На рубеже XX в

За братьев-славян

В истории Русско-турецкой войны известно немало случаев замечательной работы русских артиллеристов, отличившихся своей находчивостью, меткостью стрельбы и беспредельным мужеством.

4 июня 1877 г. русский отряд генерала Гурко занял в тылу турок местечко Ени-Загру. Турки в панике оставили весьма важный стратегический пункт — Шипкинский перевал. На следующий день Орловский пехотный полк и одна из батарей 9-й артиллерийской бригады заняли этот перевал и на фронте десяти верст окопались для его обороны. Турки бежали настолько быстро, что оставили на своих позициях много военного имущества, в том числе шесть вполне исправных 8-сантиметровых орудий Крупна и горные пушки без прицелов.

Генерал Скобелев, объезжая позиции, поручил самому молодому на батарее подпоручику Киснемскому проверить оставленное турками артиллерийское имущество, а из брошенных орудий составить батарею и подготовить ее к предстоящим боям. Киснемский известен в истории русской артиллерии как крупнейший специалист по пороходелию. Он разработал оригинальный способ получения так называемого прогрессивного пороха, названного его именем. Но во время Русско-турецкой войны это был только начинающий артиллерист, лишь недавно окончивший училище.

Киснемский взялся за порученное ему дело весьма энергично. Он быстро составил из брошенных орудий батарею, получившую название «стальной». Для обслуживания орудий этой батареи к Киснемскому были прикомандированы три фейерверкера, несколько канониров и человек тридцать пехотинцев. Киснемский настойчиво обучал обращению с орудиями этих новоявленных артиллеристов. Затем он составил примерные таблицы стрельбы для 8-сантиметровых крупповских пушек. Но здесь возникло следующее затруднение. Оказалось, что снарядов для 8-сантиметровых пушек найдено всего лишь 500 штук. Значительно больше снарядов имелось для горных орудий — около трех тысяч. Однако у этих орудий турки успели снять приделы, и потому пользоваться ими было почти невозможно. Помог выйти из затруднения один замечательный случай, показывающий, как велика всегда была находчивость и природная сметливость русского солдата.

Во время пробных стрельб из горных орудий к Киснемскому подошел артиллерист-бомбардир Мирошниченко и вызвался пострелять из орудия, не имевшего прицела. Получив разрешение, он применил оригинальный прием. Вот как писал об этом Киснемский в своих воспоминаниях об операции на Шипкинском перевале:

«Сначала он наводил орудие в цель через черту на казенной части и через крючок у дульного среза; затем клал ладонь левой руки стоймя на верхний срез казенной части орудия и, смотря поверх указательного пальца на верхнюю часть крючка у дульного среза, придавал орудию такой угол возвышения, чтобы луч зрения попадал в желаемую точку; тогда орудие было наведено. Если при этом угле возвышения получался перелет, то Мирошниченко отгибал указательный палец и наводил поверх среднего пальца. Если при наводке поверх пальцев левой руки получался недолет, то Мирошниченко прибегал к помощи правой руки, которую накладывал тогда поверх левой, и продолжал наводить по-прежнему. Понятно, что в последнем случае при придаче углов возвышения действовать на подъемный механизм приходилось другому номеру».

Постепенно «стальная» батарея была приведена в полный порядок.

Между тем турки в большом количестве подступили к Шипкинскому перевалу. Русские усилили оборону перевала еще двумя орудиями. Рано утром 9 августа турки открыли сильный артиллерийский огонь. У них насчитывалось до 56 орудий, которые вели почти непрерывный огонь по нашим батареям. Затем турки густыми массами бросились в атаку. Русские артиллеристы открыли по ним частую стрельбу. Картечь вырывала в рядах турок целые шеренги. Турки отступили. Несколько раз они пытались возобновить атаку, и каждый раз артиллерийский огонь заставлял их отступать.

