Месяц на «Рифе римлян»

Месяц на «Рифе римлян»

Вселенную новую строят и управляют движеньем ее…

Гийом Аполлинер

Возвратившись из Лондона, Кусто, не теряя времени, начал приготовления к следующей экспедиции в морские глубины.

— Все дни, что я провел в Париже и в Монако, решая различные административные вопросы и подписывая множество разноцветных деловых бумаг, меня преследовали видения: передо мной вставали головокружительные рифы, их причудливые стены, гигантские ритмы морской жизни, — вспоминал он.

Новое поселение «Преконтинент-два» на сей раз было основано не в Средиземном, а в Красном море, на дне живописного кораллового рифа. Открытие «подводной деревни» состоялось 15 июня 1963 года.

Центром была «Морская звезда» — комфортабельный дюралевый дом, установленный на глубине одиннадцати метров. Название дома довольно точно соответствовало его внешнему виду.

Неподалеку, на глубине двадцати пяти метров, расположился домик поменьше — двухкомнатная «Ракета». После того как обитатели «Морской звезды» акклиматизировались, двое из них перешли в глубинную станцию — «Ракету». Там они прожили семь дней.

На дне кораллового рифа находилось и еще одно сооружение. Без окон и без дверей, оно напоминало сказочную «избушку на курьих ножках». Это был подводный гараж — пристань легендарной «Денизы» — миниатюрной крабовидной подлодки, увертливой и подвижной, как рыба. В ее облике было что-то марсианское. Овалы иллюминаторов в головной части судна напоминали огромные глаза, а механические манипуляторы — длинные клешни неведомого зверя. «Дениза» казалась живым существом, сошедшим со страниц фантастического романа. Впрочем, еще вчера фантастическими казались и сами проекты Кусто.

Находка Альбера Фалько

Ранней весной 1963 года в Судан прибыли два корабля — «Калипсо» и «Розальдо». На «Розальдо» покоились дома будущей «подводной деревни», включая двести тонн свинцового балласта, несколько сотен ящиков с провизией, запасными частями, походные электростанции и тысячу всяких мелочей, без которых не обойтись научной экспедиции.

— Нам пришлось столкнуться со многими трудностями, но мы справились. Если бы у нас не хватило хотя бы одного шурупа, эксперимент сорвался бы, — говорил потом Кусто.

Насчет шурупов он, может быть, несколько преувеличивал. Но условия работы в этих неприютных краях были действительно каторжными.

— Жара, дышать нечем, подул бы хоть легкий бриз! Но на нас обрушивается обжигающий ветер. Он швыряет нам в лицо густой раскаленный воздух, как будто из огнедышащей печи, вздымает тучи песка… В этом пекле мы производим выгрузку и сборку причудливых металлических конструкций. Под ослепительными лучами солнца светло-желтая окраска становится кричаще яркой… Временами нам кажется, что мы исследователи межзвездных просторов, высадившиеся на выжженной планете, — говорил Кусто.

Так шли дни, полные хлопот, поединков с несносным климатом и томительных ожиданий старта. Участникам экспедиции приходилось сновать по всем причалам, разыскивая выгруженные материалы, вскрывать ящики и контейнеры, монтировать, затягивать тысячи раскаленных солнцем металлических болтов, перетаскивать свинцовые плиты. Балласт заталкивали под пол «Морской звезды» и «Ракеты», клали за шкафы, под кровати, подвешивали к «ногам» подводных домов.

Пустотелые стальные гиганты обладали огромной плавучестью. Чтобы нейтрализовать выталкивающую «архимедову силу» и спустить дома на грунт, люди трудились от зари до зари, под лучами жгучего тропического солнца.

Не легче было и тем, кто работал под водой. Им предстояло подготовить строительную площадку: раскорчевать ее от кораллов, выровнять, уложить в точно определенном месте якоря, удерживающие плавучую базу «Розальдо», и, наконец, поставить «на ноги» сами подводные дома. Такие работы, изнурительные на суше, под водой еще труднее. Здесь имеешь дело с окружающей средой, во много раз тяжелее и плотнее воздуха. Все это требовало огромной отдачи физических и моральных сил.

Задание выбрать площадку для «Преконтинента-два» поручили Альберу Фалько, большому знатоку в этих вопросах. Год назад он сам определил, где лучше поставить «Диоген», и, как известно, не просчитался.

Дело оказалось отнюдь не таким легким, как могло показаться, и заняло несколько недель. Пришлось обследовать рифы в полосе длиной восемьдесят километров. Искали место, удобное и для сооружения домов и для стоянки кораблей, которым придется опекать глубинную станцию. В первую очередь хотелось, чтобы подводный городок был защищен рифами, по крайней мере с наветренной стороны, и, конечно, находился не слишком далеко от какого-либо портового города, где можно было бы пополнять запасы провизии, пресной воды и вообще поддерживать связь с миром. Были и другие мотивы, почему Кусто остановил свой выбор на этом клочке океана.

Строительную площадку отыскали в двадцати семи милях к северо-востоку от Порт-Судана. Это был риф Шааб-Руми — «Риф римлян» в переводе с арабского. На дне его и решили раскинуть лагерь.

— Мы решили соорудить нашу базу именно в этом районе Красного моря потому, что здесь захолустье и невыносимо жарко и влажно. Если наш эксперимент удастся, то мы сможем добиться тех же результатов в любой части света, — объяснял свое решение Кусто.

Прошло почти полтора месяца, прежде чем удалось подготовить участок под водой и надежно закрепить «Розальдо».

Это судно было кормилицей и нянькой. Оно снабжало океанавтов свежим воздухом, питьевой водой, горячей пищей, электричеством, держало с ними связь и всегда было готово прийти на помощь в случае опасности. На «Калипсо» легли главным образом адъютантские обязанности. Она поддерживала связь с Большой землей.

