Реакция в США на предложение Кеннеди

Реакция в США на предложение Кеннеди

Общество в целом «за»

«Здравая мысль» — это словосочетание, наверное, лучше всего характеризует отношение американской публики к идее Кеннеди осуществить экспедицию на Луну совместными усилиями с СССР. Ряд влиятельных американских газет довольно положительно оценили намерение президента. Вот что они напечатали на следующий день после речи главы Белого дома в ООН.

«Вашингтон Пост» назвала инициативу президента «весьма разумным предложением», отметив, что «…нация, первая достигнувшая Луны, получит огромные дивиденды в политическом и пропагандистском планах. Однако они будут меньше тех дивидендов, которые получило бы человечество от расширения человеческих познаний, которое станет продуктом усилий, направленных на достижение Луны». «Вашингтон Стар» посчитала, что выступление президента «взбудоражило воображение людей планеты… и направлено на открытие закрытого советского общества», а, по мнению «Нью-Йорк Таймс», «выгоды от подобных совместных действий говорят в пользу этого крупнейшего шага, направленного на улучшение международных отношений, которое уже наметилось после заключения договора об ограничении ядерных испытаний»[345].

Аналогичное мнение высказали и американские ученые, принимавшие участие в работе 11-й конференции Пагуошского движения. 25 сентября они выразили твердую поддержку инициативе Кеннеди.

Однако одобрение планов президента заключить с Советским Союзом «лунный пакт» довольно быстро стало «палкой о двух концах», другой конец которой довольно чувствительно ударил по «Аполлону». В США все больше стали говорить о том, что настало время положить Конец бессмысленной «лунной гонки», коль скоро из нее вышел СССР, и вернуться к «здравомыслию» в определении целей американской космической программы. Причем вскоре именно эти ноты в хоре, певшем хвальбу Кеннеди, стали доминирующими. В своей наиболее «мелодичной» форме они были выражены в уже упоминавшейся заметке Уолтера Липпмана:

«Президент сделал предложение о сотрудничестве в полете на Луну в то время, когда в отношениях между СССР и США наблюдается некоторое улучшение. Вместе с тем, как в среде американских ученых, так и среди обычных людей усиливается сомнение в целесообразности высадки американца на Луне к 1970 г.

Предложение, сделанное президентом в ООН, представляется мне замечательным, даже если совместные усилия как с политической, так и технической точек зрения, ни к чему не приведут. Оно замечательное хотя бы потому, что может указать нам достойный способ исправить ошибки, которые мы совершили, приняв на себя обязательство лететь на Луну.

Были сделаны две ошибки. Одна состояла в решении высадить человека — живое существо, а не приборы — на Луну. Вторая состояла в выборе срока — 1970 г., к которому человек должен был совершить посадку на Луну…»[346]

Примерно такое же мнение было высказано в статье «Уолл Стрит Джорнал»:

«Первоначальным обоснованием [полета на Луну]… было стремление США опередить русских, поскольку считалось, что они нацелены на Луну так же, как и мы. В этом случае президент Кеннеди сам подорвал данное обоснование, предложив недавно сделать лунную экспедицию совместным американо-советским предприятием. Таким образом, если Хрущев действительно не собирается играть (имеется в виду — продолжать «лунное» соревнование с США), от первоначального аргумента в пользу престижа ничего не остается…

В любом случае, сейчас, как никогда ранее, необходимо провести переоценку [программы «Аполлон»]. Нация может получить большие выгоды от более медленного, но стабильного освоения космоса, более управляемой программы с точки зрения ее стоимости и масштабов»[347].

Политики недовольны…

В то время как общественное мнение США, выраженное в ряде американских газет, в целом положительно восприняло идею объединить усилия с Советским Союзом для совместной экспедиции на Луну, американский политический истеблишмент воспринял инициативу президента куда более критически. Исключением, пожалуй, стал лишь сенатор Фулбрайт. По его мнению, предложение Соединенных Штатов Советскому Союзу «…во-первых, значительно понизило бы стоимость освоения космического пространства, что высвободило бы средства для важных внутренних программ, таких, как образование, городское строительство, а также сохранение природных ресурсов. Во-вторых, оно послужило бы дальнейшему уменьшению международной напряженности, открыв новую значительную область советско-американского сотрудничества»[348].

