КАЧАЩИЙСЯ СТЕНД В КАПУСТИНОЙ ЯРУ

В мае 1955 года группа военных моряков, испытателей создаваемого морского полигона и членов экипажа подводной лодки "Б-67" Северного флота вместе с ее командиром Ф.И.Козловым, прибыла на Государственный центральный полигон (ГЦП) в Капустин Яр для стажировки.

Впоследствии мне приходилось бывать здесь, и всякий раз приезжать сюда было приятно. Это был настоящий оазис в степи: каменные дома, асфальтированные улицы, тротуары в тени заботливо ухоженных деревьев и кустов, чистота вокруг, редкие прохожие в рабочее время, обеспеченность всем необходимым для жизни, цивилизованность гарнизона еще больше подчеркивалась бездорожьем и грязью за его пределами, глинобитными и деревянными покосившимися домиками, захламленными подворьями.

Все это свидетельствовало об однажды заведенном и строго поддерживаемом порядке и заботе о быте – о людях в конечном счете.

И в этом безусловная заслуга начальника полигона генерал-лейтенанта (впоследствии генерал-полковника) Василия Ивановича Вознюка. Сложным было его хозяйство, разбросанное на десятки и сотки километров от центральной площадки, но всюду проникал его взор, до всего добирались его руки, и во всем ощущалась его душа, ибо без нее такое хозяйство не создать и не сохранить. Рассказывали, что Василий Иванович как-то полушутя- полусерьезно сказал: "На полигоне мы создадим такие условия для службы и жизни, что попадать сюда смогут счастливчики только по большому блату". Не исключаю, что так оно и было.

Должен отметить исключительно благожелательное и заинтересованное отношение к испытаниям морских ракет офицеров ГЦП и в первую очередь его начальника генерала В.И.Вознюка – личности без преувеличения легендарной. Мне довелось встретиться с ним почти 20 лет спустя, и его отношение к морской тематике осталось неизменным. П.Н.Марута, тесно взаимодействовавший в то время с В.И.Вознюком, рассказывал, что тот в юности мечтал стать моряком (родом он был из Одессы). Юношескими несбывшимися мечтами, вероятно, и объяснялись его тяга к морю и расположение к морякам. А последнее, согласитесь, немаловажный фактор в любом деле, особенно в новом, когда так необходима поддержка.

Разместили нас на площадке 4а, где находились и техническая и стартовая позиции. Мы сразу попали в какой-то незнакомый для нас, прямо-таки фантастический мир Герберта Уэльса. Довольно часто, в любое время суток с соседних площадок с громоподобным грохотом стартовали баллистические ракеты. И мы каждый раз вскакивали и бежали смотреть на это еще непривычное для нас (сомневаюсь, что вообще можно стать равнодушным к нему) зрелище.

На стартовой позиции нашей площадки находился уникальный стенд "СМ-49", основой которого была натурная шахта подводной лодки. С помощью специальных приводов шахта могла раскачиваться с амплитудой до 12 градусов и колебаться в пределах плюс-минус 6 градусов вокруг своей продольной оси, чем имитировались качка подводной лодки и рыскание ее по курсу.

В шахте был установлен пусковой стол, который мог подниматься и опускаться с помощью подъемного механизма и разворачиваться вокруг продольной оси шахты.

На пусковом столе было смонтировано пусковое устройство. Основу его представляли две удерживающие стойки, оканчивающиеся полузахватами. При сведенном положении стоек полузахваты образовывали кольца, охватывающее ракету. Сама же ракета своими бобышками на корпусе опиралась на упоры, расположенные на стойках, и не касалась пускового стола. Перед стартом открывалась крышка шахты, и пусковой стол вместе с ракетой поднимался в верхнее положение. Ракета, качаясь вместе с шахтой, удерживалась в пусковом устройстве. При запуске двигательной установки и начале движения ракеты срабатывали замки полузахватов, электрический сигнал от них поступал на пироболты нижних замков, и удерживающие стойки под действием мощной пружины раскрывались. Освобожденная из объятий пусковой установки ракета стартовала. После старта по команде с пульта стойки сводились. Пусковой стол опускался в свое нижнее положение, и крышка шахты закрывалась.