Турки поняли, что главная виновница их неуспеха — это русская артиллерия. 10 августа они весь день громили батареи русских сильнейшим огнем. Русские отвечали удачно, но сами несли большие потери. Особенно досталось «стальной» батарее. Видимо, желая уничтожить ее, турки выкатили орудие на возвышенность, называемую «Сахарной головой», и открыли из этого орудия по «стальной» батарее энергичный огонь. Первая же граната, пущенная с «Сахарной головы», попала в лафет первого орудия и оторвала конец хоботовой подушки. Вторая граната упала между орудием и зарядным ящиком. Положение становилось тяжелым, тем более что накануне ночью на «стальной» батарее для защиты от флангового огня были устроены дополнительные земляные укрытия — бонеты, которые мешали повернуть орудия настолько, чтобы можно было стрелять по «Сахарной голове»…

Вдруг Киснемский заметил, что на «Сахарную голову» упала граната, пущенная откуда-то со стороны русских. Оказалось, что бомбардир Мирошниченко открыл по этой горе огонь из своего горного орудия. Вскоре одна из гранат Мирошниченко удалилась в самую макушку «Сахарной головы» и покрыла ее дымом разрыва. С левого фланга пехоты закричали, что неприятельское орудие сшиблено с вершины гранатой Мирошниченко.

Турки, правильно оценив всю важность огня с «Сахарной головы», втащили на нее новое орудие и вновь открыли стрельбу по «стальной» батарее. После первого же выстрела турок выстрелило и орудие Мирошниченко. Граната опять ударила в верхушку «Сахарной головы» и свалила с нее неприятельское орудие.

Но турки были упрямы и втащили на «Сахарную голову» третье орудие. Тогда по нему открыли огонь все русские батареи, и его вскоре постигла печальная участь двух первых орудий. Больше орудий на «Сахарную голову» турки уже не выкатывали…

Мирошниченко спас не только «стальную» батарею. Его образцовая стрельба позволила немногочисленной русской артиллерии задержать натиск турок, во много раз превосходивших русских по количеству орудий и пехоты. Мирошниченко спас положение всего русского отряда, оборонявшего Шипкинский перевал.

11 августа турки еще более усилили артиллерийскую бомбардировку, но не могли подавить огня русских батарей, которые неизменно отбивали все атаки неприятеля. К вечеру того же дня к русским подошло подкрепление и они сами перешли в атаку.

Вот еще один из многочисленных примеров замечательной работы русских артиллеристов во время войны с турками.

16 ноября 1878 г. небольшой русский отряд с двумя орудиями поднимался на горный перевал Вратешку. Захватить этот перевал было очень важно, так как через него шел путь за Балканы. Отряд взбирался на гору по крутому подъему, очень трудному для артиллерии. Сначала орудия тащили усиленные запряжки лошадей. Потом пришлось сменить лошадей на буйволов. Когда отряд в целях скрытности свернул на тропинку в лес, пришлось бросить и буйволов. Орудия сняли с передков, и артиллеристы вместе с пехотинцами принялись сами втаскивать их на гору. Турки, желая задержать продвижение русских, начали обстреливать лес сверху ружейным огнем.

Когда русский отряд вышел на открытый край лесистого ущелья, турки открыли по нему и артиллерийский огонь. Положение становилось критическим. Тогда русские артиллеристы быстро зарядили и навели головное орудие на небольшую насыпь, на крутом скате горы Шиндарника, где виднелись дымки стреляющей турецкой батареи. Уже с двух выстрелов они нащупали неприятельские орудия. Турки прекратили огонь. Их пехота начала отходить.

На рассвете следующего дня неприятель опять открыл ожесточенный огонь. Русские немедленно ответили из обеих своих 9-фунтовых пушек. Первые же гранаты легли у самых турецких орудий. Огонь русских артиллеристов поражал противника во фланг настолько удачно, что турецкая батарея скоро совсем прекратила стрельбу. К вечеру стало известно, что турки очистили перевал Вратешку. Путь на Балканы был свободен!

Так два орудия русских в труднейших условиях горного боя заставили отступить значительно более сильного врага.

Во многих войнах, которые вела Россия, можно проследить одно и то же характерное явление: неумение высшего командования управлять большими массами артиллерии. Недостаток этот дал сильно себя почувствовать и в Русско-турецкую войну. Так было, например, под Плевной 26–30 августа 1877 г.

