Двое, не считая «Диогена»
Двое, не считая «Диогена»
Обвинение в фантастичности — спокойно принимаем.
Фритьоф Нансен
— Снова калипсяне работают на голом островке неподалеку от Марселя, но теперь это остров Помег, сосед Шато-д’Иф, где в замке был заточен легендарный человек в железной маске. «Калипсо» и «Эспадон» стоят в тесной бухточке, по бокам большой понтонной баржи, нагруженной снаряжением и людьми. Кругом сферические буи, надувные лодки, швартовы. Совсем низко над судами повис вертолет. Я сижу на берегу в разрушенном каменном домике без окон, среди телефонных и электрических нервов, все щели плотно завешаны, и я слежу в телевизор за ходом операции. Со стороны может показаться, что идут маневры, высадка десанта на плацдарм. Но мы не помышляем о войне. Мы пытаемся приспособить человека к жизни на дне моря, — вспоминал об этих днях Жак-Ив Кусто.
«Преконтинент-один»
Обитателями первого подводного поселения Кусто стали аквалангисты Альбер Фалько и Клод Весли.
14 сентября 1962 года Фалько попрощался с матерью и сестрой, Весли обнял жену и маленькую дочь. В 12.20 оба океанавта, провожаемые напутствиями друзей и родных, ступают на трап «Калипсо», экспедиционного судна Кусто, и через мгновенье скрываются под водой. Семь дней и семь ночей проведут они на дне моря, не выходя на поверхность.
Несмотря на фантастичность эксперимента, сам подводный дом выглядел весьма буднично и походил на обыкновенную железнодорожную цистерну, выкрашенную в желтый цвет и опрокинутую люком книзу. Внутренние стены металлического домика были обиты губчатой резиной, поглощающей влагу.
Первую экспедицию в глубины моря Кусто назвал «Преконтинентом-один». «Преконтинент» — по-французски означает «континентальный шельф». Фалько и Весли окрестили свое жилище «Диогеном», по имени знаменитого древнегреческого философа, будто бы некогда поселившегося в бочке.
Подводный дом имел всего шесть метров в длину и два с половиной — в ширину и высоту. В воде легкий, как аэростат, «Диоген» висел на глубине десяти метров, «распятый» на якорях и обвешанный балластом — мешками с песком. До дна глубина в этом месте составляла двенадцать с половиной метров. Вес подводного домика с оборудованием, включая свинцовые кили сзади и впереди входного люка, — пять тонн.
Сверху, с берега, к «Диогену» тянутся гибкие трубопроводы, шланги и кабели. Они подают свежий воздух под давлением в две атмосферы, электричество. Горячая пресная вода для душа и холодная питьевая вода льются по гибким шлангам с «Эспадона». Без душа в подводных домах не обойтись, особенно если океанавты плавают без гидрокостюмов. Морская вода, высыхая, покрывает тело тонким слоем соли. Если ее не смывать, она разъедает кожу.
Подавать воздух и электричество с корабля было бы рискованно. Шторм мог сорвать судно с якоря и отнести его в сторону. Это неминуемо вызвало бы аварию на подводной обсерватории.
Меблировка домика — две кровати, стол, стулья. Здесь же отопительные батареи — инфракрасные лампы, телепередатчик для непрестанного наблюдения за океанавтами, телефоны. Интерьер «Диогена» украшала картина кисти Андре Лабана, одного из сподвижников Кусто, — о нем еще пойдет речь. В часы досуга к услугам океанавтов — телевизор, принимающий программу национального вещания, радиоприемник, небольшая библиотечка, подобранная по личному вкусу, и даже проигрыватель.
Фалько и Весли сами следили за постройкой их дома. Давление внутри «Диогена» всегда было равно внешнему, вода не могла проникать в жилище, и поэтому входной люк — «жидкая дверь», как назвал его Кусто, — обычно держался открытым.
Через «жидкую дверь» они выходят наружу, чтобы выполнять работы, которые станут обычными для рабочих и техников промышленных подводных станций завтрашнего дня.
Фалько и Весли были избавлены от сложной процедуры декомпрессии, когда возвращались с работ вне «Диогена». Так как они постоянно находились под давлением в своем домике, глубина десять метров для них была как бы нулевой. Практически они могли оставаться в открытом море сколько угодно.
