Глава 4 Радиогородок

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Глава 4

Радиогородок

Для разработки и производства изделий ТОС, телемеханики для военных и гражданских нужд в Москве было начато строительство дополнительных предприятий электротехники слабых токов: Московского завода сложных радиоприборов «Радиоприбор» и завода точной электромеханики ЗАТЭМ. Строительство еще одного завода по производству радиоаппаратуры («Электросигнал») перенесли в Воронеж. Первоначально на ЗАТЭМ главной продукцией должны были стать средства противовоздушной обороны, предназначенные для обнаружения и наведения.

Необходимость организовывать воздушную оборону группировок войск и важных объектов на театре военных действий появилась еще в начале Первой мировой Войны в связи с применением противоборствующими сторонами летательных аппаратов в военных целях. В России же среди первоочередных задач разрабатывались меры по недопущению полетов воздухоплавательных средств противника к Петрограду, а главное – к резиденции императора в Царском Селе. Специальную инструкцию, согласно которой впервые была организована воздушная оборона Петрограда и его окрестностей, подписал начальник штаба 6-й армии генерал-майор Михаил Дмитриевич Бонч-Бруевич – будущий глава штаба Верховного главнокомандующего. Приказом главнокомандующего 6-й армией генерал-адъютанта Константина Петровича Фандер-Флита от 17 (30) ноября 1914 г. за № 90 инструкция была введена в действие. Этим же приказом начальником воздушной обороны был назначен инженер по образованию, генерал-майор Георгий Владимирович Бурман, на тот момент руководивший Офицерской электротехнической школой.

8 декабря 1914 г. «Инструкция по воздухоплаванию» в районе 6-й армии вступила в силу. Воздушная оборона столицы России начала функционировать. Под руководством ее начальника генерал-майора Г. В. Бурмана объединялись действия «летчиков и войсковых частей, назначенных для защиты Петрограда и его района от воздушного нападения противника».

Достаточно быстро Ф.Ф. Лендером была создана противоаэропланная пушка на основе трехдюймовой полевой пушки и была разработана система построения ПВО. Артиллерийские орудия, приспособленные для ведения зенитного огня, были установлены на позициях вокруг Петрограда и вблизи Царского Села. Была развернута сеть наблюдательных постов ВНОС (воздушное наблюдение, оповещение, связь). В Гатчинской авиационной школе отобрали подготовленные к борьбе с самолетами в воздухе экипажи[95].

В последовавшие после революции годы, в течение которых в СССР практически ничего в этом направлении не создавалось и не производилось, мировая техника ушла далеко вперед. Развитие вооружений в начале 30-х годов не только с планированием наступательной войны (с этой точки зрения особое значение имело развитие танковых, моторизованных сил), но и с организацией противовоздушной обороны страны.

К вопросам ПВО в СССР вернулись в период военной реформы 1924–1925 гг. С 1924 г. Директивой Штаба РККА военным округам, управлениями и службами Наркомата по военным и морским делам от 25 августа 1925 г. разъяснялось, что «в текущем бюджетном году Штаб РККА приступает к организации противоздушной обороны страны. Задачи, встающие в связи с этим, следует отличать от задач противоздушной обороны фронтовой полосы в военное время, где все эти вопросы будут разрешаться на основании соответствующих уставов, наставлений». В этой директиве впервые были применены термины «противовоздушная оборона страны» и «противовоздушная оборона фронтовой полосы» и подчеркнуто их различие.

Теоретические работы и накопленный опыт стрельб с использованием табличного и графического способов стрельбы позволили в 1928 г. выпустить новые правила стрельбы (ПС-ЗА-28) батареями, вооруженными 76-мм зенитными пушками. Но за прошедшие годы, в течение которых в СССР ничего практически в этом направлении не создавалось и не производилось, мировая техника ушла далеко вперед. Самолеты стали летать в два-три раза быстрее и на высоте до нескольких километров. Попасть в такую цель на глазок было невозможно, и появились приборы, на которых можно было провести определение параметров движения цели и вычисление углов прицеливания. Такие приборы назывались аббревиатурой ПУАЗО – приборы управления артиллерийским зенитным огнем.

Чтобы попасть в плывущую, а тем более летящую цель нужно было до выстрела, в считаные секунды навести орудия, решив задачу встречи снаряда с целью. При этом должны быть учтены баллистические свойства орудия, снаряда и условий стрельбы, включая температуру воздуха, влажность, давление, ветер и пр. ПУАЗО должен был выдавать данные по установке дистанционной трубки взрывателя снаряда. Необходимость определения и учета третьей координаты – высоты, быстрый рост скорости самолетов и их малоразмерность требовали гораздо более высокого быстродействия и точности счетно-решающих устройств и систем управления. Арифмометр для этого никак не годился в силу своей медлительности.

ПУАЗО-1

Современному инженеру, избалованному возможностями электронной вычислительной техники, трудно представить себе, каким же образом с помощью механических устройств можно было делать столь сложные расчеты. Скорее всего, он не смог бы разработать подобную систему. Это и тогда было очень трудным делом, но куда более сложной и масштабной проблемой было создание производств, которые могли бы серийно изготавливать точнейшие детали для центральных приборов, собирать их, настраивать, испытывать и сдавать заказчику. В 1930 году в Артиллерийской академии им. Дзержинского (бывш. Михайловской) под руководством К.В. Крузе начались, а в 1932 г. завершились работы по созданию механического прибора управления артиллерийским зенитным огнем – ПУАЗО-1.