Лагуна опуталась паутиной из гибких газовых шлангов, водяных трубопроводов, электрических, телевизионных и телефонных кабелей, стальных тросов-расчалок и гигантских якорных цепей «Розальдо».

Станция была уже почти готова к погружению, когда случилась беда. Разорвался трос, удерживающий четыре тонны балласта, предназначенного для «Ракеты». Балласт канул в воду на глубину пятидесяти метров. Прошло много часов, прежде чем удалось спасти этот груз.

А дальше все пошло по пословице: «Пришла беда — открывай ворота». Внезапно срывается со своего основания Большой дом, как называли «Морскую звезду», и его тяжелое, перегруженное балластом тело неуклюже сползает на сорокапятиметровую глубину. Это повторяется еще дважды. Каким-то чудом обошлось без человеческих жертв. В другой раз неожиданно забарахлили новенькие компрессоры и вместо чистого воздуха закачали в дом ядовитую смесь — воздух, пропитанный выхлопными газами. Потом «подвернулась» одна из стальных опор гаража для «Денизы». Гараж рухнул и едва не скатился с подводного обрыва.

Картина аварий напоминала кадры замедленной киносъемки. Вода резко замедлила падение домов. Окруженные со всех сторон водой, они плавно ложились на дно, разогнав встревоженные стайки рыб, пасшихся среди кораллов. Поэтому падения не причинили опасных «телесных» повреждений подводным домам.

Сюрпризы продолжали сыпаться как из рога изобилия. То и дело случались неполадки в электрохозяйстве.

— Инциденты были повседневно, подчас очень серьезные, но никто не погиб. Я до сих пор удивляюсь, какие боги хранили нас, — вспоминал Кусто об этих тревожных днях.

«В мире без солнца»

— Вот уже около трех недель океанавты живут под водой, работая не покладая рук. Смотрю с катера на город под водой и вижу море танцующих огоньков. Океанавты выплывают из жилищ, вооруженные прожекторами, тонкие лучи которых рыскают по рифам и растворяются у поверхности. Каждый вечер они выходят на рекогносцировку, наблюдают за подводной фауной…

Деформированные благодаря рефракции мерцающие огни Большого дома и гаража и лучи, исходящие от глубинной станции, образуют загадочную картину. Мне кажется, что я проплываю над какой-то затонувшей столицей, — так описывал «подводную деревню» Кусто.

Их было семеро, мужественных, выносливых, многоопытных: Клод Весли — ветеран «Преконтинента-один», Андре Портлагин, Андре Фолько, Пьер Гильбер, Пьер Ваннони, Раймон Кьензи и профессор Раймон Вессьер. Жак-Ив Кусто, глава этой подводной общины, пробыл со своими «глубинными братьями» всего четыре дня.

А как же Альбер Фалько? Он возглавил водолазную команду, обслуживающую поселение на рифе, а также стал шкипером «Денизы».

— При всей своей скромности он стал самым незаменимым человеком «Преконтинента-два». За его плечами двадцать лет работы под водой и неделя, прожитая вместе с Весли в «Преконтиненте-один». Для обитателей «Морской звезды» он кладезь опыта. Альбер больше ста раз выходил на «Денизе», и ему нет равных по погружениям на лодке с научными целями. Однако он начисто лишен честолюбия. Ему по душе простая суровая жизнь; больше всего на свете он любит плыть над морским дном, наблюдая все подряд, — отзывались о Фалько его товарищи.

«Адмиралом» надводной флотилии, — кроме «Калипсо» и «Розальдо», к экспедиции было прикомандировано еще три небольших катера — назначили Кристиана Перьена (позднее он станет одним из обитателей «Таинственного острова» в Средиземном море, но об этом речь впереди).

В красноморской экспедиции Кусто принял участие еще один пионер аквалангистики — Фредерик Дюма. Он был экспертом-консультантом «Преконтинента-два». Медицинскую службу возглавил профессор Жак Шуто.

В гостях у жителей подводного городка побывала и жена Кусто, Симона, тоже отличная аквалангистка. Симона и Жак-Ив Кусто отметили на дне моря 26-летие своего супружества. По этому случаю в «Морскую звезду» доставили в специальном герметическом контейнере традиционный пирог, приготовленный корабельными кулинарами, и шампанское.

Симона Кусто была полноправным членом экспедиции. Целых пять месяцев — от первых приготовлений в Красном море до последнего часа «Преконтинента-два» — провела она на борту «Калипсо», деля все радости, тревоги и невзгоды покорителей глубин. Симона помогала по хозяйству, поддерживала, как отметил ее муж, «светские отношения с местными властями», помогала врачам, ухаживала за теми, кто занемог. Словом, работала со всеми наравне. Незадолго до окончания экспедиции, очень усталая и сильно похудевшая, она спустилась в Большой дом, чтобы отдохнуть. Пять дней прожила эта обаятельная и отважная женщина в подводном городе, ни в чем не отставая от океанавтов-мужчин. Работала среди коралловой чащи, бесстрашно пускалась в подводные странствия.

К этой компании время от времени присоединялись связные. Они доставляли термосы с пищей, фрукты, почту и запасные детали. Тут же со своими кинокамерами и юпитерами в герметической упаковке (которые, впрочем, требовались далеко не всегда) сновали аквалангисты-операторы из группы Гупи.

Медицинские наблюдения за океанавтами возлагались на доктора Бурда, который ежедневно посещал подводный город на рифах. Его бдительность немало докучала океанавтам. Но приходилось безропотно подчиняться всем требованиям подводного эскулапа.

В свободное время Бурд присоединялся к товарищам, не отказываясь ни от какой другой работы под водой или на палубе кораблей.

