Роль Королева

Роль Королева

По воспоминаниям Сергея Хрущева, сына Первого секретаря ЦК КПСС и председателя Совета Министров СССР Никиты Хрущева, его отец принял решение о развертывании в Советском Союзе широкомасштабной космической программы во многом под влиянием Сергея Павловича Королева. И произошло это в 1956 г., когда Хрущев посетил его конструкторское бюро (КБ). Кто же был этот человек, мысли и поступки, которого сыграли ключевую роль в зарождении современного этапа развития цивилизации, получившего неофициальное название «космического века»?

О Королеве, особенно после начала перестройки и открытия многих до того секретных архивов и материалов, написано множество статей и несколько книг. Повторять то, что изложено в них, вряд ли имеет смысл. Желающих больше узнать о Сергее Павловиче адресую к двум, пожалуй, наиболее полным, добросовестным и объективным исследованиям его жизни и деятельности. Первое принадлежит известному российскому писателю и историку космонавтики (собиравшемуся, кстати, в 1960-е годы полететь в космос в качестве журналиста) Ярославу Голованову: «Королев: Факты и мифы». Второе — его американскому коллеге Джеймсу Харфорду: «Королев: Как один человек создал в Советском Союзе целую программу для победы над Америкой в „лунной гонке"»[37]. Ну а тем, кто не пожелает тратить время на хождение по книжным магазинам или библиотекам, напомню, что С. П. Королев (1907-1966) был главным конструктором советских ракетно-космических систем. Его наибольшие достижения — первые советские баллистические ракеты, а позже — носители, которые вывели в космос первый спутник (4 октября 1957 г.), первое живое существо — собаку Лайку (3 ноября 1957 г.), первый аппарат, достигший Луны (14 сентября 1959 г.), и первый — сфотографировавший ее обратную сторону (7 октября 1959 г.). Но главный «бриллиант» в «короне» его профессиональных заслуг — это бесспорно полет 12 апреля 1961 г. первого человека в космос — Юрия Алексеевича Гагарина.

Фон Браун и Королев — два главных основоположника практической космонавтики. Личности вполне сопоставимых масштабов. Сравнивать их вклады в освоение космоса с точки зрения всего человечества — все равно, что пытаться выяснить, кто сделал больше для развития физики — Исаак Ньютон или Альберт Эйнштейн. Оба конструктора подверглись репрессиям со стороны властей за верность выбранному пути. Правда, «терновый венец», возложенный на голову фон Брауна Третьим рейхом, был намного легче того, что надел на голову Королева сталинский режим. Если первый находился всего лишь пару недель в заключении весной 1944 г. (при этом с ним вполне прилично там обращались)[38], то второму, по стандартному в те времена обвинению во вредительстве, пришлось с июня 1937 по сентябрь 1943 года пройти все «круги ада». Это в первую очередь сопровождаемые пытками допросы в подвалах Лубянки. Об их тяжести и жестокости говорит такой факт, упомянутый Головановым: «В феврале 1988 года я беседовал с членом-корреспондентом Академии наук СССР Ефуни. Сергей Наумович рассказывал мне об операции 1966 года, во время которой Сергей Павлович умер. Сам Ефуни принимал участие в ней лишь на определенном этапе, но, будучи в то время ведущим анастезиологом 4-го Главного управления Минздрава СССР, он знал все подробности этого трагического события.

„Анестезиолог Юрий Ильич Савинов столкнулся с непредвиденным обстоятельством, — рассказывал Сергей Наумович. — Для того чтобы дать наркоз, надо было ввести трубку, а Королев не мог широко открыть рот. У него были переломы обеих челюстей…"».

Факт этот подтверждается и тогдашним министром здравоохранения Б. В. Петровским, который лично оперировал Королева (Петровский занял пост главы Минздрава за пять месяцев до операции). По словам Петровского, главный конструктор «скрывал, что у него были сломаны челюсти и он не мог широко открыть рот. Оперируя людей, прошедших ужасы репрессий 30-х годов, я довольно часто сталкивался с этим явлением. У меня нет никаких сомнений, что во время допросов в 1938 году Королеву сломали челюсти…»[39]

После «задушевных бесед» на Лубянке последовали нечеловеческие условия колымских лагерей (в которых от голода и холода умирало столько людей, что данные «исправительные учреждения» вполне могли бы быть названы «лагерями смерти»), а также все «прелести» подневольного (хоть, правда, интеллектуального) труда в бригаде таких же конструкторов-«вредителей», как и он сам[40]. И все же, несмотря на куда более тяжкие лишения, выпавшие на его долю, Королев, в итоге, приобрел для советской космической программы большее значение, чем фон Браун — для американской. У немецкого коллеги Сергея Павловича функции были фактически сведены лишь непосредственно к разработке ракетно-космической техники. Пусть благодаря фон Брауну люди впервые ступили на поверхность Луны — достижение, не превзойденное до сих пор. Пусть фон Браун со всевозможной страстью доказывал на страницах печати, на радио и телевидении, на различных форумах и конференциях важность и необходимость пилотируемых полетов в космос, а в будущем — и его колонизации. Но сказать про него то же, что и про Королева — «создал целую программу», направленную на достижение в космосе определенной цели, Харфорд бы явно не смог. И дело здесь отнюдь не в фон Брауне, а в американской системе взаимоотношений власть — наука, в рамках которой наука, в отличие от АН СССР, не играет самостоятельной роли и не выходит за границы отведенного ей властью места.

