Наталья

«Так, сегодня четверг… последний день подготовки… операция завтра с утра… что это я лежу?» — Наталья проснулась уже озабоченная предстоящей суетой. Надо немедленно вставать и ехать в спецреанимацию смотреть реципиентов. Да, да, смотреть надо всех, проверять назначения. Гепатокарцинома ее сегодняшний приоритет, с ним все решится завтра. Там будет Алекс… как иначе… Алекс мелькнул в Натальиных мыслях без особой связи с ее заботами на сегодня, но она сейчас же снова переключилась на больного. «Онкологическому уже не дают ничего есть… кишечник очистят, придет анестезиолог, ей обязательно надо его увидеть. Хороший специалист, Алекс всегда с ним работает, но надо же: даже не посоветовался с ней, кого пригласить. Ладно, это его дело. Медикаментозную поддержку она пока до вечера не отменит, куда больному без лекарств, он без них совсем не может…» — Наталья лежала в постели и прикидывала, что ей необходимо сделать. Потом вся наэлектризованная энергией, она встала, пошла в душ под почти холодную струю. Она видела себя в особом незапотевающем зеркале и собственное упругое тело показалось ей таким необыкновенно привлекательным и красивым, что ей захотелось мужчину, любого, даже Сашку, но лучше Люка или Алекса. Наталья намыливала себе голову дорогим шампунем, напевала что-то бодрое, предвкушая крепкий кофе и представляя себя входящей в спецреанимацию, одним своим видом внушая другим уверенность. Она там увидит Алекса… опять Алекс… хотя сейчас в голове у Натальи родился план, как можно бедняжку сегодня использовать: ему же тоже нужна на сегодняшний вечер разрядка перед операцией… почему-то в своих мыслях об Алексе, Наталья с долей снисходительной иронии всегда называла его «бедняжкой». «Бедняжка-дворняжка» — сама эта, помимо ее воли выскакивающая рифма, не делала Алексу чести, да и встреча с ним ассоциировалась для нее с «использованием».

Наталья мечтательно улыбалась и вдруг мысль о, притаившейся в ее теле болезни, пронзила ее острой моментальной болью. Да, низ живота по-прежнему тянуло. Как только она умудрялась это игнорировать? Наталья вытерлась и улеглась на кровать, не обращая внимания на то, что вода с волос натекла на подушку.

Острая боль сразу отпустила, да и была ли она на самом деле? Ее тело оставалось напряженным, как будто ожидая повторения только что случившейся внезапной муки, которая ей то ли пригрезилась, то ли была реальной. Наталья подтянула колени, насколько возможно расслабилась и стала щупать себе низ живота, глубоко погружая пальцы вовнутрь. Живот мягкий… пальпируется тонкий кишечник, чуть чувствителен, но ничего криминального, мочевой пузырь не болезненный, его край совсем низко, справа и слева чувствуется легкая боль, но это мышцы. Если бы Наталья пальпировала другого человека, она бы ничем особенным не озаботилась, но речь шла о ней самой, и поэтому тревога не отпустила ее. Наоборот, с каждым новым касанием живота, она усиливалась: что-то там все-таки было не так. Это давление справа и слева, постоянная ноющая боль в пояснице, внезапно появляющаяся усталость.

Она пойдет на обследование. В понедельник и пойдет. Сегодня не до этого, дел невпроворот. Наталья понуро пила кофе и уговаривала себя, что несколько дней при таком диагнозе ничего не решат, и только усевшись в машину, она поняла, что ей надо попасть к врачу обязательно сегодня, до понедельника она ждать не сможет, об этом и речи не могло быть. Внезапно Наталье стало очевидно, что сегодняшняя суета с назначениями, ответственность за больного, исход завтрашней операции, предвкушение горячего тела Алекса, это — мелочь по сравнению с животной боязнью смертельного диагноза, который очень скоро сведет ее в могилу.

