Милосердие и благотворительность: идеи, нормы, практика

Обращение к историческому опыту благотворительности как способу смягчения социальных противоречий, гармонизации общественных отношений представляет несомненный научный и практический интерес. Актуальность темы уясняется с учётом реалий современной России углублением социального расслоения нашего общества, пропасти между бедными и богатыми. Проявление милосердия в средневековом обществе было органически связано с христианской религиозностью, представлениями человека о спасении собственной души и заботой о спасении душ своих умерших близких путём раздачи милостыни нищим и нуждающимся. В христианстве сильна идея социальной справедливости: «Благотворите и взаймы давайте, не ожидая ничего»; «Будьте милосерды, как и Отец ваш милосерд»; «Всякому просящему у тебя давай и от взявшего твое не требуй назад» (Лука, VI, 30, 35, 36). Проповедь милосердия проводится в целом ряде евангельских изречений и притч – о самарянине, о богаче и нищем Лазаре, о лепте вдовицы (Лука, X, 30–37; XVI, 19–26; XXI, 2–4).

В памятниках средневековой эпохи (законодательных, литературных и актовых источниках, вкладных и кормовых книгах монастырей, писцовых и переписных книгах) можно найти разнообразные свидетельства казенной, общественной, церковной и частной заботы о нищих, больных, слабых и дряхлых. Уже в церковных княжеских уставах конца X–XIV в. был очерчен круг «богаделенных людей», подведомственных митрополичьему суду (слепец, хромец, вдовица, калика перехожий, странник, задушный человек, пущенник, прощенник), определено назначение церковного богатства («сиротам и старцам немощным на прекормление, убогим промышление и на подаяние… мёртвым память и помилование»), названы учреждения оказания помощи нуждающимся (монастыри, больницы, гостиницы и «странноприимницы»).

Как этическая категория княжеское «нищелюбие» разбирается в Поучении Владимира Мономаха («Прежде всего страх имейте Божий в сердце своем и милостыню подавайте нескудную – это ведь начало всякого добра»; «Всякий день милостыню творит праведник и взаймы дает, и племя его благословенно будет»). Согласно Молению Даниила Заточника, княжеская милость оживляет людей, вдов и сирот, обижаемых вельможами, так же как весна украшает землю цветами. Вместе с тем у этого автора находим социально окрашенное противопоставление богатства и бедности, нищеты: «Аще ли буду богат, гордость восприму; аще ли буду убог, помышляю на татьбу и разбой».

Не случаен приводимый в словаре В. И. Даля широкий набор слов, производных от существительного милость и глагола миловать (жаловать, щадить, спасать): милостивец (покровитель, доброжелатель); милостивый (добрый, доброжелательный); милостник (любимец, покровительствуемый кем-то), милостыня (подаяние); милостынец (нищий).

В богословской мысли Византии понятия абсолютного блага, великой милости, милосердия прилагались прежде всего ко Всевышнему («magnam misericordem Deum»), а для человеческих деяний благо – это то, что соответствует божественному порядку или созданному Богом естественному праву. Пожалования византийскими императорами монастырям земельных владений были обусловлены принципом благотворительности, к этому их также побуждало стремление подражать в земной политике Богу-демиургу, дарующему людям разные блага.

В числе свойств идеального правителя, рисуемых в памятниках русской общественной мысли XIV–XV вв., всегда присутствовали такие черты, как милосердие и забота о церкви. В коллективных грамотах тверских князей Отрочу монастырю милостыней они называют пожалование земли и административно-судебных прав (иммунитета). Сближены понятия пожалования и милостыни в грамоте великого тверского кн. Михаила Борисовича Троице-Калязину монастырю 1483–1485 гг. В построении образа справедливого государя в общественной мысли середины XVI в. актуализируются принципы милости и грозы, правды и закона, правого суда. В посланиях Кирилла Белозерского говорится, что даваемая Василием I «нам, нищим» милостыня приятна Богу и есть проявление веры к Пречистой Богородице. В послании к Юрию Дмитриевичу Галицкому высказана мысль о том, что княжеским «призрением нищих монахов довольными милостынями» восполняется недостаток светских лиц в следовании посту и молитве.

