Судьба Татарского пролива
Судьба Татарского пролива
Мягкий женский голос из репродуктора объявил: «Пассажиры, прибывшие самолетом Москва — Сахалин, для поездки в любой пункт острова могут воспользоваться вертолетами, поездами или морскими катерами…»
Стояло светлое июльское утро — лето 2007 года вообще было очень спокойным и безветренным. Мы решили ехать катером и взяли билет до знаменитой сахалинской плотины. А когда суденышко отвалило от пристани, мы стали перебирать в памяти все, что помнили об этом остроумном и единственном в своем роде сооружении.
…Мысль соединить Сахалин с материком возникла давно. Ее высказал еще в середине XIX века Геннадий Иванович Невельской, который в 1849–1855 годы открыл пролив, названный позже его именем, и доказал, что Сахалин — остров, а не полуостров, как думали в то время. Предлагали построить через Татарский пролив паромную переправу, которая доставляла бы на остров и обратно целые железнодорожные составы. Но как быть зимой, когда пролив замерзает?
Предлагали пробить тоннель под Татарским проливом, но он стоил бы очень дорого.
В 1951 году в составе большой экспедиции на острове побывал инженер Николай Георгиевич Романов. Его поразило сочетание природных условий вокруг острова. Сахалин вытянулся вдоль материка. С севера его омывает холодное Охотское море, а с юга — теплое Японское. На севере острова холодно. По всему берегу от залива Байкал до мыса Тьек тянется тундра или заболоченное таежное мелколесье. А на юге острова значительно теплее. И природа здесь богаче. Здесь легче живется людям, которые приезжают осваивать остров, добывать сахалинскую нефть, уголь и другие ценные ископаемые. Теплое течение Куро-Сиво, приближающееся к Сахалину с юга, словно убоявшись теснины Татарского пролива, не доходит до него и поворачивает в Тихий океан, унося с собой живительное тепло.
Можно ли повернуть это течение, заставить его втянуться в Татарский пролив, чтобы согреть не только Северный Сахалин, но и берега Охотского моря, изменить климат дальневосточного побережья? Ведь эта проблема, пожалуй, еще важнее, чем постройка парома или тоннеля между Сахалином и материком.
Чтобы создать течение из Японского моря в Охотское через Татарский пролив, советский ученый П. И. Колосков еще в 1931 году предложил разделить воды Амура на два потока и один из них направить не в северную часть Татарского пролива, а в южную. Тогда теплые воды Амура попадут в залив в районе Де-Кастри. Морские потоки устремятся на север, к Охотскому морю. Проект этот был очень интересен. Но не было твердой уверенности, что такое течение возникнет.
Инженер Н. Г. Романов подолгу стоял на берегу пролива, смотрел на сумятицу волн, кипевших перед ним, — здесь сталкивались прилив и отлив, и гигантские массы воды, устремившейся на север, словно протестовали против насильственного возвращения их назад. И однажды ему пришла в голову чрезвычайно интересная мысль. Позже она превратилась в инженерно разработанный проект, который и был осуществлен лет 30 назад, еще в 70-х годах прошлого века. Сущность этого проекта в том, что…
В этот момент мы вошли в самую узкую часть Татарского пролива — пролив Невельского. Расстояние между островом и материком здесь всего семь километров. Впереди показалась невысокая дамба, связавшая оба берега от мыса Лазарева на материке до мыса Погиби на острове. Уже простым глазом было видно, как по плотине прошел поезд, движутся автомобили. Значит, пролив перекрыт дамбой? Зачем? А как же пройти кораблям?
Старшина катера, бывалый моряк, через распахнутую дверцу штурвальной рубки поглядывает на экран донного радиолокатора и рассказывает:
— Глубина здесь невелика — 3–4 метра, редко 10–15. И только посреди пролива, на фарватере, глубина наибольшая: 25–27 метров.
Раньше пролив был открыт только летом, а теперь он свободен для судоходства круглый год. Возьмите бинокль…
Дамба возвышалась всего метра на два над поверхностью воды.
— Прилив здесь невысок, — пояснил старшина, — и водам не перехлестнуть через нее.
Катер шел прямо на дамбу. Приближалось время, когда должен был начаться прилив. В бинокль было отчетливо видно, как в средней части семикилометровой дамбы, на участке примерно в шестьсот метров, стали медленно распахиваться гигантские стометровые стальные ворота. Они держались на плаву, на понтонах и одновременно служили разводным мостом. Дорога через дамбу была открыта и для океанских кораблей.
