Глава 11. Кто в лесу самый опасный.
Звук словно выполз из моей головы. Глухие удары, звучащие в моем сознании, просачивались в реальность, пока не разбудили меня. Спросонья я не понял, что происходит. Такой обыденный шум, как стук в дверь, здесь звучал так неожиданно, словно грохот подъехавшего из-за угла поезда. Костомаров уже стучал костылями, торопясь открыть дверь.
– Кто там? – промямлил я, вылезая и своего мешка, словно бабочка из куколки.
– Тот, кто нам был нужен, – ответил доктор и отпер свои мудреные засовы. Затем пожал кому-то за дверью руку, кивнул и замахал головой, приглашая гостя войти.
– Хей, Мит, хау а ю? – довольно чисто сказал вошедший и подмигнул мне. – В тесноте да не в обиде, а?
– Юра! – вскакивая воскликнул я. – Я так рад тебя видеть!
Мы обменялись горячим рукопожатием. Было и правда очень приятно видеть этого веселого рубаху-парня. Может быть, все дело в каком-то эффекте привязанности, ведь Юра был первый с кем я нормально пообщался в России.
– Ну как ты тут? – Гаринов обвел взглядом помещение. – Проникся русским духом? Кабанов кстати нашел своих?
– Ох, Юра, – мой голос буквально звенел от волнения. – Тут такое творится! Ты, кстати, можешь мне очень сильно помочь! Да и не только мне.
– Ладно, – усмехнулся мой собеседник, – пошли во двор расскажешь. Я и так уже понял, что у вас тут суматоха какая-то. Игнат Никитович вон белее мела ходит, чуть ли не заикается. Зверев и по жизни-то не образец дружелюбия, а тут вообще как туча грозовая. Я, когда у председателя за тебя спросил, то он оживился весь, руками замахал, мол давай, Юра, езжай туда к отшельнику.
Костомаров хмыкнул. Гаринов шутливо развел руками.
Утро было холоднее обычного. Солнце вроде как и вовсе не выходило, окружение хмурилось на нас темными бровями леса и сопело шуршанием ветра в кустах.
Недалеко от дома стоял знакомый мне автомобиль, к которому мы и направились. Юра развернулся ко мне лицом, опершись спиной на машину:
– Выкладывай, что там у тебя.
Я в подробностях описал вчерашнюю историю. Юра слушал молча, лишь иногда кивая. Глаза его иногда бегали влево-вправо, словно он что-то анализировал. Разговор дошел до места, где я попросил его отвезти фотографии в населенный пункт и отдать там местному шерифу или кто здесь следит за порядком. Какой-то, наверное, комитет, с невыговариваемой аббревиатурой. О причинах таких сложностей с фотографированием трупа, я так же не умолчал, и Гаринов немного помрачнел.
– В принципе, я вас понимаю, – Юра посмотрел куда-то вбок. – Мне не трудно, заеду отдам кому нужно. Но скажу тебе… – он шумно выдохнул и продолжил. – В общем, Митт, опасность и правда есть. Преступник – черт с ним, он уже мертв. И тебе или кому-то очень повезло, не оказаться на его месте, ты даже не представляешь, как. Но вот эти люди, которых здесь не очень хотят видеть, могут все-таки захотеть посмотреть на все сами. Местные ладно, ничего им особо не будет. Ну позаходят в избы, посмотрят страшными глазами, попугают властью, но не более. Что с местных взять? Три калеки, две чумы. А вот американец, да еще видевший сбежавшего каторжника – уже мягко говоря заноза в их железных задницах. Я не говорю, что тебя тут же арестуют и все такое, но выходить на дуэль с этими кабинетными воинами – тоже не порекомендую. Знаешь, как у нас говорят – пахнет жареным.
Я не знал и смотрел на Юру словно ученик, первый день пришедший к мастеру.
Гаринов отодвинулся от машины и потер одной ладонью другую, словно медленно втирал туда крем.
– Ты бы не задерживался здесь надолго. Понятно, что, отмахав такой путь, не шибко хочется быстро возвращаться, но есть шанс, потенциальный конечно, остаться здесь надолго.