По мере углубления христианского идеала в средневековой Руси этические категории «милости», «милосердия» стали переноситься не только на отдельных князей, но и на монахов. Их духовные подвиги называются милостивством. В перечне добродетелей основателей монастырей наряду с постом, молитвой, трудом непременно присутствует и «милование нищим». Подвижники веры определяются в агиографической литературе как «милостивые заступники», сеющие милость на земле (утешение бедным и печальным, одежду нищим, исцеление молитвой больным, искупление пленным и должникам), а своей братии дающие милостыню-кормлю.

В посланиях Иосифа Волоцкого выражено понимание вкладов в монастыри как милостыни, назначение которой – быть средством материального обеспечения и духовного воспитания монашества. Миловать братию со стороны дарителей и настоятелей – это значит её «питать и одевать довольно, и душами их печися еже о спасении и наказывать (наставлять. – М. Ч.) их всегда на благая делеса…». У И. Волоцкого не раз приводится дословная фраза из Нагорной проповеди: «Блаженны милостивые, ибо они будут помилованы». Иосиф прямо предупреждает: «Немиловавый не помилован будет». Вместе с тем в устах самих старцев «совершенный милостивец» – это человек истинного благочестия. Им мог быть и чадолюбивый отец, наказывающий («благомилующий») сына, и монастырский настоятель, отказывающийся от богатого приношения «нарочитого Христолюбца», и вообще всякий творящий милостыню, широко понимаемую как благо.

Для русской религиозности и умонастроений XIV–XV вв. было характерно возрастание чувства беспокойства, тревоги за посмертную судьбу людей. На фоне углубляющихся эсхатологических ожиданий неотвратимого конца света усиливается забота людей о спасении своей души и душ своих умерших предков, совершенствуется практика поминальных вкладов в монастыри, в том числе и раздача милостыни нищим и нуждающимся как её составная часть. Развернутое изложение государевой милостыни монастырям встречается в указной грамоте вел. кн. Марии Ярославны кирилловскому игумену Нифонту 1481/82 г. Данным документом вводилось государственное почитание преп. Пафнутия Боровского. Речь шла о княжеской «милостыне нищим и на кормли в монастыри» в размере 495 руб. в память о старце Пафнутии, а также великом князе Василии II и «по всем по нашем роду». Из этой суммы 195 руб. предназначались нищим, неимущим и скудным монастырям, а 300 руб. – на ежегодную (в течение 15 лет) поминальную «кормлю» в день преставления (1 мая) преп. Пафнутия Боровского. Далее перечислялись вологодские и белозерские монастыри и церкви: в Кириллов – 4 руб., Ферапонтов – 3 руб., Спасо-Каменный – 3 руб., Павлов Обнорский – 1,5 руб., Спасо-Прилуцкий – 1,5 руб., к Николе на Комельском озере – 1,5 руб., к Покрову на Сямжену – 1,5 руб., в Троицкий Усть-Шехонский – 25 алт., Покровский Глушицкий – 1 руб., Никитский на Шексне – 25 алт. Указан был также Соловецкий монастырь, получавший 1,5 руб. По наблюдениям А. И. Алексеева, даваемые княгиней деньги должны быть истрачены к 1492 г., который в качестве даты конца света довлел над сознанием людей.

В группе статей о штрафе за бесчестье севернорусского Судебника 1589 г. было отражено правовое положение нищих. Среди них выделяются три группы: 1) с имуществом («животами»); 2) «калики», бродящие «ис кусков» (собирающие подаяние по деревням; «кусовничать» – побираться, кусовник – нищий-побирушка); 3) московские (то есть иногородние. – М. Ч.) кликуны (одержимые падучей болезнью мужчины и женщины, кликуши). Компенсация за бесчестье первым определялась в соответствии со стоимостью их имущества, кусовникам – 4 алт., кликунам – 8 алт. 2 ден. Терпимость севернорусских посадских и крестьянских общин к маргинальным слоям, включённым в систему социальных связей, весьма показательна.