К тому же так уж сложилось — хорошо это или плохо — но спроектированная в середине 1950-х годов под руководством Сергея Павловича знаменитая «семерка» — «Союз», начиная с полета Гагарина в 1961 г., и в наши дни остается единственной «рабочей лошадкой», выводящей в космос российские пилотируемые корабли. А всего, начиная с запуска в космос первого ИСЗ в 1957 г. и по конец 2004 г., «Союзы» стартовали более 1 660 раз, в подавляющем большинстве случаев успешно вынося за пределы земной атмосферы как экипажи, так и автоматические аппараты. Более того, у «Союзов» есть все шансы находиться на службе вплоть до 2015 г. — ориентировочного срока окончания работы Международной космической станции (МКС). Ведь именно они периодически доставляют к ней «спасательные шлюпки», сделанные на базе кораблей, также именуемых «Союз», и транспортные корабли типа «Прогресс». Запускают в космос модифицированные «семерки» и некоторые типы спутников.

Что же касается фон Брауна, то из четырех основных типов американских носителей, вывезших на себе пилотируемую программу США до «Спэйс Шаттла» — «Редстоун», «Атлас», «Титан» и «Сатурн», лишь два — «Редстоун» и «Сатурн» — созданы под его непосредственным началом. К тому же немецкий конструктор, в отличие от советского коллеги, не принимал активного участия в разработке американских пилотируемых кораблей. «Союз — Аполлон» поставил точку в блистательной и триумфальной истории освоения космоса машинами фон Брауна. Она длилась 17 лет — с момента запуска первого американского ИСЗ и до первого «рукопожатия на орбите»[41].

Впрочем, справедливости ради нужно отметить, что под занавес своей конструкторской деятельности фон Браун внес некоторый вклад и в определение будущего американской пилотируемой космической программы. В начале 1970-х годов в США уже активно обсуждался вопрос, какой носитель и корабль станут преемниками «Сатурнов» и «Аполлонов». Подавляющее большинство инженеров и политиков склонялось к мысли, что это должен быть корабль многоразового использования «Спэйс Шаттл» (в переводе на русский — «космический челнок»). Однако, что касается степени этой многоразовости, то тут мнения разнились. Некоторые отдавали предпочтение двухступенчатой системе, каждая ступень которой возвращается на Землю и вновь используется. Фон Браун же с рядом других специалистов полагал, что более простой вариант, при котором назад возвращалась лишь одна ступень, будет одновременно и более дешевым[42]. Последнее было особенно важно в свете выделения в 1971 г. Белым домом ассигнований на разработку «Спэйс Шаттла» в два раза меньше ожидаемых (с 10 до 5 млрд. долларов). В итоге «шаттл» получился полутораступенчатым. Прилепленные по бокам кислородно-водородного бака «карандаши» — твердотопливные ускорители, отделяются от корабля примерно через две с небольшим минуты после старта и возвращаются на Землю (а точнее спускаются на парашютах в океан). После этого они, как и «челнок», готовятся к очередному использованию. «Карандаши» считаются половиной ступени, а «шаттл» — ступенью целой. Вполне вероятно, что «полутораступенчатость» «челноков» как раз и стала результатом компромисса между «двуступенчатостью», предлагаемой оппонентами фон Брауна, и «одноступенчатостью», предлагаемой им самим. Если это так, нынешнее руководство космической программой США должно быть благодарно за то, что невероятно дорогой «шаттл» (стоимость некоторых полетов доходит до 450 миллионов долларов, что в 20 с лишним раз больше стоимости полета «Союза) не стал еще дороже[43].

Но в любом случае сыграть сколько-нибудь заметную роль в разработке «шаттлов» фон Браун уже не мог. В 1972 г. он официально ушел из НАСА (National Aeronautics and Space Administration — Национальное управление по аэронавтике и исследованию космического пространства), а проще говоря — американского космического агентства, и стал сотрудником частной корпорации «Фэйрчайлд Индастриз». Начиная с 1975 г. — времени наиболее активной разработки «челнока», здоровье человека, проложившего людям дорогу на Луну, постепенно ухудшалось, и в 1977 г. его не стало[44].