Однако противников идеи Кеннеди на Капитолийском холме оказалось куда больше, чем сторонников. Главное, что вызвало критику — очевидный пересмотр президентом своего же обязательства обеспечить лидерство США в космосе, по причине якобы имевшего места намерения СССР отказаться от «битвы за Луну». Законодатели задавали следующие вопросы: почему Хрущеву позволено определять американскую космическую политику? Если в 1961 г. в интересах США было опередить русских в «лунной гонке», то почему Соединенные Штаты в настоящее время демонстрируют готовность реализовать это предприятие вместе с ними? Какие гарантии можно дать тому, что СССР выполнит взятые на себя обязательства в рамках подготовки и проведения экспедиции на Луну, если он нарушал соглашения, заключенные в других областях? Не попал ли Белый дом в ловушку, расставленную для них хитроумным Кремлем, как раз в то время, когда «лунный локомотив» космической программы США стал набирать ход?[349]

Пожалуй, наиболее показательными образцами подобной критики стали письма конгрессменов Альберта Томаса и Олина Тига президенту Кеннеди. Напомнив главе государства о его же речи от 25 мая 1961 г., в которой тот провозгласил высадку человека на Луне национальной задачей, Тиг в своем письме отметил следующее:

«В свете Вашего выступления в ООН, в котором содержалось предложение объединить усилия вместе с русскими для полета на Луну, мне чрезвычайно хотелось бы узнать — отказались ли мы от этой национальной цели или пересмотрели ее?

Это предложение меня разочаровало. Я был очень горячим сторонником космической программы, полагая, что мы должны стать нацией, представитель которой первым ступит на Луну. Я также считал, что мы должны решить эту задачу, чтобы обеспечить использование космоса исключительно в мирных целях. Кроме того, я считаю, что наша национальная безопасность, а также безопасность всего свободного мира, чрезвычайно зависит от успеха нашей космической программы»[350].

Письмо Томаса, написанное, кстати, на следующий день после выступления Кеннеди в ООН, отличалось не меньшей прямотой, если не сказать резкостью. Отчасти это было связано и с тем, что сей конгрессмен от штата Техас использовал свой пост председателя подкомитета палаты представителей по закупкам — органа, контролировавшего бюджет НАСА, — для размещения Центра пилотируемых полетов в Хьюстоне, столице штата. Распределение работы по подготовке лунной экспедиции между США и СССР неизбежно привело бы к сокращению персонала данного центра (как и ряда других), занятого осуществлением программы «Аполлон».

Не слишком утруждая себя поиском дипломатических оборотов, Томас высказал мнение, что речь президента в ООН «очевидно подрывает» его авторитет «как мирового лидера в международных делах». Конгрессмен подчеркнул, что «пресса и многие частные лица восприняли Ваше предложение о сотрудничестве с русскими в полете на Луну, как ослабление Вашего призыва предпринять большие и целенаправленные усилия для осуществления посадки на Луну». Томас запросил от Кеннеди письмо, которое прояснило бы его позицию по ближайшим действиям США в области реализации программы «Аполлон»[351].

Член палаты представителей Томас Пелли обвинил Кеннеди на заседании палаты в том, что тот поменял ориентиры космической политики США на прямо противоположные. По мнению Пелли, президент превратил полет на Луну из международного соревнования за мировой престиж в средство для развития сотрудничества с русскими. Правда, выступив против инициативы президента, он все же нашел в ней и положительную сторону, а именно, возможность сократить пилотируемую программу и увеличить количество полетов более дешевых автоматических аппаратов[352].

Досталось Кеннеди и со стороны верхней палаты конгресса США. Сенатор Клинтон Андерсон, председатель комитета по космосу, выступил против предоставления «Хрущеву права определять космическую политику» США, отметив, что не видит «существенных причин» для изменения программы «Аполлон». «Соревнование в космосе между Соединенными Штатами и Советским Союзом продолжается, — подчеркнул Андерсен. — Переориентировать крупномасштабную космическую программу страны (США. — Ю. К.) всякий раз, когда Советский Союз делает заявление о своих целях [в космосе], было бы настоящей глупостью»[353].

