Виталий Александрович Гордиловский

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Виталий Александрович Гордиловский

Мягкий, интеллигентный. Виталий Александрович Гордиловский никак не походил на бравого воина. И тем не менее, именно такие как он отстояли Родину. Не. плакатные, призывы комиссаров, а природная сметка и мудрость простого солдата позволила одолеть врага. И даже будучи командиром полка. Виталий Александрович чужд был слепому исполнению приказов, а старался выполнить задачу меньшей кровью. Только подчиненные смогут в полной мере оценить это.

Его жизнь прошла через многие трагические, и знаменательные события нашей Истории. Ниже — лишь некоторые из них.

В 1933 г… после окончания железнодорожного училища, Виталий Гордиловский поступил в Качинскую авиашколу под Севастополем, по окончании которой его направили в 5-ю разведэскадрилыо Смоленской авиабригады им. ВЦСПС. В числе лучших в 1937 г. он провел свой СБ над Красной площадью по случаю первомайского праздника.

Вскоре, однако, в его судьбе наступила черная полоса. Оставшийся за комэска Виталий вывозил выпускников академии имени Ленина. «И вот в один из дней у меня через несколько минут после взлета один мотор на СБ раз — и обрезал. А через несколько минут — и второй». СБ сел на маленькую площадку в заболоченном лесу. Стали его вытаскивать, а он и разломился.

В округе, проверяя мои действия, установили, что СБ при посадочном маневре выдержал сверхпредельную нагрузку. Но признали все мои действия правильными».

Сразу после этого начальник отдела кадров заявил: «Претензий, конечно, к вам никаких, нет, летает вы хорошо. Однако вы увольняетесь из вооруженных сил. Получилось: из армии уволили, а из городка не выгнали. Квартиру сдать пришлось, переселился в закуток под лестницей. Работы найти не могу. Совершенно случайно встретил на улице своего техника Филиппова; его только что комиссаром эскадрильи назначили. Рассказал ему все. «Ну, пойдем ко мне, чайку попьем». Накормил он меня и дал 50 рублей. А на следующий день его арестовали, и заодно — комбрига Фалалеева и комэска. Оказалось: пока мы сидели, чай пили, кто-то из дома напротив за нами подсматривал. И все сообщил: и что ели, и что пили, и даже какими купюрами деньги мне давали».

В. Гордиловский (седьмой слева). Аэродром Мелец (Польша), апрель 1945 г.

B-25J, готовые для перегонки в СССР. Аэродром Лэдд Филд, Фербенкс (Аляска), февраль 1944 г.

С того времени Виталий сменил не одну работу: был и грузчиком, и техником на Смоленском пивзаводе… Потом устроился в Управление Западной железной дороги. Все это время он продолжал писать письма во всевозможные инстанции. В конце концов в августе 1940-го Виталий Гордиловский оказался в 125-м бомбардировочном полку.

* * *

«22 июня 1941 года в полку долго не отдавали приказ на боевой вылет: все ждали какого-то дополнительного подтверждения. Три раза вешали бомбы и три раза снимали. Думали — может опять учения? До этого у нас были проверки системы ПВО Минска и Смоленска. Наконец, в 11 часов взлетели всем составом полка и взяли курс на Запад. Подлетаем к Минску, а он горит уже».

* * *

Техник и механик готовят самолет к вылету. Аэродром Кратово. 1943 г.

Поломка передней стойки В-25С № 9 (с/н 41 -12559) из 125 бап. Аэродром Кратово, 7 марта 1943 г.

В-25С (№ 41-12463). хвостовой № 7 Сна внутренней стороне килей). 125-й АП ДЦ. январь 1943 г.