Листая писцовые и переписные книги XVI–XVII вв. по городам и уездам, каждый исследователь замечал в них многочисленные указания на кельи нищих при погостских и приходских церквах. Обитателями келий и скромных избушек были как мирские люди, так и представители нищенствующего монашества. Их учёт свидетельствует о контроле светской и церковной властей над этой категорией городского и сельского населения. В узаконенном существовании нищенских келий при церквах находила выражение церковная и общинная благотворительность. В коллекции столбцов ГАВО удалось выявить наказную память вологодского архиепископа Маркелла своему дьяку Даниле Столбицкому 1648 г. Согласно этому документу, с нищенских келий у церквей никаких пошлин и платежей в архиерейскую казну не должно было взиматься.

В писцовой книге Вологды 1627/28 г. отражено и нищее келейничество на архиерейской земле при церквах, и существование нищих, самостоятельно проживающих в своих дворах, при этом «бродящих в мире». В итоговой записи книги по городу значится 40 келий и в них 41 нищий. Писцами был также упомянут убогий дом около церкви Дмитрия Солунского, огороженный частоколом. К 1627 г. относятся первые данные о посылке милостыни из Спасо-Прилуцкого монастыря 105 узникам в вологодскую тюрьму в ответ на их челобитную (11 хлебов, лагун квасу, извар капусты). Своеобразным проявлением сострадания церковных властей к своей пастве стало освобождение от уплаты венечных пошлин бедных и нищих («пошлины им отданы по архиепископлю указу за их нищету»). Такие фразы находим в венечных разделах приходо-расходных книг архиерейской кафедры 1620–1630-х гг. О связи милосердия с почитанием в Вологде чудотворной Семигородней иконы Успения Божией Матери свидетельствует указная грамота царя Алексея Михайловича городским властям (воеводе и дьяку) от 18 марта 1648 г. В ней предписывалось предоставить место под храм и кельи для немощных и расслабленных, чтобы получавшие исцеление от иконы молили Бога «за наше государьское здоровье».

Со второй половины XV в. и в течение XVI–XVII вв. в России широко практиковалась одноразовая выдача государством отдельным монастырям и «нищим церквам» милостыни-руги, отождествляемой с пожалованием. В состав её входили хлеб, соль, деньги, воск на свечи, мёд на кутью, пшеница на просвиры. Сами же церковные учреждения стремились к её постоянному получению («впрок»). Соборным приговором 1 мая 1551 г. правительство Ивана IV попыталось ограничить ежегодную выдачу руги «новопридачным» церквам и вернуться к порядку, установленному во времена Ивана III и Василия III, предусматривавшую такую выдачу время от времени («в приказ в два-три года»). Об актуальности этой проблемы свидетельствует включение данного уложения в состав Стоглава и сводного Судебника начала XVII в. В Вологде на государеву милостыню-ругу существовали церкви в пределах города (крепости), Ильинский мужской, Горний Успенский девичий монастыри, Галактионова пустынь и кафедральный Софийский собор. Сохранилась указная грамота царя Михаила Фёдоровича вологодскому воеводе И. И. Салтыкову и дьяку В. Ларионову о выдаче Горнему монастырю «на нынешней 7132 год» (1624) денежной и хлебной руги, а также вина, воска и ладана на «церковной обиход». В 1652 г. таможенный голова А. Оконнишников получил указную грамоту царя Алексея Михайловича о выдаче хлебной и денежной руги причту Софийского собора из средств вологодской таможенной избы. В соответствии с ней руга была выдана и отмечена в сметной книге Вологды за тот же 1652 г. со ссылкой на упомянутую указную грамоту.