Воды Красного моря настолько чисты и прозрачны, что днем с поверхности были прекрасно видны подводные дома «Преконтинента-два», стоящие на дне атолла. Можно было разглядеть и океанавтов, плавающих или работающих среди кораллов, похожих на яркие кусты цветов. Чтобы отличить жителей подводной деревни от остальных участников экспедиции — это было особенно важно при съемках фильма и наблюдениях, — все члены экипажа «Преконтинента-два» облачались в серебристые гидрокостюмы. Столь же красивы и элегантны были наряды остальных, но они были другого цвета. Конечно, не возбранялось пользоваться и более облегченным туалетом. Вода в Красном море очень теплая. Но все же, работая по целым часам в море, лучше было одеться потеплее. К тому же костюмы уберегали океанавтов от шипов ядовитых рыб, от всевозможных уколов и порезов — ран, наносимых донными позвоночными.

Металлические, уютно обставленные комнаты Большого дома не вызывали нареканий его жильцов. В кубриках и кают-компании все было устроено очень удобно и просто. Стены, пол, потолок обиты темной бархатистой драпировкой. Бытовым принадлежностям подводного дома могла бы позавидовать самая образцовая домашняя хозяйка. Умеренная температура поддерживалась автоматически. Однако искусственный климат не всегда соответствовал желаниям океанавтов. Иногда становилось душно. Много хлопот доставила излишняя влажность воздуха. Вновь и вновь возникали короткие замыкания в электроприборах.

Как и во времена «Диогена», океанавты имели четко налаженную связь с оставшимися наверху. Даже если временно нарушалась телевизионная линия, океанавты не оставались без присмотра. Включался телефон. Один вид связи постоянно дублировался другим. Шло генеральное сражение за право и возможность владения континентальным шельфом, и команда Кусто делала все, чтобы оправдать надежды, связанные с «Преконтинентом».

Океанавты с «Преконтинента», подобно подводным жителям Марсельской бухты, могли спускаться в море почти вдвое глубже, чем их товарищи — связные и кинооператоры, жившие на кораблях.

Тайны «маринленда»

На «Преконтиненте» открылась первая в мире обитаемая биологическая лаборатория на дне моря. Это было владение Раймона Вессьера. Многие часы напролет просиживал в ней профессор, изучая пойманных животных и рыб. Самые ценные и редкие экземпляры живыми переправлялись в Океанографический музей в Монако.

Доставить такую посылку — дело хлопотное. В полиэтиленовые мешочки, куда сажали рыб, подкачивали кислород. Затем все это упаковывали в пластмассовые коробки, как можно скорей доставляли в ближайший аэропорт и погружали в самолет. Такой сервис устраивал даже самых капризных к перевозкам рыб. Гибли лишь немногие. Рыбы переносят и не такие перелеты. Примечательное аэропутешествие за тридевять земель — от устья Волги до Монреаля в Канаде — совершило весной 1967 года целое стадо осетров. Не какие-нибудь рыбешки — пудовые красавцы! В этом могли удостовериться миллионы посетителей Всемирной выставки…

Из всех калипсян самым искусным охотником за живыми экспонатами считался Альбер Фалько. Он использовал такой прием. Найдя подходящий коралл, закидывал на него нейлоновую сеть с пробковыми поплавками и, не задерживаясь, шел дальше. Израсходовав запас сетей, Фалько начинал обход. Выплывавшие из кораллов рыбы запутывались в ячейках капроновых ловушек, и охотнику оставалось лишь переселить пленниц в прозрачные клетки.

Но нередко улов исчезал бесследно вместе с садком. Это означало, что экспонаты достались на обед хищникам. Хищники подплывали к садку, возбужденно кружились около него, тыкались носом в прозрачные стенки, словно «обнюхивая» их, а затем, разъярившись, таранили клетку, разрывая все в клочья.

Как-то океанавты наткнулись на стадо горбатых четырехпудовых рыб-попугаев. На заре эти гиганты, обитающие на рифах, едва очнувшись от сна, наводят туалет: купаются в песке. Затем, сгрудившись все вместе, во главе со своим предводителем отправляются завтракать. Мощным ударом головы отламывают они кусок коралла и, отправив его в рот, начинают усердно двигать челюстями.

Да, такой завтрак не каждому придется по вкусу…

Оказывается, рыбы — непревзойденные мимисты!

Наблюдая за жизнью подводной фауны, ученые заметили, что несколько изогнутое тело со слегка сжатыми плавниками означает примерно то же, что петушиное «ко-ко-ко-ко», сзывающее кур, — сигнал к трапезе.

Раздвинутые жаберные крышки, открытый рот, волнообразные движения спинного и хвостового плавников — все это на рыбьем языке означает «иду на вы».

С нескрываемым изумлением следили ученые за побежденными, отдающими себя во власть врага. Признав поражение, рыба поджимала плавники, приподнимала голову, опускала хвост и, подплыв к победителю, жертвеннически подставляла под удар самые уязвимые части тела…

Некоторые рыбы выделяют «вещество испуга».

Как-то один из ученых изготовил настой из кусочка кожи рыбки гольяна. Когда несколько капель этого снадобья вылили в большой аквариум с гольянами, рыбы пришли в ужас и в одно мгновенье разбежались и попрятались кто куда.

Весьма любопытны наблюдения за жизнью рыб в разное время суток. Ученые пока еще мало знают об их «распорядке дня». Знание рыбьего режима ответило бы на многие интересующие людей вопросы. Какие? Ну, например, на такой извечный вопрос рыбаков: почему одни рыбы идут на клев ранним утром и под вечер, а другие рыбы — явные полуночники?

А всегда ли одинакова их активность и, если хотите, настроение?

Наблюдения в искусственных условиях не так интересны, да и не так достоверны. Другое дело, если подсмотреть жизнь рыб у них дома — в море.

