«ИХ ЖЕНЫ СТАНУТ ВДОВАМИ, ИХ ДЕТИ — БЕЗОТЦОВЩИНОЙ»

«ИХ ЖЕНЫ СТАНУТ ВДОВАМИ, ИХ ДЕТИ — БЕЗОТЦОВЩИНОЙ»

Начало войны и ее первые несколько месяцев были для британского флота, мягко говоря, не совсем удачными. Этот период характеризовался необычайной пассивностью английского командования. По выражению американского историка Ф. Персиваля, до возвращения Фишера в Адмиралтейство «флот попросту ждал, когда ему дадут пинка, размышляя, когда и в какое место он его получит… С несколько большим для себя основанием немцы делали то же самое»¹. Но дело было не только в пассивности, которая разлагающе действовала на экипажи и подрывала их боевой дух. В первые месяцы войны на море англичане допустили ряд серьезных промахов, и флот понес весьма ощутимые потери.

Одну из первых и к тому же очень тяжелых ошибок британское командование совершило на Средиземном море. Еще в ноябре 1912 г. Тирпиц сформировал немецкий средиземноморский дивизион в составе двух новейших военных кораблей — линейного крейсера «Гебен» и легкого крейсера «Бреслау» ². «Гебен», имевший водоизмещение 23 000 т, скорость хода 29 узлов, вооруженный десятью 280 мм орудиями, двенадцатью 152 мм, двенадцатью 88 мм и 4 торпедными аппаратами, по совокупности огневой мощи и бронирования превосходил любой корабль союзников на Средиземном море. С октября 1913 г. командование дивизионом принял решительный и инициативный контр-адмирал Сушон ³.

Естественно, что с началом войны немецкий средиземноморский дивизион стал предметом «особых забот» со стороны союзного командования. Адмиралу Беркли Милну был отдан приказ «не спускать с «Гебена» глаз». 4 августа, за несколько часов до объявления Англией войны Германии, произошла встреча «Гебена» с английскими линейными крейсерами «Индефатигэбл» и «Индомитэбл», которые долгое время двигались с ним параллельным курсом на дистанции артиллерийского боя. Нервы у военных моряков были напряжены до предела. По свидетельству немецкого морского офицера Германа Лорея, «Гебен» имел серьезные неполадки в силовой установке и мог развивать лишь ограниченную скорость хода ⁴. Однако британский кабинет так и не решился отдать приказ открыть огонь до истечения срока ультиматума, предъявленного Германии ⁵.

На следующий день, когда война была уже объявлена, «Гебен» продолжал двигаться на восток в сторону Турции, формально еще соблюдавшей нейтралитет. Тем временем английские линейные крейсеры контр-адмирала Трубриджа на всех парах неслись в противоположную сторону, полагая, что главная цель немцев — помешать перевозке французских войск из Северной Африки в метрополию. 6 августа «Гебен», отогнав несколькими залпами два английских легких крейсера «Глостер» и «Дублин», вошел в Дарданелльский пролив.

Поначалу союзники ничего не поняли. «С тех пор, как строятся военные корабли, ни одно событие не было столь неожиданным, как бегство «Гебена» и его маленького спутника «Брес-лау», — писала «Нейвал энд Милитари Рекорд», — при одном виде легкого крейсера «Глостер» германские корабли удрали под прикрытие Дарданелл. Чем бы ни кончилась война, это событие навсегда останется непонятным; мало вероятно, чтобы германский генеральный морокой штаб выступил, наконец, с разъяснениями и признался немецкому народу в бесславном жребии, выпавшем на долю обоих кораблей в Средиземном море» ⁶.

В Лондоне и Париже потирали руки, ожидая, когда нейтральная Турция; потребует, чтобы корабли Сушона покинули ее территориальные воды. Тем временем в Константинополе начали происходить удивительные вещи. Вот информация, что называется, «из первых рук» — свидетельство турецкого министра Джемаль-паши: «Английский командующий флотом (турецким флотом. — Д. Л.) издал желаемый приказ, и все английские офицеры и матросы были сняты со службы на наших судах. Затем последовал императорский указ о назначении адмирала Сушона на пост командующего нашим флотом. На следующий день на «Гебене» и «Бреслау», которые были переименованы в «Иоус» («Явуз») и «Мигилли», был поднят турецкий флаг, они вошли в Стамбульский порт и стали на якоре у пристани Мода. Через несколько дней его величество султан присутствовал на маневрах турецкого флота, который включал теперь «Иоуса» и «Мигилли». Невозможно описать тот энтузиазм, который охватил население Константинополя в эти дни. Все сочувствовали нашим военным приготовлениям, и ни один мусульманин не сомневался в конечной победе Германии и Австрии» ⁷.

20 сентября было сообщено, что контр-адмирал Трубридж отозван из Средиземного моря и отдан под трибунал по делу о прорыве немецких кораблей в Турцию. Последняя вскоре вступила в войну на стороне Германии. Большинство исследователей сходятся на том, что в истории флотов нет примера, когда бы один корабль сыграл роль подобную той, какая выпала на долю «Гебена». Все разрушения, причиненные знаменитыми крейсерами вроде «Алабамы», бледнеют перед теми бедствиями, причиной которых стал «Гебен». Что касается его «печального жребия», то у этого линейного крейсера была, без сомнения, самая счастливая судьба из всех дредноутов кайзеровского флота. Он не только с честью прошел всю мировую войну, нанеся огромный ущерб «союзникам», но и прослужил в составе военно-морских сил Турции до …1973 г.! ⁸.

Фишер очень болезненно переживал эту неудачу британского командования. Особенно старик злился на Беркли Милна, называя его не иначе как «Беркли Гебен». Но не меньшая доля вины лежала и на Адмиралтействе, которое своими бестолковыми приказами гоняло Трубриджа и Милна по Средиземному морю взад и вперед.