Руководил тогда всей операцией начальник штаба западного отряда генерал Зотов. Помимо крупных сил пехоты и кавалерии в его распоряжении находилось более четырехсот орудий. Но Зотов не имел никакого понятия об управлении артиллерией и ее тактике. Незадолго до штурма Зотов созвал на совет всех старших артиллерийских начальников. Он развил перед ними свой «план» артиллерийской подготовки штурма. По словам Зотова, она должна была заключаться «в безостановочной бомбардировке турецких укреплений самым частым и сильным огнем до тех пор, пока в них будут сделаны серьезные повреждения и гарнизон понесет серьезные потери». Совет отверг это неопределенное предложение, но в свою очередь не выработал никакого плана артиллерийской подготовки штурма. Тогда Зотов, пользуясь своей властью высшего начальника, решил: «Быть по-моему».

Никто на этом совете не догадался, что надо назначить общего начальника для всех артиллерийских частей, собранных под Пленной. Мало того, когда в последующие дни все орудия распределили по главным участкам фронта, то и тогда не были выделены даже начальники этих участков. Таким образом, вся эта огромная масса артиллерии осталась без всякого руководства.

Перед штурмом Зотов издал приказ, в котором разъяснял свою идею о бессмысленном расточении артиллерийского огня:

«Войска вечером 25-го приближаются к Плевне и занимают или овладевают позициями в расстоянии хорошего орудийного выстрела. Позиции эти укрепляются, и на них выставляется могущественная артиллерия. Затем начинается возможно продолжительное обстреливание артиллерией неприятельских укреплений, усиливаемое с постепенным к ним приближением, и, наконец, производится атака турецких укреплений открытой силой». Главное направление атаки и время ее начала не были указаны. Лишенный точного и конкретного содержания, этот приказ, конечно, мог только повредить делу.

Неопределенность распоряжений привела к беспорядочному их выполнению. Общего руководства при распределении батарей и их действий в предстоящем штурме не было. Вся русская артиллерия была беспорядочно разбросана на протяжении более десяти верст. Отдельные батареи, заняв позиции, начали обстреливать различные пункты турецких укреплений, не зная их относительной важности. Получилось так, что около половины батарей вели усиленный огонь против турецких редутов, которые русская пехота даже и не собиралась атаковать.

Но, несмотря на отсутствие правильной организации огня, русская артиллерия уже в первый день боя сильно разрушила турецкие редуты. Если бы тогда же была предпринята атака пехоты, то она наверняка окончилась бы удачно. Но Зотов решил во что бы то ни стало осуществить свою сумасбродную идею «возможно продолжительного обстреливания артиллерией». Он не пустил пехоту в атаку. Мало того, он отдал распоряжение, чтобы артиллерия прекратила на ночь свой огонь.

Печальные результаты всех этих нелепостей не замедлили обнаружиться. На следующее утро, 27 августа, артиллеристы увидели, что турки восстановили свои разрушенные укрепления и даже устроили новые, расположенные значительно ближе к русским войскам. Опять началась сильная бомбардировка. На многих батареях ежеминутно ждали штурма. Артиллеристы работали с большим напряжением. Но штурма опять не было. Напрасно его ожидали на другой день. Затем в такой же бессмысленной канонаде и напрасном ожидании прошло и 29 августа. У артиллеристов, естественно, появились апатия и утомление. Каждый день стрельбы все больше усиливал убеждение, что батареи действуют и несут потери бесцельно. Снарядов оставалось мало. От частой стрельбы многие орудия пришли в негодность.

Дал себя остро почувствовать и другой крупнейший недостаток — отсутствие орудий навесного огня. Большая часть турецкой пехоты сидела в глубоких траншеях. Русские пушки, стрелявшие по отлогой траектории, не могли поражать турок, хорошо зарывшихся в землю. Для этого требовались орудия, которые стреляли бы навесным огнем. Тем не менее Зотов приказал русским батареям стрелять по земляным укрытиям. Разумеется, это ничего не могло дать, кроме бесполезной траты сил и снарядов.

Зотов провалил артиллерийскую подготовку штурма. А за все ошибки этого самоуверенного невежды расплачивались солдаты и строевые офицеры. Когда, наконец, 30 августа русская пехота пошла на штурм, ее встретил сильнейший ружейный и артиллерийский огонь противника. Несмотря на всю храбрость, пехота отступила с огромными потерями. Штурм Плевны 30 августа не удался.