Я удивлялся себе. Еще совсем недавно от такого предупреждения меня бы затрясло, и отъезд не заставил бы себя ждать. В нашу-то американскую полицию не хочется лишний раз попадать, а здесь мое воображение рисовало строгие лица, или даже, чугунные рыла, как я где-то читал, темные обшарпанные кабинеты и полная беспомощность. Виной, скорее всего, были газеты, писавшие о новой советской России. Однако, у меня было дело, мое дело. Разве может искатель сокровищ остановиться перед воротами в сокровищницу, боясь, что на него нападут дикие звери, и даже не попытаться их открыть? И я не смог.
– Спасибо, Юра, – я искренне смотрел на собеседника. – но у меня еще есть тут некоторые дела.
Как знаешь, словно сказал разведёнными руками Гаринов.
– Как тут твоя охота? – он махнул указательным пальцем на лес.
– Да не особо, – взгляд смущенно потупился. – Но я еще надеюсь.
– Понятно, – беззаботно ответил Юра, и подмигнул мне. – Ладно, пора мне двигать дальше по маршруту. Давай свои карточки. Если что – то буду дня через три или около того.
Мы попрощались. Я стоял, провожая взглядом машину, пока та не скрылась в чаще. Черт, забыл совсем рассказать ему найденном в лесу сборище людей, может он чего знает и нет смысла тратить время. И про поражение умершего электрическим током тоже. Мое возбуждение уходило, я буквально в прямом смысле слова остывал, лицезрея окружающий лес и пытаясь собрать мысли в кучу.
За утренним кофе я сказал Костомарову, что хочу сходить в деревню по нескольким причинам: вернуть Наседкиной кочергу, навестить председателя, посмотреть, как он. Заодно и расспрошу его о загадочном Хуртинском. Костомаров одобрительно кивнул:
– Действительно, наш нелюдимый товарищ оказался не так прост. Вчерашнее происшествие отвлекло нас от вчерашней находки. Что Вы можете сказать о журнале?
Я еще раз коротко взглянул на потрепанный глянец. Крупно написанное название, ценник в двадцать центов в правом нижнем углу, и фоном этому всему – нарисованная семья крупных кабанов. Я даже на порог сознания не пускал слова «случайное совпадение».
– Журнал очень известен в США и даже за пределами, – начал я, все еще рассматривая картинку. – Это не совсем массовое чтиво, скорее для ученых ну или, как минимум, учащихся. Статьи проверяются специальными редакторами, стиль изложения целиком научный, для простого читателя – скучноватый и не до конца понятный.
– Стало быть, человек читающий его – ученый. И в данном выпуске присутствует статься о лесных кабанах?
Я поднял взгляд на доктора:
– Вы думаете, что Хуртинский может быть как-то связан с появлением этих зверей в округе?
– Либо изучал методы борьбы с ними, – задумчиво почесал бороду док. – Что говорится в статье?
Я бегло прочитал материал, пытаясь найти какую-то зацепку.
– Да ничего особенного, – немного расстроенно протянул я. – Выкладка про образ жизни кабанов, Sus scrofa, семейная иерархия, ареал обитания. Самцы ведут бродячий образ жизни, самка с детьми – на небольшой территории. Чуют человека за полкилометра. Охотятся ночью. Прекрасно плавают. Раздражительны. Могут нападать на телят и даже коров. В ярости легко нападают на человека, делая это феноменально быстро.
– Хорошо, хорошо, – пробормотал доктор. – Примем информацию во внимание. Жду вас, Митт. Может быть председатель и прольет еще немного света на нашего ученого.
Игнат Никитович Сидел за столом, на котором матово поблескивал гранями мутноватый стакан. Вначале я подумал о привычном (и далеко не только русском) средстве снятия стресса, но обратил внимание, что стакан был полон, а старик лишь постукивал пальцами по столешнице, словно стакан был налит кому-то другому. Председатель коротко взглянул на меня, но ничего не сказал. Переживания немного отодвинули мою робость, и я спросил, как он себя чувствует, не нужна ли помощь.
– Да… – он махнул рукой. – Мне-то чего, переживем как-нибудь.
Я понимающе кивнул и спросил:
– А что вы знаете о Хуртинском? Не помню имя отчества. Я его только что видел, но он исчез куда-то. Будто…скрывается.
Председатель поднял на меня взгляд, словно не понимая вопроса. Затем моргнул и лицо его немного расслабилось:
– Хуртинский? Да, а что Хуртинский. Ну живет там, – махнул он куда-то рукой. – Нелюдим аки монах. Тоже из наехавших. Своих тут мало осталось. Чем занят не знаю. На огороде или с ружьем не видывал. Может и правда монах какой, святым духом питается.