С помощью этого прибора можно было стрелять только по визуально наблюдаемым целям, без учета метеоусловий, проводя сложные и неудобные вычисления по графикам с большими ошибками совмещения изохрон полета цели и снаряда. Но лучше пока ничего не было, и после некоторой механизации и введения электрической синхронной передачи выработанных данных с прибора на пушки, модернизированный прибор в только в 1934 году под названием ПУАЗО-2 был принят на вооружение. Серийным предприятием для его производства был определен завод «Госшвеймашина», который уже в 1932 году обязывался выпустить 400 шт.

Анализ состояния и перспектив развития ПВО был проведен в записке Наркомвоенмора К.Е. Ворошилова от 24 марта 1932 г. В соответствии с этим документом традиционные средства защиты – зенитная артиллерия и пулеметы – должны были уступить свое «первенствующее значение» в активной системе ПВО воздушным силам. Тем не менее НКВМ констатировал «отсутствие в стране современных систем зенитных орудий, прожекторов и необходимых для их боевого обслуживания приборов управления. Освоение же промышленностью образцов новой 76-мм зенитной пушки позволит нам только с конца 1932 г. переходить на постепенное перевооружение на эту систему. Также не справилась промышленность и с изготовлением аэростатов воздушных заграждений, основных средств местной защиты и приборов радиоуправления»[96].

Вскоре после представления доклада Наркомвоенмора в правительство, 5 апреля 1932 г., было принято постановление СНК № 516/120сс «О состоянии и развитии противовоздушной и противохимической обороны СССР в 1932 г.», в котором был сделан вывод, «что поступающие в 1932 г. на вооружение средства ПВО… не будут соответствовать минимальным требованиям, предъявляемым к современной системе ПВО». 1932 г. был объявлен годом решительного перелома в деле ПВО страны, годом мощного развития ее техники и резкого повышения уровня боевой подготовки.

1 мая 1930 г. в Штабе РККА было создано 6-е управление, которое должно было вести вопросы противовоздушной обороны. Его начальник одновременно являлся инспектором ПВО и начальником службы ПВО РККА. Также в 1930 г. был разработан и 23 ноября утвержден Реввоенсоветом СССР первый Генеральный план противовоздушной обороны страны с основными цифрами развития ПВО на 1931–1933 гг. На обороне крупных центров страны территориальные части ПВО переводятся на кадровый состав. Зенитные артиллерийские полки переформировываются в бригады ПВО, включавшие части и подразделения зенитной артиллерии, пулеметов, прожекторов и ВНОС. Стоявшие на страже неба над Москвой и Ленинградом бригады осенью 1931 г. преобразуются в дивизии ПВО.

10 мая 1932 г. приказом РВС СССР № 033 6-е управление Штаба РККА переименовано в Управление противовоздушной обороны РККА с непосредственным подчинением его Реввоенсовету СССР.

Нужны были новые пушки, прожектора, новые системы их наведения с помощью приборов управления артиллерийским зенитным огнем (ПУАЗО) и синхронно-силовых передач. Для оснащения зенитных батарей ПУАЗО в Москве было начато строительство специальных заводов.

Новый комплекс предприятий Постановлением СНК СССР № 516/120сс «О состоянии и развитии противовоздушной и противохимической обороны СССР в 1932 г.» намечалось завершить не позднее IV квартала 1932 г.

Однако строительство завода «Радиоприбор» для выпуска комплектов телемеханической аппаратуры для управления по радио танками, катерами, и даже самолетами в 1932 году закончено не было, а остальные предприятия, как говорилось в документе, «не начаты строительством».

Работы в области отечественной танковой телемеханики развернулись во второй половине 1920-х гг. Основной замысел применения управляемых телемеханикой танков в сухопутных войсках заключался в их использовании против укрепленных позиций при минимальных потерях личного состава: для разведки минных полей, противотанковых препятствий и устройства проходов в них, уничтожения дотов, огнеметания и постановки дымовых завес, заражения или, наоборот, дегазации зараженных ОВ участков местности, эвакуации экипажей с подбитых танков под огнем противника. Кроме того, телетанки планировалось использовать в качестве подвижных мишеней для проверки эффективности своей противотанковой обороны и определения живучести самих танков при стрельбе по ним штатными снарядами.

В 1931 г. в Ленинграде начали серийное производство легкого танка Т-26, и весной 1932 г. двухбашенный Т-26 оснастили аппаратурой телеуправления под шифром «Мост-1», позднее – аппаратурой «Река-1» и «Река-2». Испытания прошли в апреле 1932 г. на Московском химическом полигоне (в районе Кузьминки). По результатам испытаний был выдан заказ на изготовление четырех телетанков и двух танков управления.

Когда Остехбюро получило задание Реввоенсовета на создание радиоуправляемого танка Т-26, прежний опыт оказался весьма кстати.

В 1935 г. московским отделением Остехбюро разрабатывается телемеханическая группа танков ТТ-26 и ТУ-26 с аппаратурой TOC–IV, которая успешно прошла испытания и была принята на вооружение. Серийное производство аппаратуры для телемеханической группы было в том же году начато на заводе «Радиоприбор» (№ 192). Всего промышленностью (изготовитель – завод № 174 им. К.Е. Ворошилова, поставщик аппаратуры – завод № 192 НКСП) с 1935 по 1938 г. было выпущено и поставлено в войска 33 телемеханические группы – 33 телетанка и 33 танка управления. Часть из них принимала участие в боевых действиях во время Советско-финляндской войны.

Работы Остехбюро – НИИ-20, а также Всесоюзного государственного института телемеханики и связи (НИИ-10) позволили впоследствии создать более совершенные и сложные телемеханические системы для танков, выполнявшие до 24 команд, а дальность их надежного действия достигла 1500–2000 м.

