БЕЗ ЗИМЫ

БЕЗ ЗИМЫ

Со всего мира переселили мы растения, но больше — из стран юга, из-под горячего солнца. Среди новых культур много субтропических.

Царская Россия платила за субтропическое сырье двести миллионов золотых рублей в год. Своих субтропических растений она почти не разводила. Зачем заботы, зачем усилия? — купцам, перепродававшим «колониальные товары», только бы нажиться, правительству только бы загрести таможенные пошлины. Лучшие из русских ботаников знали о плодоносящей силе Черноморского побережья, но и тех сбивали с толку, убеждали, что в стране нет субтропиков. Даже профессор Андрей Краснов, один из зачинателей культуры чая в России, основатель Батумского ботанического сада, считал, что субтропики не выходят за пределы побережья Аджарии.

Правда, субтропики у нас невелики. Наша страна заходит в субтропический пояс лишь краешком, да и то с севера, с холодной стороны. Но все-таки субтропики не сводятся к окрестностям Батуми.

От Батуми на триста километров вдоль Черного моря до Сочи и чуть дальше протягиваются «влажные субтропики» — со средней температурой самого холодного месяца на несколько градусов выше нуля и с обильными дождями. Здесь жарко и влажно, точно в парнике.

Под Талышскими горами на Каспийском побережье полосой лежат «полусухие субтропики» — там тоже январь теплый и осадков много, но в начале лета на время дожди перестают и распаляется засуха.

На южном берегу Крыма, на Апшероне, в долине Аракса на крайнем юге Армении, в Куринской низменности, в защищенных долинах на юге Туркмении и Таджикистана влаги мало, но почти не бывает морозов. Здесь растения надо поливать. Это «сухие субтропики».

Между участками наших субтропиков различий немало, но у них есть общее — безморозная зима. Там можно собирать два-три урожая в год. Санатории Сухуми и Сочи круглый год получают с окрестных огородов свежие овощи. Капусту, посаженную осенью, снимают зимой. Картофель январской посадки начинает поспевать в конце апреля…

Раз зима без морозов, значит можно поселить и заморские вечнозеленые растения, не желающие знать долгой зимней спячки.

Плоды китайского тунгового дерева более чем наполовину — из масла. Оно дает лак, защищающий металл от ржавчины. Старая Россия тунга не знала. Сейчас он занял в Закавказье тысячи гектаров. И советские корабли несут тунговый лак на своих килях.

Почти не было у нас и средиземноморского пробкового дуба. Кажется, пробка — пустяк, но она нужна не только затем, чтобы закупоривать бутылки: без нее не обойтись современной электротехнической и холодильной промышленности. По пробке Россия зависела от внешнего рынка. Известно, что дед поэта Брюсова, московский купец, разбогател на том, что захватил в свои руки весь ввоз пробки. Сейчас на берегах Черного моря пробковый дуб растет у нас целыми рощами. Посаженный лет двадцать назад, дуб подрос, кору его уже срезают.

Посевы пахучих эфироносов до революции были ничтожны. Теперь мы выращиваем десятка два эфироносных растений — крымскую розу, мяту, кориандр, ирис, анис, герань. Сами гоним мы для духов розовое, лавандовое, шалфейное масло.

Почти весь мир получает джут из Индии — там сосредоточено девяносто пять процентов его посевных площадей. Сначала, чтобы не тратить золота на покупку иноземного джута, мы научились делать мешки и канаты из кенафа, южной конопли и канатника. А потом и джут развели на собственных полях. Да еще добились того, что волокно нашего джута стало более прочным, чем у джута привозного.

В субтропических оазисах советской Средней Азии индийский джут местами достигает высоты в три человеческих роста. Уже построено несколько джутовых заводов Для работы с джутом созданы особые машины.

У бамбука полторы тысячи применений. Из бамбука можно строить дома и из бамбука можно делать острейшие патефонные иголки. Этот гигантский злак Юго-Восточной Азии теперь рощами растет у нас на Черноморском побережье. И растет с обычной своей силой — молодыми побегами при случае пробивает бетонный пол.

На Кавказе, в Крыму, в Средней Азии поселен австралийский эвкалипт Его травянистый саженец через год превращается в трехметровое дерево, через пятнадцать лет становится деревом-великаном высотою в тридцать метров. У эвкалипта серый гладкий ствол, ленты отшелушившейся коры, темно-зеленые саблевидные листья, которые всегда стоят ребром к солнцу и потому не затеняют землю. Рощи эвкалипта дают хорошую древесину и эфирное масло, сушат болотистую почву, запахом своим разгоняют малярийных комаров.

В Советском Союзе создано субтропическое хозяйство-. Плоды субтропиков везут на заводы.