До кампуса ей надо было ехать минут 25, и всю дорогу Наталья обреченно размышляла о том, как ей скажут о найденной на снимках массе, как будут осторожно выбирать слова, как бодро объяснят, что надо еще, мол, все проверить, что это может оказаться ерундой, что есть лечение, даже, если это не ерунда, сейчас есть новые лекарства. Как будто она сама не знает, что есть, и каковы ее перспективы. Запарковавшись, сидя в машине, Наталья, решительно начала звонить в гинекологию, где ее конечно знали. Надо было позвонить и отрезать себе все пути к отступлению: ее будут ждать и придется идти, никуда не денешься. Пусть все решится сегодня. На секунду она засомневалась, стоит ли ей обращаться к врачам Хопкинса, новость о ее болезни немедленно разнесется по всему городу, но потом это соображение показалось Наталье несущественным: куда бы она не пошла, все узнается мгновенно так или иначе, да и какая разница: она будет лежать в больнице, процесс умирания займет какое-то время: сначала операция… уберут, что смогут, химия, в ее случае совершенно бесполезная, потом слабость, боли, тошнота, наркотики. Разве это скроешь?

В спецреанимацию Наталья пришла довольно рано и к своему удивлению не встретила там Алекса. «Ага, выжидает пока я уйду» — Наталья сразу догадалась, почему его еще не было в отделении и решила, что это к лучшему, совершенно не хотелось встречаться с хорошо знакомым человеком. Все-таки он ее неплохо знает и возможно увидел бы на ее лице что-то такое, что заставило бы его на правах старого друга, задавать вопросы. А может позвонить ему и все выложить, пусть бы посочувствовал, сказал что-нибудь ободряющее. Нет, ничего не стоит Алексу говорить. Не стоит, хотя бы потому что он сам — ювенал. У ювеналов особое отношение к тем, кто смертельно болен: как бы они не старались проникнуться чужой болью, ими неминуемо овладевает эгоистическая радость, что сейчас это происходит с другим, не с ним, что пока не его очередь расставаться с чудесной жизнью. Ну почему она так об Алексе думает? Он же любит ее, все бы отдал, чтобы им быть вместе, лишь бы она его позвала. И что, что любит? Себя-то он еще больше любит. Да и что он сможет для нее сделать? Нужно ли ей сочувствие, в котором будет так много ликования: она умирает, а я — здоров, здоров и как замечательно, что сложилось именно так, в мою пользу, а не в ее.

Наталья смотрела больных, делала назначения, разговаривала с ведущим врачом, ждала анестезиолога, подписывалась под его планом наркоза — все на автомате, ловя себя на том, что ей сейчас безразличен не только исход завтрашней операции, но и весь проект в целом. Какая разница, что эти несколько реципиентов будут спасены благодаря их усилиям, когда ее никто не спасет! Наталья не могла отделаться от злобной ревности к Стиву, Риоджи и Роберту: дряхлые и немощные, они продолжат цепляться за жизнь после ее смерти. Как это несправедливо и отвратительно! А Майкл порадуются её смерти, подумает, что она, 68-летняя старуха — обманщица, получила наконец по заслугам и так ей и надо. Перед тем как покинуть отделение, Наталья еще раз подошла к больному, которого завтра будут оперировать. Он был так слаб, что даже несколько слов дались ему с трудом:

— Доктор Грекова, я — готов. Скажите мне, со мной все будет хорошо?

На Наталью смотрели измученные ввалившиеся глаза на изможденном лице, в которых светилась неистовая надежда.

— Да, да, отдыхайте. Все будет хорошо.

Наталья профессионально улыбнулась и даже слегка пожала его худую теплую ладонь. «Черта с два у тебя все будет хорошо! Тяжелейшая мучительная реабилитация, а потом, что, ты полностью выздоровишь?» — Наталья не замечала, что подсознательно сгущала краски. Да, если у этого больного пока не обнаружится метастаз, он постепенно действительно выздоровеет, станет трудоспособным. Ему повезет, везение исключать нельзя. А вот ей не повезет точно. Даже сейчас, когда Наталья заставляла себя сосредотачиваться на больном, она не могла не сравнивать его ситуацию со своей: завтра ему помогут, и может действительно у него все будет хорошо, а вот у нее не будет уже ничего хорошего. У него был шанс, а у нее — нет. Теперь Наталья была в этом уверена.