Телетанк (ТТ) с приемным устройством и приводами управления, танк управления (ТУ) с аппаратурой управления в сочетании с линией управления составляли так называемую телемеханическую группу (ТГ). В танке ТУ в составе экипажа находился оператор, который управлял второй машиной по радио. Она могла уходить на километр-полтора вперед. Телемеханические группы действовали только в пределах зрительной связи («визуальное телеуправление»). Это затрудняло дистанционное управление танком, поскольку находившийся на ТУ оператор второй машины плохо видел местность впереди телетанка. Чтобы устранить этот недостаток начались опыты с применением телевидения.

Основным элементом системы телеуправления служили датчики и приемники команд в виде небольших съемных блоков размером 50 х 80 х 120 мм, которые снимались с машин и хранились в секретной части. Эти блоки шифровали и дешифровали команды. В телемеханической системе таких блоков было 18, из которых шесть – блоков-шифраторов и 12 – блоков-дешифраторов. Блоки-шифраторы устанавливались в танке управления, блоки-дешифраторы – в телетанке. Радиостанции были ламповые. Часть ламп имела металлические колбы, но большинство были все же стеклянные. Вся конструкция крепилась на специальных пружинах-амортизаторах, и очевидцы свидетельствуют, что отказов не случалось.

В 1937 г. в НИИ-20 для Т-26 был создан усовершенствованный образец телемеханической аппаратуры TOC–VI. В 1938 г. изготовили 28 телемеханических групп (56 танков) с этой аппаратурой. В 1939 г. по заданию УС РККА НИИ-20 разрабатывает универсальную радиотехническую аппаратуру упрощенного типа для телемеханизации танков Т-38 и Т-20. В тактико-технических требованиях было записано, что:

«… телемеханизированные Т-38 и Т-20 предназначаются для целей вскрытия системы противотанковой обороны противника. Управляемые по радио с ТУ телетанки идут впереди линейных машин и принимают на себя воздействие противотанковых средств противника (пушки – ПТО, противотанковые мины, фугасы, малозаметные препятствия и пр.)».

Команды из танка управления могли передаваться как по коротким, так и по ультракоротким волнам в зависимости от условий местности, по которой должны были двигаться телетанки. Постановлением СТО телетанки 25.02.1937 г. были приняты на вооружение[97].

Следующей работой Остехбюро было создание радиоуправляемого танка БТ-7 с химическим вооружением, который мог бы доставить и распылить химическое оружие ближе к врагу, не подвергая опасности экипаж. На него ставили огнемет, который тоже включался командой по радио.

Наибольшее практическое значение имели конструкции системы пультового сервоуправления. Ими было оборудовано большое число линейных танков, в том числе БТ-7, Т-35, участвовавших в Великой Отечественной войне.

Для подготовки специалистов-телемехаников в 1936 г. была создана специальная военная школа (в то время все военные средние учебные заведения назывались школами). Такая военная школа особой техники открылась в Ульяновске.

В войне с Финляндией 1939–1940 гг. принимали участие 217-й отдельный танковый батальон (отб) и 7-я специальная рота из состава 20-й тяжелой танковой бригады (Т-26 с аппаратурой TOC–IV). Из-за сильно пересеченной местности и мощных противотанковых заграждений телеуправление практически не применялось. Попытки использовать эти машины для подрыва финских дотов не увенчались успехом: из-за слабой броневой защиты танков Т-26 противотанковые орудия противника расстреливали их еще до подхода к цели.

Срочно были развернуты работы по созданию образцов, способных выполнить задачи по подрыву препятствий и дотов. В феврале 1940 г. из ворот Ленинградского завода им. Кирова № 185 вышла телемеханическая группа «Подрывник», разработанная по проекту военинженера 2 ранга А.Ф. Кравцова. В качестве базы использовались Т-26 с аппаратурой TOC–VI, с которых демонтировали башни и вооружение (только на танке управления оставили пулемет ДТ в шаровой установке в лобовом листе рубки). Ходовая часть была изготовлена специально, значительно более надежная, чем у серийного Т-26. При помощи такого танка к доту противника можно было доставить специальный ящик, защищенный броней в 30 мм с 500 кг взрывчатки. Командой по радио подавался сигнал сброса бомбы. От удара о землю включался взрыватель с задержкой 15 минут – за это время танк задним ходом требовалось отвести на безопасное расстояние. Взрыв такого заряда рушил самые страшные железобетонные доты на четыре этажа вниз. Главной задачей этих телетанков был прорыв укрепленных линий обороны – таких как линия Маннергейма, однако линия уже была прорвана, а война скоро закончилась.

ЗАТЭМ планировался в первую очередь для производства новейших военных приборов, применяемых в ПВО. В соответствии с постановлением СТО № 7 от 11.1.1932 года ЗАТЭМ должен был выпустить в 1933 году 400 ПУАЗО «Сперри» и 200 звукоулавливателей типа «З-Т-4».

К этим двум предприятиям добавился Всесоюзный государственный институт телемеханики и связи (ВГИТИС – будущий НИИ-10), построенный 1933 году[98] по инициативе А.Ф. Шорина (он написал письмо Г.К. Орджоникидзе). ВГИТИС должен был проводить исследования и разработки в важнейшей в те годы области «техники особой секретности» (ТОС) и был задуман и спроектирован Шориным как единый комплекс для проведения самых сложных разработок. Для этого институт был оснащен всеми необходимыми технологиями: точная механообработка, пластмассовое литье, электровакуумное оборудование и др. Широкой публике А.Ф. Шорин был известен как изобретатель телеграфных аппаратов и систем записи звука, в том числе для кино. По дневниковым записям В.М. Пролейко, А.И. Шокин отзывался о нем так: «Шорин Александр Федорович – талантливый и чудесный человек – основатель НИИ-10 (присвоить имя)».

