Алекс

Из кухни доносился запах кофе и поджаренного хлеба. Предстоял завтрак с Мегги. Алекс с мокрыми волосами в халате вышел из душа и направился к небольшому столику на веранде. Мегги улыбнулась ему и заговорила, но Алекс не услышал ни слова: проклятый сосед снова ездил на неповоротливой автоматической газонокосилке по своей отутюженной лужайке. Что за идиотская идея с утра пораньше заниматься травой. Сначала трава, потом кусты, деревья, цветы, дорожки. Этот урод был буквально помешан на работе в саду. То он с тачкой, то с тяпкой, то с граблями… тачку везет, а там очередная вонючая дрянь. И это все при том, что каждую неделю к соседу приходила бригада садовников. Бесконечная муравьиная возня с газонами Алекса буквально бесила, а еще на дорожке перед соседским гаражом вечно стояла одна из двух соседских машин и дядька всегда с ней что-то делал: тер, полировал, протирал, подливал жидкости или ходил вокруг машины, стуча ногой по колесам.

Когда-то этот человек работал, был, как он объяснял «молочник», имел небольшую фирму по скупке у фермеров молока для переработки. Было это в незапамятные времена. Всем было известно, что они ровесники, но сосед выглядел совершеннейшим старикашкой. Натурал, такие люди ходят каждое воскресенье в церковь и конечно не вакцинируются. Алекс выглянул наружу, постаравшись согнать с лица угрюмо-озлобленное выражение. Сосед приветливо махнул ему рукой: привет! «Привет! Как ты?» — Алекс усилием воли заставил себя быть приветливым и крикнул «Замечательно! А ты как?» «Поговорили… да, чтоб тебя черт побрал, кретин» — в душе у Алекса клокотала беспомощная ярость, не имеющая никакого выхода. Мэгги ждала его завтракать.

— Невозможно терпеть этот грохот. Сказать ему что ли, чтобы раньше, чем я на работу не уйду, не начинать…

— Ну как можно ему это сказать! Он имеет право. Нечего заводиться по пустякам.

— Это не пустяки. Чувствуешь чад? Бензиновые выхлопы. Давай зайдем в столовую.

Мэгги переставила чашки в столовую и закрыла застекленную дверь. Теперь шум мощного двигателя доносился гораздо глуше.

— Ездит на своем тракторе, как дурак.

— Почему это он дурак? Не всем же хирургами быть!

Вот зачем она это сказала? Откуда эта злобная недоброжелательность, а, ведь, когда-то радовалась, что он учится на врача, тем более на хирурга. Теперь, кстати, Алексу было непонятно, то ли Мегги разделяла его амбиции, то ли просто тупо думала о деньгах, которые он скоро будет зарабатывать. Прожила с ним безбедную праздную жизнь, вряд ли понимая, насколько престижна его работа, сколького ему удалось достичь и почему это, черт возьми, все для него серьезно. Идиотка… Мегги эта… Алекс сам на себя за свои злобные мысли о жене разозлился. Сколько можно пережевывать одно и то же. Делать ему что ли больше нечего!

По дороге в отделение Алекс настроился на деловой лад: сейчас он всех еще раз, теперь уже последний, посмотрит, встретится с анестезиологом, нет ли в его плане каких-то изменений. Не должно, но он привык заранее знать даже о мельчайших подробностях своей операции. Наталью не увидит, она, наверное, была там с утра, а теперь ушла. Вчера он не хотел с ней встречаться, но сейчас понял, что не отказался бы ее увидеть. Хватит уже бегать от этой женщины, как безнадежно влюбленный мальчишка! Стыдно это, недостойно его.

В отделении за ночь ничего нового, к счастью, не произошло. Алекс справился у сестры по-поводу наличия крови для переливания. Лучше сто раз проверить… Все Натальины подписи уже стояли, анализы готовы… Алекс посмотрел последнюю ЭКГ… в норме. Нечего удивляться… мужик еще не старый. Так, так… антациды назначены, бета-блокаторы… завтра ранним утром введут М-холинолитик, антигистамины… Алекс подошел к больному.

— Здравствуйте. Сколько мы об операции с вами разговаривали, а она уже завтра. Готовы?

— Конечно.

— Вот и хорошо. У вас есть ко мне вопросы?

— Ко мне пустят жену и родителей?

— Формально это не возбраняется, но я бы вам не советовал. Вы сейчас особенно чувствительны к инфекции, а при контакте с людьми опасность заражения резко повышается.

— А вдруг я их больше не увижу?

Ну, что же… мужик отчасти прав. Такая вероятность всегда есть. Только этого им завтра не хватало. Но… мало ли… он на его месте тоже хотел бы видеть близких.

— Ну, это вы зря так. Увидите всех, может уже завтра к вечеру. Но, если встреча с семьей поможет вам морально подготовиться, конечно, пусть придут… только ненадолго.