Не лучше обстояли дела и в водах метрополии. Два дня спустя после вступления Англии в войну, легкий крейсер «Эмфион», возвращаясь из похода и не зная в точности протяженности германского минного поля, наткнулся подряд на две мины, из которых вторая вызвала взрыв его артиллерийских погребов. Он пошел ко дну, унося с собой 149 человек команды и 18 пленных немцев с минного заградителя «Кениген Луизе» ⁹. «Эмфион» был новеньким легким крейсером, водоизмещением 3500 т, вошедшим в состав флота в 1911 г., и его гибель была серьезной потерей.

22 сентября британский флот потерпел одну из величайших катастроф за всю войну. Рано утром в тот день старые броненосные крейсеры «Абукир», «Кресси» и «Хог», водоизмещением по 12 000 т каждый, несли дозор в проходе между британскими минными полями, протянувшимися от устья Темзы до голландского берега. Они двигались 10-узловым ходом на 2-мильных интервалах, без зигзагов и без охранения из эскадренных миноносцев. В 6.30 утра произошел сильнейший взрыв у правого борта «Абукира», и он начал тонуть. Подводных лодок не было видно, и сначала предположили, что он натолкнулся на мину. В то время еще не был отдан приказ, запрещавший британским кораблям приближаться к тонущим товарищам, если подозревалось присутствие подводной лодки, и «Хог» пошел на помощь «Абукиру», но тотчас же получил две торпеды. «Абукир» затонул через 25 мин. после попадания, «Хог» — через 10 мин. «Кресси» не ушел, что было бы единственно правильным образом действий, а оставался неподвижным, оказывая помощь находившимся в воде. Как только он дал ход, в него попала сначала одна торпеда, затем — вторая. «Хог» перевернулся и пошел ко дну.

Столь успешная атака была осуществлена подводной лодкой «U-9» (капитан-лейтенант Отто Веддиген), водоизмещением 500 т, вооруженной 4 торпедными аппаратами. Это событие стало самым выдающимся подвигом подводной лодки за годы первой мировой войны, когда, в сущности, совсем крохотное суденышко с экипажем в 28 человек отправило на дно, один за другим, 3 броненосных крейсера и вместе с ними 62 офицера и 1397 матросов. Еще 857 человек были подобраны голландскими пароходами «Флора» и «Титан» ¹⁰. Подвиг Веддигена стал возможен скорее благодаря неправильным действиям англичан, плохой тактике и ошибкам морского штаба, который несколько дней подряд направлял злополучные крейсера в один и тот же район.

Ситуация на море продолжала ухудшаться. В день катастрофы Асквит писал Вениции Стэнли: «Мы только что получили несколько плохих новостей, я думаю, самых худших с начала войны. Три хороших и мощных крейсера, старых, но не устаревших — «Кресси» и два его собрата — потоплены сегодня утром в Северном море. …В настоящее время дела у военного флота идут не очень хорошо: около полудюжины германских крейсеров — «Эмден», «Дрезден», «Карлсруэ» и т. д. — рыщут по морям во всех частях света, уничтожая и захватывая английские торговые суда. Сегодня напряженность в кабинете министров достигла кульминации, когда мы узнали, что новозеландцы наотрез отказались посылать свои экспедиционные силы — все уже погружены на транспорты и готовы к отплытию завтра или послезавтра- до тех пор, пока мы не обеспечим их мощным эскортом для конвоирования из Веллингтона в Аделаиду, где они присоединятся к австралийскому контингенту» ¹¹.

Между тем сдвигов в лучшую сторону пока не предвиделось. 15 октября все тот же Веддиген на «U-9» потопил бронепалубный крейсер «Хок», водоизмещением 7350 т. Вместе с ним погибли 525 матросов ¹². 27 октября 1914 г. во время ходовых испытаний у берегов Северной Ирландии на германскую мину нарвался линейный корабль «Одешес». Его агония продолжалась около 8 часов. За это время с него удалось снять всю команду, насчитывавшую свыше 1000 человек, но корабль спасти не удалось. Он затонул во время буксировки. «Одешес» был новейшим дредноутом, водоизмещением 23 500 т и вооруженным десятью 343 мм орудиями главного калибра. Его потеря явилась чувствительным ударом для британского флота и долгое время тщательно скрывалась ¹³.

Что же тем временем происходило в Адмиралтействе? Поначалу морской министр, взялся за руководство войной с присущей ему кипучей энергией. Черчилль был полон оригинальных идей и новых проектов, подчас вызывавших глубокое изумление у военных моряков. 20 августа Герберт Ричмонд записал в своем дневнике: «Я действительно начинаю верить, что Черчилль не в своем уме. Начиная с прошлого понедельника, вся его энергия направлена на формирование военно-морского батальона для операций на побережье, состоящего из резервистов, кочегаров, бывших машинистов, не занятых на кораблях, а также из остатков морской пехоты и морских артиллеристов. Мне уже сказали (но едва ли это правда), что будет кавалерия из ополченцев. Джек Фишер будет полковником, Бересфорд и некоторые другие знаменитости, вроде Уилфрнда Гендерсона со злополучным Оливером, — его помощниками, и еще какие-то офицеры, о которых я даже не слышал! Для чего эта сила предназначена, один бог знает. Им будет придана легкая артиллерия, а сейчас они размещены в лагерях и их тренирует буйный Уилфрид (Гендерсон. — Д. Л.). Уинстоном изобретена специальная униформа цвета хаки, но матросского покроя. Вчера ее притащили сюда и вызвали морских лордов полюбоваться; Уинстон радовался как ребенок! И это начало великой войны, в которой все будущее зависит от правильного использования военного флота!» ¹⁴.