Земля, отведенная под строительство новых предприятий, первоначально предназначалась проектировщиками для второй очереди соцгородка Дангауэровки[99] – жилого массива для рабочих стоявших недалеко электротехнических заводов. Проект получил рабочее название «Электрогородок», но так и не был реализован. Землю отдали под возведение упомянутых предприятий, которые, видимо по аналогии, поначалу имели адрес: Москва, шоссе Энтузиастов, Радиогородок. Позднее адрес поменялся на Центральный проезд, а еще позднее – на Авиамоторную улицу.

Новый комплекс предприятий для разработки и производства изделий точной механики для военных и гражданских нужд в Москве должен был расширить производственные и научные возможности военного приборостроения на относительно удаленной от границы территории. Поблизости располагались прожекторный завод, «Фрезер», выпускавший прецизионный инструмент для производства точных приборов (и в том числе часов), и еще ряд оборонных заводов.

Вот сюда, на ЗАТЭМ, в Радиогородок, в 1932 г. пришел устраиваться на работу студент МВТУ Александр Иванович Шокин. Вообще-то он хотел поступить на работу на завод по производству радиоаппаратуры «Электросигнал», который первоначально тоже хотели расположить здесь, но с 1932 года строительство новых заводов в Москве было запрещено, стройку перенесли в Воронеж (так же как завода «Радиолампа» – во «Фрязино), и в сентябре 1932 года Александр Иванович Шокин поступил на работу на ЗАТЭМ.

С этого момента до конца 1985 года его судьба была полностью посвящена оборонной промышленности страны.

Авиамоторная. Жилой дом завода

Слева направо: стоят Никита и Иван Шокины; сидят: Агафья (их мать), Прасковья Петровна Шокина. Мальчик справа – сын Никиты, девочка на руках – Клавдия. 1908 г.

Он родился 28 октября 1909 года в Москве. Запись об этом событии была сделана в метрической книге Свято-Троицкой церкви 6-го Гренадерского Таврического полка, в котором в чине подпрапорщика служил отец новорожденного Иван Акинфиевич Шокин. Таинство крещения младенца было совершено протоиереем Константином Миславским. Восприемниками при крещении были земляки родителей мальчика: Дмитрий Алексеевич Захаров – крестьянин Пензенской губернии Мокшанского уезда Тульзаковской волости и Пекасия Дмитриевна Забловская – крестьянская жена из Самарской губернии Бугурусланского уезда Вовьяновской волости. Отец Александра был выходцем из крестьян села Челмодеевский Майдан Инсарского уезда Пензенской губернии, где он родился 1880 году. Село это русское, хотя территориально относится сегодня к Мордовии. Известно, что родителей Ивана звали Акинфий и Агафья, а фамилия по некоторым сведениям первоначально была Шокин-Чекушкин.

Прасковья Петровна Шокина с детьми. Справа налево: Клавдия, Виктор, Александр, (?)

Став взрослым, Иван Акинфиевич вторую ее часть отбросил, сочтя обидной и не соответствующей его облику; отчество к концу жизни постепенно преобразовалось в «Акимович». Название села за прошедший век тоже сократилось до Челмайдан Инсарского района Мордовской АССР. Инсар, откуда вышла родом мать Александра Прасковья Петровна (1892–1950), в 1956 году стал из села городом.

Иван Акинфиевич в семье был младшим среди трех братьев. Старший брат Никита перебрался с женой Татьяной в Москву, где служил приказчиком. Потомки среднего брата Василия до сих пор живут в Челмодеевском Майдане. Образование Ваня смог получить только в сельской школе, хотя отличался хорошими способностями. Задачки по арифметике он решал легко и делал это не только для себя, но и за своего друга Володю – сына дьякона в Челмодеевском Майдане, сыгравшего потом в его жизни немалую роль. Правда, помогал по бедности своей не бескорыстно, а за кусок сахара. Объем знаний, полученных в школе, был невелик, но способности и желание учиться остались, и, когда в сорокалетнем возрасте жизнь заставила Ивана Акинфиевича изучить десятичные дроби, он успешно с этим справился. Когда Ваня вырос, этот Володя, Владимир Павлович, помог ему устроиться на заработки в Москву. Там первой работой Ивана с зарплатой 1 рубль в месяц стало хождение по путям «конки» и расчистка рельсов от навоза. Друг же его Владимир Павлович поступил учиться в Архиерейскую академию, но после революции перешел в светскую службу, в какой-то период работал в аппарате аж самого М.В. Фрунзе. В соответствии с законом о воинской повинности в возрасте 21 года Иван Акинфиевич был призван в армию. Участвовал в Русско-японской войне, был награжден медалью «За усердие», имел знак «За отличную стрельбу». После войны служил в Москве в 6-м гренадерском Таврическом полку, который с 1904 г. был расквартирован вместе с 5-м Киевским в Александровских казармах, на Павловской улице (дом 1) в Замоскворечье[100]. События революции 1905–1907 годов не прошли мимо И.А. В полку, привлеченном для подавления восстания на Пресне, происходили волнения. Сам он тоже сочувствовал революционерам – и не только на словах. Несколько раз при конвоировании задержанных дружинников он отпускал их.

Несмотря на свою московскую жизнь, жениться Иван поехал в родные места. В 1907 году он венчался на брак с Прасковьей Петровной – одной из девяти детей, оставшихся на руках у инсарской вдовы Анны Кирилловны Душукиной. Их сосватал все тот же Владимир Павлович. Сватовство было непростым, так как мать предпочитала выдать за него старшую дочь Ольгу, а не Прасковью, которой было тогда всего 16 лет. В конце концов с третьего раза сговорились за 25 рублей, отданных женихом матери невесты.

