Глава 3 Геобайки, ситуации

Две байки о бывшем министре

В. Г. Артюхове

В 2001–2004 гг. министром природных ресурсов РФ был Виталий Григорьевич Артюхов. Он был брошен на геологию как «топ-менеджер», после того как поднимал автодорожное хозяйство страны, в котором почитался крупным специалистом. В новой России считают, что для руководства отраслью не нужны специалисты, а нужны подобные «топы». Вот они и топят отрасли одну за другой («Беда, коль пироги начнет печи сапожник, а сапоги тачать пирожник…»). Об успехах Артюхова по части приватизации лучших кусков огромного хозяйства не раз рассказывалось в передаче Андрея Караулова «Момент истины». Полсотни академиков-геологов и ведущих геологов отрасли написали письмо президенту РФ, убеждая снять Артюхова. Но Артюхова не трогали, он был выдвиженцем еще большего «топа» — премьера Касьянова, а того назначила ельцинская семья. Многое успел свершить Артюхов до момента, когда, наконец, сняли и Касьянова и его. Две следующие фольклорные шутки об Артюхове — самое невинное, что можно о нем сказать.

1

В Минприроды идет совещание по СРП5, слушается доклад о выполнении соглашений по Сахалину. Геологи докладывают, что скоро дойдут до пермских отложений и пойдет нефть. Министр Артюхов слушает и вдруг выдает:

— Все ясно. Непонятно одно: кому пришла в голову идея тащить нефть из Перми на Сахалин?

2

К Артюхову заходит генеральный директор геофизического предприятия с докладом:

— Генштаб на нас обижается, мы перестали им выдавать «гравику» (секретные гравиметрические карты) без Вашего разрешения.

— Не вешайте мне лапшу на уши! Я всю жизнь дороги строил и знаю, что с гравием у нас в стране все нормально.

Примечание. Эти байки есть в Интернете; они же воспроизведены в книге Ю. Ампилова (2007), который замечает, что вряд ли так было на самом деле, однако байки отражают отношение профессионалов к «топ-приватизатору».

Про анонимики

В 1985 г. директор ленинградского ВСЕГЕИ А. И. Жамойда попросил министра геологии СССР Е. А. Козловского освободить его от должности. Аргументировал это, в частности, тем, что на него впервые написали анонимку и вообще он с делами «не справляется».

«Министр рассмеялся:

— А Вы думаете, я справляюсь? Анонимки же только подбадривают. Давайте подождем еще годик».

(Из очерка А. И. Жамойды [ГЖМ-10. С. 437])

Как посол обхамил замминистра геологии,

и какой был ответ

Заместитель министра геологии СССР В. А. Ярмолюк описал свой визит в 1970-е гг. к послу СССР в ГДР П. А. Абрасимову. Посол был членом ЦК КПСС, держал себя высокомерно и неприязненно. Здороваясь с замминистра геологии, из-за стола не вышел. Говорил зло, с нажимом, медленно произнося каждое слово:

«Хватит вам, геологам, болтать о перспективах. Давно пора это подтвердить делами. До вас о перспективах разглагольствовали и ваш министр и его первый зам. Но нет ни нефти, ни газа. Есть только болтовня и пустая трата средств. <…> Есть сведения, что геологи ФРГ ведут бурение на нефть на границе с ГДР. Если они там откроют месторождения нефти, то клянусь, товарищ заместитель министра, Вы недолго им будете! Я Вам это обещаю. Да и мне за вашу позорную работу придется застрелиться».

При этом Абрасимов угрожал, что сейчас же позвонит прямо Брежневу, с которым он был лично хорошо знаком.

Ярмолюк подчеркивает, что он встречался раньше с многими послами, и все они были культурными людьми, а этот… Вернувшись в Москву, Ярмолюк написал, как и положено, отчет о загранкомандировке на имя заместителя Председателя Совета Министров СССР Тихонова. В отчете слово в слово был передан разговор с Абрасимовым. Тихонов же написал резолюцию — ознакомить с этим отчетом аппарат Совмина и отдел тяжелой промышленности ЦК КПСС. Один из аппаратчиков потом рассказывал Ярмолюку, что его отчет читали, как юмористический рассказ. Копию отчета послали Абрасимову, и тот прекратил свои нападки на геологов. Вскоре в ГДР были открыты крупные месторождения газа.

(Из очерков В. А. Ярмолюка [ГЖМ-4. С. 183])

«А кто такой Джек Лондон?»

В 1971 г. заместитель министра геологии РСФСР В. А. Низьев находился на геологическом симпозиуме в Сан-Франциско. Он пишет: «В ответ на нашу просьбу организовать посещение могилы Джека Лондона нам был задан неожиданный вопрос „А кто такой Джек Лондон?“ После длительных разъяснений, о ком идет речь, наша делегация ознакомилась со скромным музеем, посвященным жизни и деятельности Джека Лондона, созданным его сестрой вблизи места захоронения писателя, находящегося в довольно запущенном состоянии (район Менло-Парка)».

(Из очерка заслуженного геолога России,

к. г.-м. н. В. А. Низьева [ГЖМ-8. С. 192])

Не до танталита

На одном редкометальном месторождении нашли выделения танталита. Н. В. Скоробогатова (ВИМС) говорит А. И. Гинзбургу6:

— Анатолий Ильич! Как же Вы их пропустили год назад? Вы же здесь были, и уж Вы-то не могли не заметить танталиты!

— Ну какие танталиты, Ниночка! — отвечает А. И. — Год назад я здесь был с Ларисочкой и замечал только ее.

Лариса была известной красавицей, бывшей женой легендарного геолога Ю. Б. Лавренева. Об их бурном романе с Гинзбургом все знали.

Лошадиные фамилии

«Среди коней был рыжий мерин „Буденный“ и пегий „Карл Маркс“. Выясняя происхождение таких странных для 1956 года имен, я установил, что последний был из совхоза имени Карла Маркса, а первого назвали так, потому что он был „шибко хороший“».

(Из очерка к.г.-м.н. А.А. Ельянова,

первооткрывателя месторождения платины на Кондере

[ГЖМ-10. С. 464])

Кстати

Говорят, что Буденный начинал занятия по коневодству такими словами: «Лошадь состоит из трех половин, из которых средняя наибольшая».

О естественном

«Наши новички <…> попали в Страну Вечно Зеленых Помидоров и Вечного Недос…ния. Последнее было для них сначала наиболее любопытным. Они еще не знали, как отправлению естественных надобностей <…> летом здорово мешает гнус, а зимой мороз. Но на морозе легче. <…> Плюнешь, и плевок падает на снег уже ледышкой. <…> На снегу пятна не остаются совсем. Какие пятна, спрашиваете вы? Да от собак и мужиков: пока тепло, помочишься, и снег желтеет. А в хороший мороз струйка замерзает на лету, и снег остается белым-белым, только много ямок в конце тропки. <…> Сидим мы после завтрака, курим. И кто-то заходит и кричит: „Мужики, а потеплело-то как! Градусов тридцать с небольшим, наверное. И пятна желтые на снегу снова получаются!“».

(Цит. по очерку Ф. Б. Бакшта [ГЖМ-14. С. 296])

Клондайк под полом

«Обязательная принадлежность каждого прииска — домик золотоскупки. На первом же прииске Юна бывший зэк Витя разъяснил нам у вечернего костра, что при сдаче золота отдельные крупинки неизбежно теряются и попадают в щели пола, а затем и в подпол. Если скупка функционирует несколько лет, то под полом образуется целый „Клондайк“. Мальчишки-рабочие сильно возбудились и на следующий день взломали пол. Промывка нескольких лотков мусора, в основном состоявшего из щепок и мха, принесла глубокое разочарование — всего три золотины. В любом ручье здесь можно намыть больше. По-видимому, Витин рассказ был обычной лагерной байкой».

(Из очерка к. г.-м. н. А. А, Ельянова [ГЖМ-10. С. 473])

Золото

Спиридон Петрович Решетников (Слава) был легендарным геологом-поисковиком. С 1939 г. он работал на Колыме, а затем, вплоть до выхода на пенсию в 1983 г. — в Янской ГРЭ. Как-то Женя Шестеренкин разбирал штуфы: оботрет влажной тряпкой и любуется. Слава утащил один образец с вкрапленниками пирита, подкрасил их золотой краской, присыпал пылью и подсунул в ящик. Добрался Женя до этого ящика, взял штуф, сдул пыль, протер… Золото! И побежал в лабораторию. Вернулся расстроенный: «Ничего не понимаю: золото растворяется в соляной кислоте!» Слава смотрел и улыбался.

(Из кн.: (Геологи Яны. С. 222])

Когда попробовали на язык…

В 1960-х гг. мне (Б. Г.) рассказывали, как минералоги ВИМСа обнаружили среди образцов минералов и горных пород необычный минерал. Он был белого цвета, легкий, низкой твердости. Экспресс-анализ не обнаружил в его составе металлов, что уже было удивительно. Рентгенографический анализ (дебаеграмма), проведенный в лаборатории Г. А. Сидоренко, не обнаружил подобных структур в базе данных по минералам. Маленький коллектив жил в предвкушении минералогической сенсации. Посоветовались с А. М. Портновым, первоклассным диагностом минералов. Он взглянул на белый кусочек и… лизнул его. Сладко! Вот и все.

Есть ли жизнь на Луне?

Анекдотический случай. Когда-то на Байконуре некий авторитетный изобретатель пытался вставить прибор для выявления жизни в модуль, подготовленный к посадке на Луне. Места в модуле было крайне мало мало, и С. П. Королев раздраженно сказал: «Отнеси аппаратуру в сухую степь, посмотрим, что она покажет!» Прибор показал: «Жизни на Земле нет!» Все.

(Рассказал д. г.-м. н. проф. А. М. Портнов)

«Презики» для ГРП

Для удобства закладки в шпуры аммонит изготавливался промышленностью в виде цилиндрических столбиков, соответствующих по размеру и форме… мужскому органу, и поэтому для предохранения взрывчатки от воды геологи широко использовали презервативы. Как-то начальник партии послал студента Витю в аптеку Свердловска купить две-три тысячи презиков. Витя, краснея и заикаясь, заговорщическим шепотом начал:

— Девушка, у вас есть… ну, эти…?