Да уж, негусто с досье.
– Скажите, а как он сюда попал? Ну пришел или привел кто-то?
Игнат почесал бороду, вспоминая:
– Давнехонько было. На машине кажись привез его кто-то. С тюками и сундуками какими-то. Да, – припомнил председатель, – даже за избу не сам он просил, а кто-то еще. Избенки пустой не было, подселили к старухе одной. Ее тут не особо любили, жила на отшибе. Померла она потом, наверное.
– Наверное?
– Не припомню чтоб хоронить носили. Или носили? – старик поморщился, словно воспоминания требовали больших физических сил. – Не припомню.
– Спасибо Игнат Никитович, – поблагодарил я и уже сам себе сказал: – Получается, он тоже ушел из прошлой жизни.
– Дык приезжали за ним пару раз, – неожиданно выдал старик. – Важные такие, в плащах, шляпах. То с ним беседовали сами, а бывало он не открывал, так мне письма секретные оставляли.
– Секретные? Почему секретные? – заинтересовался я.
– Ну так, – председатель многозначительно поднял подбородок. – Печать сургучовая, не абы как.
– И они еще у вас? – с каким-то азартом спросил я.
– Отнес ему самому. На кой мне хранить их у себя.
Я задумался. Этот Хуртинский оказался не таким уж простым отшельником. Его искали, нашли, но почему тогда не увезли? Я задал этот вопрос председателю.
– Да кто их знает, – равнодушно ответил тот. – Может посмотрели, что у него с головой не в порядке да возится не захотели.
– А письма?
Игнат Никитович лишь пожал плечами. Ладно, уже кое-что.
– А где именно он здесь живет, не подскажете?
Председатель удивленно взглянул на меня:
– Зайти хотите? Зря, не примет. А хотя, дело ваше…
Поблагодарив старика, я двинулся дальше по намеченному маршруту. Погода сильно изменилась, стало гораздо темнее. По небу, словно куда-то притягиваясь неведомым магнитом, ползли темные тучи и на открытой деревенской поляне чувствовался ветер.
Следующий пункт – Наседкина. Я с благодарностью вернул кочергу, справился о здоровье Тимы. Парень все еще был в кровати, но нашел силы на приветливую улыбку. Сама же хозяйка была в работе, хотя выглядело так, словно она просто не торопясь ходит куда-то, нарезая круги между домом и двором. Но на столе лежали овощи, видимо готовились для консервации. На улице, на дощатой столешнице, в таком же положении лежали тушки каких-то птиц или мелких животных. Кроме того, в доме жарко горела печь и судя по мучным следам – не только ради нагрева воздуха. Я на секунду представил, как это тяжело делать все своими руками, зная, что альтернативы нет, не говоря уже про заботу о сыне.
Пора было топать домой, если можно так выразиться. За эти несколько дней жилище Костомарова стало моим вторым домом – ведь в нем я чувствовал себя в безопасности, в нем был человек, к которому было приятно обратиться с вопросом и от которого можно ждать помощи. Ведь дом – это не только стены.
Выйдя на улицу, я понял, что мне очень хочется увидеть дом Хуртинского. Да, логичнее было бы вернуться к доку, придумать план и под каким-то предлогом вызвать этого загадочного ученого на диалог. Это если не вспоминать, что моя ориентация в лесу оставляет желать куда лучшего.
Хоть на улице был еще день, но чаща леса уже пугала своей чернотой, словно внутри, между деревьями, кто-то выключил свет. Было ощущение, что эта тьма сейчас отделится от стволов и двинется прямо на меня. Как там говорил Ницше про бездну – она смотрит на тебя? Тоже самое легко можно отнести к густому лесу. Снова по небу прокатился гром и стало еще темнее.
Держав голове указания председателя я храбро вошел в чащу. Подлое сознание нашёптывало: «А вдруг здесь еще какой-то страшный зверь? Например, еще один заключенный. А ты идешь весь такой нарядный, в кожаной куртке». Будь она проклята. Рука полезла в карман, где лежали гранаты – пусто. Черт, точно же выложил у доктора, чтоб не дай Бог не разломать. По позвоночнику прошел холод. Я замедлил шаг, все еще продолжая идти вперед. Лес казался очень темным, и я подумал о фонарике, хоть и не собирался его доставать. И буквально в ту же секунду что-то очень ярко сверкнуло, словно некто воспользовался гигантской фотовспышкой. Я огляделся и тут вспышка повторилась. Молния. Ну гром гремел, тучи носятся по небу, ничего удивительного.