Silencium videtur confessio (молчание означает признание — лат.). Кеннеди хорошо это понимал. Необходимо было дать ответ разноголосому хору критиков его инициативы, направленной на совместный полет с русскими к Луне, или же coгласиться с тем, что критика справедлива. Отвечать всем — означало на несколько недель, а то и больше, отложить другие дела, чего Кеннеди позволить не мог. Поэтому президент выбрал одного из наиболее рьяных противников своего предложения — конгрессмена Альберта Томаса, чтобы в письме ему дать заодно ответ и всем, кому не понравилась затея главы Белого дома.

Прежде всего, президент подчеркнул, что «идея сотрудничества в космосе не нова» и что его «выступление в ООН является прямым развитием политики, которой Соединенные Штаты придерживаются уже в течение длительного времени». В подтверждение своих слов Кеннеди напомнил о прежних попытках, предпринятых им в этом направлении, в частности, во время встречи с Хрущевым в Вене в середине 1961 г., а затем и в письме руководителю СССР от 7 марта 1962 г. Далее он написал:

«Великое усилие нации и данное тщательно продуманное заявление о готовности сотрудничать с другими, не находятся в конфликте друг с другом. Они являются взаимодополняющими элементами единой политики (выделено мною. — Ю. К.). Мы не рвемся в космос лишь ради достижения узкой цели национального величия. Мы делаем это для того, чтобы Соединенные Штаты играли бы ведущую и почетную роль в освоении человечеством космического пространства. Именно это великое усилие позволяет нам предложить углубленное сотрудничество без боязни, что данное предложение может быть расценено как проявление нашей слабости. Таким же образом наша готовность сотрудничать с другими оттеняет международное значение нашей собственной мирной американской космической программы.

Поэтому наша вновь сформулированная и углубленная цель сотрудничества, не имеющая ничего общего с поиском оправдания снижения интенсивности или слабости нашей космической деятельности, является, с моей точки зрения, причиной для движения вперед еще с большей скоростью ради великой программы, которую мы как нация начали осуществлять более двух лет назад.

Таким образом, позиция США ясна. Если сотрудничество возможно, мы будем сотрудничать и делать это с позиции, укрепленной и упроченной нашими национальными усилиями в области освоения космоса. Если сотрудничество невозможно, а как реалисты мы должны предусмотреть и такой вариант, тогда то же самое великое национальное усилие послужит интересам всех свободных людей в космосе, а также защитит нас от возможных угроз нашей национальной безопасности. Так что давайте не сбавлять темпа»[354].

Трудно сказать, насколько смог Кеннеди убедить скептиков в том, что программа «Аполлон» в любом случае достигнет цели подъема американского национального престижа — как в случае ее осуществления лишь Соединенными Штатами, так и в случае ее реализации в партнерстве с Советским Союзом. Однако определенные финансовые трудности новая инициатива президента в области космического сотрудничества программе «Аполлон» все же создала. В течение первых двух лет после принятия решения о полете на Селену конгресс проявлял необыкновенную щедрость в отношении этой программы. В 1961 г. бюджет НАСА был увеличен на 50%, а в следующем году превысил все предыдущие бюджеты агентства, вместе взятые[355]. Однако в 1963 г., когда президент вновь призвал к значительному увеличению бюджета НАСА, законодатели решили повнимательнее присмотреться к тому, как расходовались средства агентства. И вот в то время, как вокруг «кошелька» НАСА разгорелась настоящая схватка, глава Белого дома заявил о возможности советско-американской экспедиции на Луну.