— Какие эти?

— Ну, такие в пакетиках… по 4 копейки?

— Презервативы, что ли? — ничуть не смущаясь, на всю аптеку прогремела красавица. — Сколько? — и выдвинула один из ящичков.

— Мне нужно тысячи три или хотя бы две, если можно, — еще больше зардевшись, пролепетал Витя.

Глаза у молодой аптекарши округлились, лицо вытянулось, на какое-то время она лишилась дара речи, разглядывая необычного покупателя со средним телосложением.

— А Вы знаете, где ЭТО применяется и как ЭТИМ пользоваться?

— Знаю, знаю. Если есть, то попрошу отсчитать требуемое количество и упаковать.

Девушка высыпала все содержимое ящичка на стол и стала пересчитывать пакетики. В наличии оказалось чуть больше полутора тысяч штук.

— Выпишите мне, пожалуйста, копию чека, — попросил осмелевший Витя.

В тот год демографы отметили необычный всплеск рождаемости в Свердловске (так как «прёзики» закупали многие геологические партии).

(Из рассказа к. г.-м. н. И. В. Шаламова [ГМЖ-13. С. 484])

Похищение «золотоносной» глины

Одна ГРП работала на Урале, занималась разведкой глин, пригодных в сталелитейном производстве. Для оценки их качества проектом предусматривался отбор 4-тонной технологической пробы. Для этого необходимо было выкопать шурф размером 2x2x2 метра. Месторождение глин располагалось за околицей села.

«Не обошлось без деревенских наблюдателей в лице дряхлого дедули, выпасавшего невдалеке своих коз. Дед поинтересовался, что в этих краях ищут добры молодцы. Наши шутники тут же ответили: „Золото, отец!“ Да еще как бы по секрету поведали, что эта невзрачная глина содержит больше 100 граммов драгоценного металла на тонну породы. (Надо сказать, что в каких бы краях я ни работал, аборигены тех мест всегда бывали уверены в том, что мы ищем золото, в худшем случае нефть, и переубедить их бывало невозможно.) Дедок стал выспрашивать разные тонкости по промывке золота. Каково же было наше удивление, когда на следующий день рабочие приехали на самосвале, чтобы загрузить и отвезти глину в лабораторию, но возле шурфа не было ни комочка, а вокруг даже слегка подметено. Немощный дедуля со своей бабкой в течение ночи перевезли всю глину в свой двор и сидели у колодца, добывая драгметалл промывкой глины в оцинкованных тазах».

Горе-шутникам ничего не оставалось, как вновь нарыть 4 тонны глины.

(Из рассказа к. г.-м. н И. В. Шаламова

[ГЖМ-13. С. 513])

Шутейная яма

В заполярной Якутии возводили поселок горнодобытчиков. Лето было жарким, и из-за оттаивания вечной мерзлоты строительство не заладилось. Каждая колея от гусеничных тягачей превращалась в канаву глубиной около метра, заполненную жидкой грязью. Чтобы ее преодолевать, настилали доски и ветки, которые были здесь «на вес золота». «Но строители — народ веселый. В каком-нибудь переходе убирались дощечки и на подсохшей грязи осторожно, надетым на руку сапогом оставляли множество следов. Утром невнимательный рабочий бежал на стройку, наступал на замаскированное место и проваливался по пояс в ледяную жижу, из которой выбраться можно было только на четвереньках».

[Там же. С. 524]

В наших «Докладах АН СССР» плагиат из монгольского «Хайгульчина»!

Николай Федорович Костерев, главный геолог «Приморгеологии» (1987–1992), рассказал о конфликте с монгольским геологом.

Советскими геологами была выявлена в Монголии рудная точка с бертрандит-фенакитовой минерализацией, перспективной на открытие богатых руд бериллия. В 1978 г. Н. Ф. Костерев вместе с группой монгольских специалистов опубликовали этот результат в монгольском научном журнале «Хайгульчин». И вот, в 1979 г. Костереву показали статью в «Докладах АН СССР» о том же рудопроявлении, которую опубликовал один из монгольских коллег, причем без ссылки на Костерева и «Хайгульчин». Это был явный плагиат. Возник скандал, в результате которого у Костерева были крупные неприятности от чиновников нашего Министерства геологии, которые стали защищать монгола. Но в конце концов во всем разобрались. И Костерев даже получил извинение из монгольского института с сообщением, что плагиатор оттуда уволен.

(Из очерка к. г.-м. н. Н. Ф. Костерева,

главного геолога «Приморгеологии» [ГЖМ-5. С. 532])

В Северной Корее: На шахту за супружескую измену!

«Если супруг или супруга проявит неверность, то виновник приглашается на товарищеский суд и в зависимости от причин неверности может быть направлен работать на шахту (!) сроком до 10 лет (!)».

(Из воспоминаний В. А. Ярмолюка [ГЖМ-4. С. 311])

Медведи на ноябрьской демонстрации

«В некоторых геологических партиях в 1960-е годы на Камчатке геологи выращивали медвежат. Мы даже брали с собой на праздничную демонстрацию в Петропавловске-Камчатском выращенных медведей. И они с большим любопытством смотрели из кузова автомобиля на оркестр, отворачиваясь от правительственной трибуны».

(Из очерка к. г.-м. н. В. М. Никольского, начальника Камчатского территориального геологического управления в 1960-1970-х гг. [ГЖМ-8. С. 307])

«Все цай да цай»

«Эвен из села Анавгай Степан Иванович Коерков был первоклассным проводником: не курил, не пил, не знал, что такое обман, и был необыкновенно обязателен. <…> Он откровенничал со мной: „Я, Вольедя, музик плохой. Не курю, не пью, зенсин мне тозе не надо. Все цай да цай!“»

(Из очерка В. М. Никольского [Там же])

«Макан дулу» (об индонезийском менталитете)

«Я никак не мог привыкнуть к медлительности и пассивности индонезийцев. На всю жизнь запомнил их коронную фразу: „Макан дулу, нанти бекарджа“, что означает: еда — сначала, работа — потом. <…> В разгар разведки на Телага Бодае мистер Сукамото говорит:

— Мы уезжаем в Бандунг на неделю.

— В чем дело? — спрашиваю.

— Завтра 12 августа мы будем в пути. 13 августа праздник — родился пророк Илья Мухаммед, 14 августа — Мария Магдалина вошла в рай, 15 августа — половина китайского месяца (все магазины не будут работать), 17 августа — День независимости Индонезии, 18-го мы будем собираться в дорогу, 19-го — приедем; Так что начнем работать 20 августа».

(Из очерка В. М. Никольского [ГЖМ-8. С. 328])

Four letters words:

«Плейбой» на судне «Дмитрий Менделеев», 1976 г.

«Наиболее видной фигурой среди иностранцев <на судне, направлявшемся на Международный геологический конгресс в Сиднее> был американский академик Роберт Колмен, автор ставшей классической монографии по офиолитам. Колмен решил в порядке шутки принести нам целую пачку журналов „Плейбой“, тогда сугубо запретного плода для „Хомосоветикус“. Мы с жадностью набросились на эти Журналы и, передавая их из рук в руки, читали по ночам. Но тут обнаружилось, в частности, у меня недостаточное знание американского сленга. Я пожаловался на это Бобу, и он мне предложил выписать соответствующие слова и показать ему для перевода. Я так и сделал, а он затем долго смеялся над этим списком, сказав, что все это так называемые four letters words. Оказывается, почти все неприличные слова в Америке состоят из четырех букв»7.

(Из записок академика В. Е. Хайна, ГИН [Смирн, сб. 2004. С. 223])

Пять эпизодов из книги академика Ф. А. Летникова

1. Таблетки от глупости

«Я работал в Киргизии, в Карабалтинской поисково-разведочной партии. Вместе со мной работал техник-геолог Коля, удивительная личность. Когда началась разведка редкоземельного Актюзского месторождения, Коля проявил талант по изучению редкоземельных минералов, их диагностике и быстро вышел вперед. Он сидел вместе с женщинами и под бинокуляром отбирал минеральчики, считал их. Руководила группой жена главного геолога, ничего из себя как специалист не представляла, но возглавляла группу минералогов. И вот Коля сидит-сидит, молча считает минеральчики, потом смотрит на часы и говорит: „Ах черт! Опять забыл“. Достает из кармана какие-то таблетки, принимает их, запивает водой. И так снова через час, и снова через два. Женщины очень наблюдательны. Поскольку Коля был один среди них, то они начали шептаться: „Что это Николай Иванович какие-то таблетки принимает и строго по часам? И работает, как вол“. Вскоре они начали вокруг него делать пируэты и расспрашивать. Коля говорит: „Нет, не скажу, не скажу“. Это тем более разогревало женское любопытство. Наконец, как бы проговорился: „Я вам по большому секрету скажу“. И рассказал, что когда он был в Москве, то, собственно, он потому там и овладел быстро всякими минералогическими навыками, что ребята из ВИМСа познакомили его с гомеопатом, который за огромные деньги продал ему так называемые таблетки от глупости. Таблетки, которые очень повышают мозговую деятельность. „Видите, я принимаю эти таблетки и как здорово с минералами разбираюсь, производительность очень высокая и умственные способности на уровне“.

Женщины, конечно, это обсудили, и однажды жена главного геолога задержалась и говорит: „Николай Иванович, у моего мужа такая тяжелая работа, нагрузка. Вы не могли бы поделиться таблетками?“ Коля сказал: „Что значит поделиться? Во-первых, я заплатил за них огромные деньги. А, во-вторых, таблеток у меня только на два курса“. Она говорит: „А Вы не могли бы таблетки со второго курса продать?“ Он отвечает: „Надо подумать, надо связаться с друзьями из Москвы, перевести деньги“. И заломил такую цену, что та сказала: „Ну, что Вы! У нас таких денег нет“. — „Ну, нет — так нет“. Так продолжается несколько дней. Коля глотает свои таблетки и молча работает. Жена главного геолога борется с мужем, доказывая, что он не хуже Коли, что они достаточно обеспечены, чтобы купить эти таблетки.