— Разница между «внутри» и «снаружи» стиралась. Фалько и Весли переходили из воздуха в воду, из воды в воздух совершенно спокойно, точно пришел конец антагонизму двух стихий. Люди стали живым знамением удивительного факта, превратившись в настоящих человеко-рыб — обитателей гидрокосмоса, которым предстоит осуществить древнюю мечту человека — покорить необъятное царство Нептуна! — Отмечал Кусто.
Вооруженные аквалангами, океанавты покидали свой домик не только днем, но и ночью, совершая путешествия на глубину двадцати пяти — тридцати метров. По плану, утвержденному Кусто, пловцы ежедневно находились в открытом море в течение пяти часов, в том числе около часа в ночное время.
Подниматься близко к поверхности моря запрещалось. Нарушение этого запрета грозило кессонной болезнью.
По телевизору Кусто наблюдал, как устраиваются в своей квартире первые жители морских глубин. Что бы там ни произошло, все это тотчас становится известным на кораблях и на берегу. Связь работала отлично. Из-под воды отчетливо слышалось каждое слово, сказанное Фалько и Весли. Было хорошо видно, что оба подводных жителя заметно возбуждены. Они чувствовали себя немного неловко и невольно позировали перед объективами телепередатчиков, а иной раз, улыбаясь, наигрывали дуэты на губной гармонике.
Страдания «человеко-рыб»
— В первый день, — вспоминает Кусто, — я сам отправился под воду в «Преконтинент-один», и убедился, что оба чувствуют себя превосходно. Настроение было приподнятое: новая обстановка, кругом вода, один шаг — и можно подолгу плавать на большой глубине, не думая ни о каких водолазных таблицах. Обитель очень удобная… Они недовольны только тем, что врачи так обстоятельно — по два с половиной часа в день — осматривают их, отрывая от дела.
А на третье утро начались неприятности. Альбер Фалько и Клод Весли проснулись одновременно и, не говоря ни слова, молча принялись за завтрак. Прошло полчаса, прежде чем они заговорили между собой.
Как всегда, в этот день у них побывали врачи Фрюктюс и Шуто. Они отметили, что возбуждение океанавтов улеглось, но настроение их ухудшилось. Оба стали угрюмыми, апатичными. Безучастно выслушивали они вопросы врачей, коротко и односложно отвечали на телефонные звонки.
Во второй половине дня Клод и Альбер совсем пали духом. Чтобы как-то развлечь их, Кусто отправил под воду Поля Бремона, давнего друга Фалько. Он должен был отобедать с океанавтами и попытаться развеять их мрачное настроение. Но Поль Бремон вернулся ни с чем. Разговорить Фалько и Весли ему так и не удалось. Лишь за кофе Весли оживился и, сохраняя каменное выражение лица, желчно сострил:
— А что, если нам устроить забастовку? Пусть они там, наверху, попляшут. Без нас они ничего не сделают.
Подобные шутки были совсем не в характере Клода Весли. Товарищи знали его как энергичного, жизнерадостного парня.
Прежде чем познакомиться с подводным плаванием, Клод всерьез занимался лыжным и парусным спортом, тренировал лыжников и яхтсменов. Но хотя он на целых пять лет моложе Фалько — Клоду 30 лет, — врачи нашли, что он физически утомлен много сильнее, чем его товарищ. Однако, несмотря на недомогания, в записках Клода Весли за эти дни не появилось никаких жалоб.
Зато Альбер Фалько не скрывал своих чувств и откровенно писал в дневнике о том, что творилось с ним в эти трудные часы жизни в подводном доме.
«Я ослаб… Боюсь, что не выдержу до конца. Работать под водой стало ужасно тяжело. За что ни возьмись — все невероятно трудно.