Но по мере того, как число неудач британского флота множилось, энтузиазм Черчилля начал иссякать. За 3 месяца войны, не считая весьма сомнительной победы в морском сражении у острова Гельголанд, англичане пока могли записать в свой реестр одни поражения. Особенно разлагающе действовало на военных моряков пассивное бездействие флота. Битти жаловался в письме к своей супруге: «Мы только играем в войну! Мы мечемся, как коты, в страхе потерять жизнь, потерять корабли и рисковать. Нами правит закон паники, но пока мы не рискнем чем-нибудь, мы ничего и не достигнем» ¹⁵. Запись в дневнике капитан-лейтенанта Бертрама Рамсея прекрасно отразила настроения младших офицеров: «Мне очень не нравится состояние выжидания, когда враг предпримет что-либо первым… Мы должны иметь наготове план, как вынудить немцев принять сражение в выгодных для нас условиях…» ¹⁶.

Каково же было возмущение прессы и британской общественности, ожидавших, что их флот с первых же дней войны нанесет врагу решающее поражение, устроит немцам нечто вроде нового Трафальгара.

Вскоре Черчилль и его первый морской лорд принц Луи Баттенберг превратились в настоящих козлов отпущения. Особенно доставалось от желтой прессы последнему. Еще в 1911 г., когда впервые был поднят вопрос о возможности назначения принца Лун первым морским лордом, были сделаны серьезные возражения из-за его принадлежности к высшей немецкой аристократии, что в случае войны могло бы стать нежелательным обстоятельством ¹⁷. Теперь худшие опасения подтвердились. Началась травля Луи Баттенберга в бульварной прессе. Сразу вспомнили, что Баттенберги являются младшей ветвью дома Гогенцоллернов, что принц Луи через свою жену состоит в довольно близком родстве с принцем Генрихом Прусским, который, как известно, не только родной брат Вильгельма II, но и главнокомандующий военно-морскими силами Германии. Естественно, что первое обвинение, предъявленное первому морскому лорду Англии, состояло в том, что он — германский шпион.

Черчилль прекрасно понимал, что если дела пойдут так и дальше, ему в правительстве не удержаться. Он уже давно внушал недоверие коллегам по кабинету, не говоря уже об оппозиции, своей напористостью, исключительной самоуверенностью и неудержимым стремлением к вершине политической власти. Сложившаяся критическая для морского министра ситуация вызывала у подавляющего большинства членов либерального правительства скорее злорадство, нежели сочувствие, и ни один из них не пошевелил бы пальцем, чтобы выручить из нее Черчилля. «Морнннг Пост» уже предсказывала, что Великобританию ожидают на морях дальнейшие просчеты и катастрофы, которые, в конечном счете, приведут к развалу Империи, если Черчилль останется во главе Адмиралтейства ¹⁸.

Нужно было срочно искать выход самому. 27 октября Асквит писал своей подруге: «Перед обедом сюда пришел Уинстон в довольно мрачном настроении. Строго между мной и тобой, сегодня он пережил ужасную катастрофу на море («Одешес» подорвался на мине), которую я не смею описать из страха, что письмо попадет в чужие руки: это известно только ему и мне и долгое время должно держаться в секрете. Он уже окончательно решил, что настало время для кардинальных перемен в его ведомстве; нашему бедному голубоглазому немцу (Баттенбергу — Д. Л.) придется уйти…» ¹⁹.

Таким образом, Черчилль для начала решил избавиться от своего первого морского лорда. Впоследствии пристрастный биограф Баттенберга адмирал Марк Керр напишет, что отставка его кумира стала результатом происков «некоторых высших чинов, по большей части отставных, которые всегда завидовали принцу Луи из-за его способностей, высокой репутации и любви, которыми он пользовался у подчиненных, доверию, оказываемому ему старшими офицерами в Адмиралтействе» ²⁰.

Упрек Марка Керра явно адресован Фишеру и Уилсону, и его никак нельзя считать справедливым. Баттенберг, раздавленный травлей прессы, и потоком возмущенных писем, приходивших в Адмиралтейство и правительство, уже давно искал предлога для ухода в отставку. Он, конечно же, не был никаким шпионом, и из людей облеченных властью никто не воспринимал всерьез выдвигаемые против него обвинения. И, тем не менее, уход Луи Баттенберга был необходим в интересах дела. Суть сложившейся ситуации удачнее всего вскрыл виконт Эшер: «Иногда есть ощущение, что состав Адмиралтейства нуждается в переменах: личные нападки на принца Луи, сами по себе в высшей степени несправедливые, существенно продвинули дело вперед… Требуется более мощная движущая сила, и они ее найдут» ²¹.

Флегматичная и, если угодно, анемичная натура Луи Баттенберга совершенно не подходила для руководства морскими операциями во время войны. Здесь нужны были энергия, агрессивность, умение и желание рисковать — качества, начисто отсутствовавшие у этого аристократа. Морские офицеры, служившие в Адмиралтействе, в первые месяцы войны, были просто шокированы, когда, приходя утром на службу, заставали первого морского лорда за неторопливым чтением «Таймс» в его кабинете. И это в то время, когда на морских коммуникациях шла напряженнейшая, ни на минуту не прекращающаяся борьба, требовавшая самого пристального внимания и, подчас, очень быстрых решений! Недаром у принца Луи, по свидетельству личного секретаря Бальфура Кеннета Янга, была кличка «медленный конкур» ²².

Теперь Черчиллю срочно нужен был человек, приход которого в Адмиралтейство смог бы изменить положение. Таким человеком мог быть только Джон Фишер. Британской общественности его имя было хорошо известно, он пользовался огромной популярностью. Сыграло свою роль и то обстоятельство, что Фишер добрался до самых вершин служебной лестницы исключительно благодаря своим способностям и личным заслугам. Для лондонской толпы он был воплощением типичного «старого морского волка», и она безгранично верила в него.