Ко времени выступления Кеннеди в ООН нижняя палата уже единодушно решила урезать президентский запрос по бюджету НАСА на $600 миллионов. Намерение главы государства объединить усилия Соединенных Штатов и Советского Союза в рамках программы «Аполлон» было воспринято конгрессменами как возможность разделить часть расходов на эту программу вместе с СССР. В итоге Клэренс Кэннон, председатель комитета по закупкам нижней палаты (данный комитет играл и продолжает играть одну из ключевых ролей в формировании бюджета НАСА), выдвинул идею вынуть еще $900 миллионов из «кошелька» агентства. Подобная «усушка» бюджета НАСА могла нанести серьезный ущерб «Аполлону». Уэбб и законодатели, которые были последовательными сторонниками экспедиции на Селену, сделали все возможное, чтобы этого не произошло[356]. В итоге конгресс сократил бюджет НАСА на 1964 финансовый год с 5,7 млрд долларов, запрошенных президентом в начале 1963 г., до 5,1 млрд долларов, т. е. на 11%. И если около 400 млн долларов из этого сокращения уже были изъяты из бюджета агентства до сентябрьской речи президента в ООН, то дополнительные 250 млн — после, в период октября-декабря 1963 г. Остается лишь гадать — потерял «Аполлон» четверть миллиарда долларов из-за уменьшения интереса в нем политиков, как средства утверждения национального величия, или нет. Но у тех, кто допускает наличие подобной связи, есть довольно веский аргумент. Конгресс специально включил в законопроект, одобряющий выделение финансов для НАСА, следующую фразу: «Никакая часть из каких-либо средств, предоставленных данным актом в распоряжение Национального управления по аэронавтике и исследованию космического пространства, не может быть использована для финансирования программы пилотируемой посадки на Луну, если эта программа будет осуществляться Соединенными Штатами совместно с какой-либо страной без согласия конгресса»[357]. Подобная оговорка, фактически запрещавшая НАСА использовать свои финансы на какие-либо совместные проекты, сопровождала выделение средств агентству в течение трех последующих лет.

Советская реакция на инициативу Кеннеди

Официально ее не было. Впрочем, не совсем так. Подконтрольные властным структурам средства массовой информации обрисовали выступление Кеннеди как очередной пропагандистский шаг, нацеленный на то, чтобы отвлечь внимание мировой общественности от борьбы за мир и разрядку международной напряженности. «Правда» перепечатала фельетон известного американского сатирика Уолтера Липпмана, с точки зрения которого единственная ценность предложения Белого дома состояла в том, что позволяла ему с честью отказаться от своих «лунных» обязательств[358].

Пока Кеннеди ждал ответа Кремля на свое выступление; в ООН, газета «Вашингтон Пост» от 8 октября сообщила, что «отец» первого спутника Л. И. Седов заявил, будто первая попытка Советов высадиться на Луне будет предпринята не раньше, чем через два-три года. «Пост» так и озаглавила свою статью: «Красные намерены отправиться на Луну через 3 года». Естественно, утверждение это привлекло к себе немалое внимание Вашингтона. Разобраться поручили советнику по науке Визнеру. Внимательно изучив заметку, тот доложил президенту, что в ней нет ничего такого, «что в действительности соответствовало бы ее заголовку»[359]. Сведения о скорой готовности СССР отправить своих посланцев на Луну оказались такой же непроверенной информацией, как и известия о намерении Москвы якобы вообще отказаться от планов лунной экспедиции.

Никак не отреагировали на слова Кеннеди и советские космонавты Юрий Гагарин и Валентина Терешкова, посетившие ООН в октябре того же года.

Справедливости ради следует отметить, что Гагарин во время своей речи перед Генеральной ассамблеей ООН упомянул о возможности советско-американского сотрудничества в космосе, в частности, в области обмена научными данными, поиска и спасения экипажей космических кораблей, совершивших аварийную посадку, а также развертывания международной системы радиосвязи. Что касается взаимодействия в области пилотируемых полетов, первый космонавт Земли сказал, что «здесь следует кое-что уточнить», но при этом никак не коснулся предложения Кеннеди[360].

