогия с другим экспериментом.

Врач, журналист и инженер находились в десяти кубических метрах герметичного пространства. Прожили в изоляции они значительно меньше времени, чем мы, но вот что интересное, на мой взгляд, записал один из участников, Е. Терещенко. «Какие-то мелочи в поведении (другого), в манере держаться начали приобретать неправдоподобное, преувеличенное значение. Я не спрашивал, но уверен, что то же самое происходило и с Леней и со Станиславом. Пропадала обычная благожелательность тона, вспыхивали недоразумения, все чаще напоминающие ссоры. И все по пустякам. Конечно, некоторые черты характера и поведения ребят и без особых условий вызвали бы у меня отрицательную реакцию, но здесь все острее». Я подумал: мы и они. Разные эксперименты, разные люди, но удивительно схожие ситуации и поразительно схожие отношения между тремя. А как я был согласен с Е. Терещенко, когда читал запись его наблюдений: «Мне представилась возможность увидеть человека, его душу как бы под увеличительным стеклом… Мне стало понятно, из чего складываются дружба и неприязнь».

Я ловил себя на мысли, что мы тоже лучше узнали себя, отчетливей увидели свои недостатки и лучше поняли цену человеческих отношений. Герман как-то признался мне: «Знаешь, как тяжело одному среди троих». Да, я его хорошо понимаю. Но я постиг и другое: только мы сами сможем справиться с нашими трудностями, и никто извне не поможет нам, нашим отношениям.

28 марта. Сегодня узнали, что погиб Ю. Гагарин — первый космонавт мира, человек доброй и красивой души, твердой воли и великой скромности. Не верилось в случившееся, не хотелось верить! Вспомнил, как впервые услышал о Ю. Гагарине семь лет назад.

Я был тогда студентом университета. В тот обычный апрельский день 1961 года, ставший позже историческим, я находился в лаборатории. В коридоре внезапно раздались шум, возгласы, громкие крики. Что-то случилось! Дверь распахнулась, и в комнату с криком вбежали несколько однокурсников: «Человек в космосе! Над планетой Гагарин, Юрий Гагарин!!!»

Все бросились в коридор слушать радио. А потом восторженно стали пересказывать опоздавшим биографию простого парня из Гжатска, бывшего ремесленника, студента техникума, курсанта аэроклуба, военного летчика, космонавта… Кажется, это было вчера. На экранах телевизоров, на полосах газет широко и открыто улыбался простой и сердечный человек. На Красной площади ликующий народ встречал своего героя. Он сделал первый шаг в неведомое, первый шаг к звездам и еще раз утвердил торжество человеческого разума.

Он выдержал поединок с космосом и позже выдержал поединок со славой, которая лавиной обрушилась на него в его двадцать семь лет.

Он был в центре внимания всего мира. «Звездный Колумб», как называли его журналисты, сначала облетел, а затем объехал земной шар как «посол мира».

Он учился и учил других.

Теперь его нет. Нет человека, который положил начало истории космических полетов. Не стало человека простого, смелого, Человека с большой буквы, Героя, коммуниста. Смерть его нелепа, и потому вдвойне обидна. Тренировочный полет. Но ведь семь лет назад он вернулся к нам живым и невредимым, пройдя через неизмеримо большие опасности!

Невозможно поверить! Мы сидим в нашей тесной камере и с комом в горле слушаем известия по радио. Как хочется быть сейчас там, с друзьями, разделить с ними наше общее горе. Я помнил наизусть слова Ю. Гагарина, сказанные перед космическим стартом: «Мне хочется посвятить этот первый космический полет людям коммунизма — общества, в которое уже вступает наш советский народ и в которое, я уверен, вступят все люди на земле». Сегодня это звучит как девиз всей его короткой и яркой жизни.

Мы вспоминаем сегодня тех, кого уже нет с нами, — Сергея Павловича Королева, Владимира Михайловича Комарова. Они жили, чтобы побеждать, торопили время. Они учили нас борьбе, мужеству, подвигу во имя нашей великой Родины, во имя всего человечества.

Великие дела требуют героизма, и при этом могут быть жертвы. Примерно год назад на мысе Кеннеди погибли три американских космонавта… И все-таки эти тяжелые утраты не могут задержать движение человечества на пути к звездам.

В такие скорбные дни невольно приходит и другая мысль: а стоит ли космос того, чтобы расплачиваться за него не только огромными духовными и материальными ценностями, но и жизнью людей, людей талантливых, одержимых. Во имя чего приносятся такие жертвы?

Это делается во имя всего человечества. Ведь космос нужен всем людям на земле. Его освоение служит благороднейшей задачей сближения между народами, задачей укрепления мира. Разве человек, изучая космос, не укрепил и расширил теоретическую базу многих естественных наук, не узнал больше самого себя? Разве космонавтика не обогатила технику, биологию и медицину новыми методами исследования и контроля, новой радиоэлектронной аппаратурой. Ведь уже сегодня жизнь десятков тысяч людей спасена благодаря созданию новых приборов, разработке новых методов диагностики и лечения на базе космических исследований.

Развитие космической техники позволило применить спутники для связи, для решения хозяйственных задач и метеорологических исследований, что уже помогло спасти тысячи людей от стихийных бедствий. А интенсивное развитие радиосвязи, телевидения, автоматики, телемеханики и электроники обусловлено в значительной степени развитием космонавтики.

И наконец, космические исследования создают новые стимулы, открывают безграничные возможности для развития человеческой цивилизации, делают человека могущественнее, человечнее, умнее. Космонавтика сулит людям встречу с инопланетными братьями по разуму, а это значит, что мы не будем чувствовать себя одинокими во вселенной.

Трудовые будни

12 апреля. Сегодня праздник — День космонавтики. Мы, «Земные космонавты» — как нас стали теперь называть друзья, — получили множество теплых поздравлений. Нам подарили игрушку — желтого цыпленка, которого мы подвесили к лампе. По-видимому, он хорошо виден с Командного пункта, так как кто-то в шутку уже спрашивал, какой модели этот самолет?