Внезапно земля содрогнулась, точно так же как в первую мою ночевку Вибрация казалось дошла мне до живота заставив мышцы странным образом размягчиться. Подумалось о каком-то крупом промышленном объекте. Оставаться на месте тоже не казалось хорошей идеей и путь к цели продолжился.
Оказалось, что в лесу действительно стоит еще одна изба, прикрытая деревьями от посторонних глаз, сливаясь по цвету со стволами. Откуда-то с крыши струился свет, да необычный, а эдакий розовато-синеватый. Аккуратно передвигаясь от дерева к дереву, я подошел как можно ближе. Интересное дело, но в крыше избы тоже было врезано окно, смотрящее на небо и именно оно ярко светилось. Не знаю, что меня больше из этих двух открытий поразило. Заворожённый увиденным я подошел еще ближе.
– Вы кто такой? – вынырнул откуда-то сбоку писклявый голос. Признаюсь, я даже подпрыгнул на месте от неожиданности. Сзади стоял тот самый лысый мужчина, за которым я устроил погоню! Он злобно смотрел на меня, пляшущий из-за туч на небе свет делал из него чуть-ли не демона.
– Извините, – еле выдавил я полностью растерявшись.
– Я же сказал, – буквально прошипел Хуртинский, а ведь это был именно он. – чтобы прекратили ко мне ездить!
Его глаза буквально пылали гневом, совершенно мне непонятным, но отталкивающим.
– Хватит. Нет меня больше для вас. Вам мало Фимочки? Мало? Еще раз явитесь сюда и пожалеете! Сколько же можно! – он буквально захлебнулся своим гневом, и я начал потихоньку пятится назад.
– Вон! – заорал негостеприимный хозяин. – Вон!
Забежал в свою избу. Приглушенный топот шагов и свет в окне прекратился.
Я постоял немного в еще наэлектризованном злобой полумраке, и побрел в сторону деревни.
По крайней мере, куда нужно идти я сориентировался. Лес словно проверял мою психику на прочность, создавая жуткие тени от торчащих веток, укоризненно покачивающихся на ветру. Каждый звук, включая собственные шаги, превратился в какой-то зловещий шум. Я старался не оборачиваться – почему-то преследовало чувство, что взгляд выхватит какую-нибудь ужасную морду медведя или волка и тот сразу кинется на меня. Но повернуть взор все же пришлось.
Справа от меня доносился осторожный хруст, но лесные звуки уже не были мне так чужды, и можно было списать это на чью-то повседневную природную жизнь, но вот когда донеслось такое знакомое мне фырканье – я замер. Парадокс – мне очень хотелось быстро-быстро убежать отсюда и также хотелось не двигаться ни на миллиметр, оставаясь незамеченным. Это были звуки вепря.
Очень медленно я повертел головой – ничего. Осторожно начал шагать дальше. Приглушенный шорох. Я резко повернулся туловищем. Воображение уже увидело огромные клыки и грубую шерсть животного, повергнув меня в оцепенение, но ничего не было. Сердце бешено стучало, отдаваясь в ушах. Я даже поймал себя на том что стараюсь поменьше дышать. Вот так вот бочком я дошел до выхода на деревенскую главную улицу, точнее сказать общую линию по которой располагались дома. Стоило выйти на более-менее открытую и освещенную местность, как сработал какой-то клапан, я выдохнул и с некоторым облегчением посмотрел в сторону дома доктора. Расслабленный взгляд плавно перешел на кусты, растущие впереди. Из-за них снова раздался шорох и пошел куда-то вправо, в обход меня. Не успел я напрячься, как из кустов раздался такой леденящий вопль, что я, наверное, подпрыгнул..
Черт, эта неведомая зверюга просто обходит меня со спины. Спокойно говорил я себе, но сам же этого не слышал. Из оружия у меня только выданный Костомаровым нож, да и тот на ноге, а отвести взгляда от зарослей я не мог. Казалось, мы так стояли уже минут пять и пялились друг на друга (я был уверен, что оно меня видит), хотя на деле прошло не более десятка секунд. Небо рычало громом, словно было на стороне животного, ветер заметно усилился, превратив траву в волнующееся море. Внезапно зверь громко рыкнул и, судя по звуку, стал яростно копать перед собой землю вгрызаясь в нее клыками и копытами. Точно вепрь.