Вот как, например, держатся вечером дневные хищники. В это время они малоподвижны, почти ничего не едят. Найдя себе уютное местечко, они устраиваются на ночлег. Возможно, сейчас они сами дрожат от страха перед ночными разбойниками.

Иногда становилось не по себе и обитателям «Преконтинента».

— …ночью появлялось создание, вид которого пугал даже наших ветеранов. Представьте себе эдакий куст с пятью толстыми сучьями, множеством ветвей и тысячами толстых веточек. Он стоит на коралловой глыбе и вдруг… начинает двигаться. Слизистые сучья извиваются, будто кобры. Посветишь на куст — съежится и прильнет к кораллу. Потом отойдет в сторону, сожмется в комок и протиснется в трещину… Этот призрак из заколдованного леса — «голова Горгоны», один из представителей змееруких морских звезд, офиур… — рассказывал Кусто.

Людей давно занимает тайна «навигации» перелетных птиц. Какие чудесные «приборы» используют птицы, безошибочно прокладывая курс в своих дальних странствиях? Но отличными «штурманами» оказываются и многие рыбы. Некоторые из них, как и большинство перелетных птиц, великолепно ориентируются по солнцу. Об этом свидетельствуют остроумные эксперименты, которые провела группа американских зоологов из Мэрилендского университета. В опытах участвовали рыбы, обитающие у Бермудских островов в Атлантике. Ночью они «отсыпаются», а днем путешествуют в поисках пищи, причем всегда по одним и тем же маршрутам.

Чтобы проверить их навигационные способности, ученые выловили некоторое количество рыб, а затем выпустили их в незнакомом районе. К спинным плавникам каждой пленницы привязали нейлоновой нитью миниатюрный воздушный шар. Для того чтобы он был виден и в ночное время, шар снабдили крошечной батарейкой с электрической лампочкой.

В солнечную погоду рыбы уверенно находили курс. Однако ночью, в ненастье, а также если им надевали на глаза маску, рыбы теряли ориентировку, начинали кружиться на одном месте или вовсе замирали.

Вызывают изумление и выдающиеся штурманские способности некоторых видов морских черепах. С точностью до сотых долей градуса крейсируют они морскими дорогами, оставляя позади тысячи миль, и ничто не может остановить их или заставить свернуть с избранного курса.

Путь этих животных проследил профессор Арчи Карр из США. В экспериментах использовались маленькие цветные аэростаты, снабженные миниатюрными транзисторными радиопередатчиками. Черепахи плыли, а за ними на тоненьком тросе над водой несся крошечный воздушный шар.

Но что управляло животными? Это так и осталось тайной.

Да, жители океана должны еще о многом поведать людям, и особенно ценной их информация может оказаться для представителей новой науки — бионики, инженерам и конструкторам сверхчувствительной аппаратуры.

Несколько лет назад Кусто со своими помощниками составили десятилетний план биологических исследований в море:

— Было задумано построить в Монако большой маринариум на открытом воздухе. Нас вдохновили на это успешные опыты с «маринлендами» в США, но мы хотим кое-что усовершенствовать. Маринариум позволил бы нам расширить наши исследования.

Кроме того, Кусто мечтал создать в море, на плато Сен-Никола, напротив Океанографического музея, заповедник площадью шесть квадратных миль:

— На этом участке мы хотели устроить экспериментальный морской биотрон: направленно видоизменять подводную среду, размещать в ней искусственные убежища для рыб, водоросли, применить искусственный фотосинтез и химическую подкормку, создавать машинами течения, а по соседству выделить контрольные участки нетронутой природы, запретив всякий лов и подводный спорт.

Этот план Кусто уже было начал воплощаться в реальность. На дне моря выстроили первую образцовую рыбоферму. Наблюдения за поселенцами возлагались на аквалангистов, а также на механических помощников — подводное телевидение, подлодки, подводные приборы-автоматы. Поток информации направлялся в Океанографический музей.

Но, увы, биотрон вскоре перестал существовать. По обе стороны предполагаемого заповедника, несмотря на протесты ученых, устроили свалку. Так распорядились местные власти. На берег моря ринулись самосвалы. Они везли всякую рухлядь и мусор. Рыбы, видно, бросили клич: «Спасайся, кто может!» Большинство обитателей покинули биотрон, они ушли в поисках лучших земель. Те же, кто не мог уйти, погибли, не пережив осквернения моря. Их место заняли отвратительные бурые сорняки.

— С вертолета я видел, как строительный мусор на несколько миль от берега заполняет море мутью. Еще дальше простирались покрытые радужной пленкой черные полосы: здесь суда бесстыдно сливали в море тонны нефтепродуктов, сея смерть над континентальным шельфом. Я отложил создание морского биотрона до лучших времен, — вспоминает Кусто.

Хотя Кусто и не удалось сохранить биотрон, проекты рыбных ферм и подводных заповедников частично воплощались на станциях «Преконтинент-один» и «Преконтинент-два»: по соседству с «Диогеном» выросли рыбные домики, эти работы были продолжены в Красном море.

Для того чтобы не беспокоить своих соседей, территорию вокруг подводного города на рифе объявили «зоной ненападения». Ее охраняли от засорения. Рыбу и прочую живность для кухни ловили в водах соседнего рифа.