Много лет я спал без снов, теперь наверстываю. Мне снится кошмар, которого я никогда не забуду. Угнетенное состояние, удушье, тоска, страх… меня душит чья-то рука. Надо уходить. Возвращаться на поверхность. Просыпаюсь, иду к люку. Все в порядке. Клод крепко спит. Ложусь спать, но не могу уснуть. Я совершенно одинок, заперт в ловушке. Нас приговорили жить неделю под водой. На поверхность подниматься нельзя. Избавиться от азота можем только с помощью тех, кто наверху. Чувствую страх, безрассудный страх. Чтобы успокоиться, думаю о своих товарищах. Они приняли все меры предосторожности. И сейчас наблюдают за мной. Нет, не могу успокоиться. Меня преследует нелепая мысль: что, если давление воздуха упадет и ворвется вода? С какой скоростью она будет подниматься? Разумеется, в верхней части камеры все равно останется какое-то количество сжатого воздуха, мы успеем надеть акваланги. А дальше? Сразу всплыть нельзя. Придется ждать, пока не придумают, как наладить декомпрессию.
Звук уходящего к поверхности воздуха невыносим, а днем его почти не слышишь. Пузыри булькают, булькают, словно в огромном котле. Или будто галька на берегу, когда ее перекатывает прибоем в шторм. Никак не могу уснуть. А Клод знай себе спит, не подозревая о моих треволнениях…»
И это писал Альбер Фалько — «невозмутимый Фалько», как называли его товарищи, укротитель акул и навигатор подводных путей. Значит, есть существенная разница между жизнью в подводном доме и подводном корабле. Здесь вода рядом, реальная, вездесущая. Тот факт, что Фалько впервые в жизни оказался во власти страха, кошмаров, воображаемых опасностей и ни разу не сказал об этом, говорит о мужестве этих людей, которым предстояло провести под водой еще сто часов.
И Фалько и Весли были опытными мастерами. Каждый из них не раз участвовал в подводных экспедициях. Что касается Фалько, то он познакомился с морем еще в раннем детстве: он научился плавать, когда ему было всего десять месяцев от роду, и с тех пор уже не расстается с морем.
Кусто считает, что молодые аквалангисты, хотя, возможно, и обладают более крепким физическим здоровьем, однако психологически они менее подготовлены к длительной жизни в глубинах. Но даже Фалько, как сетовал Кусто, не избежал психоза в первые дни.
Очевидно, капитан не во всем прав. Дело было не только в личном опыте и в возрасте подводных жителей. Недаром Клод Весли оказался значительно сдержаннее в эмоциях, чем его старший напарник. Записи Весли в дневнике отмечала «спокойная уверенность, как в отчетах советских космонавтов», сравнивал Кусто.
Утром четвертого дня Фалько был на грани срыва. Когда связной доставил сверху завтрак. Альбер, не зная, к чему придраться, истерично выкрикнул:
— Печенье раскрошилось!
«Это было для нас так же неожиданно, — сокрушенно констатировал Кусто, — как если бы Фалько вдруг ударил связного».
Огорченный Мишель Гильбер, корабельный кок, сам спустился в «Диоген», чтобы извиниться. На осунувшемся лице Альбера мелькнуло подобие улыбки, и он, в свою очередь, попросил кока простить ему глупую выходку.
Еще до начала экспедиции Гильбер обещал океанавтам приготовить для них любое блюдо по их выбору. Подводные жители освобождались от поварских забот, к тому же в сгущенной атмосфере «Диогена» приготовление пищи было весьма сложным занятием. Из-за повышенного давления в обычных кухонных кастрюлях не сварить ни супа, ни кофе, и добровольные официанты в аквалангах доставляли обитателям «Диогена» еду с судна-базы, но, конечно, не на серебряном подносе, а в герметичных судках. А подогреть пищу можно было и здесь. На сей случай имелась электроплитка.
С течением времени друзья неожиданно изменили свои вкусы и в выборе пищи. Они стали отказываться от жирных блюд, все меньше ели хлеба и меньше пили воды. Изысканные соусы и пирожные, искусно приготовленные Гильбером, их уже не интересовали. Зато большим успехом начали пользоваться фрукты и овощи.
В дальнейшем, словно отрешаясь от земной жизни, океанавты совершенно перестали интересоваться телевизором, неохотно отвечали на звонки, а то и вовсе не подымали трубки. Движения их стали плавными и замедленными, о чем, правда, нельзя было сказать, когда Фалько и Весли выходили в воду, где они опережали всех остальных аквалангистов — связных, обслуживавших «Преконтинент-один». В этой группе было пятнадцать человек, не считая подводных кинооператоров, возглавляемых Пьером Гупи. Альбер и Клод, чтобы их не спутали с другими аквалангистами, носили голубые перчатки.