Первый же «шаттл» отправился на орбиту лишь через четыре года после этого — 12 апреля 1981 г., ровно через два десятка лет, день в день, после полета Гагарина[45].

Таким образом, детища Королева пережили непосредственные творения немецкого конструктора почти на 30 лет и имеют шанс увеличить эту цифру до 40.

Но вернемся в 1956 г. До встречи с Сергеем Павловичем Хрущев даже не помышлял о том, чтобы опередить американцев в области освоения космоса. Такая мысль просто не приходила ему в голову. Заинтересовался же подобной идеей Первый секретарь ЦК КПСС и председатель Совета Министров СССР именно благодаря Королеву. Вот как рассказывает об этом сын Н. С. Хрущева Сергей: «Королев убеждал, что мы можем опередить американцев, запустить свой аппарат (первый искусственный спутник. — Ю. К.) не только раньше их, но и весом во много раз больше. При этом, говорил он, затраты потребуются мизерные, основные расходы уходят на создание носителя, а у нас ракета уже есть.

– Будет, — поправился он.

Возможность утереть нос американцам понравилась отцу. Оживившись, он стал расспрашивать Королева, насколько серьезным переделкам придется подвергнуть ракету? Не повлияет ли погоня за престижем на решение основной задачи создания столь необходимого для страны оружия (баллистических ракет — Ю. К.)…

Примерно так вспоминал отец о своей реакции на рассказ Королева. Тогда же он только сказал: „Если главная задача не пострадает, действуйте"»…

Вскоре после посещения конструкторского бюро, 30 января 1956 г., вышло специальное постановление ЦК КПСС и Совета Министров СССР, посвященное исследованию космоса. Запуск искусственного спутника Земли стал одним из разделов государственного плана[46].

А по мнению Чертока, «главный вождь партии — Хрущев оказался, может быть, большим романтиком космических исследований, чем Королев и Келдыш. Поэтому поддержка самых смелых и еще сырых космических программ с самого верха была обеспечена»[47].

С учетом влияния, которое имел Королев на Хрущева, не будет преувеличением сказать, что главный конструктор вместе со своим бюро во многом определили космическую политику СССР в начале «космической эры» и наметили стратегические ориентиры для дальнейшего развития деятельности Советского Союза в космосе. Так, в 1960 г. Сергей Павлович разрабатывает и утверждает в высших правительственных инстанциях развернутую программу широкомасштабного космического наступления. Этот документ, датированный 23 июня того же года, назывался Постановлением ЦК КПСС и Совета Министров СССР «О создании мощных ракет-носителей, спутников, космических кораблей и освоении космического пространства в период 1960-1967 годов». Наиболее далеко идущими пунктами программы были пилотируемые полеты на Луну и Марс, а также исследование «дальнего» космоса при помощи автоматических аппаратов. Обратим внимание на тот факт, что все это должно было быть реализовано до 1967 г.[48] Вполне возможно, что, зная силы, как собственные, так и коллег по работе, а также присущую ему способность убеждать тех, кто держал руку на «бюджетном кране», Королев считал подобный план вполне осуществимым в эти временные параметры.

Огромная степень личного влияния Королева на правительственные круги подтверждается современниками Сергея Павловича, хорошо его знавшими или имевшими какое-либо отношение к космонавтике.

Академик Сагдеев сравнивает главного конструктора с «могущественным феодалом», способным «ногой открывать дверь кабинета Хрущева»[49]. Почему? Ответ на этот вопрос дает Голованов: «Начиная с первого спутника и далее, через лунники к гагаринскому кораблю и потом вплоть до полета первого «Восхода», во время приземления которого и произошел первый в советской истории государственный переворот, космонавтика оставалась для Хрущева сильнейшим козырем в его политической борьбе, и это определяло его отношение, а следовательно, отношение государственного и партийного аппарата, к Королеву и его трудам.

Лунниками назывались советские автоматические межпланетные аппараты, запущенные к Луне в 1959 г., включая «Луну-1» — первый рукотворный объект, покинувший околоземное пространство. Прошел рядом с Луной на расстоянии около 6000 км. Безусловное достижение, хотя и не совсем то, которое планировалось, ибо «Луна-1» должна была попасть на естественный спутник Земли. «Луна-2» — первый земной объект, достигший лунной поверхности. «Луна-3» — первая фотография обратной стороны Луны.

Все же исследование естественного спутника Земли Советским Союзом выглядит с точки зрения статистики так: с 1958 по 1966 г. СССР произвел 21 пуск по Луне. Из них только в трех был достигнут полный, а в одном — частичный успех.

Став лидером столь важного научно-технического направления, определяющего в какой-то мере политику всей страны, Сергей Павлович уже помимо своей воли превращался в деятеля политического[50].