Обращение к проблеме государевой милостыни-руги, таким образом, вводит проблематику милосердия в контекст церковно-государственных отношений. Что касается самостоятельного сбора милостыни бедными монастырями (особенно для поддержки ведущегося ими церковного строительства), то церковными властями он обычно ограничивался определённым сроком (2 года), разрешался с ведома архиерейских заказчиков, тиунов и десятильников и должен был учитываться в специально ведущихся «записных книгах подаяний».

Свидетельство земской благотворительности находим в сметном списке Вологды 1652/53 г., где фигурирует руга 11 человекам в богаделенную избу (по 15 алт. 4 ден.; по 1 четв. ржи и овса каждому). Речь должна идти об убогом доме возле церкви Дмитрия Солунского, впервые упомянутом в писцовой книге 1627/28 г. Содержание ему шло за счёт «земского ларца». В общественном приговоре по сооружению Спасо-Обыденной церкви во избавление от чумы 18 октября 1654 г. говорилось об этой богадельне, которой было обещано по 6 фунтов свеч и 2 фунта ладана в год. Священнику, отпевавшему усопших в убогом доме, шло 2 руб., пономарю «что дьячит» – 1 руб., скудельнику (могильщику) – 2 руб., а на просвиры и кутью – полтина.

Ещё одна богадельня, названная «новой больницей» (в виде каменного корпуса на 12 чел.), была устроена в Горнем Успенском монастыре по завещательному указу архиепископа Симона в 1684 г. Здесь должны были жить престарелые, безместные, увечные и скорбные монахини, которым «за древнею старостью и увечьем и болезнею пищи себе на пропитание ниоткуды собою приобрести не мочно». Средства на её содержание давались из домовой архиерейской казны, что фиксировалось приходо-расходными книгами. В Ильинском мужском монастыре в 1683 г. было 25 увечных и слепых старцев, которым установленной руги не хватало, и они «ходили меж двор, кормясь Христовым именем». Приведённые факты свидетельствуют о развитии в Вологде XVII в. и общественной, и церковной, и государственной помощи нуждающимся. Кроме того, с 1684 г. с 558 церквей Вологодской епархии регулярно собирались деньги на содержание московских богаделен. Так вологодские приходы включились в систему государственной благотворительности, новый этап которой начался в 1680-х гг. В научной литературе его связывают с указом царя Фёдора Алексеевича 1682 г. об обязательном учреждении при монастырях богаделен (из расчёта -5 чел. на каждые сто дворов) и обязательном участии в делах призрения помещиков и крестьян.

В духовных грамотах частных лиц XVI–XVII вв. отчетливо проведена связь посмертного поминания монастырских вкладчиков с их милостыней нищим, в том числе и их кормлением в дни поминовения. В духовной служилого вологжанина И. Л. Злобина от 1 апреля 1557 г. говорится о раздаче на сорокоуст крупной суммы денег широкому кругу церквей, монастырей и нищих. Согласно духовной И. Т. Борисова 1566 г., поминание его должно было совершаться на дворе Соловецкого монастыря в Великом Новгороде: «понахида пети и обедни служити и нищих кормити за столом по вся годы в то время, как игумен лучитца в Новегороде или братья на монастырском дворе». В своей духовной Авдотья Иванова дочь Голуба 1577 г. завещала келью на Турчасовском погосте в Спасскую и Никольскую церкви, предписав церковным властям «держати в ней нищих стариц и вдов». Душеприказчик состоятельного посадского человека из Тотьмы И. Е. Брудачева И. П. Харламов должен был раздать нищим 5 руб. (1628).