На четвертые сутки эксперимента, в тот день, когда вспылил Фалько, Кусто — Паша, как за глаза его звали калипсяне, — сам спустился под воду. Альбер и Клод сидели за металлическим столом, поставленным на дно неподалеку от «Диогена», и, держа в руках разноцветные кубики, складывали из них незамысловатые узоры и домики, как требовал от них врач Жак Шуто, который показывал им чертеж. Оба успешно выполнили психотехнический тест. С нескрываемым удовольствием приняли они к сведению распоряжение Кусто об отмене вечернего обхода врачей…
«Мы живем в доме электроники. Нажми кнопку — тебе тотчас ответят. У нас шестьдесят рук и столько же ног. Это здорово, но уж очень их много. Люди являются к нам и надоедают своей болтовней. Невозможно без конца говорить. Нужно и отдохнуть. Я знаю, что они стараются для нас. На их месте я поступил бы точно так же. Но это бесконечное хождение взад-вперед действует на нервы. Порой приходится делать усилие над собой, чтобы не сорваться. Но стоит мне отдохнуть, полежать десять минут — только десять минут — и все проходит, — писал в своем подводном дневнике Альбер Фалько. — В следующем нашем подводном доме должно быть не меньше двух помещений, чтобы в одном из них можно было уединиться. И нужно ограничить телефонные звонки. Нам звонят с острова, с судов, чаще всего по пустякам. Следующий эксперимент я бы обставил иначе. Пусть нам выдадут цистерну сжатого воздуха и скажут: „Кругом вас одни рыбы. Приступайте к делу. Если что понадобится, звоните нам. Мы же будем звонить только по важным делам“».
После второго визита Кусто посещения связных были сведены до минимума. Фалько и Весли повеселели, и с того момента настроение и дела обитателей «Диогена» пошли на лад. А в дневнике Фалько появилась уже более оптимистическая запись:
«Стало спокойнее. Паша заботится о том, чтобы мы могли как следует отдыхать. Теперь я верю, что можно подолгу жить под водой и на больших глубинах. Но не получится ли так, что люди станут совсем забывать о земле? Если разобраться, мне сейчас безразлично, что происходит там, наверху. Такое же чувство у Клода. Мы живем по тому же времени, что они. Но здесь время идет как-то особенно быстро, часы просто ни к чему. Если бы мне сказали, что мы спустились только вчера и предстоит оставаться под водой еще шесть дней, я бы отнесся к этому совершенно спокойно…
Мы совсем на „ты“ с водой. Я счастлив, когда остаюсь наедине с Клодом. Эти ребята сверху, с их съемочной аппаратурой, только мутят воду, после них мы принимаем грязевые ванны. Они мне весь ландшафт портят. Впервые за двадцать лет подводного плавания у меня есть время по-настоящему рассмотреть, что происходит под водой. Особенно ночью. Тут тебе и морские коньки, и раскрывшиеся анемоны, и креветки, и нерестящаяся рыба…»
Кусто первым оценил перелом в поведении Альбера и Клода. По его мнению, самый важный психологический эффект опыта на «Диогене» заключается в том, что океанавты быстро привыкли к новым условиям существования и отдалились от обычной земной жизни.
— Я почувствовал себя посторонним среди них. Этот новый мир уже принадлежит им. Они стали человеко-рыбами, — сказал, побывав на «Диогене», Жак-Ив Кусто.
Акклиматизация закончилась к исходу четвертых суток жизни под водой. Врачи констатировали, что оба океанавта вновь здоровы и бодры. Правда, однажды у Клода Весли неожиданно разболелись зубы. К счастью, в Марселе отыскался зубной врач — аквалангист. Не прошло и двух часов, как он спустился в «Диоген» и вылечил зубы Клода. А потом у океанавтов побывал и другой необычный гость — парикмахер.
Проспект Голотурий
Насколько успешно справятся океанавты со своими обязанностями, волновало не только Кусто и его коллег. О «Диогене» уже знал весь мир. Газеты, телеграфные и телевизионные агентства всех стран с нетерпением ждали сообщений о первых подводных поселенцах.