Молодые поселились в Москве в Александровских казармах. В конце того же года у них родилась дочь Клавдия, в 1909 – сын Александр, а в 1911 – Виктор. Иван Акинфиевич уволился из армии в запас. К этому времени он освоил много специальностей, научился руководить людьми. Мог работать и плотником, и столяром и строителем, человеком был способным, целеустремленным и предприимчивым. Так что неудивительно, что он стал управляющим по стройкам у купцов Уткиных-Егоровых.

Старший Уткин-Егоров, живший своим домом недалеко – на Калужской улице, был зятем купца Егорова, известного своими ресторанами и трактирами. Их главный Егоровский трактир в доме 4 по Охотному ряду вместе с домом перешел к купцу Егорову еще в 1868 году и был знаменит тем, что в нем подавали чай «с алимоном» и «с полотенцем». При заказе чая «с полотенцем» посетителю подавали чайную чашку, чайник с кипятком и другой, маленький, для заварки чая, а также полотенце, которое он вешал себе на шею[101].

Дом В.С. Уткина-Егорова, в котором провел первые годы жизни А.И. Шокин. В последнее время здесь размещалась ВАК. Современное фото автора

В 1902 году старик Егоров этот трактир передал зятю, который превратил его в первоклассный ресторан. Так как двор трактира был тесным и застроенным, новый хозяин в 1905 году добился разрешения Городской управы устроить под площадью перед домом подвал для вин (подвал был обнаружен при прокладке тоннеля метро в 1934 году). Вот эти преобразования и осуществлял Иван Акинфиевич, работая управляющим. Жили тогда Шокины в многоэтажном доме Егоровых на Садовой-Сухаревской улице (по современному адресу – дом 16, рядом с кинотеатром «Форум», построенным в 1914 году[102]. С этим домом связаны первые детские воспоминания маленького Шуры. Зимой жили на первом этаже, летом переезжали в «особняк» на плоскую крышу дома, где размещался тогда настоящий сад.

Иван Акинфиевич, несмотря на некоторую внешнюю суровость, был человеком заботливым, и теперь, устроившись в Москве в относительном достатке, помогал перебраться сюда и устроиться на работу многим своим родственникам: младшей сестре Прасковьи Петровны – Татьяне, ее двоюродной сестре Елизавете. Своих племянников – сыновей брата Никиты – в двадцатые годы устроил извозчиками в конном парке, которым заведовал. Иван Акинфиевич продолжал помогать им даже когда вышел на пенсию в 50-е годы, причем сам ездил к ним и, если не заставал хозяев дома, оставлял деньги на комоде. В конце жизни усыновил своего внука Юрия – сына незамужней Клавдии.

В то же время, по воспоминаниям Александра Ивановича (будем в дальнейшем называть его для краткости А.И.), отношение к детям в семье Ивана Акинфиевича было достаточно строгое.

За обедом соблюдалась четкая очередность в еде из общего котла. Сначала «щи без мяса», потом после многочисленных просьб детей: «Пап, ну когда с мясом?» – разрешалось есть те же щи, но уже с мясом. Пытавшийся ухватить лишнее или нарушавший порядок за столом, тут же получал «ложкой по лбу».

Впрочем, обычно мясо было только по выходным. Летом семья выезжала за город. Ездили и на родину, в Инсар, в Челмодеевский Майдан, и под Москву. Однажды летом, уже подростком, осваивая езду на велосипеде и не удержавшись на спуске, Шура упал и разбился. Помимо сильной боли, он почувствовал сильный зуд в плече левой руки, но почесать что-то помешало. Посмотрев на руку, он увидел торчащие из рубашки острые концы костей и страшно испугался не столько перелома, сколько родительского гнева. Домой вернулся скрытно и, ничего никому не сказав, вечером побежал к местной бабке-костоправке. К счастью, рука срослась без заметных последствий.

В 1914 году с началом германской войны Иван Акинфиевич снова был мобилизован в армию и вскоре был ранен на фронте. В начале 1915 года в госпиталь под Молодечно к нему приехала Прасковья Петровна. Кстати, А.И. Шокин вспоминал этот эпизод в 1961 году, когда впервые избирался народным депутатом в Совет Национальностей СССР именно по Молодечненскому округу. Иван Акинфиевич был награжден Георгиевским крестом, еще из золота высшей пробы (позже кресты стали делать из бронзы). Эта награда, к сожалению, не сохранилась, – в послереволюционное время она пошла на зубы Прасковье Петровне.

Хозяин, Уткин-Егоров-младший (Василий Степанович), провожая своего работника на войну, прощался с ним сердечно и обещал заботиться о семье. Видимо, он считал, что война продлится недолго, так как уже через полгода, забыв все свои обещания, попросил Прасковью Петровну съехать. Ей было непросто подыскать самой новое жилье, но, используя прежние связи, она нашла квартиру недалеко от Александровских казарм, в доме 19 по 3-му Павловскому переулку. Позднее перебрались в дом 14.

Когда в стране была свергнута монархия, Иван Акинфиевич воспринял происходившие революционные события с энтузиазмом. Развал армии позволил ему вернуться домой, но ненадолго. Началась Гражданская война, и он вступил в Красную Армию.

3-й Павловский переулок. Фото А.И. Шокина, середина 1930-х гг.

Происходившую демократизацию общества Шокины постарались использовать с пользой для образования детей, определив в приготовительный класс известной тогда гимназии М.В. Приклонской на Пятницкой улице сначала Клаву, а потом и Шуру. Гимназия эта в их представлении была довольно аристократической. Ранее она была женской, и учили там главным образом хорошим манерам, танцам и прочим подобным не очень подходящим предметам, к тому же дети из простой семьи чувствовали себя в ней не очень уютно. По всем этим причинам через некоторое время и Клаву и Шуру оттуда забрали.