Идея о возвращении Фишера в Адмиралтейство, по-видимому, неоднократно посещала морского министра с начала войны. «Теперь мне предстояло найти преемника, и моя мысль работала в одном, и только одном направлении» ²³. Фишеру тогда было уже 73. Однако на сей раз, это обстоятельство не смутило Черчилля: «Лорд Фишер чистенько заглядывал в Адмиралтейство, и я украдкой наблюдал за ним, пытаясь оценить его физическое самочувствие и умственные способности. Ни то, ни другое, не вызывало ни малейшего сомнения» ²⁴. Полученное 19 октября письмо от Роберта Холдена, в котором говорилось, что возвращение Фишера и Уилсона «заставит страну почувствовать, что на военный флот вернулся старый боевой дух»²⁵, окончательно укрепило морского министра в его намерении.

Итак, решено — Луи Баттенберга заменят «два хорошо ощипанных цыпленка один 74, другой 72 лет…» ²⁶. Самым большим препятствием, которое пришлось преодолеть Черчиллю на пути к осуществлению своего замысла, было противодействие Георга V, который еще со времен старых ссор оставался убежденным бересфордовцем. Когда 27 октября, в день катастрофы «Оде-шеса», Черчилль был принят королем, Георг V был непреклонен. Фишер слишком стар, конечно, его заслуги неоспоримы, но, он же и привнес на военный флот раздоры и нездоровое соперничество. Черчилль возразил, что из «старой гвардии» уже почти никого не осталось, поэтому ссориться будет некому. Тогда Георг V предложил кандидатуру Хедуорта Мекса, старинного недруга Фишера. Морской министр заявил, что никогда с ним работать не будет. Затем Черчилль так же безапелляционно отклонил кандидатуры Генри Джексона и Доветона Стэрди, которые монарх пытался ему навязать. Таким образом, между королем и его волевым морским министром произошла очередная ссора. Раздраженный Георг V заявил, что не согласится на кандидатуру Фишера до тех пор, пока не узнает мнения премьер-министра ²⁷.

Асквит довольно подробно описал свой поход в Букингемский дворец два дня спустя. «После обеда отправился к королю по делу Уинстона. Уговорить монарха согласиться на возвращение Джеки Фишера оказалось очень и очень трудной работой. Он пересказал мне бесконечный и красноречивый каталог его старых промахов и преступлений, доказывая, что его назначение будет болезненно воспринято большинством на флоте, и что он не сработается с Уинстоном. Если на то пошло, у меня у самого были сомнения на этот счет, но Уинстон никого другого не захочет, да и среди адмиралов нет никого под рукой, к которому я бы испытывал достаточно доверия и кто бы на него воздействовал. Поэтому я стоял на своем твердо и, в конце концов, получил от короля его неохотное согласие. Надеюсь только, что его опасения не подтвердятся» ²⁸.

30 октября Фишер был принят Георгом V. «Сегодня утром старый Джеки зашел повидать меня перед заседанием кабинета- свеж, как огурчик, — и сказал, что только что имел с королем очень «жаркую» часовую беседу, после которой они порешили регулярно встречаться раз в неделю!» ²⁹. В состав Совета Адмиралтейства был включен и Артур Уилсон, хотя и без предоставления ему какой-либо официальной должности.

Назначение Фишера первым морским лордом было благожелательно встречено практически во всех политических и военных сферах Великобритании. Возвращение Фишера в Адмиралтейство получило одобрение практически всех крупных периодических изданий, за исключением, пожалуй, только «Морнинг Пост» ³⁰. Большинство офицеров флота также выразили удовлетворение, в том числе и те из них, которые относились к старому адмиралу достаточно критически. Даже такой скептик, как Герберт Ричмонд, записал в дневнике: «Буксир» (сэр Артур) Уилсон включен в Совет или штаб в каком-то качестве, поэтому я теперь надеюсь, что у нас будет больше жизни и конкретных дел вместо пассивной обороны…» Теперь под руководством Дж. Ф. это будет сделано так, как должно было быть сделано пару месяцев назад» ³¹.

Дэвид Битти, которого также трудно заподозрить в особых симпатиях к Фишеру, писал по поводу назначения последнего: «Это лучшее, что они могли сделать, но мне бы хотелось, чтобы он был лет на десять моложе. В нем по-прежнему сильны служебное рвение, энергия и решительность, помноженные на низкое коварство, что как раз и необходимо в данный момент. Ему также присущи смелость и готовность взять на себя любую ответственность. Он сделает свою позицию прочной и наложит на Адмиралтейство и Уинстона свою тяжелую руку. У него есть патриотизм и твердая вера в хорошие качества флота, что он может сделать, что угодно и дойти куда угодно, и, слава богу, мы изменим наши методы в пользу мощной наступательной политики»³².

Самого Фишера перспектива возвращения в Адмиралтейство приводила в восторг. 1 ноября он написал Эшеру: «Мой дорогой друг! Спасибо за Ваше доброе письмо! Разве не забавно возвратиться назад! Некоторые чертовы дураки думали, что я умер и закопан! Я уже занялся некоторыми из них! Вчера я проработал 22 часа, но 2-часовой сон оказался недостаточным, поэтому я снижу темп. Секретно. Король сказал Уинстону (я полагаю, отговорка!), что работа меня убьет. В своем незамедлительном ответе Уинстон был просто неподражаем: «Сэр я не могу себе представить более славной смерти!» Разве это не замечательно» ³³.

Конечно, было бы ошибкой утверждать, что приход Фишера в Адмиралтейство в качестве первого морского лорда обрадовал на флоте всех. Адмирал Уэстер-Уэмисс квалифицировал новость о возвращении Фишера как «ужасающую». Его пугало, что старик сразу же займется «внутренними интригами» и преследованием своих недоброжелателей. Уэмисс также предсказывал, что Черчилль и Фишер не сработаются. «Они вначале будут страшно довольны друг другом, но только до первых разногласий по какому-либо вопросу, скорее всего по поводу того, кто из них будет № 1, и тогда они начнут интриговать друг против друга»³⁴.