В распорядок дня Альбера Фалько и Клода Весли входили различные работы на «Диогене», в его маленькой мастерской и на морском дне.
Неподалеку от «Диогена», среди водорослей, океанавты устроили «сквер» и «аллею», которую назвали проспектом Голотурий.
Голотурии — одно из чудес подводного мира. Эти морские животные по форме тела несколько напоминают обыкновенный огурец. Питаются они илом, а некоторые виды — мелким планктоном. Иногда голотурии становятся пристанищем для маленьких рыбок, которые поселяются внутри «огурцов», как в гнезде, без труда проникая в свой живой домик.
На этом «проспекте» океанавты построили из цементных блоков рыбьи домики — прототип тех поселков, которые в будущем превратят станции континентального шельфа в подлинные ихтиологические ранчо, по словам Кусто.
Океанавты не брали с собой ни ружей, ни острог и, приближаясь к «ранчо», плыли осторожно, чтобы не распугать аборигенов подводного царства. Чтобы наладить добрососедские отношения, Фалько и Весли приносили им корм и раздавали его, стараясь никого не обидеть и не обделить. Некоторые из рыб настолько привыкли к этим «шефским обедам», что торопились навстречу, едва завидев Альбера и Клода. А самые смелые и самые благодарные постоянно сопровождали людей, следуя за ними, как почетный эскорт.
Конечно, марсельская бухта, где обосновался «Диоген», была не так богата разной живностью, как не пуганные аквалангистами и подводными охотниками прибрежные тропические воды. Ведь рядом находится оживленный портовый город.
Фалько вспомнил о плаванье калипсян в Индийском океане, у коралловых рифов островка Ассампшен. Фалько и Дюма, известный как один из самых первых испытателей акваланга, опустились в прозрачные, кристально чистые воды. Еще никогда не встречали они сразу столько рыб. Замелькал пестрый, причудливый хоровод: черные с желтым щетинозубы, крылатки с длиннейшими шипами, сине-желтые хирурги с припрятанными около хвоста острыми «скальпелями», золотистые рыбки-клоуны, голубые люцианиды, губаны, морские окуни, порги, красные скорпены…
— Невероятно! В жизни не видал ничего подобного! — восклицал Дюма при виде этого зрелища.
Как-то раз, катаясь на подводном скутере, Фалько и Дюма решили догнать огромную морскую черепаху. Это удалось не сразу. Черепаха вытянула задние ласты, как рули, сильно загребая передними. Но долго состязаться с механическим двигателем не смогла. Фалько настиг ее и, отпустив свой скутер, вспрыгнул ей на спину. Как неоседланный мустанг, заметалась она, пытаясь сбросить дерзкого наездника. Но вскоре, утомившись, легла на дно, а Фалько, мирно расставшись с ней, отправился отыскивать затонувший скутер…
В тех же краях произошла незабываемая встреча с Улиссом. Калипсяне занимались подводными съемками. Дюма приметил одну здоровенную рыбину. Это был эпинефелус. Увидев Дюма, рыба приблизилась к нему и с любопытством, без всякого страха стала разглядывать его.
Когда аквалангисты спустились в другой раз, они снова встретились с той же рыбой. Эпинефелус опять подплыл к людям.
— Надо с ним подружиться, — сказал тогда Кусто.
Калипсяне захватили с собой кусочки мяса и стали угощать своего знакомца. Рыба смело взяла мясо из протянутой руки. Вначале калипсяне опасались, как бы такой гигант нечаянно не цапнул их за пальцы, и поэтому действовали осторожно. Но опасения оказались напрасными. Эпинефелус, несмотря на свой завидный аппетит, был достаточно деликатен в обращении с людьми.
Нового члена экспедиции назвали Улиссом — по имени Одиссея. Улисс совсем привык к аквалангистам и стал чем-то вроде подводной дворняжки. Встречаясь с ним, калипсяне дружески приветствовали своего приятеля, похлопывали по бокам, поглаживали голову и весело резвились с ним. По утрам Улисс подплывал к трапу корабля и терпеливо ждал, пока гости не сойдут в воду.