В круговерти Гражданской войны Иван Акинфиевич пропал без вести, и для семьи настали совсем трудные времена. Отсутствие известий об отце дети переживали тяжело, особенно Клавдия, которой было уже двенадцать лет. Она потом вспоминала эти события в письме брату:

«Вспомнила, как 12-летней девочкой, когда папа пропал без вести, ездила за хлебом с рабоч. орган. з-да Михельсона.

Поезд-товарник впервые был пущен по мосту через Дон, ранее взорванному белыми. Люди вышли из вагонов и молились, чтобы мост не обрушился. А я осталась в вагоне, зарылась в солому, чтобы не так было страшно тонуть.

Потом я ходила с ними по деревням, обменивала то, что дала мама, на пшено, масло и выменяла козу (м.б. вспомнишь – с большими рогами), которую отнимал у меня «продотряд», я плакала-кричала – козу оставили. И вот по <нрзб> с мешком через плечо, с козой на веревке, я привезла в дом «хлеб» (козу доили).

Дом в 3-м Павловском переулке. У ворот Клавдия и Александр Шокины. Фото середины 1930-х гг.

Вид на двор дома № 14 с крыши. Фото А.И. Шокина

Ездила подростком, девочкой, на паровозе с машинистами в Каширу за яблоками, которые мы с тобой сортировали и продавали у казарм».

«Если Бог есть, то, видя мои страдания, он должен вернуть мне отца», – рыдая, молилась в церкви Клавдия, как она рассказывала, «бросаясь в отчаянии на крест». На исполнение своей просьбы она отвела Богу полгода, они прошли, отца все не было, и Клавдия решила, что Бога нет.

Мальчишки были мальчишками и проводили свое время, бегая по ближним улицам, играя на казарменном плацу в лапту или в становившийся все более популярным футбол. Совсем рядом с домом находился завод Михельсона. Любопытные дети не пропускали проходившие там митинги и, когда Шуре было неполных девять лет, он стал свидетелем такого памятного события нашей истории, как покушение на В.И. Ленина.

Хотя и разуверилась Клава в Боге, Иван Акинфиевич наконец нашелся и возвратился домой целым и невредимым. В 1920 году, невзирая на то, что обстановка в стране была еще очень далека от устойчивой, и большинство обывателей было уверено в скором окончании власти большевиков, он вступил в партию, продемонстрировав сочетание убежденности и дальновидности. «Соседи восприняли эту новость как поступок не вполне нормального человека», – вспоминал А.И. Шокин.

В тяжелой обстановке разрухи Ивану Акинфиевичу, чтобы прокормить семью, нужно было проявлять все свое умение находить выходы из сложных житейских ситуаций, благо предприимчивость и энергия его не покидали никогда. Так, уже после Великой Отечественной войны он решил разводить на даче кроликов на мясо. Наделал множество клеток, закупил кроликов, развел. На этот раз, правда, умения не хватило и вследствие мора дело потерпело крах. А тогда, вернувшись в Москву с Гражданской войны, он занялся транспортными услугами. В справочниках «Вся Москва» с середины двадцатых годов он значится как заведующий конным парком № 3 на Таганке Московского отделения Акционерного общества «Транспорт». Иван Акинфиевич и племянников пристроил заниматься извозом, а подросшую Клавдию – на работу машинисткой в том же «Транспорте».

Акционерное общество (впоследствии государственное объединение «Союзтранс») возглавлял Зиновий Яковлевич Литвин-Седой (1876–1947) – один из руководителей Декабрьского вооруженного восстания 1905 года в Москве, начальник штаба боевых дружин на Пресне, а в 1921–1922 годах – член ЦК ВКП(б). Учитывая эти обстоятельства, Иван Акинфиевич решил попытаться упрочить свое положение. Он продиктовал Клавдии письмо на имя Литвина-Седого, в котором просил подтвердить свое участие в событиях Первой русской революции и установить ему партийный стаж с 1905 года. И такое подтверждение от Литвина-Седого было получено, но для изменения партстажа его сочли все же недостаточным, и попытка закончилась ничем.

Иван Акинфиевич понимал необходимость дать своим детям хорошее образование. После не очень удачного начала в гимназии М.В. Приклонской детей определили в Коммерческое училище, располагавшееся на Зацепе. Позже, в сентябре 1923 года, оно стало Вторым промышленно-экономическим техникумом имени Г.В. Плеханова, который существует и поныне.

Перечень предметов, преподававшихся в техникуме, был весьма обширен. Для Шуры, изучавшего страховое дело, он включал в себя: русский язык, обществоведение, политэкономию, право и Советскую Конституцию, историю материализма и основы ленинизма, экономическую политику, экономическую географию, естествознание, математику, физику, химию, товароведение, общую и страховую статистику, черчение, коммерческие вычисления, делопроизводство, корреспонденцию, страховое делопроизводство и корреспонденцию, страховое счетоводство, страховое право, страховую экономию, страхование от огня, страхование посевов и животных, гарантийное страхование, основы строительных искусств и оценок, транспортное страхование, личное и социальное страхование, немецкий и французский языки, а также практические работы в товароведной, химической и физической лабораториях. Уф!