Расходящиеся стойки и торчащие на них полузахваты создавали пусковому устройству вид какой-то "рогатой" конструкции, что послужило поводом в шутку называть его "рогами и копытами".

Качающийся стенд позволял не только проверить работоспособность всех штатных корабельных конструкций ракетного комплекса, но и воссоздать динамику предстартовой подготовки и сами условия старта с подводной лодки при волнении моря 5 баллов. Спроектирован он был совместными усилиями ЦКБ-16, ЦКБ-34 и ОКБ-1. И вот здесь я хотел бы рассказать о той критической ситуации, которая создалась при разработке пускового устройства.

В число организаций-участников работы по теме "Волна" ЦКБ-34 попало по предложению Н.А.Сулимовского, много лет работавшего совместно с главным конструктором Е.Г.Рудяком по созданию морских артиллерийских систем, в качестве разработчика пускового устройства. Однако Е.Г.Рудяк, не согласившись с предложенными С. П. Королевым сроками, от разработки пускового устройства отказался. Я не думаю, что сильный коллектив конструкторов ЦКБ-34 не справился бы с поставленной задачей. Скорее здесь было личное: Е.Г.Рудяк не привык "ходить в смежниках", тем более, у С. П. Королева, с которым у него были натянутые отношения. Как вспоминает П.Н.Марута, их взаимная неприязнь доходила до оскорблении даже на совещаниях у председателя ГКОТ К.Н.Руднева. Е.Г.Рудяк отказался от разработки пускового устройства, необходимого для готовящегося эксперимента, и не принял во внимание, что это будет тормозить общее движение. Участие ЦКБ-34 в работах, проводимых С. П. Королевым и Н.Н.Исаниным, ограничилось разработкой приводов качки и рыскания стенда, и то с использованием ранее созданных систем стабилизации морских артиллерийских установок.

С. П. Королев в сложившейся обстановке решает разработать пусковое устройство силами ОКБ-1. Об этом вспоминает Павел Васильевич Новожилов. "Одной из характерных особенностей стиля руководства С. П. Королева был стремительный темп работ. В этом темпе работал весь коллектив ученых, конструкторов, инженеров и рабочих, руководимый им. Когда Королев видел, что некоторые смежники не обеспечивают требуемого темпа, выполнение отдельных работ он брал на себя".

Вспоминается весна 1954 года. Утро, начало рабочего дня. Меня срочно вызвали к главному конструктору. Разговор был коротким. Для проведения экспериментальных работ с целью выявления новых возможностей ракеты при пуске ее в условиях морской качки требовалось разработать и изготовить пусковое устройство. Будучи установленным на подводной лодке, оно должно было обеспечивать удержание ракеты при морской качке и освобождение ее в момент пуска. Всю работу предстояло выполнить за шесть месяцев. Задание было новым. Никакого опыта…

Вначале нам было неясно, почему Сергей Павлович взялся за разработку и изготовление подобного оборудования, ведь ОКБ и без того перегружено сложными заказами. Потом выяснилось, что смежная организация (речь идет именно о ЦКБ-34. А.З.) отказалась от выполнения задания из-за сжатых сроков. А они диктовались тем, что вся остальная материальная часть эксперимента (ракета и подводная лодка) могла быть готовой за шесть месяцев. Тогда, чтобы не снижать темпа, Сергей Павлович и решил выполнить эту работу в своем ОКБ.

Мы применили метод скоростного проектирования, при котором вместе с конструкторами трудились технологи завода и сотрудники отдела снабжения, одновременно с разработкой чертежей готовилась технологическая документация, обеспечивались поставки нужного металла и других материалов. В цехах было организовано двухсменное дежурство конструкторов. Такая совместная работа конструкторов, технологов, снабженцев и работников цехов завода позволила выполнить в рекордные сроки разработку и изготовление трудоемкого пускового устройства".