Везут и в магазины. Чем выше поднимается благосостояние народа, тем сильнее спрос на южные овощи, на субтропические фрукты.

Лимоны царская Россия покупала в Сицилии, апельсины — в Палестине, оливки — во Франции, инжир — в Турции. Чужой, далекий климат оплачивали золотом. Заморские фрукты покупаем и мы, но сверх тех, что производим сами.

Мандаринов, апельсинов и лимонов — всех цитрусов дореволюционная Россия ввозила полтораста миллионов штук в год. А в 1949 году одна Грузия вырастила их более семисот миллионов — желтых, оранжевых плодов, концентрирующих благодатную силу юга и раздающих ее всей стране.

На месте малярийных болот и диких зарослей в Западной Грузии разбиты плантации, и они дают нам уже больше субтропических плодов, чем раньше покупалось за границей. А ведь еще не вся масса посадок плодоносит. За пятую пятилетку в колхозах площадь под цитрусами увеличивается в четыре с половиной раза.

Сила плодородия грузинских субтропиков необычайна. Передовики-цитрусоводы снимали осенью со взрослого дерева до тонны апельсинов. Колхозник Сулейманшвили в Аджарии собрал однажды с дерева двенадцать тысяч мандаринов. А ведь даже такому выдающемуся географу, как Петр Петрович Семенов Тян-Шанский, в 1900 году пришлось написать: «В Западном Закавказье выбор культурных растений вследствие теплого и влажного климата довольно затруднителен…»

Считается, что русский человек любит попить чаю. Любить-то любит, да статистика говорит, что не всегда мог он попить его вволю: до революции в центрально-черноземных губерниях на душу потреблялось всего лишь сто граммов чая в год.

Чай везли морем из Цейлона, верблюжьими караванами через пустыню Гоби из Китая. В Чакве под Батуми чайный куст занимал меньше тысячи гектаров. Кустарная фабрика выпускала считанные цыбики плохого «солдатского чая». А в конце пятой пятилетки в одной Грузии площадь под чаем превысит 70 тысяч гектаров. Работают десятки отлично оборудованных чайных фабрик.

Нашу страну иностранцы любили называть «северным медведем». И вот эта северная страна теперь выдвинулась в число немногих государств, которые сами выращивают кусты чая — растение крайнего юга.

Чайные плантации требуют ручного труда. Работа с чаем — самая трудоемка в субтропиках. Казалось, что без живых рук не обойтись, особенно при сборе: прежде чем листик выбрать и сорвать, нужно пощупать пальцами — созрел ли. Но чайные плантации разлеглись теперь у нас на таком пространстве, что машину для сбора чая необходимо было изобрести во что бы то ни стало. И наши конструкторы ее изобрели, придав механизму чуткость человеческих пальцев. Февральско-мартовский Пленум ЦК КПСС 1954 года в своем постановлении потребовал поднять производство чая и, в частности, осуществить механизацию сбора чайного листа в ближайшие же годы.

Перенося в годы довоенных пятилеток чайную культуру из далеких южных стран, мы не могли перенять чужой опыт — и природа другая и способы хозяйства не те. До всего нужно было доходить самим. И вот итог: передовики чайных плантаций собирают у нас, на крайнем северном пределе произрастания чая, такие высокие урожаи, о каких нет и намека в мировой литературе. Колхозница Булискерия поставила рекорд — собрала 15 тони чайного листа с гектара.

Грейпфруты, похожая с виду на томат сахаристая терпкая хурма, кисловато-сладкая мушмула, пахнущие земляникой, богатые витаминами и йодом плоды фейхоа — все это у нас теперь растет, хотя и на небольшой площади. И даже мексиканское чудо-дерево авокадо. Нежная и сладкая мякоть его плодов вкусом похожа сразу на грецкий орех, яичный желток и сливочное масло. В ней тридцать процентов масла, число витаминов достигает девяти. Сейчас у нас сотни деревьев авокадо, а двадцать лет назад было только два.

В долинах на юге Узбекистана и Таджикистана сеют сахарный тростник. О нем древние говорили: «мед без пчел». Растению тропиков у нас, на северном пределе, не легко: суше воздух, короче теплое время, суровее зима. На родине — пять тысяч миллиметров осадков, а здесь — ни капли дождя за все лето, нужен искусственный полив. Но трудовая настойчивость все преодолела. Разница климатов побеждена подбором раннеспелых сортов, подкормкой, скрещиванием дикого среднеазиатского тростника с пришлым культурным. Теперь в Узбекистане есть ромовый завод. Патоку для него дают стебли тростника, который у нас никогда не рос, да, казалось, и не мог расти.

