4.5. Победа на предварительной защите и опасные экзерсисы «стального» декана

4.5. Победа на предварительной защите и опасные экзерсисы «стального» декана

Диссертация была представлена в ученый совет для предварительной защиты в январе 1980 года. Это был редкий для НИИВТ случай когда аспирант представил работу сразу по окончании отведенного срока и нотки зависти у многих были отчетливо уловимы. Бывший однокашник, когда-то стремившийся получить тему, связанную с технологией, теперь рассказывал каждому, кто хотел его слушать, что у него урвали «лучший кусок», а его направили туда, где труднее (позже он сменил научную деятельность на работу электромонтера в метро, но, правда, потом вновь вернулся в НИИВТ). Рассмотрения диссертации в ученом совете НИИВТ пришлось ждать около трех месяцев, за это время я договорился о приеме диссертации к защите в МИФИ, сдал на «отлично» квалификационный экзамен по специальности «Экспериментальная физика» и даже прошел в МИФИ процедуру предварительной защиты. Председательствовал на предзащите известный ученый О. Лейпунский, но процедура прошла скомкано — до меня выступал соискатель докторской степени и занял почти все отпущенное время.

Рассмотрение диссертации на ученом совете НИИВТ состоялось в апреле 1980 года. Отзывы рецензентов были положительными, отношение аудитории — благожелательным. Насторожило, когда вопросы стал задавать Затычкин, но ожидавшейся истерики не последовало. Все заинтересовались кластерными ионами благородных газов, некоторые даже советовали не афишировать эти результаты на защите, предупреждая о риске, связанном с представлением новшеств. Задал пару вопросов и заместитель директора — тоже вполне деловых. Потом он извинился — ему надо было ехать в министерство — и, уходя, сказал: «Я голосую — «За». Это была победа.

Теперь надо было собрать документы, необходимые для отправки в совет, где предполагалась защита. Диссертация насчитывала 132 листа, а сопровождали ее 136 листов разнообразных справок, ходатайств, отзывов и характеристик. 15 сентября ученый совет теоретического факультета МИФИ назначил дату защиты — 16 февраля 1981 года.

Необходимо было утвердить официальных оппонентов, получить отзывы. Алгоритм действий был таков: организовывалась встреча со специалистом, известным своими работами в данной области, тот пролистывал диссертацию и предлагал выступить на семинаре. Там он наблюдал, как его молодые сотрудники, демонстрируя свою эрудицию, нападали на творение диссертанта и, если приходил к выводу, что тот себя в обиду не дал — соглашался. Кроме Якубова, с которым все было обговорено ранее, официальным оппонентом стал профессор Московского авиационного института П. Кулик (также имевший работы по кластерным ионам), а ведущей организацией — Институт атомной энергии им. Курчатова, отзыв которого подписал мировой авторитет в области атомных взаимодействий — О. Фирсов.

Наконец, настал день «настоящей» защиты диссертации. После всех полагающихся процедур и доклада, последовали вопросы. Неожиданных среди них не было: после каждого из предшествовавших семинаров, все вопросы тщательно записывались и продумывались лаконичные, исчерпывающие ответы. Странноватым казалось поведение председателя совета Кэтова, декана теоретического факультета МИФИ. Задав всего один вопрос по теме и не найдя к чему придраться в ответе, он неожиданно заявил, что небрежно оформлен автореферат. Далее он спросил, почему диссертация закрытая (не секретная, а — с ограничениями в публикации), явно намереваясь развить далее тезис о том, что соискатель счел за благо не выносить результаты на «суд научной общественности». Ответ, что по результатам работы сделано много изобретений, а их нельзя публиковать без разрешения и что такое решение принято не мной, декана огорчил. Всем своим откинувшимся на стуле телом выразив крайнюю степень презрения, он, словно испытывая на прочность бумагу, шумно и нарочито небрежно пролистал дело и, найдя там справку, где приводился перечень из двадцати четырех изобретений, заявил: «Не понимаю, что в этой работе вообще могло явиться предметом изобретения!» Захотелось посоветовать ему утолить эту гложущую душу печаль во ВНИИ государственной патентной экспертизы, но пришлось сдержаться. Оказался провидцем доцент МИФИ В. Крамер-Агеев, прочитавший ранее диссертацию и посоветовавший «затушевать» упоминания об изобретениях: «Зачем вам эти купеческие замашки? У большинства членов совета их не более десятка. Не попытаетесь же вы доказывать им, что за три года вы сделали больше, чем они — за всю свою карьеру?»

Обсуждение продолжилось, «зацепилось» за тему кластеров, но Кэтов опять вмешался, спросив, почему на графики скоростей дрейфа не нанесены экспериментальные ошибки и стал развивать тему безграмотности диссертанта в области теории измерений. Один из членов ученого совета спросил официального оппонента, проведен ли анализ точности метода. И. Якубов ответил, что такой раздел в диссертации есть и оценка точности возражений не вызывает. Тот же член совета продолжил: «Если все, что говорил профессор Якубов верно, то диссертант мог бы вообще не трудиться рисовать графики, а привести результаты в виде таблиц, указав величины ошибок. Он просто облегчил задачу нам всем, потому что графики гораздо нагляднее». Лучше было бы, если бы эти слова не прозвучали, потому что Кэтов продемонстрировал столь яркую мелодекламацию, что возникли подозрения, не брал ли он уроки у Затычкина. Ему стали поддакивать несколько молодых членов совета. Наконец, перешли к голосованию. Результат оказался весьма близким от опасной черты: положительное решение было принято с перевесом всего в два голоса, несмотря на то, что ни один из вопросов, касавшийся существа исследований, не остался без ответа. После защиты ко мне подошел член совета, который спрашивал об анализе точности метода и сказал: «Ну вот, молодой человек, теперь вы знаете, как создается репутация высокой требовательности у нас в совете».

Все документы были направлены в Высшую аттестационную комиссию и там утверждение затянулось: к оценке диссертации привлекли «черного оппонента» — специалиста, чье имя держалось в секрете и на чье мнение поэтому не мог повлиять авторитет других лиц. «Черняк» отозвался положительно и 17 июня 1981 гола присвоение ученой степени кандидата физико-математических наук было утверждено. У своих приятелей, работавших в МИФИ я поинтересовался личностью Кэтова и узнал, что тот — из «партийных интеллигентов» и как раз в это время пугал всех в институте сомкнутыми бровями и выражавшим крайнюю степень принципиальности «стальным» взглядом. Пытаясь создать о себе мнение, как о «сильном руководителе», он домогался должности ректора МИФИ, создав для этого свою команду. Через два года активность Кэтова завершилась весьма эффектно: на факультете была вскрыта система поборов с поступающих. Кэтов не был привлечен к ответственности, но должности декана лишился.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.