Пусковое устройства были вовремя поставлены и на качающийся стенд, и на подводную лодку, продемонстрировали надежную работу и простоту в обслуживании. А если бы С. П. Королев согласился при определении сроков с Е.Г.Рудяком, пусковые устройства пришлось бы долго ждать, их первые образцы на подводных лодках следующего проекта 629 появились только в 1959 году. За такой длительный период ожидания неизвестно как сложилась бы судьба темы "Волна", скорее всего она бы зачахла. Но главный конструктор С. П. Королев был человеком государственного масштаба и умел преодолевать барьеры, во имя дела даже выполняя работу за других.

Таким образом. Е.Г.Рудяк, не пожелавший напрягать силы в одной упряжке с главными конструкторами С.П. Королевым, Н.Н.Исаниным. Н.А.Пилюгиным, А.М.Исаевым. Н.А.Чариным. тем самым проигнорировал интересы флота.

Не исключаю и того, что происшедший инцидент был выражением противостояния принципиально отличных систем оружия: старого – классического артиллерийского и нового – ракетного. И хотя задачи комплекса с ракетой "Р-11ФМ" были совсем другого масштаба, чем у корабельной артиллерии даже самого большого калибра, Е.Г.Рудяк мог невольно противиться, во всяком случае не стремился способствовать рождению нового оружия, являвшегося антиподом старому.

Кроме самого пускового устройства ОКБ-1 была разработана аппаратура управления – пульт разброса стоек (ПРС). Всей разработкой руководили Анатолий Петрович Абрамов и Павел Васильевич Новожилов.

Чтобы завершить описание стартовой позиции, нужно сказать, что в комплект ее оборудования входили аппаратура подготовки и производства старта разработки НИИ-885 и аппаратура, обеспечивающая ориентацию гироприборов ракеты в пространстве и ввод исходных данных стрельбы разработки НИИ-49. Все это размещалось в подземном бункере в непосредственной близости от стенда.

Испытания проводились государственной комиссией, в которую входили представители организаций промышленности и военно-морского флота. В числе членов комиссии был также инженер-капитан 2 ранга Н.П.Прокопенко. Техническое руководство испытаниями осуществлял заместитель главного конструктора Леонид Александрович Воскресенский, один из пионеров ракетной техники, разделивший с Сергеем Павловичем все трудности ее создания, начиная с первой отечественной БРДД, практически до последнего года жизни С. П. Королева (Л.А.Воскресенского не стало за месяц до кончины Сергея Павловича).

Вот как его характеризует А.И.Осташев, проработавший вместе с ним не одам десяток лет: "Человек большого хладнокровия, решительности, трезвого риска. Чуткий и внимательный к людям". Впервые наш народ увидел его, не зная еще кто это, в документальном фильме "Десять лет космической эры". Стоя у перископа в бункере стартовой позиции, Л.А.Воскресенский отдает последние команды на старт ракеты с Юрием Гагариным на борту. В спокойном голосе чувствуется выдержка, уверенность и готовность к немедленным действиям при необходимости. В некрологе сказано, что "Л.А.Воскресенский всегда отличался неутомимой энергией, большой личной смелостью в проведении ответственных экспериментов". Вот такому человеку было доверено С. П. Королевым руководить этими уникальными испытаниями.

Под стать Л.А.Воскресенскому был начальник стартовой позиции инженер-майор Игорь Александрович Золотенков. На полигоне много рассказывали о смелых, с риском для жизни, поступках каждого из них. Вот и тогда, при подготовке к испытаниям, они решили проверить, как при подъеме пускового стола во время качки стенда ракета перемещается относительно шахты. Привязавшись пожарными поясами к леерам ограждения мостика на верхнем срезе шахты, они подали команду на включение приводов, затем на подъем пускового стола с ракетой. Шахта начала качаться, совершая максимальные размахи, а вместе с нею на высоте пятиэтажного дома двое экспериментаторов. Пусковой стол был поднят в верхнее положение. Касаний и соударений удерживающих стоек о шахту не наблюдалось. Никакие инструкции такой проверки не предусматривали. Но оба испытателя посчитали, что она необходима. Риск был, но последствия соударения удерживающих стоек, которого они опасались, и их раскрытие в шахте были еще опаснее. Однако все закончилось благополучно.