Эта неудача целиком ложилась на высшее командование. В царской армии такие фигуры, как Зотов, были не редким явлением. Занимая посты высших начальников, они бесполезно растрачивали боевую силу русской армии и творческую энергию солдат и низовых командиров. Зато когда находился старший общевойсковой начальник, понимающий свойства и тактику артиллерии и согласовывающий ее действия с действиями пехоты, артиллерия блестяще выполняла поставленные перед ней задачи и войска добивались решительного успеха. Примером этому может служить бой под Телишем 16 октября 1877 г.

Телиш представлял собой сильное турецкое укрепление. Русским отрядом, который должен был взять Телиш, командовал генерал Гурко. Желая избежать излишних потерь пехоты, Гурко решил покончить с Телишем одним артиллерийским огнем. Он тщательно подготовил эту операцию…

Накануне боя Гурко вызвал к себе командира артиллерийской бригады полковника Зиновьева, начальника штаба одной из пехотных дивизий и полковника генерального штаба. Гурко объяснил им свои намерения и приказал отправиться по направлению к Телишу, чтобы произвести разведку и выбрать позиции для батарей.

Полковник Зиновьев был одним из выдающихся строевых артиллеристов того времени. Еще до войны он много работал над обучением батарей меткой стрельбе и маневрированию. Во время Русско-турецкой войны его бригада выделялась своей обученностью и уменьем вести бой в тесном взаимодействии с пехотой. После войны на страницах «Артиллерийского журнала» появился ряд его статей, в которых автор на основании боевого опыта изложил целую систему практического обучения по всем отраслям артиллерийского дела. Статьи и теперь читаются с большим интересом.

…К вечеру 15 ноября Зиновьев и его спутники привезли с разведки кроки — схематический чертеж местности. Генерал Гурко рассмотрел кроки, потом поехал вместе с Зиновьевым на личную рекогносцировку и утвердил места, где нужно было расположить батареи и построить укрепления. После этого все руководство действиями артиллерии было передано полковнику Зиновьеву. В его распоряжении находилось более ста орудий. Зиновьев распределил всю артиллерию на три группы — по направлению главных ударов. Три батареи он поставил с восточной стороны, три других батареи — южнее Телиша, а с севера и в тылу Телиша расположил конную артиллерийскую бригаду.

В 11 часов утра 16 ноября начался одновременный обстрел турецких укреплений всеми батареями. Сначала орудия стреляли гранатами, а потом шрапнелью. После пристрелки батареи стали вести огонь залпами. Бомбардировка продолжалась три часа. Затем наступил перерыв. Этим перерывом генерал Гурко воспользовался, чтобы послать в Телиш пять пленных турок с письмом, в котором предлагал осажденному гарнизону сдаться. Прошло полчаса, но ответ турок не был получен. Тогда опять начался обстрел по всей линии. Турецкие орудия, подбитые метким огнем русской артиллерии, постепенно перестали отвечать. Почти не стреляла и турецкая пехота.

Не прошло и двадцати минут, как появился турецкий парламентер с белым флагом. Русские позиции огласились громким «ура», возвещавшим об этой почти бескровной победе. Честь этой победы принадлежала русским артиллеристам и их талантливому начальнику — полковнику Зиновьеву.

Боевой опыт войны 1877–1878 гг. снова обнаружил существенные недостатки в русской артиллерии. Она оказалась недостаточно дальнобойной и не обладала орудиями навесного огня, поэтому и не могла поражать противника, спрятавшегося за укрытиями. К тому же в иностранных армиях для ружей применили бездымный порох, который значительно расширил сферу действия стрелкового огня. Ружья стреляли теперь дальше, более метко и в два-три раза быстрее. Поэтому вопрос о дальнейшем усовершенствовании артиллерии встал очень остро. Вновь в артиллерийских лабораториях и конструкторских бюро закипела напряженная работа. И здесь русские артиллеристы дали много ценного.