Превосходство немцев в воздухе было подавляющим. СБ 125-го полка летали без истребительного прикрытия и ежедневно несли потери. «28 июня при подходе к цели зенитки выбили мне правый мотор, я уже не мог удерживаться в строю, начал отставать и остался один… появилась четверка «Мессершмиттов». Стрелок начал отбиваться… три истребителя развернулись и ушли — может, горючее у них кончалось.,4 один остался и начал нас лупить. Зашел сперва спереди сверху, потом — снизу. Потом встал рядом, крыло к крылу, так близко, что я даже морду летчика увидел, И пальцем мне показывает: давай, мол, прыгай, Я ему соответствующим знаком: нет. Тогда он заходит сзади, бьет, и я замечаю, что стрелка перестал слышать. И «Мессершмитт» начинает атаковать нас уже безнаказанно. Очереди бьют по бронеспинке — аж зубы стучат…

Я у поврежденного двигателя выключаю зажигание и тяну к аэродрому. И только подходим — вижу: прямо на пути высотка… Я тогда запускаю поврежденный мотор, перепрыгиваем ее — и на брюхо. Я вываливаюсь за борт, штурман через свой люк вылезает, На моторах масло дымится, весь фюзеляж в пробоинах — около трехсот штук их потом насчитали, и не загорелись ведь! Подходим к стрелку, а он весь изрешеченный. Мне после этого вылета морда того немца часто снилась».

К 1 июля 1941 года 125-й полк остался практически без матчасти и убыл в Казань получать Пе-2.

«Под Новый год, 30 декабря 1941 года, дали задание вылететь в одну из деревень на спиртзавод. Колхозники как узнали, что я в Ленинград лечу, сразу продуктами меня стали загружать. Дали четыре каравая домашнего хлеба, мешок свеклы, бочонок квашеной капусты, три мешка картошки, лук. Все это загрузили в самолет. С таким грузом и разбег увеличился — взлетал прямо из ворот спиртзавода, рабочим перед этим объяснял, как надо самолет за крылья и хвост держать, когда их отпускать надо. Прилетел в Левашово, сел, и в этот момент немцы налетели и бомбят. Бомбы падают сериями — и все они рвутся по бокам от моего самолета.

Комполка Сандалов увидел, сколько я всего привез, говорит: «Ну, теперь только тебя будем в эти рейсы посылать!» Стали готовить праздничный ужин. Каждому понемногу накладывали — по две картишки, по ложке квашеной капусты, по одной свекле и куску хлеба. На праздник к нам приехали артисты, они тоже сели с нами ужинать. Мы с Павкиным сидели рядом с Шульженко. Она, видно, очень голодная была, потянулась сразу за картошкой, а Патин отодвигает от нее тарелку и говорит: Сначала пой!» И так, как она пела в тот вечер, я уже никогда больше не слышал».

В феврале 1942 г. в Сарожу вернулась основная группа полка, потерявшая в ходе боев все, кроме одного, самолеты. Отправились в Казань за новыми «Пешками». Однако, уже приняв их, получили приказ: Пе-2 сдать и убыть в Монино для переучивания па новую матчасть — американские бомбардировщики В-25.

К моменту’ прибытия полка в Монино там уже находились проходившие переучивание на 15–25 37-й и 16-й бап. После освоения машины все три полка образовали 222-ю авиадивизию. Осенью 1942 г. в командование полком вступил С. А. Ульяновский.

Недолго пробыв в ВВС, 222 авиадивизия переходит в АДД. Сразу изменилась и специфика работы: летать теперь приходилось ночью, на большие расстояния… В таких условиях слаженность работы всего экипажа имела решающее значение.

Вечером 23 марта 1943 года четыре экипажа 125-го АП ДД вылетели на бомбардировку ж/д узла Вязьма. «Облачность — сплошная, а должна была вылетать молодежь. Я спросил разрешение у Ульяновского вылететь первым, определить воздушную обстановку и тогда только дать команду на вылет остальным. Взлетел. Зашел на Вязьму с запада, высоту набрал побольше. Я знал, что у немцев там звукоуловители стоят, задал двигателям разные обороты, чтобы звук был похож на тот, что дают немецкие моторы. Перед узлом стал снижаться, и бомбы бросали с малой высоты… Сначала немцы молчали, но когда на путях возникла большая вспышка, начали по нам лупить со всех сторон. Зажглись прожектора — в кабине светлее, чем днем, стало. Ушли в облака, а там — обледенение. Даешь газ моторам, а само лет все равно и дет со сни жением, и здоро во его колотит. Вдруг штурман кричит: «Елки!» Оказывается, ему по стеклу штурманской кабины макушка ели хлестнула». Меняя угол установки лопастей винта и подавая на кромки лопастей спирт из антиобледенительной системы, кое-как удалось подняться…

«Ни один привод поймать не можем. Выпускающаяся антенна оборвалась, радиокомпас не работает. Но штурман вывел в район аэродрома…

Для интереса инженер полка взял лист бумаги и попытался просунуть его в щель между обледенелыми элеронами и крылом. Лист с трудом проходил между ними…».