Морскую стартовую команду стажеров возглавлял заместитель начальника отдела корабельных испытаний морского полигона инженер-капитан 3 ранга Николай Владимирович Шаскольский.

Наши жизненные пути с Н.В.Шаскольским пересекались в Высшем военно-морском инженерном училище им. Ф.Э.Дзержинского, а затем в Военно-морской академии кораблестроения и вооружения им. А.Н.Крылова, но близко знакомы мы не были. Судьба свела нас в 1955 году на морском полигоне, когда я был назначен в отдел испытаний старшим инженером-испытателем. Технически грамотный эрудированный офицер, Николай Владимирович в совершенстве владел немецким языком, а затем освоил еще и английский. Отличался интеллигентностью, педантичностью и корректностью, но занудой не был. Никогда не повышал голоса. Без нажима умел как обязать своих подчиненных выполнить его указания, так и убедить начальство в своей правоте. Его доводы были всегда продуманны и логичны. Он умел слушать и соглашаться с дельным предложением, не настаивая на приоритете своего мнения. Был человеком высокоорганизованным и глубоко порядочным.

Первый пуск морской ракеты производился из установленной вертикальной неподвижной шахты. Его осуществили армейские ракетчики, мы наблюдали со стороны.

Блеснуло пламя заработавшего двигателя. Ракета отрывается от стола, и в этот же момент раскрываются удерживающие стойки пускового устройства. Освобожденная, медленно набирая скорость, ракета перевернутой свечой устремляется вверх. Вскоре по программе она начинает отклоняться от вертикали, а еще через некоторое время происходит выключение (отсечка) двигателя. Ракеты уже не видно, в небе остается только инверсионный след ее траектории.

С нетерпением ждем с боевого поля результатов пуска. И вот наконец (для нас это время длится долго), приходит сообщение, что наблюдали падение ракеты в заданном районе. Все переживаем радостное чувство: наша морская ракета летает.

Затем были пуски при наклонном положении шахты, на качке в разных положениях шахты в момент отрыва ракеты от пускового устройства. Особенно впечатляющим было зрелище, когда ракета с приобретенным от качки боковым ускорением опасно наклонялась, но тут же рулевые органы парировали возмущение и выводили ее на программную траекторию.

Были и неудачные по разным причинам пуски, немного, всего два из двенадцати. Таким оказался пятый пуск, который разрешили проводить морской стартовой команде.

При подготовке пускового устройства не был подключен разъем, через который подавалось питание на разрывной болт. В результате в момент старта ракеты одна из удерживающих стоек раскрылась с задержкой. При подъеме ракета задела за нее стабилизатором, потеряла устойчивость и упала рядом со стендом, метрах в 50-ти от него. Из-за разрушения топливных баков качался пожар, и ракета сгорела, несмотря на активные действия пожарных.

Я оставался еще некоторое время в бункере, чтобы привести в исходное положение пульт подготовки и производства пуска, за которым сидел как оператор.

Неожиданно раздался телефонный звонок. Телефонист предупредил, что будет говорить генерал Вознюк.

– Что случилось? – спросил В.И.Вознюк. Я кратко доложил обстановку.

– Жертвы есть?

– Нет!

– Я сейчас приеду!

Когда, спустя не более 15 минут после этого разговора, я вышел из бункера, начальник полигона был уже на стартовой позиции. Учитывая расстояние от ближайшей площадки, где он мог находиться, скорость его машины была просто самолетной.

На второй или третий день прилетели С. П. Королев, В.П.Мишин, Е.Г.Рудяк, затем И.А.Хворостянов, Н.А.Сулимовский, другие товарищи. Конечно, были разбирательства и разносы, но на них нас не приглашали, я думаю щадили.

Случайно, находясь у стенда, я услышал часть диалога между С. П. Королевым и Е.Г.Рудяком.