Клавдия для себя эти предметы сочла скучными и малоподходящими и проучилась в техникуме недолго, выбрав профессию секретаря-машинистки, а Шура остался. Поначалу особо прилежным учеником он не был, на уроках, особенно французского, озорничал, и в некоторый, близкий к окончанию техникума, момент дело дошло до вопроса о его отчислении. К отцу, мечтавшему вырастить детей высокообразованными людьми, обращаться за помощью было страшно стыдно. Да и вряд ли он смог бы помочь: у самого знаний было маловато, а нанимать репетиторов было не на что. Пришлось браться за ум и выправлять положение самостоятельно. Чтобы наверстать упущенное, Шура самостоятельно прорешал задачник по арифметике подряд, от первого до последнего номера. Он прекратил «доводить» француженку и хотя язык не выучил, но экзамен сдал. Преодолеть кризис помогли природные способности и упорный характер. Тогда потребовалось впервые в жизни напрячь всю волю и энергию, и оказалось, что этих качеств у Шуры в достатке. Неприятный был опыт, но оказался для последующей жизни весьма важным, научив всегда и к любому своему делу относиться исключительно ответственно.

Студент техникума

С октября 1926 года по апрель следующего студент техникума проходил практику, работая инспектором-ревизором в Мосгубстрахе. Надо отметить, что эта работа не была у Александра первой. Он и раньше иногда подрабатывал в каникулы на бирже труда, затем устроился чернорабочим в больницу имени Семашко. В Мосгубстрахе практиканту иногда приходилось по ночам дежурить в помещении конторы. Дежурил он, вооруженный пистолетом, и простота нравов тех лет в обращении с оружием, оставшаяся от Гражданской войны, позволяла молодому человеку развлекаться, стреляя по осмелевшим ночью крысам. А с оружием Шура был знаком давно. Товарищем детских лет у него был Коля Ясов, которого отличала страсть к техническому творчеству, выражавшаяся в изготовлении самодельного оружия: пистолетов, винтовок. Может быть, в какой-то мере эта дружба повлияла на последующий выбор специальности Шуры – механика, а определенная любовь к личному оружию сохранялась у А.И. очень долго. Жизнь же Коли, как и очень многих, оборвалась на фронте Великой Отечественной войны.

Во время учебы в техникуме в 1923 году Шура вступил в комсомол. Он вспоминал, что шел на прием с рекомендующим – рабочим. Погода была морозная. Заметив на руках у будущего комсомольца перчатки (буржуйскую роскошь), рекомендующий посоветовал их снять и не носить. Спросил:

– Ты как родителя называешь?

– Папа.

– Неправильно. Надо говорить – отец.

После выполнения этих советов прием в ВЛКСМ прошел спокойно. Через несколько лет А.И. Шокину довелось поучаствовать в политической борьбе с оппозицией, когда Л.Д. Троцкий, делавший ставку на молодежь, приезжал выступать перед студентами Плехановки, и ячейка техникума привлекалась для освистывания в нужных местах речи оратора.

В комсомольские годы Шура ездил летом в пионерский лагерь вожатым. Году в двадцать седьмом он влюбился в одну из своих подопечных по имени Тася. Их взаимные чувства были глубокими и долгими. Роман продолжался почти десять лет, но браком не завершился. Что-то не сложилось, не было материальных условий, может, еще чего-то. Но даже за год до того, как Шура познакомился со своей будущей женой, ничто еще не говорило о скором конце отношений с Тасей.

В детские годы Шуры, когда не было ни радио, ни телевидения и даже кино было еще в новинку, люди развлекали себя сами. По субботним вечерам в доме Шокиных собиралась компания: родственники, соседи, друзья, и начиналась игра в карты. Взрослые играли в «петуха» и «козла» иногда ночь напролет до воскресного вечера, прерываясь только на еду.

Были в ходу всевозможные розыгрыши друг друга, многие из которых Шура усвоил. Он любил их и совершал мастерски, проявляя неплохую актерскую импровизацию. Особенно из освоенных им трюков памятен вариант с монеткой. Суть его сегодня всем известна и состоит в том, что человек должен стряхнуть со лба «втертый» гривенник, не прибегая к помощи рук. Когда гривенник «втерт» с большим усилием, у жертвы создается полное ощущение, что он у него на лбу, хотя его уже незаметно отняли. Если люди подвыпили и разгорячились, азарт стряхнуть отсутствующую монетку велик. Однажды, будучи уже женатым, отец проделал этот трюк с одним из гостей так удачно, что тот под шумные крики поддержки и смех окружающих пытался в раже сбросить проклятый гривенник, встав на четвереньки и стуча головой о пол.

Найти новую жертву таких стандартных розыгрышей с годами становилось все труднее. Последние попытки применения монетки я помню на себе и на других представителях молодого поколения, приходивших к нам в гости с родителями. Но А.И. умел и сам придумывать розыгрыши и заниматься их постановкой.

Однажды на квартире у сестры с одним из ее знакомых он проделал сложнейший розыгрыш с применением последних достижений техники: микрофона и репродуктора. Находясь в соседней комнате, он начал как бы трансляцию по радио. Гость, занятый беседой с хозяйкой, сначала не обращал внимания на звуки из репродуктора, стоявшего в комнате, где они сидели. По радио что-то говорили, потом полилась музыка: это Шура решил сыграть на балалайке. Наконец, музыка прекратилась, и началась передача указа о награждении орденами и медалями. Было это в тридцатые годы, и тогда такие указы непременно публиковались в газетах и объявлялись по радио. Гость прислушался. На сей раз зачитывалось сообщение о награждении орденом Ленина его родного брата, бывшего то ли директором, то ли главным инженером одного из известных московских заводов. Реакция, последовавшая на эту весть, была очень бурной, намного превысив то, на что рассчитывал автор шутки. Гость чуть не плакал от радости и, торопясь ею поделиться, бросился в соседнюю комнату: «Шура, вы слышали?»