Больной благодарно кивнул и откинулся на подушки. Было видно, что настроение у него вовсе не подавленное, несмотря на «последнее прости» с родственниками. Парень явно надеется на благополучный исход, но все равно тревожится. Кто бы не тревожился. Если бы он знал все камни преткновения в ходе операции, он бы вообще с ума сходил… хорошо, что не знает. Завтра с утра он увидит больного только мельком. Пока будет работать анестезиолог, ему делать будет особо нечего.

Алекс довольно бегло посмотрел остальных и вышел в холл, где находился его временный кабинет. Он включил компьютер, посмотрел еще раз все истории и принялся мысленно прогонять в мозгу ход завтрашней операции: гепатэктомия… удаляем старую печень. Потом реваскуляризация трансплантата — новую печень прицепляем… и последний этап — реконструкция желчеотделения. Звучит как «проще пареной репы», но в том-то и дело, что есть нюансы. Там у мужика пять карцином, печень малоподвижна, трудно ее будет двигать, и потом… не стоит исключать портальную гипертензию: сращения и венозные коллатерали… начнет кровить. Время уйдет на остановку кровотечения, возмещение кровопотери. А у него на этот этап три-четыре часа, самое большее — пять. Зайдем из билатерального субкостального разреза передней брюшной стенки, можно еще один маленький вертикальный разрез сделать в проекции белой линии до мечевидного отростка.

Алекс не замечал, что разговаривает с собой вслух и даже немного двигает пальцами. Он сидел, уставившись в экран компьютера, где высвечивался схематичный рисунок-слайд операционного доступа. Губы его шевелились, хотя сами слова никто бы, кроме самых узких специалистов, не разобрал. Вот Наталья бы его прекрасно понимала…

… рассекаем круглую серповидную, левую коронарную и треугольную связку… перевязываю элементы малого сальника… там посмотрим… будем нижнюю полую вену сохранять или нет… если сохраню, то важно удачно аккуратненько обнажить ее позадипеченочный отдел… Алекс говорил то «я», то «мы», мысленно представляя около стола свою бригаду… сразу выделю его со всех сторон до устьев почечных вен… а то, хрен потом трансплант посадишь… и там надо очень аккуратненько легировать… не сделать лимфорею. Потом будем возиться с печеночно-двенадцатиперстной связкой. С артериями еще труднее… вдруг у него обнаружится, хотя на скане я этого не видел… ну, а вдруг… найдем артериальную ветвь от верхней брыжеечной артерии… пузырный проток пересеку, оба его конца свяжу… вот почти и все… начнется подпеченочный период… орган их хваленый уже конечно принесут. Тут волноваться не надо. Он уже там у них готовенький. Тут можно было бы Наталью пригласить, пусть поработает, я же знаю, ей хочется. Нет, никаких Наталий, только мои люди. Это не игрушки. Наталья хирург, но я никогда ее в работе не видел. Может и смогла бы, но рисковать я не собираюсь.

… Кровотока по нижней полой вене не будет… проведем шунтирование… ребята мои на насосе… вольем кровь в верхнюю полую вену через левую аксиллярная…

Алекс щелкнул мышкой и принялся рассматривать слайд порто-бедренно-аксиллярного шунтирования в беспеченочном периоде.

Господи, я уже к тому времени устану, а там еще начать и кончить… конь не валялся. Алекс не отказался бы сейчас от чашки крепкого кофе, но выходить в кафетерий ему не хотелось, хотелось мысленно довести операцию ко конца, не отвлекаясь. Он прокручивал в своем сознании завтрашнюю пересадку и чувствовал, как все больше и больше утомляется. К концу операции, а это 10–12 часов, не меньше, он будет, как выжатый лимон. Вся бригада дико устанет, а он больше всех. Наталья будет смотреть все на мониторе, вся бригада за ним станет наблюдать, он просто не может им в этом отказать. Но одно дело на мониторе, а другое дело у стола. Что тут сравнивать! Если все пройдет хорошо, можно что-нибудь придумать вечером.

Впрочем будут ли у него силы на это «что-нибудь»? Сегодня надо как следует выспаться. Сейчас он поедет домой и начнет отдыхать. Хоть бы соседский газон уже был подстрижен! Почему так устроена жизнь: у него завтра 10–12 часов непрерывного тяжелейшего труда на ногах, а не повезет, так и все 15-ть, а у соседа… газон его тупой. Каждому свое! Алекс устало улыбнулся и поехал домой, прекрасно понимая, что усталость после операции, проведенной мысленно, не идет ни в какое сравнение с тем, как он будет себя чувствовать завтра вечером, когда больному закроют брюшную полость, поставят дренажи и отвезут в послеоперационный зал.

