Министерство демографического утешения
Руководитель Федерального агентства по здравоохранению и социальному развитию (Росздрав) Юрий Беленков знает, что:
«число умирающих и рождающихся россиян сравняется в течение пяти лет». «В начале 90-х годов мы теряли ежегодно порядка 750-800 тысяч человек в год, сейчас у нас этот показатель снизился почти в два раза. Да, мы теряем, но сейчас мы значительно меньше теряем», — сказал Ю.Беленков журналистам по итогам заседания президиума Совета при президенте РФ по реализации приоритетных нацпроектов и демографической политике в Москве. «Я думаю, что в течение ближайших пяти лет мы выйдем на нулевой показатель», — подчеркнул он».
Интерфакс, 28 марта 2007 года
Демоскоп знает больше. Нам кажется, что заявление главы Росздрава хорошо вписывается в традиции исторического оптимизма Министерства демографического утешения, о котором нам уже приходилось писать. Если что и вызывает удивление, так это то, как быстро освоил эти традиции недавно назначенный на руководящий пост крупный ученый-кардиолог. Вероятно, это связано с хорошо налаженной преемственностью демографической мысли в недрах упомянутого министерства, которая сразу обволакивает любого появившегося на горизонте начальника и испытывает его на доверчивость.
Итак, «в начале 90-х годов мы теряли ежегодно порядка 750-800 тысяч человек в год, сейчас у нас этот показатель снизился почти в два раза. Да, мы теряем, но сейчас мы значительно меньше теряем». Со времени появления этой информации в конце марта Демоскоп потребил огромное количество нельготных лекарств от головной боли, можно сказать, разорился, но так и не понял, о чем речь.
Сначала мы думали, что речь идет об умерших россиянах. Но, раздобыв официальный Демографический ежегодник, мы обнаружили, что в начале 90-х годов в России умирало 1,6-1,8 миллиона человек в год, потом даже больше: в 1994 году умерло 2,3 миллиона. А в 2005 году тоже умерло 2,3 миллиона человек. Правда, в 2006 году умерло чуть меньше — 2,2 миллиона, но и это — отнюдь не самое низкое число смертей за последние годы, оно постоянно колеблется в некоторых пределах, неизменно оставаясь высоким, и вовсе не дает оснований говорить о том, что мы «теряем значительно меньше».
Тогда мы выдвинули гипотезу: речь идет о естественном приросте, о превышении числа смертей над числом рождений, так сказать, о чистых потерях. Демографический ежегодник у нас уже был, и мы снова заглянули в него. В самом начале 90-х естественный прирост был положительным (смертей меньше, чем рождений), потерями это не назовешь. С 1992 года соотношение изменилось, смертей стало больше, чем рождений, и даже цифры похожи на названные руководителем Росздрава: в 1993 — 750 тысяч, в 1994 — 893 тысячи, в 1995 — 840 тысяч и т.д. Но в 2005 было 847 тысяч, в 2006 — 690 тысяч. Возможно, это действительно почти в два раза меньше чего-то, но чего?
В конце концов, Демоскоп, так и не сойдя с таблеток, решил больше не думать ни о прошлом, ни о настоящем, — только о будущем. Что с нами будет через пять лет, когда у нас будет нулевой показатель? Нулевой показатель чего?
Что станет с нашей смертностью? Ее совсем не будет? Или она станет меньше?
В последнее время (в последние 40 лет) нам как-то не удается ее снизить. Кое-какие колебания случались, но, по большому счету, картина изменений возрастных уровней смертности выглядит так, что это с гордостью можно было бы назвать стабильностью, если бы иногда наши довольно неважные показатели все же не отрывались от устойчивого уровня, и как назло, в худшую сторону (правда, кроме детских возрастов).
Не исключено, что в ближайшие 5 лет нам тоже не удастся произвести революцию в смертности, и возрастные интенсивности смертности останутся, примерно такими, какими они были в 2001-2005 годах. Но все же мы будем надеяться на лучшее, и предположим, что розовая мечта Росздрава о снижении смертности, которая давно уже заменяет у нас ее реальное снижение, наблюдаемое во многих других странах, осуществится. Исполнимся росздравовским оптимизмом и примем, что к 2011 году все возрастные коэффициенты смертности снизятся на 20%, ну, в худшем случае, на 10%.
Теперь мы можем прикинуть, сколько россиян умрет в 2011 году при разных предположениях — более оптимистических и менее оптимистических. Ведь большинство из них (россиян) уже живут на белом свете, и мы знаем, сколько их в каждом возрасте. Если не считать тех, кто родился или родится в 2006-2010 годах, то общее число смертей в 2011 году составит:
При условии неизменности среднего уровня смертности 2001-2005 годов 3483 тысячи При снижении уровня смертности 2001-2005 годов на 10% 3174 тысячи При снижении уровня смертности 2001-2005 годов на 20% 2862 тысячиЧтобы учесть еще смерти детей до 5 лет (рождения 2006-2010 годов), надо увеличить указанные цифры примерно на 20-30 тысяч.