И через несколько дней она подходит и говорит: „Николай Иванович, Вы не снизите цену?“ Он: „Да как я снижу? Это аптечная цена“. В итоге Коля с большим сожалением передает ей упаковку таблеток, объясняет, как их принимать, и при этом говорит: „Ограничения: никаких супружеских обязанностей выполнять нельзя, спиртное нельзя, мясное нельзя“. Коля получает деньги, собирает друзей в ресторане и рассказывает всю эту историю. В конце говорит, что принимал он в эти дни обычный глюканат кальция, который покупал в местной аптеке. Веселье было всеобщим, поскольку и главного геолога, и его жену все не любили. На другой день весь рудник знал о том, что Коля подшутил и разыграл эту супружескую пару. Когда женщина прибежала и сказала, чтобы Коля вернул ей деньги, он ответил: „Денег нет, деньги оставлены в ресторане. Я не заставлял Вас покупать таблетки, Вы сами настаивали на этом“. В общем Коля вылетел из этой партии и был направлен в другую».

[Летников, 2008. С. 64]

2. Байка о Летникове и официантке

«Приехал я подписывать договор в Кустанай в 1966 году. Пошли это дело в ресторане обмывать: Г. М. Тетерев, главный геолог, кто-то еще и я. Посидели спокойненько, выпили. Поговорили, обсудили это дело. Официантка подходит рассчитываться и говорит:

— С вас троих столько-то.

Я говорю:

— А я?

— А с тебя я денег брать не буду, ты пойдешь меня провожать.

Наступила пауза. Я начинаю что-то лепетать, что у меня в 2 часа самолет, что я не могу ее провожать, хотя она очень красивая и симпатичная женщина и все такое прочее. Она так брезгливо на меня посмотрела и сказала:

— Тогда вот столько-то с тебя тоже.

Мы рассчитались, и я, конечно, же стал предметом всяких насмешек. Они говорили: „Такая красивая женщина, а ты сдрейфил. Слабак!“. И это продолжалось достаточно долго. Потом распространилась такая байка с подачи Георгия Миновича. Сначала все, как было на самом деле, а после якобы, когда они втроем уехали, я пошел ее провожать, неделю жил у этой официантки, бесплатно питался в ресторане. И я там блаженствовал, занимался любовью. И когда мне 30 лет спустя это рассказали, я промолчал, потому что опровергать такие легенды невозможно, они все равно уже утвердились и пошли гулять в геологической среде».

[Летников, 2008. С. 104]

3. Слайд № 6

«1969 год. Идет конференция в Москве по физической химии. Выходит аспирант. Парень, видно, из простой среды, говорить не горазд, но — хорошие руки. Ну, и делает доклад. Ребята, которые с ним были, знали его привычки читать доклад, не глядя на слайды, которые показывают за его спиной. Он монотонно читает, говорит: „Слайд № 6“ И вдруг! Ребята из его лаборатории пересняли из „Плейбоя“ картинку, где „а ля натюрель“ на пляже лежит красотка, подперев изящной ручкой голову. И смотрит в зал. Докладчик же монотонно продолжал: „На слайде № 6 вы видите зависимость поверхностного натяжения от температуры“. В зале раздался хохот. Сидящий впереди академик сказал: „Уберите эту гадость!“ Все закричали: „Нет! Нет! Это не гадость!“ Аспирант сначала недоуменно посмотрел в зал, потом снова прочитал: „На слайде № 6“ Все лежат. Тут он медленно поворачивает голову, потом снова недоуменно заглядывает в текст, потом снова на экран. Слайдист погнал слайд № 7, докладчик читает про слайды № 7, 8, 9. Но ребята знали, что по докладу он должен вернуться к слайду № 6, и, когда он в конце доклада сказал: „Покажите снова слайд № 6“, председатель этого заседания закричал: „Не надо слайда № 6!“ А все закричали: „Надо! Только слайд № 6 и надо!“ Слайдист взял и показал слайд № 6. На этом доклад прекратили и объявили перерыв. В перерыве все попросили слайдиста показать слайд № 6 и обсуждали достоинства объекта, появившегося на экране. Директор высказал бедному аспиранту свое негативное отношение к происшедшему, но народ получил колоссальное удовольствие. Прошло много лет и, когда мы встречались, я говорил: „Вот, все забылось, даже хорошие доклады, но историю со слайдом № 6 до сих пор помнят“. Такие неординарные выходки остаются в памяти надолго».

[Там же. С. 84]

4. «Не бери в башку!»

«Токио, аэропорт Нарита. Прилетает наша делегация. Знакомимся. Вдруг какой-то молодой японец, улыбаясь во все 32 зуба, говорит по-русски: „Не бери в башку“. Причем звук „р“ не выговаривается. Я отпрянул. Подходит какая-то девица, знакомимся. Она, мило улыбаясь, машет мне рукой и говорит: „Не бери в башку“. Оказывается, Эдик Персиков, доктор наук из Черноголовки, проходил 10 месяцев стажировку у Куширо в Японии. Когда японцы попросили его научить их русскому языку, Эдик, чтобы не тратить времени, сказал: „Знаете, у русских на все случаи жизни есть одна фраза: Не бери в башку“»

[Летников, 2008. С. 221]

5. Урок американским дипломатам

«Последний случай меня потряс. Жена Валентина Федоровского <д. г. — м. н. В. С. Федоровский, ГИН РАН> преподавала в Штатах и преподает до сих пор — профессор в колледже. У него были осложнения с визой. По <междугороднему> телефону, по которому он пытался дозвониться в посольство, узнать, дадут ему визу или нет, попытки эти ничем не кончались. Валентин через Интернет узнал e-mail и послал такое сообщение: „Суки, сколько вы будете еще меня манежить? Хоть сообщите, гады, по какой причине вы не пускаете меня к жене в Штаты“. После этого ему позвонили, пригласили, очень любезно разговаривали и выдали визу на въезд в Штаты».

[Там же. С. 80]

Мсти в кубе!

К. г.-м. н. Мстислав Мстиславович Мстиславский (ВИМС) не поделил с д. г.-м. н. Г. А. Сидоренко полномочий по руководству аспиранткой Леной Ожогиной. И стал вставлять им обеим «палки в колеса». Пик скандала наступил в момент защиты кандидатской диссертации Е. Г. Ожогиной в середине 1980-х гг. Бывший «соруководитель» выступил на Совете ВИМС по защитам. В течение полутора часов он нудно зачитывал свой отрицательный отзыв на 26 страницах (по положению ВАК отрицательные отзывы зачитываются полностью). Это был рекорд по длительности за всю историю ВИМСа (возможно, и всесоюзный рекорд!). Результат, как и следовало ожидать, был противоположным желанию автора отзыва. Хлынул поток выступлений в защиту Ожогиной. Тем более что ее работа по минералогии марганцевых руд была вполне хорошей. Через несколько дней я встретил Мстиславского в коридоре и спросил, неужели ему было непонятно, что все видели — основным его мотивом было «насолить» Сидоренко? Он этого не отрицал. Удивительное совпадение редчайшего сочетания элементов ФИО и типа личности!

«Водяной Блох» стал доктором наук

по решению… Совета Министров СССР

Так некоторые коллеги по ВИМСу называли Абрама Моисеевича Блоха8. Обидного смысла в это не вкладывалось, потому что в течение многих лет исследования Блоха были посвящены роли воды в геологических процессах. Он использовал нетривиальную идею крупного физико-химика членкора АН СССР Б. В. Дерягина, якобы установившего, что капиллярная вода может иметь более высокую плотность по сравнению с обычной. (Во избежание путаницы подчеркнем, что у Дерягина речь шла не о тяжелой воде (оксиде дейтерия), а о поверхностном явлении.) Эта идея была сразу отвергнута большинством физиков, в частности Ландау. Она не нашла экспериментального подтверждения, но долгое время являлась предметом увлекательных околонаучных публикаций. К сожалению, А. М. Блох безгранично доверял авторитету Дерягина. Он дважды защищал в ВИМСе докторскую диссертацию по «воде». Первый раз неудачно, через несколько лет — снова защитил, переделав работу. Блох ввел в нее много фактического материала, наработанного им за несколько десятилетий, это само по себе представляет ценность, даже если основная идея ошибочна. На этот раз бурная и долгая защита окончилась удачно. Но экспертный совет ВАК не утвердил Блоха, так как один из «черных» оппонентов был против. Блох обжаловал это решение. Тогда экспертный совет ВАК послал его диссертацию еще одному «черному» оппоненту. И опять отрицательный отзыв. Мне А. М. Блох рассказывал, что в ВАК специально подобрали кандидатуру химика, который не мог разобраться в работе.

— Что Вы собираетесь делать?

— Обжаловать это решение. Теперь только Пленум ВАКа может его отменить. Хотя понимаю, что это бесполезно. Меня ненавидит академик Жариков, он опять меня провалит.

Через несколько месяцев А. М. Блох мне сообщил, что, действительно, Пленум ВАК не утвердил его докторскую. На вопрос, остается ли какой-нибудь шанс еще, Абрам Моисеевич ответил, что практических шансов нет. Потом подумал и сказал:

— Чисто теоретически есть еще Совет Министров СССР, ведь ВАК — это Высшая аттестационная комиссия при Совете Министров. Конечно, это казуистика, но человек имеет юридическое право направить свое дело в Совмин и обжаловать действия ВАК.

— Вы будете это делать?

— Вряд ли. Бесполезно. Обдумаю еще, но вряд ли.

Но А. М. Блох был настоящим бойцом. Мы не виделись пару лет, так как начались разрушительные реформы, и мы оба покинули ВИМС. Но однажды встретились случайно, и А. М. мне вдруг говорит:

— А Вы можете меня поздравить. Я теперь доктор наук. Работаю гардеробщиком в бассейне ЦСКА, плаваю, сколько хочу. Я послал-таки тогда свое дело в Совет Министров. Это было в 1991 году. Все менялось, власть шаталась, по-видимому, дело попало к чиновникам, которые хотели продемонстрировать новый демократический стиль обращения с гражданами. Стечение редких обстоятельств. Возможно, я — единственный в России, кому докторская степень присуждена решением непосредственно Совета Министров СССР, вопреки ВАК.