…Каждый день — утром, в полдень и вечером — канадский пенсионер Леонард Беджи приходит на берег озера Скуког. Достав из кармана свисток, он подносит его к губам и подает два коротких сигнала. На эти звуки к берегу тотчас подплывает множество мелких рыбешек, и Беджи кормит их. В это время чуть поодаль ждут своей очереди более крупные рыбки. Насытившись, младшие уступают старшим. При трех коротких резких свистках к старику устремляются взрослые обитатели озера. А вот, торопясь не опоздать к трапезе, показались черепахи… Совсем ручной омар, огромный морской рак по кличке Оскар, живет в доме сотрудника одного из английских зоопарков. Омар никогда не спутает своего хозяина с другими людьми. Оскар быстро привык к новому обществу, он смышлен, послушен и, когда хозяин негромко окликает его, быстро подползает к нему, деликатно и терпеливо ожидая какого-нибудь лакомства. Чтобы Оскар не заблудился и случайно не покинул дом, его держат на ошейнике с цепочкой. На всякий случай на клешнях белилами выведено имя омара.

Такие же приятельские отношения на рифе Шааб-Руми установились между сорокатрехлетним бородачом Пьером Гильбером и одним из старожилов здешних мест — рыбой спинорогом. Это удивляло даже привычных ко всему калипсян.

Вот Пьер, закончив обед, встает из-за стола и слегка стучит перстнем по стеклу. С наружной стороны к окну тотчас подплывает спинорог. Увидев Гильбера, он вновь куда-то исчезает. Пьер же идет к люку и протягивает к воде руку, в которой держит угощение. Его приятель уже здесь! Спинорог высовывает голову и слизывает с ладони гостинцы.

Эта дружба родилась с первых дней экспедиции. Спинорог живет неподалеку, в глубокой расщелине, что метрах в тридцати пяти от «Морской звезды», и отлично разбирается в сигналах своего «шефа». Он быстро понял, что Гильбер благоволит именно к нему. Поэтому, увидев, как к люку подплывает какой-либо другой охотник за бесплатными завтраками, фаворит живо прогоняет непрошеного гостя. Спинорог безошибочно узнавал своего покровителя и подплывал к нему, даже если Пьер был в гидрокостюме и в маске.

Миролюбивые отношения установились у обитателей «Преконтинента» и с Жюли. Так океанавты назвали свою соседку «по квартире» — огромную, почти двухметровую барракуду, проявлявшую необыкновенную кротость и верность в общении с калипсянами и розальдийцами. Обычно эти хищные рыбы наводят страх на аквалангистов и пловцов. Их боятся ничуть не меньше, чем свирепых акул. За примерное поведение Жюли, как и спинорог, любимчик Пьера, получала свою долю лакомств. Для нее был даже устроен персональный «стол».

Приручение рыб, превращение пугливых дикарок в домашних животных — все это очень занимало Кусто и его товарищей.

Странички из дневника

Находясь под водой, многие из океанавтов вели дневники. Вот некоторые записи из дневника Пьера Ваннони, сделанные им на борту «Морской звезды»:

15 июня. Мы ликуем: день начала эксперимента настал. Нам кажется, что воздух, нагнетаемый с «Розальдо», самого лучшего качества, невзирая на повышенное давление. Наш Большой дом исключительно комфортабелен. Однако в нем жарко и влажно. То тут, то там мы обнаруживаем короткие замыкания. Мы еле успеваем справляться с этой бедой.

16 июня. Предпринимаем непродолжительную вылазку на глубину 15 метров…

После ужина освещаем окрестности выдвижным прожектором. В салоне, откуда мы ведем наблюдения, свет выключен. Перед нами разворачивается волнующий спектакль. Некоторые рыбы просвечиваются насквозь лучом света. Перед нами как будто проплывают картинки из учебника анатомии.

17 июня. Работу окончили в 19 часов. Доктор Жак Бурд ужинает с нами. Перед сном проходим небольшой медицинский осмотр. Гостящий у нас Альбер Фалько верен своей привычке: перечитывает полученные письма, тут же отвечает на них. Этот скромный, приветливый человек всегда пребывает в хорошем настроении. Для меня он пример умения жить в подводном общежитии.

18 июня. Жак Ру устанавливает у нас ультрафиолетовые обогреватели. Теперь мы будем принимать солнечные ванны ежедневно. После обеда Гильбер и профессор Вессьер кормят рыб из рук. Можно подумать, что мы в Люксембургском саду, нет лишь маленьких девочек с серсо.

В 21 час узнаем, что прибыла почта. Выходим за ныряющим контейнером с бесценным грузом, затаскиваем его к себе. Все заняты чтением писем.

19 июня. Выплываю с Жаком Ру для прокладки электрических кабелей к площадке глубинной станции.

20 июня. Наши каучуковые матрасы покрываются зеленоватой плесенью. Простыни все время влажные. С нетерпением ждем установки для кондиционирования воздуха.

21 июня. У всех, кроме Клода Весли, побаливают уши. Подозреваем, что виновником тому — вентиляторы, направленные прямо в голову. Врач скептически относится к этому предположению. Электрики ведут упорную борьбу против влаги, проникающей в электропроводку. Борьба проходит с переменным успехом.

22 июня. К счастью, глубинная станция в эту ночь еще не была заселена — ее основательно затопило. Это событие нас очень удручило и озадачило, настроение у всех упало. Через несколько часов узнаем от капитана, что авария не так страшна. Эксперимент на глубине 25 метров не сорван. Он начнется лишь несколько позже.

24 июня. Сегодня пасмурный и мрачный день. Мысли сосредоточены на одном — ноет ухо. Боль тупая и неотвязная.

Сегодня было много посетителей, принесших нам последние вести из Франции.

25 июня. Белая ночь, пасмурный день. Хорошо, говорю я себе, что у меня лишь два уха…

28 июня. После полудня совершили превосходное погружение в синие глубины. Наш профессор, выплыв с неполными баллонами, внезапно оказался без кислорода. Клод Весли на ходу передал ему свой загубник…

30 июня. Профессор Вессьер установил, что рыбы каранксы странно ведут себя, когда их окружают разноцветными плитками. Клоду Весли удается даже прикоснуться к свирепым каранксам, которые становятся почти ручными, когда находятся вблизи лежащих среди кораллов прямоугольных пластин, окрашенных в фиолетовый цвет.