Шутник почувствовал неловкость, понял, что переборщил, и стал объяснять ситуацию. Но человеку долго не хотелось отказываться от своей радости: «Да я же сам по радио слышал только что! Зачем вы меня разыгрываете?» А когда до него наконец дошло, то страшно обиделся. Эта история имела печальное продолжение, когда через какое-то время его брата арестовали и тот так и сгинул.

Шура умел играть не только на балалайке, но и на аккордеоне и фортепьяно. Нот он не знал, но, выучив несколько аккордов, умел подбирать на слух некоторые мелодии, главным образом вальсов. Играл он редко, но если это было в компании, то производило сильное впечатление. Последние такие случаи были где-то в середине шестидесятых.

Слесарь авторемонтной мастерской ПромВТУ

В июле 1927 года, сдав наконец установленные зачеты и работы, Шура окончил техникум «по страховому делу» и на основании постановления СНК РСФСР был направлен на годичную стажировку по специальности. Однако внушения Ивана Акинфиевича сыновьям о необходимости высшего образования не прошли даром, и Александр решил продолжать учиться. Сначала он попытался пойти по военной линии и поступить в Высшее военно-морское инженерное училище имени Ф.Э. Дзержинского. По принятому порядку комсомолец должен был подавать заявление в свой райком и ехать на экзамены по путевке. Проезд и проживание во время экзаменов оплачивались. Шуру и других претендентов (а конкурс был большой), приехавших в Ленинград, разместили в казармах флотского экипажа. Успешно пройдя отбор, молодой человек, однако, долго моряком не пробыл – заболел и по состоянию здоровья был отчислен. От короткой морской службы в память врезалось плавание по штормовому Финскому заливу на эсминце «Сталин», сопровождавшееся ужасной морской болезнью. Шура вернулся в Москву и в октябре 1927 года поступил на работу слесарем в Авторемонтную мастерскую ПромВТУ.

ПромВТУ представлял собой завод-втуз при Высшем механико-машиностроительном училище имени Н.Э. Баумана, как тогда называлось Московское высшее техническое училище. Работа здесь позволяла набрать необходимый стаж для поступления в вуз. Главным направлением деятельности ПромВТУ была новая отрасль – точная механика. Соответственно и подчинялось предприятие по принятой системе управления тресту Точмех ВСНХ. Трест, аппарат которого размещался на Кузнецком мосту, объединял в своей системе немногочисленные предприятия Москвы и Ленинграда, занимавшиеся тем, что сегодня называется приборостроением. До революции эта отрасль в России практически отсутствовала. Из пяти московских предприятий, входивших в Точмех в 1930 году, только два действовали до 1917 года, одним из которых был завод «Геофизика» на Стромынке. Он был создан на базе фирмы «поставщика двора его императорского величества» Швабе, среди продукции которого были барометры и другая аппаратура. Сегодня – это одно из ведущих предприятий оборонного комплекса ЦКБ «Геофизика». Не менее заслуженным предприятием треста был завод «Авиаприбор» в Электрическом переулке, недалеко от Белорусского вокзала. За свою долгую историю он превратился в ведущее предприятие страны по бортовым самолетным радиолокационным комплексам НПО «Фазотрон».

Новая подотрасль промышленности росла хорошими темпами, и ее перспективность не вызывала сомнений, поэтому естественно, что следующая попытка А.И. Шокина получить высшее образование была связана с МВТУ. Теперь, помимо неплохой подготовки и способностей, ему помогало наличие рабочего стажа в автомастерских, и в мае 1930 года А.И. был принят в число студентов дневного отделения МВТУ. В те годы обучение студентов велось новаторски – бригадным методом. Сущность его сводилась к тому, что изучали предметы и готовились к зачетам студенты коллективно, бригадами из четырех человек, и оценивались знания не индивидуально, а побригадно, то есть фактически отчитывался по поручению товарищей кто-либо один. В одной бригаде с Шурой оказались старшие по возрасту Сережа (Сергей Романович) Косолобенков, (старше на два года) и Алексей Петрович Ярцев – еще старше.

Алексей Петрович пришел в МВТУ после рабфака и едва ли бы смог его закончить без помощи бригадного метода и своего бригадира. Бригадиром стал самый молодой, как самый знающий и самый способный, забывший после горького урока в техникуме, что такое лень в учебе. Со своими товарищами по бригаде Шура сблизился прочно, дружил с ними и после окончания института, а вместе с Ярцевым работал. Познакомился здесь Шура и еще с одним студентом – Сергеем Владимирским.

Проучиться на дневном отделении А.И. Шокину довелось только два года. Материальное положение семьи вынудило его перевестись на вечернее отделение и поступить на работу на только что организованный Завод точной электромеханики (ЗАТЭМ) Наркомата тяжелой промышленности[103]. Выражаясь современным языком, инженерная деятельность А.И. Шокина началась на предприятии по выпуску средств автоматики и вычислительной техники специального назначения.

Шура стал ездить на новую работу на ЗАТЭМ, вися на подножке переполненного трамвайного вагона по недавно проложенной трамвайной линии. Даже сегодня на метро дорога от станции «Серпуховская» до «Авиамоторной» с двумя пересадками занимает немало времени. Но в Дангауэровской слободке уже велось одно из первых в Москве массовых строительств жилья для рабочих, в честь чего близлежащая станция Казанской железной дороги стала называться «Новые дома». В районе станции метро «Авиамоторная» можно погулять по почти нетронутому перестройкой рабочему кварталу 1920-х годов. Этот один из главных московских памятников архитектуры конструктивизма, сегодня незаслуженно забыт экскурсоводами и краеведами. Сюда, на Центральный проезд, в дом 1а, впоследствии переехали в новую квартиру родители А.И. Шокина. Жил там и брат Виктор с женой и дочкой. Старая квартира в 3-м Павловском осталась за родственниками.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.