Одновременно с приходом Фишера в Адмиралтействе были сделаны и другие важные кадровые перестановки. Как уже говорилось, вместе с Фишером в военно-морское ведомство был приглашен и Артур Уилсон. Черчилль хотел предложить ему достаточно высокий пост, но Уилсон отказался, пожелав действовать как лицо сугубо неофициальное и отказавшись от денежного вознаграждения. Он давал совет, когда его спрашивали, и впоследствии принял участие в разработке некоторых морских операций. Уилсон и новый секретарь Черчилля по делам флота Чарльз де Бартолме оказались очень полезными в составе генерального морского штаба. Особенно это относится к последнему. Бартолме оказался весьма компетентным профессионалом и был незаменим в качестве штабного офицера. Этот военный моряк имел разительное сходство с Наполеоном, не только чисто внешнее, но и некоторыми своими манерами.

Большие проблемы в Адмиралтействе создавал Доветон Стэрди, которого Черчилль еще до войны поставил во главе генерального морского штаба. Стэрди был необычайно упрям и своенравен, всякий профессиональный совет, идущий вразрез с его мнением, он воспринимал как личное оскорбление. Именно Стэрди упрямо не желал менять порочную тактику направлять большие крейсера на боевое дежурство несколько раз подряд в один и тот же район. Потопление немецкой подводной лодкой «Хока» и трех крейсеров типа «Кресси» были в значительной мере на его совести. Плавсостав был крайне недоволен его руководством. «Стэрди был одним из проклятий флота (в качестве начальника штаба), — писал Битти — он несет главную ответственность за все наши катастрофы на море, и Фишер воздал ему должное, выгнав его. Больше всего я сожалею, что он вообще предложил ему другое назначение»³⁵. Заметим, что до этого Битти нигде не имел личных столкновений со Стэрди, и потому его свидетельство может рассматриваться как вполне непредвзятое.

Фишер также был склонен возлагать на Стэрди ответственность за большинство «преступных глупостей», совершенных в начале войны. В любом случае, Фишер, в качестве первого морского лорда, никогда не потерпел бы старого бересфсрдовца Стэрди в качестве начальника морского штаба. Стэрди вынужден был уйти.

5 ноября начальником штаба (вице-адмиральская должность) назначили контр-адмирала Генри Оливера. Это был неутомимый трудяга обычный рабочий день которого длился по 14 часов, без праздников и выходных. По свидетельству современников, у Оливера начисто отсутствовало честолюбие и стремление к лидерству. Но ему был присущ здравый смысл, и во многих отношениях он обладал выдающимися качествами. На флоте Оливер считался хорошим моряком и имел репутацию «старой мудрой черепахи». Новый начальник штаба прославился своим немногословием, во всяком случае, без необходимости, он старался не высказываться, всегда сохраняя на лице непроницаемое выражение. Думается, что кличка «Манекен», которой наградили его в Адмиралтействе, говорит о многом. Оливер также имел репутацию самого неопрятно одетого офицера на Королевском Флоте! ³⁶.

На этих людей была возложена задача, добиться коренного перелома в военных действиях на море. Решающую роль здесь, несомненно, сыграл Фишер, и его приход в Адмиралтейство оказался очень своевременным. Над британским флотом готовилась разразиться очередная катастрофа.

Вне европейских вод, Германия, в 1914 г. располагала только одним значительным соединением — эскадрой на Дальнем Востоке под командованием вице-адмирала фон Шпее, базировавшейся на Цзяочжоу. Германская эскадра состояла из 6 боевых единиц: двух однотипных броненосных крейсеров «Шарнхорст» и «Гнейзенау» (водоизмещением по 11 405, скоростью хода 22 узла, вооруженных восемью 210 мм орудиями и шестью 152 мм пушками) и трех легких крейсеров — «Эмден», «Нюрнберг» и «Лейпциг» ³⁷.

В преддверии военного столкновения с Англией фон Шпее увел свою эскадру на секретную базу в бухте острова Паган Марианского архипелага в западной части Тихого океана. Несмотря на высокие боевые качества германских броненосных крейсеров, отличную выучку их комендоров, известную на всем Дальнем Востоке, эскадра фон Шпее подвергалась большому риску. Хотя никто из союзников не знал, где находится немецкое соединение, неподалеку от него крейсировали большие силы англичан под командованием адмирала Джерама. После вступления в войну Японии следовало также ожидать, что в охоте на фон Шпее примут участие и мощные японские эскадры.

13 августа на Пагане состоялось совещание германских офицеров, после которого фон Шпее решил вести свои силы к побережью Чили, выделив «Эмден» для действий против торговли англичан и их союзников в Индийском океане ³⁸. Франко-бельгийская граница уже полыхала сплошной цепью ожесточенных сражений. В тот же день, за 30 тыс. километров от Европы, из бухты острога Паган цепочкой вышли 5 крейсеров и 8 угольщиков фон Шпее, Все корабли держали самую экономичную скорость — 10 узлов. Эскадра должна пересечь Тихий океан по диагонали — более 18,5 тыс. километров. Тяжелые крейсера сжигали 100 т угля в сутки, легкие -50. Фон Шпее предусмотрел переход без стоянок и загрузки углем на суше.

12 октября немецкая эскадра подошла к острову Пасхи. Там к ней присоединились легкий крейсер «Дрезден» и еще три угольщика. На острове работала британская археологическая экспедиция, но англичане не подозревали, что немецкую эскадру лихорадочно ищут. Фон Шпее также не причинил археологам вреда. 18 октября немецкие корабли снялись с якоря и двинулись к чилийским берегам, навстречу успеху, который подготовил им своими распоряжениями начальник генерального морского штаба Доветон Стэрди.