Вечером угощаюсь кружкой пива — провожу опыт над собой. Пиво у нас противопоказано. Даю себе слово продолжить этот эксперимент со всей тщательностью. Сильно рассчитываю разоблачить то, что кажется мне научным заблуждением…

5 июля. Итак, Раймон Кьензи и Андре Портлатин сегодня уплывают в свое глубинное обиталище. Они с аппетитом позавтракали вместе с нами. Потом они начали погружение. Раймон и Андре снабжены транзисторным приемником и передатчиком, и мы можем переговариваться с нашими глубинными братьями.

6 июля. Температура и влажность воздуха резко возрастают. Еще вчера по ряду симптомов я почувствовал, что со мною творится что-то неладное. Слегка кружится голова, когда я выпрямляюсь или встаю. Невероятный случай для меня: после обеда ложусь прикорнуть на пару часов, сказывается переутомление.

7 июля. Ловлю себя на мысли, что начинаю забывать вести счет времени. Сегодня посетил глубинную станцию. Наши голоса изменились из-за особого состава атмосферы на станции. Они стали до смешного высоки и как-то странно звучали. Когда кто-нибудь смеялся во все горло, то казалось, что он истерически взвизгивает и всхлипывает.

10 июля. При сравнении нашей жизни с жизнью наших товарищей на борту корабля мы испытываем угрызение совести от предоставленных нам преимуществ, которых больше достойны наши друзья на поверхности. Мы розовощеки, беззаботны и самодовольны. Они же худеют с каждым днем…

На глубинной станции царит значительно более суровая атмосфера. Отсутствие кондиционирующих установок, б?льшая глубина, меньшие размеры жилища, слабо проникающий свет. Здесь дни кажутся грустными и пасмурными.

— Этот опыт — испытание стойкости духа океанавтов, — объяснял Кусто смысл эксперимента с Кьензи и Портлатином.

Главным летописцем глубинной станции значился Раймон Кьензи. Сохранился бортовой журнал с собственноручными записями, сделанными им в дни жизни на «гидрокосмической ракете», повисшей на краю высоченного подводного обрыва.

5 июля. Первые сутки. Телефон не работает, холодильник тоже бездействует. Аварийный кран подачи кислорода вышел из строя. Температура плюс 31 градус. Первые «банные» сутки.

Таков наш дебют в маленьком подводном доме. Легкий ужин, и мы ложимся спать в 19 часов 30 минут. Но заснуть не можем: пот льет ручьями. К 22 часам обнаруживаем утечку кислорода через шлюзовую камеру. После проверки приходим к выводу, что расход кислорода слишком велик, и мы его уменьшаем.

6 июля. Температура плюс 31,5.

Беспокойная ночь прошла. Завтрак — кофе с молоком и варенье. Андре ничего не ест, кофе ему пришелся не по вкусу на глубине 25 метров.

Андре делает вылазку со мной, но вынужден вернуться из-за боли в ушах.

Нахожусь большую часть времени снаружи, пока не иссякает запас воздуха. В воде чувствую себя значительно лучше. Поразительно то, что здесь можно совершать неограниченные во времени прогулки. Я решил воспользоваться этим и опорожнил один за другим двенадцать баллонов. Обнаружил большое скопление тунца, две акулы… В полдень обед — помидоры на закуску, затем индейка, которую мы называем страусом пустыни — так она тверда. В меню также входят горошек, сыр, фрукты и вино. Аппетит превосходный.

7 июля. Все еще очень большая влажность, малейшее движение, и мы покрываемся потом.

Постепенно осваиваемся с окрестностями глубинной станции. Жаль, что радиус наших действий ограничен запасом воздуха в баллонах.

8 июля. Сегодня утром мы похитили у Нептуна два черных коралловых дерева и теперь испытываем угрызение совести, правда небольшое. Едим мало, а если и садимся за стол, то больше по привычке. Мы не испытываем больше чувства голода или жажды. Андре пытается закурить, но оказывается, что на глубине 25 метров вкус у сигареты отвратителен.

9 июля. Температура — плюс 32. Ночью я спал хорошо, а Андре плохо. После завтрака, от которого пот струится ручьем, мы производим вылазку, чтобы освежиться. Выгоняем акулу из логова, дергая ее за хвост. Пытался сфотографировать ее, но она оказалась проворнее меня. Эта шутка пришлась ей не по вкусу, и вид у нее был весьма испуганный.

Сегодня традиционная ночная прогулка завела нас немного дальше обычного. В чернильной мгле мы обнаружили массу фосфоресцирующих глаз, но не могли установить, акулы ли это.

10 июля. Температура плюс 31,5. Остатки завтрака отдаем рыбам. Мурена от радости проглотила вместе с угощением пластмассовый мешочек, в котором лежала еда.

Наше утреннее погружение привело нас к краю отвесной пропасти глубиной 300 метров.

11 июля. Сегодня ночью нас прошиб холодный пот — и это при температуре плюс 31 градус. Вероятно, это результат переутомления.

После завтрака совершаем наше последнее погружение. Вода на стометровой глубине удивительно прозрачная, видимость здесь не менее 30 метров. Со стометровых глубин мы поднимаемся, не соблюдая остановок для декомпрессии… Правда, на этих глубинах мы поглощаем примерно в десять раз больше воздуха, чем на поверхности. Даже на глубинах 40–50 метров — наша нормальная зона работы — потребление воздуха остается очень большим. Каждый наш выход требует от 12 до 16 баллонов сжатого воздуха.

Вот почему мы не можем оставаться «снаружи» долго, ограниченный запас воздуха в наших автономных системах вынуждает нас не уплывать далеко от глубинной станции. Кроме того, мы обязаны помнить о такой опасности, как глубинное опьянение. И все-таки я никогда еще не совершал так много рискованных погружений.