Однажды Улисс попал в беду. Хитрец подкрался к одному из калипсян, когда тот кормил других рыб, и проглотил весь мешок с лакомствами. После этого он исчез. Его нашли лишь на следующий день. Улисс лежал на дне, больной и несчастный. Брюхо его раздулось. Калипсянам было жаль Улисса, но как помочь бедняге? Как сиделки, дежурили они около неподвижно лежащего Улисса, охраняя его от хищных акул.
— Я не умею лечить рыбьи желудки, — признался в своей беспомощности судовой врач «Калипсо».
Четыре дня провалялся в своей «постели» Улисс, а потом стал быстро поправляться. Радости калипсян не было границ.
Улисс не расставался с ними до конца экспедиции, все полтора месяца, пока калипсяне работали у рифов Ассампшен.
— Мы предпочитаем наблюдать, как рыбы живут, чем видеть, как они умирают на гарпуне, — считали калипсяне.
Альбер Фалько и Клод Весли трудились не только на «ихтиологическом ранчо». Первые жители океана вели геологические, океанографические и топографические работы на грунте.
— Когда мы в течение пяти лет проводили археологические раскопки под Марселем, — рассказывал Кусто журналистам, — мы должны были всплывать через каждые четырнадцать минут для того, чтобы освободить кровь от избытка азота. Мы могли делать в день только три погружения. Теперь, благодаря подводному дому, мы надеемся достигать таких же результатов за несколько недель. Подводные работы могли бы применяться, например, при строительстве тоннелей и других сооружений. Бурение на нефть также могло бы производиться прямо со дна, где не ощущается действия приливов и волнений, и это было бы намного дешевле.
А вот что о новых планах Кусто записал в своем дневнике Альбер Фалько:
«Паша мечтает о более глубоководных станциях, о ряде домов. Точно в горах — лагерь-один, лагерь-два и так далее, но только вглубь. Мы сможем работать под водой неделями, месяцами. В самых глубоких лагерях будем дышать газовой смесью легче воздуха. Заманчиво: твердо стать обеими ногами на морское дно!.. Паша разгорелся, идеи бьют из него фонтаном. Рассказывает об освоении шельфа. Он утверждает, что мы будем жить под водой с женами и детьми. У нас будут школы, кафе…»
«Готов идти снова!»
На шестые сутки Альбер и Клод вновь отправились в открытое море. Перед выходом их осмотрели врачи, которые остались довольны здоровьем и настроением своих подопечных.
Шли обычные трудовые будни. В этот день океанавты поработали на «ихтиологическом ранчо». Сквозь толщу воды пробивались лучи солнца и освещали луга водорослей и рыбные домики на дне моря. Потом друзья навестили затонувший старинный корабль. Это был их трофей. Но, увы, времени на раскопки и изучение погибшего судна не было.
В тот день Кусто нанес им прощальный визит. Приближалось время расставания с подводным миром. Капитан захватил с собой бутылку отличного вина и банку черной икры. Альбер и Клод дуэтом исполнили песенку. Это оказалось нелегкой задачей. Воздух был вдвое гуще обычного.
— Немало пришлось поупражняться. Это мы для тебя постарались, репетировали все свободное время, — сказал капитану Фалько…
Экспедиция в подводном мире завершилась к исходу седьмых суток, днем 21 сентября. Для того чтобы ускорить возвращение океанавтов на поверхность, за три часа до подъема в «Диогене» сменили воздух. Взамен обычного сжатого воздуха подали газовую смесь из двадцати процентов азота и восьмидесяти процентов кислорода. Вдыхание такой взрывчатки — а это действительно была взрывчатая смесь — помогло быстро высвободить из крови и тканей организма избыток азота, чтобы избежать кессонной болезни.
Подготовить океанавтов к «земной» жизни взялся врач Ксавье Фрюктюс. Альбер и Клод в последний раз легли на свои раскладушки и «приложились» к респираторам. Прошло три часа. Азот был вымыт.
— Пора!
Альбер и Клод, заметно волнуясь, берут акваланги и один за другим направляются к «жидкой двери». Сделав полукруг под водяным домиком, оба прощаются с «Диогеном» и плывут по направлению к солнцу.
Вот из-под воды появился Ксавье Фрюктюс. За ним показалась голова кинооператора. А вот и они, жители глубин. Первым границу моря и воздуха пересек Клод Весли. Это случилось в 13 часов 28 минут. Вслед за ним снимает маску Альбер Фалько. 169 часов жизни под водой позади.