Путь немцам в Южную Атлантику преграждала английская эскадра контр-адмирала Крэддока. Она состояла из двух броненосных крейсеров — «Гуд Хоуп» (14 000 т, 22 узла, два — 234 мм, шестнадцать-152 мм) и «Монмаут» (9000 т, 22 узла, шестнадцать-152 мм), легкого крейсера «Глазго» и вооруженного торгового парохода «Отранто», имевшего ничтожную боевую ценность ³⁹. Боеспособность английского соединения была очень низка, так как команды броненосных крейсеров состояли из резервистов и комплектовались только перед самой войной. Прицельные приборы устарели, «Гуд Хоуп» и «Монмаут» с начала войны не проводили серьезных артиллерийских учений, кроме повседневных занятий при орудиях. Посылать эту эскадру против призовых артиллерийских кораблей германского флота, каковыми являлись «Шарнхорст» и «Гнейзенау», было ошибкой, которая имела самые гибельные последствия. Правда, на помощь Крэддоку направили старый броненосец «Канопус». Годность такого слабого и устаревшего корабля для совместных действий с крейсерской эскадрой вызывает большие сомнения, но думается, что броненосец мог бы сослужить Крэддоку хорошую службу.

В результате большого количества противоречащих друг другу распоряжений, отданных английскому адмиралу Черчиллем и Стэрди, Крэддок, не дожидаясь «Канопуса», двинулся навстречу немецкой эскадре. Английские корабли двигались на север вдоль чилийского побережья. 1 ноября ближе к вечеру противники увидели друг друга и пошли на сближение. На море было сильное волнение, дул холодный южный ветер, вдали на востоке виднелись неясные очертания горных вершин Анд. Высокие волны перебрасывали воду и брызги через палубы кораблей, испытывавших сильную качку.

Английский флагман рассчитал свою позицию таким образом, чтобы держать немецкую эскадру между своими кораблями и берегом. Заходившее солнце хорошо освещало германские крейсера, и его лучи били в глаза немецким комендорам, мешая им прицелиться. Однако к моменту открытия огня, когда солнце село за горизонт, корабли фон Шпее слились с темными силуэтами гор, очертания британских крейсеров, напротив, резко выделились на ярком фоне закатного неба ⁴⁰.

В 19.30 германская эскадра открыла огонь с дистанции 55 кабельтовых (ок. 10 км.), англичане ответили с некоторым опозданием. Отлично натренированные комендоры «Шарнхорста» накрыли «Гуд Хоуп» уже с третьего залпа и сразу вывели из строя систему управления артиллерийским огнем. С момента накрытия немцы давали залпы каждые 15 сек. Английские крейсеры стреляли через 50 сек. и полных залпов всем бортом замечено не было. Таким образом, артиллеристы фон Шпее стреляли в 3 раза быстрее ⁴¹.

Вскоре положение британской эскадры стало безнадежным. Через 40 минут после начала боя фон Шпее снизил ход и начал уменьшать артиллерийскую дистанцию. Бой превратился для немцев в учебную стрельбу по мишеням. В 19.50 после попадания тяжелого немецкого снаряда между второй и третьей трубой «Гуд Хоупа» оттуда поднялся столб пламени выше его мачт и шириной 20–30 м. Крейсер все еще держался на плаву, и его героическая команда вела безнадежный бой. В течение нескольких минут немцы стреляли в него с расстояния около 4 км. Затем они скрылись в темноте. «Гуд Хоуп» пошел ко дну, унося с собой британского адмирала и около 1000 человек команды»⁴².

Судьба «Монмаута» также была печальной. В 19.40 с громадным пожаром на баке, поражаемый каждые четверть минуты германскими залпами, он выкатился из строя и. не прекращая огня, начал оседать на корму. В 21.28 «Монмаут» с развивающимся флагом перевернулся и пошел ко дну. Что касается «Отранто», то он, хотя и не получил никаких приказаний, в самом начале боя покинул колонну, начал отходить к западу, а затем скрылся. Легкий крейсер «Глазго» счастливо отделался 6 попаданиями, все — в ватерлинию, но все — в угольные ямы. В 20.00 он прекратил огонь и ушел на запад. Его командир рассудил здраво, отказавшись принести в жертву свой корабль и свою команду. С «Гуд Хоупа» и «Монмаута» не спасся ни один человек.

Когда занялась заря следующего дня, фон Шпее увидел вокруг только пустынное море. Только тогда командующий отдал приказ поднять сигнал: «Одержана блестящая победа, за которую я благодарю и поздравляю команды». Германские корабли пострадали очень мало. Флагманский «Шарнхорст» получил только два попадания малокалиберными снарядами. Ни один человек из его команды не был даже задет. В «Гнейзенау» англичане попали 4 раза, на нем 2 матроса получили ранения. Англичанам это сражение стоило гибели 2 броненосных крейсеров и 1654 офицеров и матросов ⁴³. Уничтожение этих кораблей ничем не было компенсировано: никаких потерь, никаких повреждений немцы не понесли. Репутация британского флота жестоко пострадала, когда стало известно, что германские корабли отделались так легко, уничтожив своих противников так невероятно быстро.

4 ноября Черчилль получил телеграмму о результатах сражения под Коронелем. 5 ноября члены кабинета министров только качали головами, выслушивая объяснения главы военно-морского ведомства. Черчилль утверждал, что им были приняты все меры для обеспечения превосходящих сил под командованием Крэддока, но авантюристическая натура последнего толкнула его совершить столь опрометчивый шаг. Крэддок уже на дне думал Асквит, иначе его следовало отдать под трибунал. Все это дело серьезно подорвало авторитет флота. Фельдмаршал Китченер был просто обескуражен — о чем думал этот адмирал? Как это похоже на Черчилля, обвинить во всем Крэддока, который погиб вместе со своим кораблем и теперь уже ничего прояснить не сможет, размышлял Ллойд Джордж ⁴⁴.

Между тем положение нужно было срочно исправлять. Эскадра фон Шпее, обогнув мыс Горн, уничтожила бы все английское судоходство в Южной Атлантике. Под угрозой гибели оказались многочисленные транспорты с войсками, находившиеся в тот момент у побережья Южной Африки.