– Что Вы так переживаете. Сергей Павлович? – пытался не то успокоить, не то подтрунить Е.Г.Рудяк.

– Да, я переживаю! – резко и даже раздраженно ответил ему Сергей Павлович, по- моему, тоже уловивший в вопросе Е.Г.Рудяка выражение какого-то ничем не объяснимого оптимизма в оценке сложившейся ситуации и безразличие к происшедшей аварии.

И в самом деле основания для беспокойства у С. П. Королева были. Во-первых, не так много было еще ракет, и не так дешево они стоили. Во-вторых, причиной аварии было просто разгильдяйство, чего терпеть не мог Главный. И, в-третьих, и это, пожалуй, самое главное, ракета с большой вероятностью могла свалиться на стенд и разрушить его. А тогда испытания остановились бы надолго, а может быть, и совсем прекратились. Повод для этого у маловеров был бы самый подходящий.

Виновника аварии, который очень переживал и просил, чтобы его наказали, но только не отстраняли от работы на стартовой позиции, простили. Он продолжал участвовать в испытаниях. Подобной ошибки он уже не мог повторить, а новый человек – еще не известно. Жестоким по отношению к людям Сергей Павлович не был, в чем я имел возможность убедиться не один раз.

Наша первая встреча с главным конструктором произошла в этот его приезд на полигон. Мы сидели на краю стартовой позиции в отведенном для курения месте. Сергей Павлович не курил, но, видимо, заметив необычную в этих местах морскую форму, подошел к нам. Приветливо поздоровался и присел. Завязалась беседа. Он интересовался кто мы, откуда, оживился, узнав, что среди нас есть представители экипажа подводной лодки. Присматривался к нам, так как, конечно, не мог оставаться равнодушным к тем, в чьи руки передавал свое детище, и не скрывал этого. Взгляд его был пристальным, говорил он спокойно, весомо, но доверительно и доброжелательно. Таким он был и на самом деле, хотя эти качества скрывались его внешней суровостью.

Сейчас я понимаю, что это была скорее сосредоточенность, а не суровость. Совершенно естественная сосредоточенность человека, несущего на плечах огромную тяжесть ответственности за дела первостепенной государственной важности. Опытно- конструкторских работ, которыми он руководил одновременно, было несколько, а отведенный отрезок времени – один, и к тому же весьма ограниченный.

Поэтому успешное выполнение поставленной задачи зависело не только от разрешения сложных технических проблем, но и от уровня организации проведения работ, строгого соблюдения их графика. Срыв этого графика не мог не выводить Главного из себя, и он реагировал на это соответствующим образом.

Еще на одном из пусков произошел отказ двигательной установки в полете. Ракета сошла с активного участка траектории и упала километрах в десяти от точки старта.

Вместе с товарищами из ОКБ-1, ведущим инженером К.Д.Дорохиным и его заместителем И.В.Попковым, мы отправились к предполагаемому месту падения ракеты. Ехали по совершенно пустынной, выжженной солнцем степи. Лишь на отдельных столбах линии телефонной связи с кинофототеодолитными постами восседали орлы, чувствовавшие себя хозяевами здешних мест и совершенно не реагировавшие на наше появление. То и дело в поле зрения попадали искореженные детали конструкций в разное время потерпевших аварию и сошедших с траектории ракет. Довольно мрачная картина, просто поле Куликово какое-то.

Наконец с помощью операторов одного из постов, видевших падение ракеты, мы нашли огромных размеров воронку, образовавшуюся в результате взрыва топливных баков ракеты. На дне воронки еще курился ядовитый желтый дымок паров азотной кислоты. Не удалось найти ничего, что могло бы помочь установить причину аварии двигательной установки, но вот в разрушительной силе, таившейся в ракете даже с телеметрической головной частью, мы убедились воочию.

Испытания первой морской ракеты на ГЦП не остались без внимания высокого армейского командования. На один из пусков прибыл главком ракетных войск Главный маршал артиллерии Митрофан Иванович Неделин.