Большая группа инженеров и ученых плодотворно работала над изысканием новых порохов. Основатель химической лаборатории при Артиллерийской академии Шишков проводил опыты над гремучей ртутью, и его научные труды в этой области доставили ему широкую известность во всех европейских странах. Не менее успешными были исследования в области пироксилинового пороха преемника Шишкова — Федорова. В качестве помощника он привлек Семена Васильевича Панпушко, молодого талантливого артиллериста-ученого. Его научные труды послужили основой для постановки в России пироксилинового производства. Кроме научных исследований по военной химии, Панпушко проводил и практические работы по применению сильно взрывчатых веществ для снарядов. В дальнейшей разработке проблемы пироксилиновых порохов принимал участие известный уже нам командир «стальной» батареи на Шипкинском перевале — Гавриил Петрович Киснемский. Он оставил после себя интересные исследования о прогрессивных порохах.

Серьезной и трудной проблемой было конструирование орудий навесного огня. Основная трудность заключалась в том, что тело орудия должно было иметь большой угол возвышения. А при таком положении ствола лафет испытывал во время выстрела очень сильное давление.

Пока за границей измышляли разные сложные приспособления, которые могли бы облегчить это давление на лафет, русский академик-артиллерист Александр Петрович Энгельгардт представил в 1866 г. совершенно оригинальный проект лафета для 6-дюймовой мортиры. Это был первый проект специального лафета для орудия навесного огня.

Лафет Энгельгардта почти не отличался по весу от обычных полевых лафетов. Он был очень удобен в обращении и мог служить как для навесной, так и для отлогой стрельбы. Под лафетом находилась железная тумба, которая перед открытием огня опускалась на землю. В нижней части тумбы помещалась солидная каучуковая прокладка; она-то и поглощала во время выстрела часть давления на лафет.

Полевая мортира, для которой предназначался лафет Энгельгардта, могла стрелять шрапнелью и бомбами. Бомбы этой мортиры производили большие разрушения в полевых укреплениях того времени. При полном заряде мортира стреляла по отлогой траектории на расстояние до трех верст. Для получения же навесного огня брался уменьшенный заряд. Угол падения снаряда получался очень большим. При ведении навесного огня на недалекие расстояния мортире придавался большой угол возвышения, дуло сильно задиралось кверху, что позволяло ставить орудия ближе к укрытиям. Все это повышало боевую ценность мортир Энгельгардта. Они были с успехом использованы в некоторых боях во время Русско-японской войны.

Энгельгардт широко использовал каучук для артиллерийской материальной части. Для орудий образца 1868 г. он предложил удачную конструкцию железного зарядного ящика с оригинальной системой подрессоривания при помощи каучуковых буферов. Когда в России разрабатывалось скорострельное орудие образца 1900 г., для него был взят новый лафет Энгельгардта с приспособлением, которое позволяло ограничить откат и возвращало орудие после выстрела на прежнее место.

В этом приспособлении большую роль играли каучуковые буфера, как поглотители силы отката. Более тысячи орудий этой системы входили в состав русской артиллерии во время Русско-японской войны.

На рубеже XIX и XX столетий артиллеристы особенно настойчиво работали над повышением скорострельности орудий, над разрешением ряда сложных теоретических и практических вопросов. Надо было найти новый, более прочный материал для изготовления тела орудия, разработать конструкцию совершенного затвора, улучшить противооткатные приспособления, создать более удобный унитарный патрон. Естественно, что все это потребовало участия научных сил самых разнообразных специальностей. К старым артиллеристам-академикам присоединились их ученики, молодые инженеры и конструкторы. Среди этой талантливой молодежи особенно выделялись Забудский, Якимович, Трофимов и другие.

Наконец, общими усилиями была создана русская 76-миллиметровая скорострельная пушка образца 1902 г.

Применение скорострельной артиллерии потребовало большого количества вспомогательных приборов. В этой области много и плодотворно работали русские артиллеристы-изобретатели Петрушевский, Прищепенко, Михайловский, Туров и другие. Угломер Турова и Михайловского хорошо известен в современной артиллерии и принес ей огромную пользу, позволив осуществить стрельбу с закрытых позиций.

Русская скорострельная пушка образца 1902 г. во многих отношениях превосходила заграничные орудия этого рода. Во время Первой мировой войны она на практике проявила свои высокие боевые качества.