Наталья позвонила ему, когда он был за рулем. Долгожданный звонок, на который он давно уже не смел надеяться. Она хочет его видеть. Почему? Так… соскучилась, устала, имеют же они право перед завтрашним днем расслабится. Сколько раз Алекс мечтал об этом, но сейчас у него было смешанное чувство: радость, почти эйфория, и вместе с тем тревога, смешанная с раздражением… встреча с Натальей не даст ему как следует отдохнуть, он будет не в форме, слишком устанет и начнет делать ошибки… почему именно сегодня вечером, когда он через пару часов пообещал себе пойти спать… почему не потом, когда все было бы сзади. Неужели Наталья не понимает, чего ему завтрашняя операция будет стоить? Понимает, да только ей, как обычно, все равно. Она хочет его, Люка наверное еще больше хочет, но Люку сейчас не до нее, а он… всегда готов и она это знает. Ей-то хорошо говорить, не она завтра простоит за столом в лучшем случае 12 часов… Что ей сказать? Отказаться? Объяснить, что он был бы счастлив, но только не сегодня…? Эти мысли пронеслись в голове Алекса за долю секунды. «Да, Наталья, конечно. Где? У тебя? Сейчас?» — другого ответа она и не ждала. «Позвонить что ли Мегги, сказать, чтобы не ждала к ужину?… Да ну ее… обойдется» — Алекс на первом же перекрестке развернулся и направился к Натальиному дому.

Наталья открыла ему и было видно, что она сама только что откуда-то вернулась. Оживленная, веселая, шумная:

— Ну что, ты готов?

— Да, что мне готовиться? Сама знаешь, сколько я таких операций провел.

Вот зачем он хвастается, пытается скрыть свое напряжение? Он ведь на самом деле готовился, просматривал слайды, мысленно проходился по всем этапам операции, мучился, стараясь увидеть все возможные риски, терзался вполне обоснованными страхами. Наталья бы его, как никто поняла, ей ли не знать, где могут быть проколы… вдруг это случится… вдруг то… Но, нет, хорохорится, показывает, что ему все нипочем, что он… «одной левой»… Многолетняя привычка скрывать перед операцией свои страхи, опасения, что что-то пойдет не так, и он не сможет все выправить, совершит ошибку, которая станет началом конца. Нельзя никому этого показывать. Никому? Перед Натальей-то зачем выпендриваться, она же «своя». Пристрастился играть «героя». Это неистребимо.

— Я рада, что ты в порядке. Давай сегодня не будет больше о работе говорить.

Что значит «больше»? Они и не говорили о работе, хотя что могло бы быть естественней. Наталья почему-то на взводе. Боже, неужели из-за него? Ну, да, из-за кого же еще. Алекс рывком стянул с себя одежду и теперь стоял совершенно раздетый в Натальиной гостиной и знал, что она на него смотрит и видит во всем блеске: ни грамма лишнего жира, разгоряченное сильное тело, широк в плечах, развитые мышцы груди и шеи, значительное правильное лицо, русые прямые волосы. Алекс знает, что в его внешности ничего нет от мальчишки, лицо которого лучилось бы беззаботностью. Он давно не мальчишка, а один из ведущих хирургов мира, и ему 71 год. Может он сейчас и хотел бы выглядеть беспечным, но это все равно не выйдет, его молодое лицо с гладкой загорелой кожей, все равно выдает возраст и груз каждодневной ответственности, а в глазах читается всю предыдущая жизнь. Ну, и ладно… Алекс не верит, что Наталья повелась бы на подростка.

Они вместе встали под душ и все произошло настолько торопливо, что Алексу стало понятно, что это не более, чем затравка, начало игры, в которой Наталья всегда была лидером. «Сейчас еще пару раз и я поеду домой… а завтра вернусь» — э, нет, нечего себя обманывать, никуда он завтра не вернется, Алекс прекрасно понимал, что сегодня вечером он просто подвернулся ей под руку. То ли Наталья отмечала событие, о котором не хотела ему рассказывать, то ли вознаграждала себя за что-то… Это не было связано с работой. Она хотела от него секса, а не ласки. Ну, что ж… Алекс собирался быть неторопливым и нежным, но раздумал… он сейчас не любил ее, он ее просто имел, в этом не было ничего изысканного и утонченного: ни эстетики, ни стиля, ни даже просто умения и опыта. Грубая сила, натиск, напор, нетерпенье. И ладно, ей того и надо. Наталья тяжело дышала, он ее все-таки утомил.

— Может сходим куда-нибудь поесть. У меня ничего нет, а я голодная.

— Нет, мне пора домой. Завтра рано вставать.

Алексу немного хотелось, чтобы Наталья начала уговаривать его остаться, но она промолчала. «Какая же она все-таки стерва» — горько подумал Алекс, сам себе удивляясь, что так привязан к этой эгоистичной одинокой волчице, опасной холодной суке, равнодушной и бесстрастной дряни… как же в ней мало человеческого. Как и всегда после встречи с Натальей, у Алекса было ощущение, что его обманули.

Дома он торопливо поел и лег спать. Заснул сразу. Бурный, неистовый, сумасшедший, грубый секс его тоже измучил: изнурил тело и вымотал душу.