Он появился на стартовой позиции утром, спустился в бункер. Мы находились там еще с вечера: не проходила запись телеметрии на генеральных испытаниях ракеты. Вид у всех был уставший, все не бриты. Шел дождь, и поэтому в бункере прятались от него люда, не входившие в боевой расчет. Оператор на пульте телеметрии сидел в плащ-накидке, потому что он то и дело выскакивал наверх.

Вот такую обстановку и застал Главный маршал. Не зная общей ситуации, он возмущенно спросил:

– Что это за цыгане на пусках ракет?

Однако, выслушав доклад о состоянии дел и поняв, что все идет как обычно на испытаниях и люди выглядят так потому, что они сутки не уходят с позиции, М.И.Неделин успокоился. Стал беседовать с Ф.И.Козловым, находившимся тут же. В памяти у меня осталась одна деталь: золотые часы на руке у Главного маршала. Я вспомнил об этом, когда после теперь уже известной катастрофы при подготовке к пуску одной из ракет главного конструктора М.К.Янгеля на полигоне Байконур в I960 году удалось найти только эти часы. Да, следует признать, что летные испытания ракет дело не безопасное и профессия испытателя тоже.

Стажировка на полигоне явилась серьезной школой для нас. Мы приучались к тому, что на испытаниях может случиться всякое, от небольших, легко устраняемых отказов до серьезных аварий. Но никогда не следует терять присутствия духа, а наоборот – необходимо искать причины неудач, устранять их и двигаться вперед. Люди создавали технику, а техника формировала людей.

Мы познакомились с людьми, в совершенстве владеющими своим делом, с людьми, у которых могли учиться и с которых могли брать пример, людьми знающими, увлеченными, настойчивыми, не теряющимися ни в каких ситуациях, открытыми для общения. В числе их я хотел бы назвать таких ведущих специалистов, как И.А.Золотенков, И.В.Попков, П.В.Новожилов, В.П.Финогеев, В.П.Арефьев, П.М. Зеленцов. Ю.А.Щербаков.

Выполнение программы летно-конструкторских испытаний ракеты "Р-11ФМ" с качающегося стенда завершено. Полученные результаты подтвердили, что старт ракеты с качающегося основания возможен, система управления обеспечивает прицельную стрельбу при заданных параметрах качки и рыскания на предельных значениях их углов и угловых скоростей.

На основании этого государственная комиссия, дала заключение о возможности перехода к следующему этапу летно-конструкторских испытаний – пускам ракет с подводной лодки.

Военные моряки, участвовавшие в испытаниях, поставленную перед ними задачу тоже решили: освоили новую технику и научились выполнять весь комплекс операций на технической и стартовой позициях по подготовке ракеты и проведению ее пуска.

Отдельные товарищи из числа разработчиков до сих пор удивляются такому быстрому освоению ранее незнакомой техники. В отношении нашей "морской хватки" могу сказать, что ей способствовали достаточно хорошая теоретическая подготовка и неуемное желание познать эту технику так, чтобы управлять ею самостоятельно через несколько месяцев при предстоящих испытаниях на подводной лодке и оправдать почетное для нас доверие.

И еще, что, конечно, для нас было вовсе не безразлично, нас, новичков в ракетном деле, признали. В знак посвящения в ракетчики даже была сочинена шуточная песенка на мотив "Сормовской застольной". А в припев попали, по-видимому, удачно вписывающиеся в его ритм наши фамилии:

"Шаскольский, Запольский, Козлов, Прокопенко, А с ними весь доблестный Северный флот".

Я особенно благодарен судьбе за встречу на прошедших испытаниях с ведущим конструктором ОКБ-1 Иваном Васильевичем Попковым. Наше знакомство произошло в воронке от упавшей и взорвавшейся ракеты. А затем оно перешло в многолетнюю дружбу. Общение в различной обстановке с этим замечательным человеком, верным товарищем, прекрасным специалистом и самоотверженным патриотом дела, которому он служил, всегда придавало сил, окрыляло.