Быстрым шагом по кампусу до здания Нельсон, где находилась кафедра гинекологии, Наталья шла минут десять и думала, что может быть это ее последняя прогулка по парку больницы в качестве доктора Грековой, потом она будет уже больной Грековой, какой же, как и все: жалкой, немного докучливой, пахнущей болезнью и страхом.

В отделении ее уже ждали и безо всякой очереди проводили к заведующему, худощавому белому мужчине средних лет. Профессор, один из ведущих специалистов по акушерству. Наталья была с ним знакома, но близко сталкиваться им не приходилось, не было надобности.

— Доктор Грекова. Проходите. Чем мы можем быть вам полезны?

Тоже ювенал, моложе ее. Ухоженный, уверенный в себе дядька. Внушает женщинам доверие. В этой профессии без этого никуда. Лицо некрасивое, слишком длинная верхняя губа. Наталья сама себе удивлялась, что обращает сейчас внимание на его внешность.

— Спасибо, Эндрю, что согласились меня принять.

— Ну, что вы, Наталья, как же иначе. Что вас к нам привело?

Ага, ну, правильно: она ему «Эндрю» и он ей «Наталья». Коллеги. Надеется сразу узнать, что ей надо.

— Мне нужно провести кое-какие тесты.

— Конечно. Идите в радиологию. С ультразвуком никаких проблем не будет, а в МРТ я сейчас же позвоню. Пусть сделают для вас окно. А хотите поздно вечером приходите, там уж будет пусто.

— Я бы предпочла все сделать сейчас.

— Да, да, конечно.

Не спрашивает. Знает, что не нужно. Чует женщин. Впрочем, не стоит сомневаться, что он давно понял, что ее могло к ним привести. Не беременность же. Хотя почему это не беременность? А вдруг… Нет, если бы беременность, она бы ему сразу сказала, поделилась бы, так сказать, радостью. А коли не сказала, значит это совсем другое… Сестра провела Наталью в лабораторию и там у нее взяли кровь. Правильно, пусть посмотрят уровень СА-125. Ничего это конечно не даст. Даже, если показатель будет повышенным, это может быть совершенно от других причин. Пусть делают УЗИ, а потом МРТ.

Техник долго-предолго водила датчиком внизу Натальиного живота. Как она долго возится. Перед исследованием Наталья заставила себя выпить около двух литров воды и теперь ей нестерпимо хотелось помочиться. «Можете идти в туалет» — наконец-то. Наталья с облегчением, которого она давно не испытывала, уселась на унитаз. Влагалищное ультразвуковое исследование можно делать с пустым мочевым пузырем. Девчонка ей это принялась объяснять. Боже, неужели ей не сказали, кого она обслуживает! Девушка-азиатка продолжала кропотливо изучать Натальин малый таз и не отводила глаз от висящего на стене монитора. Иногда она останавливала сканер, картинка замирала, раздавался легкий щелчок: девушка делала снимок.

Наталья вывернула шею, чтобы тоже видеть картинку с цифрами. Темное тесное пространство, неясные силуэты органов. И зачем только они предоставляли пациенту возможность видеть свои внутренности. Там же черт ногу сломит, нормальный человек ни за что бы не разобрался. Но она просто обязана разобраться: увеличен ли один из яичников или нет? Есть ли узлы? Такие характерные бугристые узлы на поверхности. Наталья никак не могла сосредоточиться, очертания яичников казались ей слишком расплывчатыми и там должна быть явная разница в цвете, но все цвета для Натальи сливались. Есть ли бугры? Деформированы ли придатки, или так и должно быть? У азиатки спрашивать бесполезно, она, даже, если что-то и заметит, все равно не скажет. Еще пара минут и ей надо будет вставать и идти одеваться. Пока в комнате полумрак и на мониторе все еще видны ее яичники, ей надо взять себя в руки. Ага, виден один доминантный фолликул, и еще несколько мелких, незрелых, пока не готовых выйти. Ничего такого вроде не видно: структура яичника однородная, гладкая, без утолщений.

— Позовите мне, пожалуйста, доктора. Я хочу с ним обсудить мой тест.

Странно, что доктор сразу не пришел. Ну, что это такое? Неужели Эндрю не объяснил им, кто сейчас придет? Девчонка-техник явно и понятия не имела, с кем она имеет дело.