А 25 октября и сам Никита Сергеевич прокомментировал в прессе выступление Кеннеди в ООН. Он признал, что слетать на Луну действительно было бы «очень интересно», однако сказать, станет ли СССР заниматься этим, Первый секретарь не мог. Более того, Хрущев отметил, что хотя советские ученые и работают над проблемой экспедиции на Селену, проводя необходимые исследовательские работы, у его страны в настоящий момент таких планов нет. И вот почему (тут Никита Сергеевич через обоснование почему СССР не нужно на Луну, подверг «разгромной» критике программу «Аполлон»). Во-первых, Советский Союз (в отличие от «людоедской» Америки) не станет посылать людей на Луну без тщательной подготовки. Во-вторых, ясно, что никакого блага такое соревнование не принесет (так что, «глупые» янки, тратьте миллиарды долларов на гонку сами с собой). Более того, подобное соперничество может привести к гибели людей (еще один «камень в огород» «человеконенавистническому» заокеанскому обществу, готовому ради удовлетворения своего «мелочного» честолюбия жертвовать человеческими жизнями). Не отказал себе Хрущев и в удовольствии «уесть» американцев с помощью русского народного фольклора, который он так любил. «Есть у нас поговорка, — сказал Никита Сергеевич, — мол, кому не живется на Земле — может лететь на Луну (тут уж прямее некуда — чувствуете вы, господа империалисты, чувствуете, что ваше время на нашей планете вышло, вот и рветесь на Селену, наивно думая, что таким образом сможете избежать ждущей вас «свалки истории»). Но советские люди чувствуют себя на Земле прекрасно (еще бы — самый передовой строй, где царят внутренняя гармония и процветание и который пользуется любовью всего «прогрессивного» человечества). Поэтому, если подходить к делу серьезно (а не так, как «дядя Сэм», для которого что техасское родео, что полет на Луну — все одно), то над экспедицией на Селену нужно много и основательно работать и хорошо к ней подготовиться, чтобы она была успешной.

Не упустил Хрущев и шанс проявить осведомленность в той сфере, о которой шла речь. По его словам, ему сообщили, что к 1970-1980 годам американцы хотят высадить человека на Луне. (И откуда только Первый секретарь взял такие цифры? Ведь Кеннеди ясно сказал — до конца текущего десятилетия, то есть не позднее 1970 года. Не иначе, как в словах главы Советского Союза содержался скрытый намек американцам — все равно раньше, чем лет через 20, ничего у вас из этой затеи не выйдет). Верный принципу «мирного сосуществования» с «империалистами», пожелал Никита Сергеевич американцам удачи. Правда, сделал это так, что было ясно — в успех он не верит совершенно. «Посмотрим, — сказал «главный коммунист» СССР, — как они долетят дотуда, как сядут на Луну, а самое главное, как взлетят с нее и как вернутся домой. Мы же, — заметил Хрущев, — примем во внимание их опыт (это — в духе заветов Ленина, который призывал учиться хозяйствовать у капиталистов)»[361].

Очевидно, что, произнося такую пространную речь, Никита Сергеевич пытался, с одной стороны, замаскировать «лунные» планы СССР, а с другой — «размыть» поддержку «Аполлона», прежде всего внутри США. Во всяком случае, именно последнее углядели в словах главы Кремля сотрудники ЦРУ, о чем свидетельствует меморандум разведывательного ведомства, отправленный на имя советника по национальной безопасности МакДжорджа Банди. В документе этом, в частности, отмечалось, что «главной целью заявления Хрущева было поменять ориентиры в космической гонке». ЦРУ подчеркнуло, что слова руководителя СССР, с одной стороны, весьма напоминали высказывания, которые он уже делал перед представителями печати в 1961 и 1962 годах, а с другой — перекликались со взглядами, «сознательно доводимыми до сведения западных ученых официальными представителями советской науки в начале этого года». Таким образом, заключили американские разведчики, заявление Хрущева не должно расцениваться в качестве показателя того, что «советские руководители в течение последних нескольких недель приняли какие-либо серьезные решения, затрагивающие масштабы или темпы осуществления их лунной программы». Скорее утверждение главы Кремля было «сознательной попыткой девальвировать срочность высадки человека на Луне», повлияв таким образом «на мнение американского конгресса и общества по вопросу о затратах на лунную программу США и темпы ее реализации»[362].