Наши прогулки на больших глубинах среди зелено-голубых и красных гигантских водорослей порой казались кошмаром. Нас неотступно преследовала мысль: не запутаемся ли мы в этих лианах-водорослях? Не схватят ли нас мощные спрутообразные щупальца колышущихся подводных растений?..

Гости из СССР

Советские океанографы стали первыми из иностранцев, кому удалось побывать в подводном поселении капитана Кусто. В эти дни в Красном море крейсировало экспедиционное судно Азово-Черноморского научно-исследовательского института морского рыбного хозяйства и океанографии «К. Болдырев».

— Мы действительно встретились с людьми, которые живут под водой и чувствуют себя не хуже, чем на земле, — рассказывали они после.

Для пополнения запасов питьевой воды, топлива, свежих овощей и фруктов «К. Болдырев» нередко останавливался в Порт-Судане. Однажды ранним утром, выйдя из кают на палубу, океанографы увидели корабль. На мачте развевался флаг, который показался всем очень знакомым: его украшала эмблема — нимфа, плывущая наперегонки с дельфином. Сомнений не оставалось: рядом с советским судном ошвартовалась «Калипсо».

Океанографы с «К. Болдырева» были приглашены на борт «Калипсо». Их радушно встретила мадам Кусто. Она сообщила, что судно прибыло сюда за пресной водой, которую должны отвезти людям, живущим на дне моря, на коралловом рифе.

— Мы сначала подумали, что не поняли ее, но мадам Кусто, улыбнувшись, сказала, что это действительно так и что среди людей, которые живут сейчас под водой, находится и ее муж, — вспоминал начальник красноморской экспедиции Борис Соловьев.

Там же, в Порт-Судане, состоялась вторая встреча «К. Болдырева» с «Калипсо». На сей раз калипсянами предводительствовал сам Кусто. Он пригласил советских океанографов посетить подводный городок и ознакомиться с его работой.

Конечно, столь необычное приглашение было принято с восторгом.

Когда советское судно приблизилось к Шааб-Руми, от «Розальдо» отвалил катер. Гости пересели на него с корабля, и через узкий проход катер вошел внутрь лагуны. Затем океанографы по трапу поднялись на «Калипсо».

На судне советским ученым сообщили, что супруги Кусто находятся под водой и ждут их на дне моря.

Гости надели приготовленные для них акваланги, пояса со свинцовыми грузилами и приготовились к спуску. Их сопровождал эскорт калипсян.

— Откровенно говоря, когда я пошел в воду, то чувствовал себя не совсем спокойно, так как хорошо знал, что в водах Красного моря очень много акул, причем акул-людоедов, — вспоминал потом Борис Соловьев. — Правда, когда мы перед погружением спросили, не очень ли опасно спускаться под воду в Красном море, нам ответили, что на мелководье акул бояться нечего. Все мои опасения рассеялись, когда я очутился под водой и передо мной открылась картина сказочного мира. Это не было моим первым спуском под воду. До этого я погружался в Баренцевом море, у берегов Исландии и в Черном море, но то, что я увидел здесь, превзошло все мои ожидания…

Но, конечно, самое большое впечатление оставил у гостей сам подводный город. Через клапан в крыше «Морской звезды» вырывались излишки сжатого воздуха. Казалось, это выходит дым из печной трубы. Шлейф из пузырьков воздуха тянулся до самой поверхности.

— Я представлял себе, — продолжал Борис Соловьев, — что для того, чтобы проникнуть в подводный домик, необходимо сначала попасть в специальную камеру с водой, лишь после откачки которой можно будет войти в помещение. Каково же было мое удивление, когда, сделав два шага по трапу, я свободно глотнул свежий воздух, и в следующее мгновенье меня ухватили за руки и втянули в прихожую…

Гостям помогли снять амуницию, предложили пройти в душ, чтобы смыть соленую воду. После этого состоялась маленькая экскурсия по всем залам подводной станции. Гостеприимные хозяева показывали свою лабораторию, столовую, спальню. Гостей заинтересовал телевизор, стоявший в салоне. У него было три «всевидящих ока». Один экран демонстрировал подводный домик, где жили Портлатин и Кьензи, второй — подводный мир, третий служил для связи с поверхностью. Изображение отличное на всех трех экранах.

Потом капитан Кусто рассказал о работах на рифе, о жизни океанавтов в «Ракете».

Неожиданно за иллюминатором показался какой-то человек со стеклянной банкой. Вокруг него копошился рой всевозможных рыб: баллисты-спинороги, эпинефелусы, люцианиды… Это один из океанавтов принес подкормку для рыб. Многие принимали угощенье прямо из рук, нисколько не боясь человека. Кусто сказал, что они открыли столовую для рыб. Она работает ежедневно, в строго определенные часы. Рыбы уже довольно точно знают это время и не опаздывают к обеду.

Уже к концу визита, перед возвращением на «Калипсо», советские океанографы получили возможность расширить круг своих подводных знакомств, повстречавшись лицом к лицу с Жюли. Вначале эта встреча немного ошеломила их. Но тревоги оказались напрасными. Благовоспитанная Жюли повела себя как добрая хозяйка морских глубин, которая всегда рада гостям.

Весной 1965 года, в дни фестиваля французских фильмов, в Москве, а затем и в Ленинграде был показан кинорассказ о подводной эпопее в Красном море, снятый операторами Кусто. Те, кому посчастливилось видеть эту картину, должно быть, помнят захватывающие, уникальные кадры из жизни обитателей моря. Эта кинолента — она называлась «В мире без солнца» — явилась одним из трофеев «Преконтинента-два». Доходы от проката фильма предназначены для подготовки к следующим океанографическим экспедициям Кусто.