Маслину на берегах Средиземного моря возделывали с античных времен. Серебристая оливковая ветвь была символом мира, долголетия и славы еще тысячелетия назад. У нас же недавно лишь в Новом Афоне да еще кое-где можно было увидеть небольшие рощицы маслин. В Никитском саду около Ялты экскурсанты с изумлением взирали на пятисотлетнюю маслину с суками, скрюченными от возраста, как старческие пальцы. Но сухие субтропики есть и у нас. Маслиновые рощи теперь заложены в Крыму. Маслиновый совхоз создан в Южной Туркмении, для обработки плодов построен завод. Насаждения маслины с каждым годом расширяются на Апшеронском полуострове, они должны занять там тысячи гектаров. Выведены новые сорта — они и плодоносят скорее и маслом более богаты, чем маслины Средиземноморья с их тысячелетней культурой. Скоро страна будет получать много своего прованского масла, жирных оливок, изделий из масличной древесины.

Сочный гранат, сахаристый инжир тоже перестали быть такой редкостью, как раньше. Деревьев инжира у нас в сухих субтропиках Средней Азии и Закавказья теперь около миллиона, деревьев граната — лишь немногим меньше.

На Атреке в Туркмении на высоту до семи метров подняли свою перистую крону финиковые пальмы. Их там уже около двух тысяч. Дерево далекой горячей Аравии у нас приносит плоды, хоть они не каждый год вызревают. С одной пальмы снимают до полуцентнера сахаристых фиников. Аравийский финик — самый калорийный из всех плодов.

Финиковая пальма, по выражению арабов, любит, чтобы ее «ноги были в воде, а голова в огне». Между тем на Атреке случаются и морозные зимы. Мичуринцы приучили финиковую пальму переносить морозы в минус четырнадцать градусов. Дерево в холодную зиму теряет листья, но сохраняет неповрежденной центральную почку, и из нее летом вырастает новая крона.

Все это стоит больших усилий.

Полей в субтропиках для нас никто не приготовил. Их пришлось создавать.

Во влажных субтропиках на берегу Черного и Каспийского морей плоские места были покрыты топкими болотами, а склоны гор — непролазными лесами. Болота осушены, леса раскорчеваны. Но сводя леса, открыли доступ порывам ветра. Поэтому по краям полей вырастили защитные лесные полосы.

На склонах ливни стали грозить смывом почвы. Пришлось с помощью тракторов и грейдеров террасировать горы. Про эти поля можно сказать: «они сделаны». Весь пейзаж изменился.

В сухих субтропиках забота другая. У рек вырубали камышовые заросли, а повыше рыли каналы, оттесняли пустыню. Там приходится бороться не с водой, а за воду.

На каспийском берегу вокруг Ленкорани местность влажная, но в начале лета слишком сухо. Из-за сильного зноя колхозники вынуждены загораживать плантации от солнца ветвями и цыновками.

Ценные растения надо уберечь от вредителей. Для этого созданы особые машинно-истребительные станции.

Если растение плохо опыляется — его опыляют искусственно. Если растению не совсем нравится почва — ее изменяют химически. Если растению слишком светло — его на время затеняют. Все это в конце концов в силах человека.

Но самое трудное — не понести ущерба от морозов. В оранжереях Батумского ботанического сада созревают даже бананы. Но нельзя же покрыть стеклом и отапливать тысячи гектаров. Растения должны жить под открытым небом.

Ни в Батуми, ни в Ленкорани, ни на Атреке обычно не бывает морозов. На карте, помещенной в этой книге, видно, что линия нулевой январской температуры обходит районы субтропиков. Но все же иной раз в зимние месяцы ртутный столбик там падает ниже нуля. Ведь наши субтропики — самый северный форпост субтропического пояса. Прорвется волна холодного воздуха — и, пусть ненадолго, ударит мороз в пять, семь или даже десять и больше градусов. И померзнут нежные побеги южных растений.

Советские субтропики.

Так за послевоенное время случалось на Кавказе уже не раз. Погибло много цитрусовых и эвкалиптовых деревьев.

Чтобы спасти зябкие растения, ствол их на зиму окучивают. Иной раз приходится растение закутывать. Поле молодого лимона в холодное время — это ряды колпачков из белой марли. Иногда даже пускают в ход специальную грелку, подвешивают под крону дерева электронагреватель.

Но решающее средство борьбы за богатые субтропики — выведение новых сортов.

Создание советского субтропического хозяйства мы еще вчера понимали как перенос и культивирование чужеземных растений. А сейчас этого уже недостаточно. Пришло время выведения наших собственных форм субтропических растений.

У нас уже есть стелющаяся, более морозоустойчивая культура лимона. Зимостойкость китайских форм чая соединена с урожайностью и вкусом индийских. Чтобы спасти чай от ударов зимы, пробуют разводить его однолетней порослью. И многолетнее хинное дерево, уроженца Явы, начинают возделывать в Западной Грузии как однолетнюю травянистую культуру: ему не приходится иметь дело с зимой, которая здесь, конечно, несравнимо суровее, чем на тропической Яве.