Возможно, Хрущев отчасти и достиг целей, в преследовании которых его заподозрили в ЦРУ (вспомним, что немалое количество американских газет и некоторые из политиков действительно призвали к «здравомыслию» в определении целей и задач космической программы США). Однако при этом Никита Сергеевич невольно предстал в образе лисы из небезызвестной басни И. А. Крылова «Лиса и виноград». Во всяком случае, американская газета «Нью-Йорк Таймс» посчитала, что глава СССР ополчился на экспедицию на Луну, потому что ее у него «хоть видит око, да зуб неймёт»: «Отсутствие какого-либо интереса в достижении Луны к 1970 г., неприкрыто продемонстрированное премьером Хрущевым, является продуктом нынешних экономических трудностей [СССР] — серьезных проблем, которые, как он дал понять, вынуждают Советский Союз урезать планы развития некоторых ключевых отраслей промышленности. О давлении на [Хрущева] можно судить по статье в «Комсомольской правде», опубликованной в начале этого месяца. В ней, в частности, спрашивалось:

«Зачем вообще нужны космические полеты? Разве на Земле нет более важных задач, которые имеют к людям более прямое отношение?» Аналогичные вопросы задаются в этой стране и применительно к программе «Аполлон». Но независимо от намеченных темпов освоения космоса, оно будет продолжено обеими странами. Господин Кеннеди был прав, призывая к тому, чтобы это освоение было совместным»[363].

Осознав, что бумеранг, которым он хотел «пооббить перья» программе «Аполлон», вернулся и ударил по нему, Никита Сергеевич поспешил исправить положение. Предлог для этого ему, как обычно, предоставили советские конструкторы. 1 ноября королевской «семеркой» на орбиту Земли был выведен спутник «Полет-1», снабженный аппаратурой и системой двигательных установок, обеспечивающих изменение высоты в плоскости орбиты во время полета. Первый в мире маневренный ИСЗ был разработан в КБ В. Н. Челомея[364].

Сославшись на успех этого полета, продемонстрировавший новые возможности советской ракетно-космической техники, он заявил следующее:

«Что касается вопроса о том, закрыли мы лунный проект по экономическим или каким-либо другим причинам, мы никогда не говорили, будто закроем наш лунный проект. Вы это сказали. Когда мы говорим о технических возможностях осуществления этого, то подразумеваем наличие у нас полной уверенности в том, что кто бы ни отправился на Луну, сможет безопасно вернуться. Только тогда это будет вполне осуществимо и возможно. Когда — я не знаю. Однако вы продолжаете рассчитывать, что мы откажемся от нашей программы из-за экономических трудностей. Что ж, господа, скажу вам — откажитесь от таких надежд раз и навсегда и просто выбросьте их»[365].

Читая подобные высказывания Хрущева, невольно видишь его стучащим по трибуне ООН своим ботинком или грозящим американцам «ракету в форточку засунуть» (речь шла, естественно, не о ракете, предназначенной для советско-американского полета на Луну). А между тем, по воспоминаниям сына Хрущева, уже в конце лета 1963 г., еще до знаменитого выступления Кеннеди в ООН, Никита Сергеевич начал размышлять о предложении американского президента. Вот как описывает это Сергей Хрущев:

«В последние недели лета 1963 года отец несколько раз вспоминал о своем разговоре с Кеннеди в Вене о возможности объединения наших усилий в лунном проекте. Тогда он отверг предложение президента об установлении сотрудничества, опасаясь за военные секреты, и ограничился соглашением о совместной деятельности в области мирного космоса. Это была скорее декларация об обмене информацией, чем серьезная программа работ.

Постепенно взгляды отца трансформировались. Возможность раскрытия перед американскими учеными некоторых наших секретов переставала казаться ужасной. Раньше отца особенно беспокоило, что за океаном узнают, что межконтинентальных ракет у нас раз-два и обчелся. К тому же уровень их боеготовности не шел ни в какое сравнение с возможностями противной стороны. Такая информация, по мнению отца, могла толкнуть горячие головы на превентивные действия. Пока не поздно…

С 1963 г. положение начало изменяться. Ракетная программа приобрела законченный вид. Если там узнают, что Советский Союз обладает массовыми межконтинентальными ядерными носителями, вреда не будет. То, что ракеты только начали проектировать, отца не смущало: пройдет не так уж много времени — и они появятся на боевых стартах. Первый шаг сделали той же осенью. В сентябре успешно начались летные испытания янгелевской Р-36[366].