Фишер, как обычно, действовал стремительно. Два любимых детища первого морского лорда — линейные крейсеры «Инвинсибл» и «Инфлексибл»- были срочно изъяты из состава Гранд Флота и получили приказ, приняв полный запас угля, срочно следовать к Фолклендским островам ⁴⁵. Командиром соединения был назначен вице-адмирал Стэрди, которому, таким образом, была предоставлена возможность самому исправить ошибки, которые он допустил на посту начальника генерального морского штаба.

В тот момент на линейных крейсерах шел текущий ремонт. 9 ноября Стэрди доложил Фишеру, что ближайший срок, когда крейсеры смогут отправиться в путь, — 13 ноября, пятница. До этого рабочие не успеют закончить кладку перемычек из огнеупорного кирпича между котлами «Инвинсибла». Сообщить такое морскому волку старой закваски! Нужно быть круглым идиотом, чтобы отплывать 13-го, да еще в пятницу! Последовало распоряжение первого морского лорда — эскадре отбыть в среду 11-го. Вместе с командой на «Инвинсибле» отправилась бригада рабочих, которые должны были закончить ремонт в пути ⁴⁶.

Одновременно Фишер отправил линейный крейсер «Принцесс Ройял» в Карибское море на тот случай, если бы фон Шпее решил повернуть назад и пройти в Атлантику через Панамский канал. Приняв такое решение, Фишер сильно рисковал. По подсчетам профессора Мардера, после гибели «Одешеса» и отправки в Южную Атлантику трех линейных крейсеров в первой половине ноября 1914 г., германскому Флоту Открытого моря представилась лучшая за всю войну возможность померяться силами с британским флотом в наивыгоднейших для себя условиях⁴⁷. Джеллико, обеспокоенный отправкой «Принцесс Ройял», вслед за «Инвинсиблом» и «Инфлексиблом», писал Фишеру: «Я считаю, что решение о выделении из состава флота еще одного линейного крейсера должно быть пересмотрено» ⁴⁸. Но первый морской лорд остался непреклонен, и последующие события подтвердили его правоту и оправданность риска, на который он пошел.

«Инвинсибл» и «Инфлексибл» — хорошие ходоки — 7 декабря в 10.30 утра подошли к Фолклендским островам и вскоре бросили якорь в бухте Порт-Стэнли ⁴⁹. Прежде чем начать поиски немецкой эскадры, линейные крейсеры должны были срочно пополнить свои запасы топлива. Рано утром 8 декабря угольщик был подан для «Инвинсибла», и он начал грузиться. Вслед за ним к погрузке приступил и «Инфлексибл».

Тем временем, эскадра фон Шпее, разгромив соединение Крэддока, продолжала медленно двигаться на юг. По пути немцы захватили канадский парусник с грузом кардиффского угля, который был очень кстати. Отконвоировав канадца в уединенную бухту Огненной Земли, уголь перегрузили на германские крейсеры. Это заняло несколько дней, и до 6 декабря фон Шпее не мог продолжать плавание. Случайность задержала его как раз, на столько времени, сколько потребовалось англичанам, чтобы достигнуть района действий ⁵⁰.

Во время совещания офицеров германской эскадры относительно плана дальнейших действий командующий выдвинул, в качестве первоочередной задачи, нападение на Фолклендские острова с целью уничтожения английской базы в Порт-Стэнли. Некоторые офицеры, в том числе командир «Гнейзенау» Меркер, считали, что было бы разумнее избегать Фолклендских островов, но фон Шпее настаивал на своем опрометчивом решении. Выполнение операции было возложено на «Гнейзенау» и «Нюрнберг».

В 8.30 утра два немецких крейсера, приблизившись к Порт-Стэнли, увидели низкие холмы, окаймлявшие гавань с юга и поднимающийся дым. По мере их приближения дым становился все гуще и гуще, так что над всей гаванью навис черный туман. Это обстоятельство не встревожило немцев; они приписали его тому, что англичане уничтожают склады топлива. В 9.25, когда «Гнейзенау» приблизился на дистанцию огня, перед ним взметнулись два водяных столба, и из гавани донесся грохот выстрелов тяжелых орудий. Это открыл огонь «Канопус». Меркер, полагавший, что он имеет дело только со старым тихоходным броненосцем, нисколько не смутился. Однако, несколько минут спустя, немцы увидели «роковые» треногие мачты линейных крейсеров, двигающиеся в гавани по направлению к морю. Германский флагман поднял сигнал не вступать в бой и уходить на северо-восток полным ходом.

Как только Стэрди доложили о приближении к Порт-Стэнли двух вражеских крейсеров, он тут же отдал приказ прекратить погрузку угля, приготовиться к бою и поднимать якоря. В начале 11-го оба линейных крейсера уже вышли из гавани. Видимость была изумительной; море спокойное и ослепительно-голубое; дул легкий северо-западный ветер. В 10.20 на флагмане подняли сигнал «общей погони» ⁵¹.

Английским линейным крейсером потребовалось некоторое время, прежде чем они смогли развить свой ход до полного и сблизиться с немецкими кораблями на дистанцию артиллерийского огня. Около 13.00 рявкнули двенадцатидюймовки «Инвинсибла». С расстояния 14,5 км он выпустил несколько снарядов по «Лейпцигу», замыкавшему германскую кильватерную колонну. После этого фон Шпее отдал приказ своим легким крейсерам рассредоточиться и уходить. «Нюрнберг», «Дрезден» и «Лейпциг» повернули на юго-запад и дали полный ход… Английские легкие крейсера «Кент», «Корнуэл» и «Глазго» немедленно бросились за ними в погоню ⁵². С этого момента сражение распалось на несколько очагов.

Германский адмирал решил дать бой только своими броненосными крейсерами. Поскольку «Шарнхорст» и «Гнейзенау» не могли развить более 18 узлов, избежать сражения было невозможно. Стэрди не стал немедленно сближаться на дистанцию решительного боя, на которой расход боеприпасов был бы наименьшим, и которая обеспечивала бы ему быструю победу. Он знал о высокой артиллерийской репутации двух своих противников и хотел избежать хотя бы малейших повреждений линейных крейсеров. В бою на предельной дистанции риск для кораблей Стэрди отсутствовал вовсе, но зато расход снарядов почти наверняка должен был быть огромным.