Да, по площади советские субтропики не так уж велики. Они у самого края нашей карты. Мало у нас мест, защищенных горами от дыхания севера и не знающих морозной зимы. И поэтому, несмотря на все успехи, у нас еще мало субтропических плантаций. Но советский строй позволяет использовать богатства родной природы полно, продуманно. Ничто не мешает взять от природы все то, что она может дать. Не лежат на нашем пути ни частная собственность на землю, ни анархия производства, ни разобщенность крестьян, ни отсталость техники.

И если все это принять во внимание, окажется, что наши субтропики не так уж малы. Географический недостаток перекрывается преимуществами общественного строя Ни плодородие краснозема, ни сила южного солнца у нас зря не пропадут.

Что ни год, то все больше своих, отечественных лимонов и мандаринов привозят в Москву, в Архангельск, в Хабаровск.

Но народное потребление в нашей стране продолжает быстро расти — и субтропических плодов хватает в малой доле. Нужно больше фруктов и чая, заводам нужно больше сырья.

Необходимо двинуть плантации субтропических растений на север, из южных уголков за горами — на просторы страны.

Как ни трудно перевоспитывать и закалять растения — мичуринская наука может это делать. У нас покорен не только тот район субтропиков, который до революции считался единственным — теплая Аджария. Меняя растения, меняя агротехнику, мы расширили субтропики до Каспия, до Вахша. И мало того — вывели субтропические растения за пределы субтропиков.

Цитрусы сначала перекинулись с Черноморского побережья на Каспийское — к Астаре и Ленкорани. Потом, уже после войны, они появились в Средней Азии, где работниками Вахшской опытной станции и самаркандским селекционером Василием Паниным уже выведены и свои сорта лимона. Далее — были освоены на южном побережье Крыма.

В среднеазиатских оазисах для лимонов и апельсинов роют земляные траншеи глубиной в один-два метра. На дне траншей поселяют растения стелющейся или карликовой формы. Наступит зима — траншеи прикрывают щитами и соломенными матами. Под такой охраной растения не зябнут: их согревает тепло почвы. И все же в траншеях достаточно прохладно, чтобы с кустов в темноте не осыпались листья.

Лимоны созревают и в средней полосе страны, но не в открытом грунте, а в комнатных кадках. Жители Павлова на Оке выращивают в своих домах лимоны уже более ста лет. Они вывели особый сорт комнатного лимона, дающий до 50 плодов с куста. Саженцы этих домашних лимонов в последнее время стали распространяться по всем городам. Лимоны разводятся в оранжереях в Сибири. Врач Серебренников даже на Колыме вырастил из семечка лимонное дерево и снял с него плоды. Комнатные лимоны созревают и в Воркуте, за Полярным кругом. В темноте полярной ночи их подсвечивают электричеством.

В Грузии эвкалипты недавно были новой культурой. А сейчас они растут в Крыму, в Ленкорани, в Средней Азии. Их завезли в Калаи-Хумб на Пяндж, к подножью Памира, за горные перевалы, покрытые снегом.

Чай рос только в Чакве под Батуми. Потом из Аджарии он проник в Абхазию и Азербайджан. Потом зашел за Адлер и Сочи — на землю Российской Федерации. Оказалось, что краснозем или желтозем ему не обязателен, годится и подзол.

Вот чай уже перевалил Кавказский хребет, прижился в Адыгее, у подножья Бештау, на Кубани. Он выдерживает морозы в двадцать три градуса без снега, в тридцать четыре градуса под снегом.

Заложены опытные участки чая на юге дальневосточного Приморья, на Сахалине, в горном Бостандыкском районе на юге Казахстана, в долине около узбекского города Ангрен. Тут чай поднят на высоту в 1 300 метров над уровнем океана. На склонах Гиссарского хребта чай посажен еще выше — на уровне 1 500 метров.

Самый северный район промышленного чая в Советской стране и во всем мире — Закарпатье. Там чай разведен уже в послевоенное время. Он занял места, огражденные с севера горными хребтами.

Закарпатский чай дался с трудом. Долго подбирали для него подходящие места на покатых предгорьях, где не застаивается холодный воздух. Молодые посадки в начале лета загораживали от солнечных лучей. Особым образом обрабатывали почву. Выращивали защитные лесные полосы… Чай переносит зимние морозы, потому что уходит под снежный покров. А ведь еще вчера казалось: чай — это тропики Китая, Ассама, Цейлона.

Недавно чай под пологом леса посажен даже в средней полосе страны — у Воронежа, в Мичуринске, под Москвой и Ленинградом. Пока это только опыт. Но и смелость опыта достойна восхищения.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.