Встреча с Королевым и Глушко заставила отца еще раз задуматься о лунной программе. Уж больно дорого запросил Сергей Павлович за свою Н-1 (носитель, предназначенный для доставки советских космонавтов на Луну. — Ю. К.). Впервые слова отца, точнее мысли вслух, о возможности заключения соглашения с США в осуществлении лунной программы я услышал где-то во второй половине сентября (выделено мною. — Ю. К.). Он еще ни с кем не делился своими идеями, но я знал по опыту: раз они возникли, то пробьют себе дорогу. Постепенно отец созреет и тогда пойдет напролом.

Не могу сказать, чтобы его идея меня вдохновила. Мне казалось, наше разоблачение перед противником чрезвычайно опасно. Сегодня они к нам подходят со своими мерками и преувеличивают наши возможности, а тут легко поймут, кого кому следует догонять. Сегодня их гнетет миф о нашем превосходстве: мощные носители, таинственное горючее, фантастически точные приборы и кто знает, что еще. Но мы-то знаем, что ничего этого нет, наши ракеты, возможно, не хуже, но уж никак не лучше стартующих с мыса Канаверал.

В 1957 году, до какой-то степени в 1961-м, еще можно было говорить об исключительной грузоподъемности «семерки». Сегодня это все ушло в прошлое, а УР-500 (кодовое название ракеты-носителя «Протон», расшифровывающееся как «Универсальный ракета-носитель»-500. — Ю. К.) и Н-1 здорово уступают «Сатурну». Я не мог не высказать свои опасения отцу. Он согласился с моими доводами, но выводы у него оказались противоположными. Отец повернул их в подтверждение своей точки зрения: если мы не в состоянии сохранить первенство, то тем более имеет смысл объединить усилия (выделено мною. — Ю. К.).

Мои страхи насчет военных секретов он не отбрасывал, но считал их преувеличенными. Отец снова повторил признание Кеннеди о нашей способности уничтожить Соединенные Штаты. Он только чуть перефразировал свой ответ: «Используем ли мы более или менее совершенные ракеты, не имеет никакого значения. Если там убедятся, что подобное в принципе возможно, все остальные соображения отойдут на второй план»[367].

Сейчас уже трудно сказать — заговорил ли глава Кремля о возможности сотрудничества с США в полете на Луну после выступления Кеннеди в ООН или же пришел к подобному заключению под воздействием трех упомянутых факторов. Напомню, что к их числу относилось укрепление ракетной мощи СССР, связанное с этим уменьшение озабоченности сохранением секретности и осознание того, что «лунную гонку» Советский Союз скорее всего все равно проиграет.

Была, правда, и еще одна причина, по которой Хрущев стал задумываться о принятии «лунного» предложения Кеннеди. Никита Сергеевич все больше доверял американскому президенту. По воспоминаниям Сергея Хрущева

«…отец прилаживался к длительному сотрудничеству с Джоном Кеннеди. Он считал, что раз им удалось договориться, не пострадав и не уронив достоинства своих стран, выйти из столь серьезного испытания, как Карибский кризис, то окажутся по плечу и другие проблемы, требующие совместного решения»[368].

Естественно, советско-американский полет на Луну был с политической точки зрения проблемой менее масштабной, чем урегулирование ситуации, грозившей СССР, и США взаимным уничтожением. А уж коль скоро политические вопросы сотрудничества могут быть решены, то технические, как менее сложные, — и подавно. Видимо, так рассуждал руководитель Советского Союза, когда на приеме в Кремле 1 ноября сказал, что с ослаблением международной напряженности не только морально, но и практически, то есть когда это подкреплено практическими шагами по разоружению, можно говорить о реальном расширении сотрудничества между государствами в области освоения космоса. При таких условиях мы, то есть советское руководство, с должным вниманием относимся к предложению президента США о целесообразности объединения усилий СССР и Соединенных Штатов в деле освоения космического пространства с научными целями, особенно что касается совместного полета на Луну. Действительно разве не замечательно, если бы советский мужчина и американский, или советский космонавт и американская женщина вместе слетали на Луну? Разумеется, замечательно[369].