— Люди моря стояли на трапе, крепко держась за руки. На лицах обоих сияла широкая улыбка, но выражение глаз было такое, точно они боялись упасть. То ли солнце, то ли избыток кислорода оглушили их… Я с трудом подавил желание протянуть Весли руку, чтобы помочь. Но вот мгновенная слабость прошла, и Весли, а за ним и Фалько проворно ступили на палубу, — вспоминал Кусто о встрече с первыми подводными поселенцами.
— Ху-хуп! Ху-хуп! — традиционным кличем радостно салютуют им калипсяне.
Рядом стоят многочисленные гости, встречающие океанавтов. Это родные и близкие Альбера и Клода. Здесь же целое подразделение журналистов — газетчиков, радио- и телерепортеров.
— Я готов идти снова, капитан. На более долгий срок и глубже, — рапортует Весли.
Желание Фалько пока что было очень скромным:
— Походить по твердой земле.
Тем временем «Калипсо» снялась с якоря и взяла курс к Марселю. Океанавты помылись, переоделись. Оживленные и счастливые, возвратились на палубу, продолжая отвечать на приветствия и поздравления друзей.
Еще сорок восемь часов опекали Ксавье Фрюктюс и Жак Шуто своих пациентов.
— Не затаилась ли в суставах кессонная болезнь? — беспокоились они.
Чтобы обезопасить океанавтов, наготове стояла барокамера. В случае чего их отправили бы туда, заставив снова дышать сжатым воздухом. Потом давление постепенно снизили бы до обычного, пока из крови и тканей не «выветрились» последние остатки коварного азота. Но все обошлось без каких-либо неприятных последствий. Расчет газовой смеси, которой потчевали океанавтов в последние часы на «Диогене», оказался безошибочным. Между прочим, два аварийных персональных «номера» для декомпрессии имелись и на «Диогене». Но и они тоже остались без клиентов.
На следующее утро после возвращения с глубин Фалько и Весли совершили небольшую прогулку по городу. Прошел еще один день, и «осада», устроенная докторами, была полностью снята. Человеко-рыбы, освободившись от придирчивых эскулапов, отправились в ресторан.
— Не понимаю, что случилось. Я тот же, что и прежде, но не совсем… Под водой все как-то строже, — признался за обедом Фалько.
Кусто ликовал. Эксперимент не только удался, но и превзошел самые смелые его ожидания.
В октябре, находясь в Лондоне на Втором конгрессе Всемирной федерации подводной деятельности, Кусто говорил: не пройдет и десятилетия, и люди станут свидетелями грандиозных подводных становищ, не зависящих от наземных и надводных баз. На дне океанов возникнут поселения с атомными электростанциями, фабриками по производству газовых коктейлей для дыхания и многое другое. С помощью особых машин будут обрабатываться целинные земли под водой. Вырастут подводные рудники, заводы по переработке добытого сырья и рыбы. И нет сомнений, что затраты окупятся. Океан расплатится «черным золотом», алмазами, подводными месторождениями природного газа, железа, угля…
И хотя сегодня это звучит фантастически, не исключено, например, что в недалеком будущем океанские просторы явятся «новым открытием Америки» — станут местом для расселения сотен тысяч людей. Они будут жить в домах, устроенных под гигантскими герметическими куполами, неделями и месяцами не появляясь на поверхности.
— Рано или поздно человечество поселится на дне моря, — утверждает Кусто. — Наш опыт — начало большого вторжения. В океане появятся города, больницы, театры… Уже через полстолетия сформируются новые люди — Homo aquaticus, одинаково хорошо чувствующие себя и на земле и под водой.
По убеждению Кусто, уже к 2000 году под водой родится первый человек.
Идеи Кусто разделяет и профессор зоологии Оксфордского университета Алистер Харди. Выступая на том же конгрессе, он говорил, что через полвека люди будут возделывать морское дно, собирая урожаи водорослей. На подводные фермы и плантации, предсказывает ученый, выйдут сельскохозяйственные машины, управляемые человеком, и машины-автоматы.
Суждено ли сбыться дерзким мечтам исследователей? Пусть рассудит время…