Здесь делают атомную бомбу

Михаил Владимирович Шумилин (главный геолог 1-го Главка Мингео СССР в 1970 —1980-х гг.) окончил Московский институт цветных металлов и золота им. М. И. Калинина. Он учился на спецфакультете на одном курсе с известным киноактером Александром Белявским (бандит Фокс в популярном телесериале «Место встречи изменить нельзя»). По распределению оба были направлены в Сосновскую экспедицию 1-го главка, занимавшуюся поисками урана. Белявский приехал в Иркутск на две недели раньше и прислал Шумилину письмо:

«Иркутск, Миша, город хороший. Пива нет только в аптеках. Чем здесь занимается Иркутское геологическое управление, не знает никто, а о том, что в „Сосне делают атомную бомбу“, говорят даже на базаре». Преувеличивал, конечно. Для смеха.

[Шумилин, 2006. С. 7]

* * *

Качканар — победитель конкурса

географических названий

Лет 10 тому назад этот горняцкий городок на Среднем Урале победил в читательском конкурсе на самое эротическое название, который провела газета «Комсомольская правда». Итоги конкурса были опубликованы в рубрике «Ver-блюд» (ведущий М. С. Крушинский); Качканар разделил в нем 1–2 места с городом Великие Луки (читатели подразумевали знаменитую поэму Баркова о Луке М.) Но если говорить серьезно, то Качканар — промышленный центр при крупнейшем месторождении титаномагнетитовых руд. Одним из его первооткрывателей был геолог, к. г.-м. н. Альфред Францевич Фадеичев. Его очерк о Качканаре [ГЖМ-13. С. 3–42] насыщен юмористическими эпизодами и саркастическими пассажами. Ему — слово!

Как проехать до Качканара

В 1959 г. выпускника Свердловского горного института А. Ф. Фадеичева распределили участковым геологом в Качканарскую ГРП. «В Уралгеолуправлении начальник отдела черных металлов К. Е. Кожевников сказал: „Сначала приедешь на станцию Лая, а затем оттуда — на станцию Выя“, что я принял, было, за шутку».

Поставить «на четвереньки»

Несколько месяцев спустя: «Наша задача как геологов состояла в том, чтобы оценить рудоносность и подсчитать запасы руд в промежутке между Главной и Северной залежью. Проектировщики и строители торопили, а нам, геологоразведчикам, денег на проведение работ выделялось мало. На техсовете, заслушав мой доклад, главный инженер комбината С. Л. Мясник, сердито насупившись, важно сказал: „Вы своими увертками и проволочками поставили наш комбинат на четвереньки!“ (было сказано менее приличное слово, несмотря на присутствие женщин). Я растерялся, так как никогда раньше в официальной обстановке не слышал таких выражений. Но, собравшись с духом, ответил: „Мне очень жаль, что такая маленькая организация, как наша, поставила всесоюзный строящийся гигант в такую некрасивую позицию“. В кабинете раздался дружный хохот».

Дожить до 135 лет!

«Однажды М. М. Горшколепов <управляющий трестом „Уралруда“>9 вызвал меня к себе в кабинет. Вид у него был озабоченный, брови нахмурены, он разглядывал какой-то график. „Смотри, — сказал он мне, — после 2045 года наблюдается резкий спад добычи руды по Качканару, меня это беспокоит. Как ты думаешь, доживу я до этого времени?“ Сказать „нет“ показалось мне нетактичным, и я сказал: „Надо постараться. Но тогда Вам будет 135 лет“. „Нет, наверно, не доживу“, — вздохнул Михаил Матвеевич. Он дожил до 78 лет».

Шляпа

«В разгар рабочего дня, когда техотдел „работал с документами“, в дверь вежливо постучали и на пороге появился молодой человек с потертой зеленой велюровой шляпой. „Шляпу не купите?“ — спросил он. — Недорого. Отдам за пятерку <бутылка водки тогда стоила 2 р. 87 коп.> Мы пожали плечами, и продавец закрыл дверь. А через полчаса секретарша „Уралчермета“, расположенного этажом выше, заглянула к нам и сказала, что у их генерального директора украли зеленую шляпу. Вскоре К. пошла к начальнику нашего отдела, чей кабинет был напротив. Начальника на месте не оказалось, дверь была не заперта, а на вешалке висел новый болоньевый плащ. Тогда <в 1960-х гг.> плащи из пропитанной капроновой ткани были писком моды. Она взяла плащ начальника и спрятала в наш шкаф. Через минуту на пороге возник начальник с перекошенным лицом: „Сволочи, плащ сперли!“ Ответом ему был дружный смех».

Национальный вопрос

«В ту пору произошла украинизация Минчермета. В справочнике по министерству почти не было русских фамилий. Однажды на заседании техсовета мы с главным геологом главка (украинцем) подсчитали, что из присутствующих 16 человек было 8 украинцев, 2 немца, 1 цыган, 4 еврея и только 1 русский, да и тот под вопросом. Толочко не был националистом, а после недолгой работы на Качканаре он стал его горячим патриотом. Однажды на Качканар из Москвы приехали два высоких геологических начальника, оба выходцы из Кривого Рога. Видимо, желая польстить директору, они стали высказываться в том духе, что украинцы, а особенно криворожцы, могут работать особенно успешно. Со свойственной ему грубоватой прямотой Толочко возразил: „Это ерунда! Я одного качканарца не отдам и за 10 хохлов! Им нужно ‘создать условия’, чтобы они шевельнули хоть пальцем. А здесь человек из последних сил приползет, чтобы работать, не считаясь с силами и временем!“ И гости были явно обескуражены».

Обслуживание — слово обидное

«Металлурги, получая львиную долю прибыли, всегда обижали горняков, „отстегивая“ им столько средств, чтобы лишь кое-как поддерживать горное производство. „Была бы печка, а руду накопают“ — говорил один из заместителей министра черной металлургии. В действительности все обстоит как раз наоборот: была бы руда, а печку можно построить. <…> „Карьер — не аптека, геолог — не Бог“ — была любимая поговорка у горняков. Подчиненное положение геологов было узаконено свыше. Существовали инструкции по „геологическому обслуживанию“ горных предприятий. „Мы не проститутки, чтобы кого-то обслуживать“, — возмущался зам. начальника Геологического управления Минчермета СССР М. Л. Скобников. Возглавив геологическую службу предприятий треста „Уралруда“, я исключил термин „обслуживание“ из инструкций».

Наступила перестройка с ускорением

«За 33 года с момента пуска Качканарского ГОКа сменилось 6 директоров, причем трое из них проработали по 7 лет: Е. А. Кандель, М. Г. Толочко, В. В. Власихин, а Н. Я. Еремин — 12 лет. Когда же на смену плановой социалистической экономике пришли „перестройка“ с „ускорением“, еще 6 директоров сменилось уже за 7 лет. Ускорение очевидное».

Неприличное созвучие

«Какой-то работник комбината вбежал в приемную и спросил:

— Что там у директора?

— Там Литвиненко и Бут, — ответила молодая красивая секретарша.

— За что его, беднягу? — Присутствующие засмеялись. А девушка покраснела и сказала:

— Вы меня неправильно поняли. Там механик Литвиненко и маркшейдер по фамилии Бут. Разве я могла бы сказать то, о чем вы подумали?»

Что лучше: побольше бедной руды

или поменьше, но богатой?

«Приросты запасов бедных железом титаномагнетитов не хотели рассматриваться Министерством всерьез. „Хитрые уральцы предлагают нам вместо рюмки водки ведро воды,“ — образно высказался начальник планово-экономического управления Мингео СССР В. А. Перваго. Ему пытались возразить, что это не „вода“, а „сухое вино“, которое вскоре мы вынуждены будем потреблять вместо „водки“, в основном уже „выпитой“».

Ha защите кандидатской

Проблема, обозначенная в предыдущем абзаце, стала предметом диссертации А. Ф. Фадеичева, защита которой состоялась в середине 1970-х гг. в БИЭМСе.

«Официально высказался против лишь один известный экономист, доктор наук. Он же голосовал против. Из 20 членов ученого совета „за“ были 18, и только двое бросили мне „черные шары“. Вторым, как мне угодливо сказали сразу же после подсчета бюллетеней, был ученый секретарь совета. Кто-то ко мне подошел и спросил: „Хотите знать, кто голосовал против?“ Я ответил: „А зачем мне это знать?“ На что мне сказали: „А вдруг Вы будете нашим начальником?“ Дальновидные люди! Но я их успокоил, что в Москву переезжать не собираюсь».

О культе матерщины

«Матерщина нередко считалась признаком демократизма, и „волевые“ руководители пользовались ею без стеснения. Причем она культивировалась и насаждалась сверху, из министерства, главка и даже ЦК партии. <…> Бумага не стерпит то, что я слышал на одном совещании, когда главный инженер главка „распекал“ подчиненного, который что-то недостаточно бойко отрапортовал. Самыми мягкими выражениями были: „Козел ты долбанный, скотина скребучая, да я тебя сейчас выброшу в окно! Да я тебя сейчас так уделаю, уродом отсюда выйдешь!“ <…> Причем занимались этим не только руководители „от сохи“, но и „рафинированные интеллигенты“, ныне вдруг обнаруживающие свое дворянское происхождение».

(Все 11 приведенных выше отрывков —

из очерка А. Ф. Фадеичева [ГЖМ-13. С. 3–42])

* * *

Если что, обращайтесь к пожарникам

К концу 1950-х гг. шлифовальная мастерская у нас совсем развалилась: с потолка и стен сыпалась штукатурка, электропроводка и розетки искрились. Я неоднократно обращалась к руководству управления с рапортами, но оно отмахивалось — не до шлифовок, тут план по бурению горит. Отчаявшись, я позвонила в Батагайскую пожарную часть. Пожарники неожиданно быстро отреагировали: они в тот же день осмотрели мастерскую, составили акт, опечатали двери и оштрафовали меня как руководителя лаборатории на 50 рублей. Штраф я уплатила, пошла к главному инженеру. Тот выслушал и усмехнулся: «Все правильно, не будете жаловаться. Пойдемте». Мы пошли в мастерскую; главный инженер сорвал печать, открыл двери: «Работайте! А если появится желание еще раз заплатить штраф — теперь уже 150 рублей — можете снова обратиться к пожарникам». Шлифовальная мастерская работала еще лет десять, но так и не сгорела, хотя дымилась и искрила по-прежнему.