В 2005 году число умерших в России составило 2304 тысячи, а без детей до 5 лет — 2284 тысячи, то есть заметно меньше, чем можно ожидать через пять лет: даже при весьма быстром снижении смертности в ближайшие годы общее число смертей в стране будет не сокращаться, а увеличиваться. И понятно почему: к 2011 году в населении будет гораздо больше пожилых людей в возрасте 60 лет и старше — в этот возраст войдут многочисленные поколения, родившиеся после войны. А именно на эту возрастную группу приходится 65-70% всех смертей.
Стало быть, для того, чтобы число рождений сравнялось с числом смертей, что нам обещает Росздрав, надо, чтобы в 2011 году родилось, как минимум, 2,8-2,9 миллиона детей — в случае если победа над высокой смертностью перейдет, наконец, из речей чиновников в жизнь остальных граждан России. Если же этого не произойдет или произойдет, но более умеренными темпами, то для прекращения естественной убыли населения в 2011 году потребуется более 3, может быть, даже 3,5 миллиона рождений. Родилось же в 2005 году 1457 тысяч человек, в 2006 — 1476 тысяч. Так что задача проще пареной репы: увеличить число рождений за пять лет в 2-2,4 раза. С этим любой справится, а уж о Росздраве и говорить нечего.
Его обещания особенно подкрепляются тем, что в ближайшие годы будет заметно сокращаться число женщин в том возрасте (обычно рассматривается возрастной интервал от 15 до 50 лет), когда они могут рожать детей. Надо сказать, что, начиная с 1997 года, это число превышает 39 миллионов человек, чего не было за всю историю России. И уже никогда не будет. В ближайшие годы число женщин прокреативного возраста будет неуклонно сокращаться, к 2011 году оно опустится ниже 37 миллионов. (За 1960-1995 годы в России родилось 36,9 миллионов девочек. Из них — за вычетом не доживших — и будет состоять «материнский капитал» 2011 года).
В последние годы у нас рождается, в среднем, 35-37 детей в расчете на тысячу женщин прокреативных возрастов (так называемый специальный коэффициент рождаемости). Это — низкий уровень, если он сохранится, число рождений в 2011 году не то что не достигнет уровня, необходимого для компенсации числа смертей, но не обеспечит даже половины нужного числа рождений, будет ниже, чем фактическое число рождений в 2006 году. Остается надеяться на рост рождаемости, для обеспечения которого сейчас предпринимаются немалые усилия. Но до какого уровня можно рассчитывать поднять этот уровень за пять лет?
Специальный коэффициент рождаемости — довольно грубый показатель (хотя, конечно, более тонкий, чем общий коэффициент рождаемости, который — за его малую информативность — обожают наши чиновники). Как этот специальный коэффициент вел себя в последние десятилетия?
На протяжении полувека он неуклонно снижался. Единственным исключением был период середины 80-х годов — в 1987 году, в разгар перестройки и антиалкогольной кампании показатель резко повысился, превысив 68 рождений на тысячу женщин прокреативного возраста. Затем он резко упал, и этот уровень сегодня кажется почти недостижимым.
Дело, однако, в том, что даже если представить себе чудо возврата к уровню 1987 года, то все равно при имеющемся числе женщин нельзя достичь даже 2,5 миллиона рождений. А для преодоления естественной убыли населения, при самых оптимистических, но не самых бесспорных предположениях в отношении смертности, рождений нужно не менее 2,8-2,9 миллиона.
Число рождений могло бы стать через пять лет реальным противовесом высокому числу смертей только в том случае, если бы характеристики рождаемости могли за это время вернуться к уровню конца 50-х годов, то есть почти мгновенно увеличиться в два — два с половиной раза: специальный коэффициент рождаемости тогда был почти 83 на тысячу (сейчас — 35-37), коэффициент суммарной рождаемости 2,6 рождения на одну женщину (сейчас — 1,3).
Но тогда почти половину населения России (48%) составляло сельское население, и именно оно поддерживало высокую, в среднем, рождаемость в стране: коэффициент суммарной рождаемости сельского населения тогда составлял 3,4. Городское же население уже практически не обеспечивало простого воспроизводства, в 1961-1962 годах оно опустилось ниже 2.
Можно было бы, конечно, снова сделать ставку на деревню, на сельских жителей, на крестьянские ценности: да гори они огнем эти индустриализация и урбанизация, которые мы сделали, конечно, по ошибке, поддавшись неправильной агитации. Тем более, все равно ездим на иномарках. Но теперь и деревня нас не радует: 1,7 рождения на одну женщину! Больше, конечно, чем у недотёп- горожан, но тоже не соответствует замыслу Росздрава. Да и сельских жителей теперь не в пример меньше... Даже и не знаем, что посоветовать.
Одно знаем твердо: чиновникам ни в коем случае не следует доживать до даты исполнения данных ими обещаний в той же должности. Надо чаще мигрировать — с места на место. Чтобы не с кого было спросить, когда время придет.
Да и вообще не надо ничего обещать на близкие сроки. Это как-то мелочно выглядит. Нужен размах: нынешнее поколение российских людей будет жить в райских условиях — и все! Тут никакой Демоскоп не подкопается. Обещания должны быть не верифицируемыми. Когда отдаленный срок придет, все забудут, что было обещано. А если вы обещаете всего на пять лет вперед, вы сильно рискуете.
Михаил Розанов