ГЛАВА ПЯТАЯ, в которой рассказано о тех, кто владел Богословским-на-Могилъцах до князей Гагариных, а также и о тех, кто жил на этих землях, умножая своим трудом помещичье благосостояние…

ГЛАВА ПЯТАЯ,

в которой рассказано о тех, кто владел Богословским-на-Могилъцах до князей Гагариных, а также и о тех, кто жил на этих землях, умножая своим трудом помещичье благосостояние…

Прекрасно месгоположенье:

Гора над быстрою рекой,

Заслонено от глаз селенье

Зеленой рощею густой…

Сергей Аксаков.

«Вот, наконец, за все терпенье…»

Аксаковские строки, посвященные только что приобретенному им Абрамцеву, за исключением упоминания о реке, как нельзя лучше подходят к Могильцам тех же лет: и гора, и зеленая роща между чередой домов и Троицкой дорогой.

Места эти по документам известны еще с XVI века. В ту пору владели ими князья Ростовские — знаменитый княжеский род, ведущий свое начало от Всеволода Большое Гнездо.

С. М. Соловьев в своей «Истории России с древнейших времен» отводил этому княжеству при формировании Русского государства первое место. Здесь княжил до 1218 года старший сын Всеволода Константин и, отдавая престол («стол ростовский») своему первенцу Васильку, наказывал: «Подражайте моим нравам и обычаям: нищих и вдов не презирайте, церкви не отлучайтеся… книжного поучения слушайтесь, слушайтесь и старших, которые вас добру учат…» Летописец, перечисляя достоинства Константина, особо отмечает, что читал он книги «часто, с прилежанием и делал все по писанному в них». И имя его поминается с прозванием «добрый»…

Московские приказные бумаги ведут неспешный рассказ о том, что позже владел этими землями князь Никита Ростовский, потом передал он их в своей духовной сыну Ивану, правда, в долю с другим сыном — Авраамом.

При братьях Ростовских на территории нынешних Могильцев произошли важные изменения. В 1669 году в сельце Фомкине была построена деревянная церковь. Через девять лет ее разобрали и перевезли в главную княжескую вотчину — Могильцы. При Аврааме Никитиче Могильцы по церкви в честь Иоанна Богослова стали называться Богословским-на-Могильцах. А иногда мелькнет, старательно выведенное гусиным пером, — «Богословское-Могильцы, Фомкино тож». Теперь Фомкино — небольшая деревенька в полукилометре от Могильцев.

Откуда, кстати, появилось это название — Могильцы?

Как и все непонятное, это имя за долгие годы своего существования обросло бесчисленным количеством легенд и догадок.

Одна из самых упорных легенд гласит, что здесь были похоронены умершие в XVIII веке от чумы московские жители. (Заболевших якобы специально увозили подальше от первопрестольной.)

Но все это чистой воды вымысел. Есть и еще одна версия: в Могильцах похоронили казненных по приказу Петра I стрельцов.

Отзвуки этой легенды следует искать в истории теперешнего города Софрино, некогда большого села, которое называли и Софьином и Софином, производя по созвучию от имени царевны Софьи, сестры Петра и вдохновительницы трагического стрелецкого бунта. Но топонимика Софрина — от имени жившего здесь купца Ивана Сафарина.

Местные старожилы обычно связывают название Могильцев с давно исчезнувшим церковным кладбищем. Вполне возможно, хотя имя у села появилось задолго до постройки нынешней церкви.

И все же возьмем на себя смелость утверждать, что истоки имени не так мрачны, как принято считать.

Для этого стоит заглянуть в словарь В. И. Даля, где он пишет о том, что издавна на Руси бугристое место называли могильчатым, могилистым — а ведь именно таким является местный ландшафт.

Кстати, в документах середины XVIII века ненадолго появляется у села еще одно имя: Аполлонова гора. Не надо искать корни этого нового имени в древнегреческой мифологии, все объясняется довольно просто: владельцем села стал Аполлон Васильевич, правнук князя Никиты Ростовского. Теперь уж трудно дознаться, как попало это прозвище, придуманное окрестными жителями, в казенные бумаги, но для нас важно вот какое обстоятельство: значит, действительно отличались Могильцы от соседних сел и деревень тем, что стояли на возвышенности, и это выгодное местоположение, как мы убедимся позже, будет удачно использовано архитекторами.

Об этом обстоятельстве упоминает и И. М. Макаров в своей книге «Журнал пешеходцев от Москвы до Ростова-Ярославского и обратно в Москву»: «На возвышенном месте вы видите село Богословское, принадлежавшее князю Гавриле Петровичу Гагарину, поэту, вельможе и совоспитаннику императора Павла 1-го» (обрати внимание, читатель, — князь в отличие от более поздних источников назван одним из его современников поэтом!).

Что же касается Аполлона Васильевича, то он интересен еще тем, что дал новую фамилию — Ладыженские — в списке владельцев Богословским-Могильцами (Ростовским он был по линии матери, Ладыженским — по отцу).

Ладыженские — тоже старинный и весьма разветвленный дворянский род.

Он ведет начало от полулегендарного шведского выходца Облашни, который выехал, как гласило семейное предание, в 1375 году к великому князю Дмитрию Донскому. Среди Ладыженских — основатель Серпуховского монастыря Вассиан, воеводы и ближние бояре Романовых. Знавал род и царские немилости. Один из семьи, Леонтий Ладыженский, был сослан по приказу Годунова на побережье Ледовитого океана, другой, якутский воевода Михаил, обвиненный во многих прегрешениях, был допрошен и отправлен в Москву, но по дороге умер. Судя по всему, допрос был «с пристрастием», как тогда говорили…

Могильцами Ладыженские владели недолго: в 1767 году село покупает коллежский советник Петр Максимович Щербачев.