Справа и слева от главных ворот открылись ворота поменьше. Катер находился уже рядом с дамбой.
— Стоп, машина, — скомандовал старшина. И добавил, обращаясь к нам: — Пойдем по течению…
Приливное течение подхватило суденышко и стремительно пронесло его через ворота. Рулевой только слегка двигал штурвалом, держа катер носом по курсу. Ни один из нас, корреспондентов, не был моряком, но даже мы видели, что течение неслось со скоростью метра три-четыре в секунду.
— В сутки, — сказал старшина, — прилив бывает дважды. Каждые шесть часов прилив сменяется отливом, и вода в проливе начинает двигаться в обратном направлении.
Через ворота на север проходит в сутки три кубических километра воды. Это в четыре раза больше, чем отдают в море Волга, Дон и Днепр, вместе взятые. Это больше, чем полноводный Амур. Раньше, когда не было дамбы, эти кубические километры теплой воды возвращались с отливом на свое место. Вода «болталась» в проливе взад-вперед. А теперь стоит начаться отливу, ворота сами собой захлопываются, теплая вода остается по ту сторону плотины и вынуждена с начавшимся отливом уходить в глубь Охотского моря. Сахалинская дамба — это клапан, пропускающий теплую воду только в одном направлении — на север. Это как бы гигантский природный насос, перекачивающий Японское море в Охотское. Он работает на «лунной» энергии. Ведь это Луна своим притяжением заставляет двигаться воду, создает приливы.
Пульсирующее течение втягивает в Татарский пролив одну из ветвей Куро-Сиво.
— Тридцать лет работает этот насос, — говорит старшина. — Я помню 1970 год, когда начали насыпать дамбу. В нее было уложено три миллиона кубометров камня с землей, миллион кубометров бетона. Дамба двадцатиметровой ширины обошлась в три раза дешевле тоннеля под проливом. А сколько чудес она принесла Сахалину, природных перемен, которые не купишь ни за какие деньги!
До 1970 года зимой мы ходили через пролив Невельского пешком. Лед здесь был метровой толщины, по плечу только ледоколу, хотя южнее, километрах в пяти, льда вообще не было. Поэтому из Владивостока в Охотское море суда шли обходным путем — через пролив Лаперуза, мимо Японии. А теперь у нас свой внутренний путь. Помню, на картах была красная линия — январская изотерма. Здесь начинались десятиградусные морозы. Это была «линия фронта», которую Заполярье удерживало цепко. Ее так и называли — «изотерма минус 10». Она доходила до мыса Лазарева, огибала Сахалин и с другой стороны шла по Охотскому побережью. Теперь ее на Сахалине нет. Она отодвинута теплым течением куда-то к Анадырю, к Чукотке.
Средняя годовая температура Охотского побережья поднялась за эти тридцать лет примерно на 10 градусов! Льды в Охотском море стали редкостью. А у географов поднялся настоящий переполох, — старшина засмеялся. — Пропал полюс холода. Он ушел из Оймякона, и вот уже несколько лет ни одна экспедиция не может найти самое холодное место в Восточной Сибири. Полюс все время отодвигается на север. За несколько десятков лет «насос» перекачал бы все Японское море, осушил его, если бы оно не пополнялось с юга теплыми водами океана.
А нам, морякам, течение тоже помогает. Знаменитые амурские волны довольно засорены илом, они выносят в пролив Невельского, где и без того тесно, песок, наслоения. Пролив давно бы обмелел, если бы не морское течение, расчищающее фарватер.
Мы подходили к новому большому Сахалинскому порту. Нефтеналивные танкеры под флагами Индонезии, Вьетнама, Японии и других стран столпились у его причалов.
— Скажите, старшина, а японцы ничего не потеряли от такого поворота Куро-Сиво?
— Что вы! Наоборот… Недавно на празднование тридцатилетнего юбилея Сахалинской дамбы к нам приезжали японские рыбаки, жители северных японских островов. У них там только те огорчены, кто любил лыжный спорт. Снега-то на островах совсем нет вот уже лет десять-пятнадцать. Климат стал лучше и устойчивее.
Старшина подходит к борту и по сохранившейся матросской традиции кричит несуществующим матросам:
— Отдать швартовы!..
…Эта картина возникла перед нами, когда мы слушали рассказ очень сурового внешне, очень сдержанного, но теплого, сердечного в действительности человека — инженера Николая Георгиевича Романова, автора проекта Сахалинской плотины, которая сможет резко изменить климат всего дальневосточного побережья нашей страны.