«Не самый лучший знак, вряд ли он зовет меня поиграть, как соседский ретривер» – подумал я и сжался насколько это было возможно.
Бежать обратно в лес? Попроситься в избу к этому ополоумевшему лысому дядьке? Пока его уговорю меня уже раздерут на части. Больше вариантов придумать не удалось, так как вепрь, судя по звуку, взяв резкий старт, понёсся в мою сторону. Я очнулся, подлетел к ближайшему дереву и стал карабкаться на него так отчаянно, словно хотел разорвать несчастное на куски. Мне казалось, что сзади уже летит на меня вепрь и через секунду я почувствую страшную боль, скажем, в ноге. Но я слышал только шум в ушах. Пару мгновений спустя различил хрюканье. Животное было где-то совсем-совсем рядом, скорее всего в ближайшей молодой поросли. Уверен, что угадаю цвет глаз этого шумного товарища.
В тот момент я и не вспомнил, что именно такая встреча и была целью моего визита в Россию. Вот бы сфотографировать его, как выйдет, думалось мне, крепко обнимая ствол дерева, а потом чтоб кто-то этого вепря увел. Долго он интересно будет меня караулить? Костомаров конечно почует неладное если я не явлюсь ночевать, выйдет на разведку, но что он сможет сделать? Да и времени сейчас только к обеду!
Но все мои прогнозы оказались в корне неверны. Довольно неожиданно вепрь, не покидая своей засады, снова зафыркал, яростно зашуршал и звук этой возни стал быстро удаляться. Понял, что меня ему не достать? Я уже ничему не удивлялся. Посидев еще какое-то время и удостоверившись, что зверя рядом нет (даже посветил фонарём насколько возможно вдаль) я припустил к избе доктора словно заправский спринтер.
– Митт, друг мой, – мягко сказал доктор, когда я, запыхавшийся, сидел внутри избы и жадно пил воду, – смотрю ваша программа пребывания у нас очень насыщенна и без приключений вы не являетесь.
Отдышавшись, я поведал доку обо всем, особенно о крике, присовокупив, что вепрь, или кто бы там ни был, появился после того как Хуртинский скрылся в доме.
– Этот крик слышал как-то и я. И нигде, кроме Чернолесья я таких звуков больше не слышал. Мистику я все равно отвергал, больше склонялся к раненому зверю, – негромко проговаривал доктор.
– Может он не только глаза красными умеет делать?
– И все-таки вы полагаете что Хуртинский как-то связан с появлением этих животных? – хмурился Корней Аристархович. –
– Посудите сами док, – подхватил я. – Пусть я не видел зверя, но совпадение ли, что он появился ровно после того как я обнаружил жилище Хуртинского? Да и сама его биография тоже не сильно прозрачная. Прибывает неизвестно откуда, явный интеллигент. Письма ему шлют в запечатанных сургучом конвертах, приезжают служащие в кожаных куртках. И на фото тоже был кто-то лысый.
Взгляд упал на свою авиаторскую куртку, висевшую на гвозде.
– А что, если он занимался какой-то темой, связанной с животными? И вдруг революция спутала и его планы тоже, – я запнулся и смущенно поднял глаза на дока.
Тот кисло усмехнулся:
– И он продолжил свои эксперименты здесь, подальше от властей – докончил он мою мысль. – И совсем не хочет, чтобы государство его нашло и арестовало
– Ну да, – протянул я раздумчиво. – Боится сесть в тюрьму по ошибке. Я… слышал такое иногда случается. Во всех странах, – поспешно добавил я.
– Случается, – кивнул Костомаров, – но, если все так, то для сей личности самым страшным есть прекращение его работы. Без цели на горизонте такие слепы и беспомощны, как потерявшийся путник в пустыне.
Меня осенило и я не мигая посмотрел на дока:
– А что если нам как-то…увидеть его эксперименты?
Корней Аристархович перевёл на меня взгляд:
– Это может быть интересно, – док задумчиво пожевал губу. – но давайте, наверное, придадимся сну, а с утра обдумаем детали.
Да уж, рецепты дока относительно поиска решений не отличаются разнообразием.