Это тоже весьма древняя фамилия, ведущая свое начало от выходца из Золотой Орды Федора Салта, «коего потомки многие служили Российскому престолу стольниками и в иных званиях, чинах и жалованы от Государей поместьями» (Бобринский А. Дворянские роды, внесенные в общий гербовник Российской империи. Сиб., 1890).

О коллежском советнике в родословных справочниках и архивах подробных сведений не сохранилось. Известно, что служил он в Коммерц-коллегии, а еще в списках дворянских родов мне удалось обнаружить, что был Петр Щербачев в близком родстве с Кашкиными, из семьи которых вышел Сергей Николаевич Кашкин — декабрист.

В сущности, со второй половины XVIII века и начинается новая страница истории села — история усадебного ансамбля, который впоследствии лишь благоустраивался и приобретал некоторые новые черты.

При Щербачеве был построен усадебный дом, разбит парк, выкопаны пруды и в том же 1767 году на самом высоком месте, на горе, где обычно ставились барские дома, против обычая была заложена церковь.

Теперь уже только специалисты могут с достаточной полнотой представить себе, какой была эта церковь в первые годы своего существования. Дело в том, что в минувшем веке церковь дважды перестраивалась, и это привело к ее значительным изменениям.

Прекрасным образцом московского барокко являлась двухъярусная колокольня. В ее убранстве был широко использован белый камень, из которого выполнены боковые портики со спаренными колоннами, антаблемент, а также угловые колонны второго яруса с резными капителями.

Колокольня, которая обычно ставится в стороне от храма, здесь помещена в центре — между зимней и летней церквами, — и это отступление от архитектурной традиции в культовом строительстве придает церкви незаурядный облик.

Искусствоведы единодушны в мнении, что постройка, во многом изменившая за два столетия свой облик, близка произведениям школы Д. В. Ухтомского.

А кто конкретно строил церковь (и видимо — барский дом)? Увы, в церковных документах никаких данных об этом нет, что же касается дома, то он вообще не дожил до наших дней и даже фундамента от него не осталось. Автор проекта восстановления уникального памятника в Могильцах Сергей Васильевич Демидов прослеживает общность архитектурных решений церкви в Могильцах со знаменитой петровской кунсткамерой в Петербурге.

Кунсткамера была построена почти за тридцать лет до того, как начали возводить храм в Могильцах, поэтому присутствие здесь зодчих из города на Неве весьма сомнительно. Но определенное сходство замысла еще одно доказательство тесной творческой связи в XVIII столетии петербургской и московской архитектурных школ.

В конце XVIII века Щербачев продает усадьбу своему начальнику — президенту Коммерц-коллегии князю Гагарину.

А теперь, прежде чем перейти к дальнейшему рассказу, несколько слов о тех, кто населял эти места, трудился на помещичьих полях и возводил под присмотром приглашенных архитекторов церковь и барский дом, сажал липы и копал пруды…

Спустя два десятилетия после того, как коллежский советник Щербачев приобрел Могильцы, в типографии Фридриха Гиппиуса вышло «Историческое и топографическое описание городов Московской губернии с их уездами, с прибавлением исторического сведения о находящихся в Москве соборах и монастырях и знаменитых церквах» (М., 1787). Автор этого описания X. А. Чеботарев.

О жителях интересующих нас мест он пишет, что они «расторопны, учтивы и вежливы, росту среднего, здоровы и крепки, а женщины лицом недурны и занимаются летом сверх полевой работы в присмотре за хозяйством, в сажании в огородах различных овощей, в полотьи оных, в собирании плодов и ягод, которые приносят на продажу в Москву, от чего получают немалую прибыль, а зимой прядут лен и шерсть, потом ткут как для своего обиходу, так за остатком и на продажу, холстину и сукна».

С этой благожелательной оценкой согласен и Н. М. Карамзин. В написанных четверть века спустя «Исторических воспоминаниях и замечаниях на пути к Троице и в сем монастыре» (1803) он отмечал, что «Троицкая дорога ни в какое время года не бывает пуста, и живущие на ней крестьяне всякий день угощают проезжих с большою для себя выгодою».

Но тут же автор горестно замечает, что экономическая выгода была бы для них еще значительнее, «если бы гибельная страсть к вину» не разоряла многих окрестных жителей мужского пола. (Не гагаринские ли, равно как и других помещиков, винокуренные заводы способствовали этому?)

«Я всегда радуюсь… — пишет далее Карамзин, — встречая на улицах в торговые дни миловидных крестьянок с ягодами, цветами, травами для аптек; но как отцы и мужья их употребляют деньги? Не только нищета и болезни, но и самые злодейства бывают следствием сего ужасного порока».

Оглядывая окрестные места, Николай Михайлович Карамзин пытался предугадать их будущее. Он не сомневался, что наступит время, когда изведут и без того поредевшие окрестные леса и крепко возьмутся за «неистощимые слои земляных угольев». Увы, это произошло гораздо раньше, чем предполагал знаменитый историограф!

В упомянутых нами в предыдущей главе статистических справочниках, где еще значится по чиновничьей нерадивости имя Павла Гаврииловича Гагарина, неоднократно попадаются на глаза лесоторговцы, владельцы кирпичных заводов — это их стараньями уже к концу минувшего века были во многом сведены на нет дачи (как называли тогда занятые лесом земли), и сама земля была изрыта многочисленными карьерами…