Сначала «Инвинсибл» стрелял по «Гнейзенау», а «Инфлексибл» по «Шарнхорсту», поменявшись целями, когда германские корабли изменили свое расположение. Комендоры «Шарнхорста» с третьего залпа попали в «Инвинсибл». Когда дистанция уменьшилась до 11 км, немцы ввели в дело и 152 мм орудия. Стэрди увеличил дистанцию до 14 км, а затем вышел за пределы артиллерийского огня. Около 14.00 обе стороны прекратили стрельбу. Фон Шпее в последней попытке спасти свои корабли, круто повернул на юг, направляясь в воды, где можно было ожидать туманов, шквалов и пасмурной погоды. В первой фазе боя стрельба англичан оказалась исключительно плохой. «Шарнхорст» и «Гнейзенау» получили только по 2 попадания, и ни один из них не был серьезно поврежден. Разрушительная сила английских 305 мм снарядов оказалась гораздо меньшей, чем можно было ожидать ⁵³.

Примерно через час англичане снова пошли на сближение и возобновили стрельбу. Бой сделался жарким, дистанция вновь уменьшилась до 11 км. Попадания в германские корабли участились. «Гнейзенау», который в начальный период боя потерял только 1 убитого и 10 раненых, теперь жестоко страдал. Весь его корпус вздрагивал от ударов тяжелых снарядов, в нескольких местах одновременно полыхали пожары. Вскоре стал явственно заметен крен на левый борт. «Шарнхорст» также сильно страдал от огня. Огромные водяные столбы от падавших в воду 305 мм снарядов заливали пробоины в бортах германских крейсеров, не давая пожарам полностью охватить их. Стрельба англичан была бы точнее, если бы Стэрди не держал «Инфлексибла» в густом дыму труб флагманского корабля.

В начале 4-го стало ясно, что «Шарнхорсту» приходит конец: он сильно осел, на верхней палубе бушевало пламя. Тем не менее, на нем развивался германский военный штандарт и он продолжал энергично действовать уцелевшей артиллерией ⁵⁴. Англичане были поражены стойкостью немцев, регулярностью и быстротой их залпов. В 16.00 Шпее в пылу боя успел просигналить Меркеру, что последний был прав, высказавшись против нападения на Фолклендские острова, и приказал «Гнейзенау» уходить, если он сможет. После этого адмирал повернул свой флагманский корабль и пошел на англичан. Только одна из четырех труб «Шарнхорста» продолжала стоять, он имел большой и все возрастающий крен на левый борт, его корма была охвачена огнем. В 16.04, дав последний залп из носовой башни, он стал медленно переворачиваться, короткий промежуток времени пролежал на борту с вращающимися винтами и, наконец, скрылся под водой носом вперед ⁵⁵.

Так как бой продолжался, британские крейсеры не могли оказать помощь команде «Шарнхорста». К тому же вода была настолько холодна, что едва ли немецким морякам можно было чем-либо помочь, даже если бы рядом не было «Гнейзенау». Таков закон морской войны — сначала уничтожить противника и только после этого спасать людей.

Конец «Гнейзенау» был не менее трагичен. Англичане уже вели спокойную размеренную стрельбу, напоминавшую прицельный огонь по мишеням. Вскоре одним из попаданий был поврежден рулевой привод и «Гнейзенау» начал описывать циркуляции. Его сопротивляемость ужасающему огню была поразительна. Особенно надо отметить, что ни на одном из германских крейсеров не произошло взрыва боеприпасов, какие случились на кораблях Крэддока. Около 17.30 он еще держался на воде в виде разбитого остова, большая часть его кочегарок была затоплена, все пушки, кроме одной, приведены в негодность, боезапас почти иссяк, на палубе бушевали пожары. Около 600 человек из команды «Гнейзенау» были перебиты ⁵⁶.

Англичане прекратили огонь и начали подходить к «Гнейзенау» медленно и осторожно, поскольку на нем все еще развивался германский военный флаг. В 17.40 оставшиеся в живых собрались на груде железного лома — все, что осталось от надстроек и палубы германского крейсера. В тишине, наступившей после грохота боя, прозвучало троекратное «ура» и корпус «Гнейзенау» стал опрокидываться на правый борт. Командир Меркер отдал приказ открыть кингстоны и взорвать корабль. «Гнейзенау» еще некоторое время лежал вверх килем, а затем исчез, погружаясь кормой вперед⁵⁷.

Хотя в южном полушарии стояло лето, вода в том районе Атлантики сильно охлаждается айсбергами и холодными течениями, идущими от Антарктиды. Ее температура не превышала 6° выше нуля. Немногие оставшиеся в живых из команды «Гнейзенау», которых удалось подобрать из воды, вскоре скончались от полученного шока. В числе погибших были фон Шпее и один из его сыновей (другой погиб на «Нюрнберге») и оба командира германских броненосных крейсеров. Незадолго перед тем, как «Гнейзенау» начал тонуть, погода изменилась — пошел мелкий дождь. Если бы он начался 2–3 часами раньше, возможно германским крейсерам удалось бы ускользнуть. Данный факт показывает опасность с промедлением нанесения решительного удара, которое допустил английский адмирал. Как известно, Стэрди, начав погоню рано утром, примерно около 11.00 отдал приказ замедлить ход и команде приступить к завтраку ⁵⁸.

Что касается легких крейсеров, то англичане после погони, длившейся несколько часов, настигли и потопили «Лейпциг» и «Нюрнберг». «Дрездену» удалось ускользнуть. В конце концов, он был застигнут двумя английскими крейсерами в уединенной бухте чилийского побережья и уничтожен. Но случилось это только 14 марта 1915 г.