Милостыни государства и частных лиц имели место не только по отношению к монастырям, но и эти последние оказывали широкий «набор услуг» по социальному обеспечению разных слоёв русского общества. В описи Павло-Обнорского монастыря 1687 г. были поимённо зафиксированы «крестьянские дети – сироты («подроски и малые робята»), оставшиеся после отцов своих» – 47 чел. В описи той же обители за 1702 г. уточняется, что «крестьянские дети, розных деревень сироты» были привезены и «помётываны» в скудные (голодные) годы в монастырь, «нет у них ни отцов, ни матерей, а кормят их монастырским хлебом и дают из монастырской казны одне рубашечки». Со временем подобные «детёныши» становились взрослыми людьми, обучались какой-нибудь мастеровой профессии, обзаводились семьями и пополняли ряды монастырских слуг и служебников, сохраняя за собой социальное определение «детёшыши».

Ещё одно проявление милосердия в средневековой Руси касается общественных и монастырских больниц. Впервые они упоминались ещё в церковных княжеских уставах древнерусского времени. В главах 71 и 73 Стоглава говорилось об определении неспособных трудиться, больных и престарелых чернцов и черниц в монастырские больницы. Содержались те совместно на средства государевой казны и церкви («вклады» царя и владык), размеры которых не регламентировались, они вносились по усмотрению дарителей («как им Бог известит»). Наличие больниц в монастырях XVII в. фиксируется их описями: в 1641 г. в Троице-Сергиевом монастыре под церковью Зосимы и Савватия Соловецких было 57 больничных старцев, среди которых поименованы Галасия слепой, Корнилий безногой. В 1650-х гг. в Павло-Обнорском монастыре было 9 человек «болнишной братии», в Корнильево-Комельском монастыре – 8 человек.

Попасть в монастырскую больницу не всегда было просто, и порой между духовными корпорациями и светскими лицами на этой почве возникали коллизии. Так, в начале 1670-х гг. Спасо-Прилуцкий монастырь отказался давать содержание своему престарелому конюху Куземке Власову. Однако в 1674 г., согласно указной грамоте царя Алексея Михайловича, прилуцким властям было приказано принять в монастырскую больницу обиженного конюха с женой: поместить его в келью и давать корм «против иных братей болнишных старцов», а его жену кормить мирской пищей за монастырём «против иных вкладчиц». Редкое в источниках указание на порядок предоставления хлебного содержания своим вкладчикам сохранилось в архиве того же монастыря. Отставному дворянину М. Н. Скорбееву в 1701 г. была выдана из монастырской казны вкладная, регламентировавшая годовой хлебный оклад, получаемый из прилуцких житниц, виды и количество хлеба и хлебопродуктов по третям года: с сентября по декабрь, с января по апрель и с мая по август.

Представляют интерес предисловия к Вкладной книге Троице-Сергиева монастыря 1673 г. и комплексу его копийных книг 1684/85 г. В них одобряются монастырские вкладчики-благотворцы, и вместе с тем проводится мысль о приоритете дарений в монастырь по сравнению с милостыней нищим («Яко подаяние на церковь изряднейшее и лучшее видится быти, нежели милостыня к нищим»). В этом сказался постепенный переход от неупорядоченной частной к более организованной государственной и церковной благотворительности в России в конце «нашего Средневековья». Преследование бродячих нищих и запрет милостыни были характерны для политики Петра I (указы 1692, 1694, 1712 гг. и последующих лет), когда сфера социального призрения стала одной из отраслей государственного управления. Акцент на благотворце, на самом ЧЕЛОВЕКЕ, сознательно творящем БЛАГО (тогда как прежде в нём виделся в первую очередь Бого– и Христолюбец), отражал постепенную эволюцию русской культуры от теоцентрического к антропоцентрическому типу на переходном этапе от Средневековья к раннему Новому времени.

Итак, благотворительность восполняла недостающие социальные связи общества. Она входила в круг социальных обязанностей и государей, и церковных институций, и частных лиц, подразумевала некоторое перераспределение материальных благ в пользу малоимущих слоёв населения путём милостыни. Являясь для дающих залогом их собственного спасения, благотворительность несколько гармонизировала социальные отношения и может рассматриваться как движение человечества на его длительном пути к прогрессу и социальной справедливости.