(Т. В. Лебедева [Геологи Яны. С. 229])

* * *

Диван в аул

Горные туристы из Москвы долго готовились в альплагере к восхождению, закупили снаряжение. И вот в Закавказье после изнурительного подъема они наконец-то «оседлали» перевал. Сидят, отдыхают, довольные собой. И тут издалека видят картину: по перевалу к ним взбирается какая-то группа суетящихся людей. Оказалось, это горцы тащат диван в свой аул.

(Источник: никнейм «Леха» [http://geological.narod.ru/BAYKJ/])

* * *

Телеграмма из аула

Студенты-геологи были в августе на Тянь-Шане. Стали спускаться с гор, дошли до какого-то аула, и тут резко испортилась погода, дорогу размыло, всякий транспорт ходить перестал. Ребята поняли, что придется задержаться и они опоздают к началу занятий в институте. А тогда было очень строго с посещаемостью. И они дали телеграмму знакомой в Москве: «Попали в буран. Сообщи в деканат».

Когда они вернулись, она показала им пришедшую телеграмму. На бланке были наклеены слова: «Поймали барана, сообщи, где канат».

(Источник: никнейм «wasja» [Там же])

Достойно ответил. И повторил

Вспоминает к. г.-м. н. В. П. Зенченко, главный инженер Сосновского геологического объединения (Забайкалье) Первого (уранового) главка Мингео СССР, лауреат Ленинской премии, первооткрыватель крупного месторождения урана, автор названия города Краснокаменска, построенного на базе крупнейших урановых месторождений Стрельцовского рудного поля.

«Карпов Николай Фролович, участник ВОВ, азартный первооткрыватель месторождений урана, четверть века руководитель 1-го главка. <…> Вздорный был человек, говорят, незлопамятный. Возможно. Но хамства было с излишком. К примеру, когда 1-й главк лишил работников экспедиции 10 % надбавки к зарплате, называемой „безводными“, в ответ родилась жалоба коллектива „наверх“. Что тут было! Карпов в диком гневе звонит мне: „Ты что, главный инженер, куда смотришь, ослеп, не видишь, что твои ‘засранцы’ творят, на меня писанину ‘состряпали’. Они что, ‘охренели’?“ (слова в кавычках — матом).

Виктор Николаевич Низовский, фронтовик, ветеран урановой геологии, авторитетный руководитель Кировской экспедиции <в Киеве>, открывший крупнейшие месторождения урана в СССР <близ г. Кировограда> в первые послевоенные годы. <…> Это тот человек, который на гнев Карпова и угрозу снятия отправил Николая Фроловича матом на три буквы. А потом, когда был снят с должности, и Карпов ему снова предложил руководящую работу, повторил свое послание слово в слово. Смелый человек. <Много лет спустя> Низовский и я заявились на квартиру к пенсионеру Карпову. <…> Он встретил нас, как добрых старых друзей. Достал бутылку коньяка. Вспоминали многих и многое. Зла не помнили»10.

[Зенченко. 2003. С. 201–203]

Как награждали уранщиков

(пересказы по: [Зенченко, 2003. С. 196–198])

Из рук Берии

Л. П. Берия вызывает главного геолога К. П. Лященко, в ведении которого было м-ние Мраморное, в Забайкалье. Спрашивает:

— Будет урановая руда или нет?

— Большой руды не ожидаем, надо сворачивать рудник.

— Вы хорошо подумали? Пойдите в другую комнату и подумайте еще два часа.

Прошло два часа. Кирилл Петрович повторил:

— Надо закрывать.

— Подумайте еще дома. Даю неделю. — Прошла неделя, и Берия спрашивает: — Не передумали?

— Не передумал, — отвечает Лященко. — Надо закрывать.

Берия открывает сейф, достает оттуда коробочку и… прикрепляет к пиджаку Лященко орден Ленина.

— За мужество в геологии. Вы свободны.

А что касается Мраморного, то никого не арестовали и не сняли за то, что поторопились с решением начать добычу без предварительной разведки. Понимали, что руда нужна любой ценой и как можно скорее.

Карпов из Минсредмаша копировал манеры с Берии

Вот, что рассказывал Николай Николаевич Муромцев, главный геолог экспедиций и объединения, которое обеспечивало урановой рудой комбинаты в Ленинабаде и Навои:

«Я был вызван в столицу к начальнику главка Н. Б. Карпову для информации о текущей работе. Завершив доклад, попрощался и направился к двери.

— Да, обожди! Там в кармане моего пальто возьми свою награду, — сказал Карпов.

Я вытащил коробочку и открыл ее. Там был орден Ленина!»

(Цит. по: [Зенченко, 2003. С. 197])

Две Карповы, одной повезло

«В списке на Сталинскую премию за открытие месторождения Чаули значились две женщины: Е. Д. Карпова, сотрудник ВСЕГЕИ, и Е. Д. Карпова, старший геофизик партии. Какой-то незадачливый чиновник посчитал, что дважды записано одно и то же лицо. Вычеркнули геофизика… И здесь казенщина и безнравственность».

Слишком молод

«Согласно разнарядке Москвы мы представили в Читинский обком партии наградные документы на присуждение звания Героя Социалистического Труда бригадиру проходчиков-подземщиков Александру Колтышеву. За его спиной стояли рекорды СССР по скоростным проходкам. Объемы совместных общих работ под землей по протяженности превышали московский метрополитен. А запасы урана — единственные практически на всю Россию. Казалось бы, чего утрясать? Так нет. Один из секретарей обкома вдруг заявляет:

— Не подходит. Молод больно. 38 лет всего.

Я возмущаюсь:

— 38 лет, верно. Но у него 20 лет подземного стажа! Это двойной срок на пенсию. Да и не живут такие горняки долго.

А мне в ответ:

— А вы что, считаете — орден Ленина, за который я согласен поставить подпись, — это мало?

За все разведанные запасы урана России никто из подземных проходчиков Героем Социалистического Труда так и не стал».

Лишен награды

По легенде Б. Н. Чиркову Сталин сказал при назначении директором комбината № 6 в Ленинабаде: «Нужен уран. Вам ни в чем не будет ограничений».

«В 1950 г. Краснохолмскую экспедицию подчинили комбинату № 6. Чирков собрал начальников геологических партий. В приемной ждали долго. Наконец дверь открылась, и мимо нас в свой кабинет, не здороваясь, быстро прошел Чирков. Беседа началась. К первому начальнику партии первые слова:

— Расскажи, как ты у государства миллион украл!

В объяснении убытков были упоминания о беременных, временно не работающих. Снова крик:

— Все беременные! Так чем вы там все занимаетесь? — (Матерщина.) — Давай сюда снабженца!.. А! Морду наедать!.. Иди сюда!..

И так годы. С матом, с наградами к урану…

Самого Чиркова постигла суровая судьба: в 1960-е гг. он был отстранен от работы, лишен наград, исключен из партии. Хотя в общем он был волевой, энергичный руководитель».

<Б. Н. Чирков был лишен звания Героя Социалистического Труда, полученного 29 октября 1949 г. за успешное испытание первой атомной бомбы. Тогда Героями стали всего 33 человека, и он в том числе. >

(Пересказ по: [Зенченко. С. 196])

* * *

Юбилейные подарки сдать в детский дом!

«Был как-то у начальника Северо-Казахстанского геологического управления Георгия Миновича Тетерева юбилей — 50 лет. И торжества были, и застолья, и подарили ему много всяких подарков, в том числе и дорогих: телевизор, холодильник, сервизы и все такое прочее. Оно и понятно: в городе наше геологическое управление было в то время одним из самых крупных предприятий: и транспорт, и техника всякая, и мастерские, и склады, и сотрудников много. А тут пошла партийная кампания борьбы с излишествами, подношениями, взятками и т. п. Ну, наш Миныч и попал под острую партийную критику — были и у него недруги. Получил строгий выговор с занесением в партийную карточку и, естественно, сдал большинство подарков в детский дом».

(Из очерка д. г.-м. н. В. В. Марченко [ГЖМ-17. С. 269])

* * *

«Местонахождение Нормативно-исследовательского бюро Министерства геологии было редкостное — на месте бывших касс Большого театра, а впоследствии общественного туалета, имевшего в 1970—1980-е годы стойкую „голубую“ ориентацию».

(П. В. Полежаев [ГЖМ-3. С. 133])

* * *

Акт списания оленя

«При списывании надо было сдавать в колхоз оленью шкуру. Помню один из актов, составленный оленеводом-тофаларом <в Туве>:

„АКТА. Пал олень путем-дорогою. По причине болезни внутреннего органа — кишочки. Масти черной. Шкуры нет“.

А куда девалась шкура, тофалары не объясняли».

(Из очерка к. г.-м. н. Н. Е. Костина (ВИМС) [ГЖМ-3. С. 299])

* * *

Конец августа в тундре. Первый снег. Голодный геолог в маршруте слышит, как среди моренных бугров неторопливо перемещается небольшая группа оленей. Приладил карабин на камень, ждет. Когда показался первый олень, какой-то тундровый бог, очевидно, посоветовал подождать несколько секунд. И, как оказалось, не зря. За оленями двигались нарты.

(http://www.city-zone.ru/index.php?newsid=17961)

Рассказ Толи-каротажника

На одном участке геофизики жили в отдельном балке, а так как печку топить неохота, а свет есть круглые сутки, то для обогрева они использовали электрообогреватели. Начальнику это не нравилось, поэтому он сначала просил перейти на печное отопление, а потом поставил ультиматум: «Срочно отключить все обогреватели, а то…» Заходит начальник к ним на следующий день. Все как полагается: печка красная, обогревателей нет. Произнес: «Молодцы. Видите как тепло с печкой, и воздух не сушит», вышел на улицу. И надо же было ему оглянуться и поднять голову вверх. Вопреки его ожиданиям из трубы не шел дым. Вместо этого на нее был надет сапог. Оказалось, что геофизики запихали все обогреватели в печку, а чтобы тепло Не выходило, натянули на трубу сапог.