Ступени континентального плато

Днем 12 июля Кьензи пишет последние строки своих подводных мемуаров.

«Последняя ночь. Заснуть невозможно. Андре читает. Чтобы скоротать время, я медленно и тщательно бреюсь, несколько раз чищу зубы. Затем иду купаться и посмотреть на то, что происходит снаружи. В 11 часов 30 минут начинаем дышать азотнокислородной смесью. Наконец в 15 часов — выход… Двадцатиминутная остановка для декомпрессии на глубине 20–15 метров, а затем получасовая — на глубине 12 метров. Затем остановка в Большом доме, где мы проводим ночь. Завтра будем на поверхности…»

Кусто сам прибыл в «Ракету», чтобы убедиться в благополучном исходе добровольного затворничества Кьензи и Портлатина, а главное, лично проследить за тем, как оба они подготовятся к возвращению в Большой дом. Газовый коктейль, который вдыхали океанавты, состоял поровну из кислорода и азота. Все шло как нельзя лучше. В четыре часа дня обитатели «Ракеты», покончив с декомпрессией, проходят сквозь «жидкую дверь» Большого дома и попадают в объятия друзей. Несмотря на суровые условия жизни в «Ракете», оба в отличном настроении. Не было жалоб и на самочувствие. Вот только опоздали на праздничный обед — ведь именно в тот день был устроен подводный банкет в честь супружеской пары Кусто.

Тем временем пробил час прощания с Пьером Ваннони и Андре Фолько. Они первыми покинули «Преконтинент-два». Это случилось через час после возвращения в Большой дом Андре Портлатина и Раймона Кьензи. Океанавты, едва собравшись вместе, вновь должны расстаться, впрочем, уже ненадолго. Экспедиция подходит к концу. С Ваннони и Фолько поднимается на поверхность и сам капитан. Перед выходом из Большого дома все «угощаются» газовым коктейлем: 80 процентов кислорода, остальное — азот.

…14 июля 1963 года, 17 часов 15 минут. Шааб-Руми. Незабываемые, счастливые минуты переживают участники «Преконтинента-два». Три последних океанавта поднялись на поверхность после долгого месяца пребывания под водой. Эксперимент завершился успешно!

Профессор Раймон Вессьер, Клод Весли и Пьер Гильбер, ослепленные солнцем, от которого они уже успели отвыкнуть, на ощупь выходят из воды. Океанавтов окружают тесным кольцом: каждому хочется обнять их, пожать им руку. У многих навертываются на глаза слезы радости.

Происходит встреча двух команд — той, которая жила в подводном городке, и той, которая на поверхности в изнуряющую жару трудилась не покладая рук во имя осуществления этого эксперимента. Члены обеих команд, радостные и взволнованные, обмениваются впечатлениями…

Приключения на «Рифе римлян» подходят к концу. Остается закончить демонтаж подводных домов и, подняв якорь, взять курс к берегам Франции…

Обитаемая подводная исследовательская станция была своего рода «древом познания» для океанологов. Многим бы, наверное, пожертвовали ученые прошлого, чтобы хоть на часок оказаться на месте профессора Вессьера, который целый месяц со всеми удобствами жил в рыбьем царстве, располагая штатом коллекторов, подводными камерами, садками и полевой лабораторией… Профессор Вессьер уверен: его коллеги в других странах тоже захотят начать исследования в подводных лабораториях.

— «Преконтинент-один» и «Преконтинент-два», — говорил французский ученый, — убедили нашу группу, что еще при нашей жизни станут обычными промышленные и научные станции на дне моря. Они найдут сотни практических применений. Но для нас не это являлось главной наградой за труд на рифе Шааб-Руми. Самым важным было захватывающее сознание того, что море стало нашим домом…

В ходе эксперимента выяснилось, что не только человек, а даже птицы могут жить на дне моря под большим давлением. У океанавтов был попугай — тезка Весли — его тоже звали Клодом. Эта птица едва ли не первой из пернатых стала жительницей моря.

В старое время в угольные шахты брали канареек. Они очень чувствительны к метану. Подобную же обязанность — своевременно докладывать, не загрязнен ли воздух, — возложили и на Клода-пернатого. Однако живой газоанализатор так ни разу и не сработал — не было причины. И попугай в основном занимался тем, что развлекал океанавтов и посетителей подводной станции, обрушивая на них… шквал лихой матросской ругани. Как у всякого ответственного лица, у Клода имелся дублер — Арман, названный в честь Армана Давсо, одного из аквалангистов-калипсян. В случае гибели Клода под воду спустился бы его друг Арман… Но и здесь все обошлось благополучно. Клод отлично освоился на дне моря, он жил без всяких клеток. Не оправдались и тревожные ожидания Вессьера, будто бы Клод будет мешать людям спать.

— Если все пойдет строго по плану, — считали в Океанографическом музее, — то третья колония под водой откроется осенью следующего года.

«Мы поставили перед собой задачу добиться эффективной жизнедеятельности человека под водой на глубинах не менее двухсот метров в течение целого месяца. Если нам это удастся, мы дадим в руки человека средства для освоения просторов подводного континентального плато… Это континентальное плато — ставка в нашей битве… Постепенно последующие этапы приведут нас к дальнейшему освоению морских пучин. Вероятно, лет через десять будут возведены более крупные подводные города, постоянно действующие научные станции, где будут работать ученые всех отраслей науки. Континентальное плато будет заселено тысячами мирных колонистов. Станут широко эксплуатироваться минеральные ресурсы подводных просторов, образцовые фермы позволят выгодно заменить рыболовство развитием подводного промысла рыбы и разведением морских животных», — так писал о своих планах Жак-Ив Кусто, воодушевленный удачей «Преконтинента-два».