Однако буквально через несколько дней после столь сладкого для слуха Кеннеди и всех, кто поддерживал идею президента о советско-американском «лунном альянсе», заявления, Хрущев делает другое, прямо противоположное. Это произошло накануне очередной годовщины Октябрьской революции, когда Советский Союз впервые открыто показал свою противоракету (предназначенную для уничтожения ракет противника). Данный вид оружия, вероятно, еще больше укрепил веру Никиты Сергеевича в неминуемую победу коммунизма, ибо он заявил тогда: «До революции Россия была нишей. Теперь же она стала Советским Союзом и превратилась в хозяина земли. Из беднейших она стала второй страной в мире и, максимум через семь лет, мы будем первыми»[370]. Что же касается космоса, то он по-прежнему оставался для Первого секретаря «полем боя», на котором тот был намерен выиграть одну из генеральных битв между двумя мировыми системами. «Даже наши противники, — отметил Хрущев, — осознают, что мы лидируем в космосе. Им все еще не удалось нас обогнать, и мы не дадим им сделать это»[371].

Как объяснить подобные «шарахания» главы Кремля? Присущей ему непоследовательностью, которая проявлялась почти во всем, что он делал, шла ли речь о борьбе с пережитками сталинизма или об экономических реформах в стране? Или это был рецидив «дипломатии спутника», когда Советский Союз использовал свои успехи в сфере создания новых образцов ракетной техники для доказательства превосходства социалистической системы над капиталистической? А может, новая ракета усилила «влюбленность» Никиты Сергеевича в данный вид техники? Тогда чисто по-человечески его нежелание сотрудничать с американцами в этой области можно понять. Все влюбленные — эгоисты, не желающие делить предмет своего обожания ни с кем другим, а уж эмоциональность была Хрущеву свойственна, пожалуй, не в меньшей степени, чем холодный политический расчет.

Впрочем, возможно, была и еще одна причина. По замечанию сына Хрущева, для того, чтобы советско-американский полет на Луну стал реальностью, его отцу «нужно было набраться твердости для преодоления отношения военных к этому вопросу, весьма непростому, если учесть, какого рода секреты могли перестать быть таковыми при осуществлении подобного совместного проекта»[372]. А как «набраться твердости», если в тот период времени нарастало недовольство командного состава вооруженных сил реформами Хрущева в военной сфере, и Первый секретарь, он же — верховный главнокомандующий, не мог об этом не знать. Быть может, Никита Сергеевич воспользовался столь подходящим моментом, как презентацией нового типа оружия, чтобы «потрафить» своему генералитету, подчеркнув — ни о какой, пусть даже ограниченной, передаче секретов потенциальному противнику и речи не может быть?[373]

Как бы то ни было, слова, произнесенные на фоне противоракеты, подписали «смертный приговор» иллюзиям, которые политики на другой стороне океана могли иметь относительно сотрудничества с СССР в области космоса, в частности, в сфере осуществления экспедиции на Луну. Напомню, что иллюзии эти основывались вначале на сообщении Ловелла от 17 июля 1963 г. о том, что Советский Союз якобы выходит из «лунной гонки». Затем последовали обнадеживающе-дезориентирующие статьи в американской прессе, пытавшейся разглядеть в результатах переговоров Драйдена и Благонравова в сентябре того же года желание СССР поискать формы взаимодействия с США в рамках пилотируемого лунного проекта. Заключение договора о запрещении испытаний ядерного оружия и несколько смягчившееся отношение Советского Союза к статусу спутников-шпионов также питали надежды некоторых «мечтателей» на возможность будущего советско-американского «космического альянса». А кульминацией иллюзий стало выступление Кеннеди в ООН, где он прямо пригласил СССР лететь на Луну вместе с США.