(Там же)

«Шуточка» с вороной

Поймали ворону, шашку динамитную к ней привязали и подожгли. Бабахнула — мужикам смешно. В очередной раз дело происходило недалеко от ЛЭП. Ворона с привязанной и горящей динамитной шашкой села на эту самую ЛЭП. Понятное дело — бабахнуло. В результате поселок и золотодобывающий комбинат остался без электричества на неделю. Начальника партии — под суд.

(Там же)

Ни с того, ни с сего дали в морду

(рассказ охотника-промысловика)

Охотников обычно забрасывали с попутной вертушкой. И вот летит он с сейсморазведчиками. Они с похмелья. Вертолет набит дорогостоящей и хрупкой аппаратурой. Туман. Заблудились. И видят: внизу топает охотник на лыжах. С ружьем. С рюкзаком. У него дорогу и спросим! Вертолет зависает, геологи бросают лестницу и машут ему рукой: Давай мол, к нам! Охотник снимает лыжи, рюкзак, ружье и карабкается в вертолет.

И, уже заползая, ставит ногу на коробку с каким то ужасно хрупким и дорогим прибором. Все в ужасе, кричат: нельзя мол! Но за шумом ничего не слышно. И вот от отчаяния один из геологов бьет ему в морду. Мужик вываливается Из вертолета, но удачно — живой, не покалеченный. Всем так стыдно, что вертолет сразу улетает. А теперь представьте, как это выглядит с точки зрения этого мужика: прилетел вертолет, с него помахали, позвали, дали в морду и улетели!

(Источник: Cumar Cumar@km.ru 03.02.2000 anekdot.ru)

Лошадь против самолета

Игарский аэропорт на острове. Барахла много, транспорта нет. — ищи конюха. Нашел пьяного конюха. — Ищи лошадь и запрягай в телегу. Подъехал на телеге к ЛИ-2. Пока затаскивал первый вьючник, раздался треск. Лошади надоело стоять, и она оглоблей своротила крыло. Попробовал приделать. Безнадежно. Пришли пилоты. Пошли дальше играть в преферанс. Осенью меня ознакомили с огромным счетом, который представил аэропорт и с которым мне до конца жизни своей не рассчитаться. На что я в ответ резонно написал, что, во-первых, самолеты нужно делать из чего-то прочного, а не из дерьма, а, во-вторых, согласно их собственным правилам посторонним не положено находиться на летном поле, а тем более загружать самолеты. На том и порешили: экспедиция несколько раз предоставила аэропорту вездеход-амфибию, возя туда свое барахло, а оттуда обратно аэропортовское.

(Цит. по д. г-м. н. М. А. Садикову (НИИГА) [Смирн. сб.-2003. С. 195])

Ишак против грузовика

«Крутая дорога шла вниз вдоль обрыва без поворотов. Грузовик проскальзывал на гранитном щебне и еле держался на тормозах. Ежеминутно можно было сорваться вниз, шофер клялся, что больше здесь ездить не будет. Наконец, под нами показалось настоящее широкое шоссе с одиноким ишаком. Шофер с облегчением отпустил тормоза, и мы лихо выкатились на асфальт. Но на пути стоял ишак. Шофер привычно надавил тормоз, и… его нога провалилась. Тормоз не сработал. От удара ишак отлетел далеко за обочину. Мы решили, что ему конец. Но это удивительно жизнестойкое животное встало и начало щипать траву. Осмотр показал, что у нас лопнула масляная трубка и тормозное масло вытекло. Но это произошло в тот самый миг, когда крутой горный склон уже закончился. А если бы тормоз лопнул парой секунд раньше, мы свалились бы в горную реку с десяти метрового обрыва».

(Со слов проф. А. М. Портнова (МГРИ) записал Б. Г.)

«Минералогическая находка» в метро

В московском метро есть стол находок. Однажды в газете (кажется, в «Вечерней Москве» — Б. Г.) была заметка о том, какие замечательные предметы там встречаются. Как-то в стол находок попал забытый унитаз, а в другой раз — оставленная в вагоне надгробная мраморная плита с надписью: Мы тебя никогда не забудем.

Стихи о симпозиуме

В 1978 г. в США, в городке Snowbird (Снегирь), состоялся симпозиум по тектонике, в котором приняла участие делегация советских геологов. О том, что там происходило, красочно написал академик Н. А. Шило, классик геологии россыпей. С 1937 г. Он работал геологом в Магаданской области, быстро поднялся от прораба до руководител геологических работ Дальстроя МВД СССР, Директора ВНИИ-1 (1950–1960 гг.), позже — Северо-Восточного комплексного НИИ, который возглавлял до 1982 г. Как видно из публикаций, Николай Алексеевич увлекался стихосложением и отдавал в печать свои произведения (см. другие его стихи в подборке, опубликованной в [Смирн. сб.-97. С. 301–308]). Конечно, читатели вольны по-разному воспринимать нижеследующие строки. Мне они напомнили популярную рубрику «Нарочно не придумаешь», которая существовала некогда в журнале «Крокодил».

«Шуточный экспромт

на V Симпозиум ИЯГОД в США»

Мы прибыли в Сноубирд;

Тут горы, чудный вид,

Сияют снежные вершины,

Говорливы рек стремнины,

Отели спорятся с горами,

Скалы скрыты облаками.

Мы в снежном центре заседали —

Нас доклады привлекали.

Там слушали Смирнова,

Боялись председателя Щеглова.

Мои друзья ликеры распивали,

А мне таблетки отдавали.

Потом сказал нам Ридж,

Что между рудами есть Бридж,

Если посмотреть с дороги

На те далекие отроги,

То можно там найти

Карлин, мимо не пройти

Сложной схемы Радке —

Впрочем, с него взятки гладки.

Всех Памила восхитила:

Она кальдеру предложила

И мужские души взорвала —

С собой сердца их забрала.

Она обворожительно нежна

И по-девичьи скромна.

Как счастлив тот кумир,

Кто делит с нею мир.

Потом Янкович говорил,

Как книги он творил.

Сосаки скромно рассказал,

Как золото в горах искал.

Об Алине Баскине сказала

Тихо, что вопросов миновала.

Александрова послушали мы речь,

Что нужно дружбу нам беречь!

Звездой Гусдкевич просияла,

Когда с докладом выступала.

В конце мы загуляли —

Пепинг-тосты поднимали,

Я внимательно их слушал

И капусту Сити кушал.

Здесь она была в почете,

Но в комитетовском отчете

Записаны лишь были вина

И под френч соусом свинина.

В Сноубирде доллары текут,

Когда трамбон11 и флейта запоют.

В общем, мы остались без копейки,

Хоть сердца продали чародейке.

Спасибо Вам, друзья,

И Вам пора, ученые мужья,

Из Сноубирда разлетаться:

Ягодкой довольно развлекаться.

(1978 г.)

* * *

Когда знакомые одного доктора наук (минералога) «перетирали» его шансы на предстоящих выборах в членкоры Российской Академии наук, то академик, участник беседы, заметил: «Что вы так волнуетесь? У нас в Академии членкор считается за полчеловека».

* * *

Между горнодобывающим поселком и райцентром спрямили грунтовую дорогу и повесили об этом на развилке объявление на фанерке. Но нашлись остряки, которые сделали приписку: «Кто не умеет читать, пусть идет по старой дороге».

Сведение счетов при защите отчетов

Речь пойдет о Наримановской поисково-съемочной экспедиции (Кустанай, Сев. Казахстан).

«На НТС Сергей Сергеевич Соколовский доложил о методике и результатах работы, продемонстрировал карты, геологические разрезы, сделал заключение. Потом слово взял Александр Фомич Петрусевич, начальник геологического отдела, который почему-то не симпатизировал Соколовскому. Он камня на камне не оставил от этого отчета: и оценка неправильна, и методика могла быть лучше… Предложил отчет переделать и через месяц вновь представить для защиты. Присутствующие молчат, понимают, что дело не в отчете, а в чем-то другом. Сергей Сергеевич тоже весь покраснел, но молчит. Прошел месяц, собирается очередное заседание НТС, вновь С. С. докладывает… Ответил на все вопросы присутствующих. А. Ф. Петрусевич подводит итоги: „Вот, — говорит, — теперь совсем другое дело. Конечно, можно бы и получше сделать, но автор учел все критические замечания. Отчет можно рекомендовать к утверждению“. Все члены НТС проголосовали за. Вдруг С. С. поднимается с места и говорит:

— Как Вам не стыдно, Александр Фомич! Вы мой отчет не только не читали, но даже не смотрели ни в первый, ни во второй раз. А даете вначале отрицательное заключение, а потом положительное. Как же так можно работать?

Тут такая тишина наступила…

Петрусевич покраснел и говорит:

— Я внимательно читал Ваш отчет, товарищ Соколовский!

— Нет, не читали, Александр Фомич!

— Это почему Вы так считаете?

— Да я, когда оставлял Вам отчет, некоторые страницы вложил неправильно, а некоторые вообще вниз текстом положил, они так и лежат.

Немая сцена.

— А…а я не обязан все читать, мне и так известна Ваша работа, — заикаясь, произносит Петрусевич.

Авторитет его после этого случая понизился, хотя в целом он был добрым человеком…»

(Из очерка д. г-м. н. В. В. Марченко [ГЖМ-17. С. 270])

* * *

«Чукчи нас снабжали свежим мясом — олениной. Происходило это так. Чукча приносит оленину на продажу.

Мы: Сколько?

Чукча: Сто.

Мы: Двадцать.

Чукча: Холосо».

Тигр!

В Приморье, в 127-й партии «Спецгео», с И. И. Петрожицким произошло вот что:

«Пошел я от скважины в тайгу и на озера лотос смотреть и вдруг мельком увидел спину настоящего тигра, пропавшую в траве. Твердо знал, что так не бывает, но вокруг тайга… Я очень резво доскакал до села и вдруг снова увидел тигра. Он оказался здоровенной рыжей собакой, грубо раскрашенной черными полосами. Несовершеннолетние аборигены долго катались в пыли от смеха. „Она у нас, дяденька, всех пугает и по тайге гулять любит“. А дяденька чувствовал себя полным идиотом».