На восстановление движения через Вяземский ж/д узел у противника ушло 4 дня.

Подобный боевой успех не мог остаться незамеченным, и экипаж был представлен к наградам: командир и штурман — к званию Героя Советского Союза, второй летчик — к Ордену Ленина. Однако, характер Виталия не всем из руководства дивизии был по нраву — «и я не получил даже маленькой медали».

* * *

В-25С (№ 41-30786). б/н 01 из 13-го Гв. АП ДЦ.Роспавльский», весна 1945 г.

В-25С-5 (№ 42-53341), б/н 341 из 37-го АП ДЦ

B-25D-35 из 22 Гв. АП ДЦ. Аэродром Ново-Дугино, зима 1943-44 гг.

В марте 1944 года В. А. Гордиловский приступает к формированию 335 баи и назначается его командиром. Занимался он и тем, что распределял по полкам 4-й и 5-й Гв. бад прибывавшие из Америки В-25. «Когда перелетали на новы й аэродром, многие не хотели брать перегоночные 650-галлоновые баки. Приказал забирать все: баки, зимние шелковые чехлы (сколько платьев из них потом нашим официанткам пошили!)…»

В-25 с надписью «Смерть Гитлеру!» из 13 Гв. АП ДЦ

Руководство 250 Гв. БАП. Мелец, 1945 г. В. Гордиловский — сидит справа

В-25С, хвостовой № 7, 14-го Гв. АП ДД

В-25С-25 (№ 42-64798). хвостовой № 84 из 22-го Гв АП ДЦ

Мягкий характер комполка Гордиловского создавал, возможно, у кого- то обманчивое впечатление о нем — с нарушителями он разбирался строго, невзирая на былые заслуги. Раз заметив, что один из командиров звеньев, участник войны с самого первого дня, «мухлюет», сбрасывая бомбы задолго до цели, перед очередным боевым вылетом приказал вооруженцам втайне от того летчика заменить на его самолете фугасные бомбы на осветительные… На следующее утро штабной офицер записывал в боевом донесении: «Один самолет произвел сброс САБов в стороне от цели, па удалении 8 км». Командир звена был отстранен от полетов, а вскоре — переведен в полк другой авиадивизии с понижением в должности.

* * *

«16 апреля 1945 года готовились к бомбометанию по Зееловским высотам. Вдруг прилетает в Мелей командир 4-го корпуса генерал (четников, отдает приказ: сиять с моего самолета фугасные бомбы, подвесить ЦОСАБы (цветные осветительные бомбы). По его часам сверили время. Дает задание: в такое-то время, на таком-то участке сбросить бомбы. Для чего — не говорит. Сброс необходимо произвести точно в указанное время, с отклонением плюс-минус 15 секунд. Идти к месту в режиме полного радиомолчания. Запретили даже переговариваться с землей при выруливании и взлете.

Взлетаем. Подошли к линии фронта. Внизу — ни единого огонька, ни очереди, ни выстрела. Непривычно: внизу всегда перестрелка идет… Подошли к Одеру точно в назначенное время. Штурман: «Время!» Я — ему: «Бросай!» САБы вспыхнули — и тут же у меня под левой плоскостью вырос сизый столб света мощного прожектора. И в следующий момент на земле загорелись десятки прожекторов, направленных в сторону обороны немцев. Все их позиции осветили. И началось такое, чего я не ожидал, и за всю войну ни разу не видел. Все артиллерийские установки с нашей стороны открыли ураганный огонь. Я не заметил, чтобы немцы хоть как-то реагировали. Мне полагалось после сброса сразу же возвращаться, но я еще минутки две прихватил — посмотреть на все это. А потом развернулся — и испытал такое чувство, которое не испытывал за всю войну. Уже рассветать начало, над горизонтом появилась красная полоска зари, и, заслоняя эту полоску, идут в мою сторону, в сторону линии фронта, сотни самолетов….»