(Из очерка И. И. Петрожицкого [Там же. С. 528])

Викинги «наследили»

Геолог Ю. И. Потапов описывает, как он приехал на побережье Охотского моря, в Тором — маленький поселок колхоза имени очередного партсъезда. У местных партийных властей была мания с каждым новым партсъездом переименовывать колхоз. Чтобы не путаться в цифрах, колхоз в разговоре называли просто «Съездом». «Я зашел к председателю оленеводческого колхоза Карпову, которого эвенки называли Карковым.

„Дам лучших каюров и оленей — налей!“ Просьба была немедленно выполнена. Я увидел, как сто граммов чистого спирта, не вызывая горлового булькания, без остатков впитались в карковский язык. Посвежевший председатель достал список каюров и стал диктовать: „Семен Гутчинсон, Иван Олафсон, Афанасий Густавсон, Никита Свенсон, Афанасий Тубеев…“ — всего семь человек. <…> В паспортах было черным по белому написано: Свенсон Никита Иванович, Густавсон Афанасий Семенович. Печати и подписи местного ОВД выглядели подлинными. Бывший интеллигент и учитель истории Карков поведал мне, что в начале XIX века Шантарское море было богатейшим китовым промыслом. Сюда сплывались браконьеры со всего света, но преимущественно из Скандинавии. <…> Местное население вместе с китобоями разделяло радость от удачной охоты, в результате чего появлялись дети, получавшие фамилии отцов. Карков рассказал, что, будучи ребенком, он сам видел огненно-рыжего эвенка по фамилии Эриксон».

(Из очерка Ю. И. Потапова [ГЖМ-18. С. 534])

«Здесь танкер зимовал»

Начало второго эпизода, рассказанного Ю. И. Потаповым, такое.

Пос. Демьяновск на берегу Сахалинского залива. 1965 год. Семья телефонистов. Глава семьи Вася, приветливый и улыбчивый, лет сорока. Его жена Клава, лет тридцати — высокая степень женского совершенства. Геологи приехали в поселок по р. Амгунь на резиновой лодке, которой управлял рабочий Витя. Сидят в гостях у телефонистов. За столом также трое детей. Ребятишки совсем не похожи ни на отца, ни друг на друга. За столом Витя усиленно пополняет стаканчик Клавы и уж слишком к ней наклоняется.

«Захмелевшая Клава, заметив, что я разглядываю ребятишек, улыбнулась и спросила:

— Что, не похожи? — Я полуутвердительно кивнул.

— Ну, так я скажу тебе: года четыре ране у нас зимовал танкер — вот Сережа и появился. А следующим годом катер „Яхонт“ зимовал, вот Вову оставил нам на память. А Катя от сухогруза — сел два года назад ниже нас на мель и тоже зимовал.

Ее рассказ ничуть не взволновал Васю, слушавшего жену со своей вечной улыбкой. Когда мы вышли на крыльцо покурить, он пооткровенничал:

— Видишь ли, женился я на Клаве, да так загулял на свадьбе, не помню, как под машину попал, переехало меня по животу, изломало всю внутренность, у меня и стоять перестал. А Клавке детей охота, вот я и не возражаю — все в дом, а тайга всех прокормит, — добавил он, задумчиво глядя на Витю.

В следующие дни Вася уходил по линии на обход, а наш „флотоводец“ помогал Клаве по хозяйству. Эта помощь, видимо, их сблизила, и Витя в палатку ночевать не приходил. Осталась ли у Клавы „память“ от резиновой лодки?»

(Из очерка Ю. И. Потапова [ГЖМ-18. С. 536])

Не место красит человека,

а мягкое место

Еще один эпизод из очерка Ю. И. Потапова.

«Под вечер я пошел к геофизикам из ДВГУ. Они ждали вертолета уже больше месяца и совершенно озверели от комарья и безденежья.

<…> Через створки их палатки выглядывали голые ягодицы. Так густо покрытой комарами плоти я никогда не видел. На каждый сантиметр приходилось не менее 10–12 кровососущих насекомых. Комары, напившись крови до потери летучести, сваливались на землю. Их место тотчас занимали другие, голодные. Совсем как госчиновники при нашем диком капитализме, только сваливают они не на землю, а за границу.

Каждая ягодица вела себя по-своему. Одна конвульсивно подергивалась, пытаясь сбросить с себя крылатых вурдалаков. Другая, напротив, В сжималась, чтобы уменьшить площадь кровоотсоса. <…> Из палатки доносился голос начальника геофизической партии Архипова, который монотонно отсчитывал: „…711, 712…“. На счет 720 обе ягодицы дернулись и с воплем облегчения скрылись в палатке. Немного погодя я раздвинул створки и вошел в палатку. При свете свечей геофизики играли в карты.

— Играем на выставку, на минуты, — пояснил мне Архипов. — Проигравший отдает свой по-научному афедрон, а по-нашему — ж…у в распоряжение потомков Пенегюссе. — Очевидно, в детстве Архипов внимательно прочел эпос „Калевала“. В эпосе это кровожадный великан, после гибели которого его труп сожгли и пепел развеяли. Частицы пепла превратились в тучи кровососущих. Володя проиграл 12 минут, а Люда — только 6. Хочешь посмотреть, как она будет расплачиваться?

Сейчас я, конечно, посмотрел бы, но тогда постеснялся, о чем жалею до сих пор. Тем более что Люда была симпатичная полненькая блондинка, какие мне уже тогда нравились».

(Из очерка Ю. И. Потапова [Там же. С. 534])

Буровик Разговоров благодарит за орден

Рассказывает гендиректор «Гидроспецгеологии» Ю. С. Татарчук.

«В 1980-е гг. были проведены работы по бурению горизонтальных и восстающих скважин (до 15 градусов) протяженностью 1200 м12. <…>

Специалисты ВИТРа здорово помогли решить эту непростую научно-техническую задачу. А буровой мастер В. Ф. Разговоров был награжден за эту работу орденом Ленина. С его награждением был казус. Оно проводилось на коллегии Мингео СССР. Ребята из управления кадров мне говорят: „За такой орден надо бы сказать пару слов благодарности“. Но какой оратор из буровика, впервые оказывающегося на коллегии? Я стал его „накачивать“. Говорю: „Не волнуйся, скажи два слова: ‘Спасибо партии и правительству! Постараемся работать еще лучше’“. А он говорит: „Да что Вы волнуетесь? Все будет, как надо“.

Мы стояли на втором этаже нового здания перед входом в зал коллегии, и инструктаж я проводил на глазах членов коллегии, проходивших в зал.

И вот министр Е. А. Козловский вручает ему орден. Аплодисменты. Разговоров говорит: „Спасибо генеральному директору, что представил меня к этой награде“.

Хохот всех присутствующих. Я красный, как рак, что еще больше привело присутствующих в восторг. Я был уверен, что все понимали, что это выступление — не результат моей „накачки“. Но все равно чувствовал себя неуютно».

(Из очерка Ю. И. Потапова [ГЖМ-18. С. 562])

О Г. С. Момджи, смерти Ю. В. Андропова и докторской защите13

Георгий Сергеевич Момджи был крупным геологом, д. г.-м. н., специалистом по железным рудам. В 1964–1970 годах он был директором ВИМСа. Отличался твердым характером, был сух и негибок, не скрывал своих антипатий к ряду влиятельных сотрудников института. Его сняли с поста директора, так как партийная организация института проголосовала против его кандидатуры на тайных выборах в партком. Это было выражением недоверия со стороны партии, и в таких случаях министерство обязано было реагировать. Г. С. ходил по коридорам с каменным выражением лица. Я не был с ним лично знаком. Одна его сотрудница как-то сказала мне, что те, кто заискивал и ползал на брюхе перед директором, теперь едва с ним здороваются. Так обычно оно и бывает. И тогда я при случайных встречах с Момджи в коридорах стал подчеркнуто четко говорить: «Здравствуйте, Георгий Сергеевич!» Он, отвечая, как-то странно смотрел, видимо, пытался вспомнить, кто я такой. Но нас с ним ничего не связывало. Я тогда не был даже кандидатом наук. Потом где-то с 4-го раза он, отвечая на приветствие, стал задерживаться и протягивать мне руку.

Прошло много лет. В начале 1980-х годов я начал готовить докторскую диссертацию, посещал докторские защиты. Момджи выступал с жесткой критикой едва ли не всех работ. При этом он открыто говорил, что будет голосовать против. Не берусь сказать, насколько он был прав. Вероятно, в меньшинстве случаев. Так, он выступил против прекрасной докторской работы С. В. Малинко по борным минералам (там явно была личная неприязнь к ее мужу). Все диссертанты боялись Момджи. Некоторые товарищи меня предупреждали: Момджи тебя разнесет; в его глазах, да и глазах ряда членов совета, у тебя есть три личных дефекта: ты молод (около 40 лет), не геолог, да еще и Соломонович — в общем, выскочка: в отраслевой геологии так «рано», в 40 лет, докторские почти никто не защищает. Но директор ВИМСа А. Н. Еремеев меня поддерживал. И у меня были авторитетные оппоненты: профессора В. М. Винокуров (заведующий кафедрой минералогии и петрографии в Казанском университете) и А. С. Марфунин (ИГЕМ, членкор РАН, позже ставший заведующим кафедрой минералогии в МГУ). И вот наступил день защиты — 10 февраля 1984 г. Заседание совета началось в 15 часов. Я сделал доклад за 37 минут. Пошли вопросы. Г. С. Момджи также задал вопрос — довольно мирный, я на него легко ответил. А около 16 часов к директору подошла его секретарь и передала записку. А. Н. Еремеев прочел, наклонился ко мне и сказал: «Меня вызывают в райком, умер Ю. В. Андропов, собирают всех директоров. Председательствовать остается В. Т. Покалов, желаю Вам успеха, я сам сейчас проголосую». Затем он объявил о кончине Андропова, предложил встать и почтить его память. Процесс защиты продолжался. Итогом голосования ученого совета было: 24 голоса за; против и воздержавшихся не было. Думаю, что внезапное объявление о смерти Андропова подействовало в мою пользу: думали уже о другом, и никто не решался в такой день устраивать «бузу», даже если и были не симпатизирующие диссертанту. Впрочем, думаю, что Г. С. Момджи все равно проголосовал бы за.

И потом все сложилось удачно. «Черного оппонента» мне не назначили, а месяца через три домой вдруг позвонили из ВАК. Это был профессор Семенов Евгений Иванович, член экспертного совета ВАК, выдающийся минералог из ИМГРЭ, с которым мы тогда не были знакомы. Он задал мне 17 вопросов, потом сказал, что удовлетворен, будет представлять диссертацию к утверждению ВАК.

Премия Совмина

В начале 1980-х гг. начальник 1-го главка позвонил в ВИМС заведующей кристаллофизической лабораторией Л. М. Родионовой, которая года за три до того сменила на этом посту Л. М. Шамовского. Он сообщил, что из АН СССР к нему пришло на согласование представление от имени Коми филиала АН большой группы (по моему, почти 30 человек) на премию Совета Министров СССР. Представлялся цикл работ по освоению крупнейшего месторождения флюорита близ Амдермы. Коллектив представленных к премии возглавлял известный геолог Н. П. Юшкин, будущий академик из Сыктывкара, глава Коми филиала. Скажу сразу: все понимали, что никакого отношения к этой крупной научно-практической минерально-сырьевой работе ВИМС не имел. Просто заявку от Академии наук по геологической тематике, естественно, послали на согласование в Мингео СССР, и замминистра ее переадресовал начальнику 1-го главка Н. Ф. Карпову, куратору ВИМСа, поскольку слышал, что по флюориту в ВИМС что-то делали.

А незадолго до этого отмечался юбилей Карпова. Среди подарков ему был красиво ограненный и отполированный крупный кристалл искусственного флюорита, выращенный в ВИМСе, в лаборатории Шамовского. Дело в том, что еще до войны Лев Матвеевич получил первые в мире кристаллы искусственного флюорита, и у него было авторское свидетельство на способ их выращивания. Но те кристаллы были неважного качества, и в 1960-х гг. Шамовский поставил тему по усовершенствованию способа их выращивания и взял для этого двух молодых инженеров: А. Д. Шушканова и П. М. Степануху. Шамовский надеялся, что кристаллы флюорита с примесью европия станут новыми эффективными сцинтилляторами для счетчиков ионизирующих излучений.

Этого не случилось, но двое инженеров много лет (а один из них всю свою жизнь) возились с этой темой, которая периодически камуфлировалась различными словами и возобновлялась. По существу же за этим стояло вот что. Щушканов научился прекрасно обрабатывать флюорит — гранить и полировать полученные разноцветные цилиндры и создавать из них яркую привлекательную композицию на подставках. Особенно красиво выглядели кристаллы с двухвалентным европием: неокрашенный кристалл излучал фиолетовую люминесценцию, возбуждаемую падающим дневным или электрическим светом, впечатление было более сильное, чем просто от окраски кристалла. Постепенно красивые монокристаллы стали дежурным предметом для подарков — прежде всего, дирекции, начальникам, начальникам этих начальников и т. д. Еще одна тонкость. У геологов принято дарить к юбилеям красивые друзы, жеоды, изделия из драгоценных и поделочных камней, это давно стало общим местом. Искусственные же камни и какие-нибудь пластмассы презираются. Однако в нашем случае кристаллы флюорита стали исключением из правила: уж очень они были красивы и необычны. Наверное, за много лет подобных подарков было изготовлено сотни две.

Так вот, Н. Ф. Карпов, который сам получил и заказывал для других подобные кристаллы, решил включить в уже сверстанную заявку еще и двух человек от ВИМСа, тех, кого он лично знал — Л. М. Шамовского и Л. М. Родионову. О чем и сказал последней. Надо отдать должное Ларисе Макарьевне — она сразу отказалась, сказав, что не имеет отношения к флюоритовой теме. Но попросила вставить в заявку Шушканова, с которым была дружна, а также Степануху, которого недолюбливала за вздорный характер, однако ожидала, что тот поднимет шум, если его не включат. Как она мне рассказывала, Карпов тогда ее обругал: «Первый раз встречаю такую дуру!»

А упомянутая тройка из ВИМСа стала лауреатами. Мы все считали, что Л. М. Шамовский получил это звание заслуженно, а остальные… за подарки. Вероятно, двое инженеров это осознавали. Награждение новых лауреатов прошло очень тихо, они не устраивали никаких положенных в подобном случае банкетов. В дальнейшем я не видел, чтобы они носили лауреатские медали.

Все наоборот

В связи с начавшейся перестройкой и экономической реформой в стране у нас в ВИМСе в 1987 г. решили создать две центральные хозрасчетные лаборатории: сложных элементных анализов и сложных минералогических анализов. Их формирование на основе бывших цехов опытного предприятия было поручено провести к. т. н. Владимиру Александровичу Симакову, уже имевшему опыт руководства подобным подразделением в Комплексной экспедиции ВИМСа (в Нарофоминске), и мне, не имевшему такого опыта. В феврале 1988 г. проходила наша аттестация на заведование. Я относился к ней довольно безразлично — пустая формальность. Когда Володя меня спросил: а ты подумал, какую предложить программу научно-методических работ, — то я ему ответил, что скажу коротко: у меня кадры опытные, и в течение первого года самое главное, не мешать естественному ходу вещей, а там посмотрим. Он был удивлен и не одобрил такого ответа, наверное, решил, что я бравирую.

На комиссию первым вызвали меня. Там сидела элита огромного химико-минералого-технологического отделения института — профессора Г. А. Сидоренко, В. И. Малышев, A. Л. Якубович и др. Председательствовал глава отделения замдиректора ВИМСа Г. В. Остроумов. Помню, что сразу же Малышев мне задал именно тот вопрос, о котором предупреждал Симаков. И я ему ответил так, как и раньше Симакову. Малышев был недоволен, сухо пробурчал, что этого недостаточно. Но вдруг Остроумов сказал: «Б. С., а как Вы посмотрите на то, если в соответствии с тем, что Вы нам сейчас сказали, мы Вас аттестуем условно, т. е. на год?» Я ему ответил, что это будет совершенно правильно. Все удивились отсутствию сопротивления, говорить дальше было не о чем, и Остроумов сказал, что я свободен. Процедура со мной заняла пять минут. Я вышел, успел сказать о результате Симакову, и теперь он вошел в кабинет Остроумова.

Я ждал его полчаса, не дождался и ушел. На следующий день мне сказали: тебя аттестовали на пять лет (т. е. на полный срок), а Владимира Александровича — условно, на год. Подробностей я у Володи не спрашивал, было неловко. Правда, вскоре комиссия поправилась: В. А. Симакова тоже аттестовали на пять лет, и это было справедливо.

Фривольность

Как-то в конце 1980-х годов, в конце дня, я зашел к нашей прекрасной «супердаме», заведующей минералогическим отделом ВИМСа профессору Г. А. Сидоренко. Задаю дежурный вопрос:

— Что нового, Галина Александровна?

— Ничего особенного, — отвечает она. — Рутина. Вот опять прислали три отчета. Вы бы почитали, что они пишут и как пишут! — (Это обычные у нее нотки.) И показывает мне на три толстых тома.

— А Вы не читайте! — говорю ей. — Все равно, начиная с 1970-х годов, 100 % отчетов в минералогическом отделе принимаются только с отличной оценкой. Ну и что Вы получаете за это прочтение?

— Моральное удовлетворение, — говорит Галина Александровна.

— Я бы вместо трех моральных предпочел одно аморальное удовлетворение, — спонтанно произнес я.

Реакция Г. А. на нахальную реплику была неопределенной. Похоже, она не знала, как себя повести, и только сказала: «Ну… Это Вы…» Никто при этой строгой начальнице не отваживался на фривольности. Но мне как-то это сходило с рук. Очевидно, потому что я никогда не участвовал в интригах в институте и в отделе. А главное, в отличие от других заведующих лабораториями, всегда был прям и лоялен по отношению к заведующей, и она это знала.

Печальный рефрен

В середине февраля 2002 г. я позвонил В. И. Кузьмину в ВИМС. И он мне сразу сообщил печальную новость о смерти Льва Григорьевича Фельдмана, ветерана ВИМСа, выдающегося специалиста по редкометальным пегматитам.

— Он умер скоропостижно. Сердце, — сказал Владимир Иванович. — И, ты знаешь, Боря, он не только этого не предчувствовал, а совсем наоборот. Мы с ним разговаривали по телефону за несколько дней до его смерти. Лева мне позвонил: «Володя, через две недели будет мой юбилей. Я хочу с тобой посоветоваться, как мне его отмечать. Хотя я уже не работаю в ВИМСе, но здесь прошла почти вся моя жизнь, здесь у меня много друзей. Я хотел бы собрать их в ВИМСе, как ты на это смотришь?»

— И я ему говорю: «Конечно, Левочка! Мы, твои друзья, будем очень рады собраться в институте в твою честь. Приходи, мы поможем тебе организовать здесь достойный праздник…» И вот буквально через несколько дней его не стало.

Я сказал В. И., что узнал эту печальную новость несколько дней спустя после кончины Л. Г. Фельдмана, поэтому не был на его похоронах. Мы с ним были близко знакомы много лет. Он мне немало помогал профессиональными советами, был всегда доброжелателен, отзывчив, компетентен. В общем, только хорошее и совершенно искренне: человек это был выдающийся во всех отношениях.

Затем Владимир Иванович говорит:

— Боря, ты мне, наверно, звонишь по какому-то делу. А я не спросил тебя с самого начала об этом, потому что сразу стал говорить о Леве. Слушаю тебя внимательно.

И я ему говорю:

— Владимир Иванович, через две недели будет мой юбилей (4 марта). Я хочу с Вами посоветоваться, как мне его отмечать. Хотя я уже не работаю в ВИМСе, но здесь прошла почти вся моя жизнь в минералогии, здесь у меня есть друзья. И я хотел бы собраться в ВИМСе. Как Вы на это смотрите?..