— Доктор обработает данные, напишет заключение и пошлет вашему доктору.

— Вы слышите, что я вам говорю: позовите мне врача! Сейчас же!

От ее начальческого властного тона девушка явно опешила.

— А что случилось?

— Ничего не случилось. Я — доктор Грекова и мне нужно немедленно поговорить с врачом.

— Хорошо, доктор, одевайтесь и пройдите к рентгенологам.

Наталья приложила свою карточку к датчику замка, и широкие двери рентгенологического отделения открылись. Навстречу ей уже шел высокий китаец с гостеприимной улыбкой на лице. Какая наглость, что он сразу к ней не вышел. Неужели не мог рядом постоять, пока был включен монитор… хотя, он может специально не подошел, не хотел видеть знаменитую коллегу почти голой в больничной бесформенной рубахе, т. е. это не наглость, а особая азиатская деликатность. Их Риоджи тоже бы не вышел, не захотел бы ее стеснять.

— Доктор Грекова, проходите. Я видел ваши снимки. Ничего там нет. Сейчас у вас середина цикла, и не вижу никаких патологических изменений. Вас что-то беспокоит, или вы пришли на профилактический осмотр.

— Спасибо, доктор… Наталья вгляделась в его бейджик… доктор Чен. Я бы хотела пройти МРТ.

— Я это не решаю. Вам надо сначала к гинекологу.

Понятное дело. Мальчишка, хотя наверное он вовсе не мальчишка, а дядька под сорок, возраст китайцев был для Натальи трудно определим, ничего сам ей не назначит. Зачем ему неприятности. Идти к доктору Зеленской не хотелось, хотя Наталья была уверена, что Зеленская, с которой ее связывали приятельские отношения, давно ее ждет и даже уже видела результаты УЗИ. Эндрю поставил ее в известность прежде всего.

Наталье пришлось минут двадцать подождать, у Зеленской была больная. Странно, почему ее сразу проводили на ультразвук, а не к Зеленской? Нет, не странно. Это Зеленская попросила Эндрю так сделать, хотела увидеть, что с ней, а уж потом встречаться и скроить соответствующую рожу. Логично. Она бы и сама так сделала. Дверь кабинета открылась, и пожилая полная женщина махнула Наталье, чтобы она заходила. Маленький смотровой кабинет, все пространство которого занимало кресло и небольшой монитор на кронштейне.

— Наталья, заходи. Что ты к Эндрю пошла, а не сразу ко мне? Что там с тобой? Я видела УЗИ. Мне доктор Чен переслал. Ты просто так пришла? Провериться?

Наталья уж совсем было хотела сказать, что да, мол, просто так. Они бы мило поболтали и все, но ей надо было обязательно попасть на МРТ. Без томографии она отсюда не уйдет.

— Мария, направь меня на томографию, мы посмотрим ее и я уйду.

— Наталья, что там смотреть-то? У тебя какие-то недомогания?

— Понимаешь, у меня возникло подозрение на рак яичников…

— Ну, ты даешь! Нет там никакого рака. Какие у тебя симптомы? Изменения в цикле, боль, потеря веса, живот вздулся? Что, говори.

— Сегодня утром вдруг что-то там внутри заболело. Острая боль, но это может быть что-то соматическое, кратковременная схватка, которая больше не повторилась. Что-то сжимает мочевой пузырь, я чаще хожу в туалет. Поясница какая-то чужая, усталая, я ее чувствую. Асцита нет, это точно. Вес прежний.

— Слушай, я могу тебя посмотреть, но это мало что даст. У нас есть результат УЗИ. Ты же его сама видела. Там все чисто.

— Я хочу МРТ.

Зеленская была Натальина ровесница, но натуралка. Толстенькая солидная бабушка нескольких внуков. Когда-то они с Натальей вместе начинали свою карьеру в Хопкинсе. Близкими подругами они никогда не были, но встречались по работе и в компаниях. Потом Зеленская просто была ее врачом. Сейчас на Наталью смотрели глаза, в которых читалось брезгливое понимание: понятно… всполошилась, настаивает на МРТ, хотя в нем нет никакой необходимости. Никаких признаков рака яичников, МРТ нужен только для успокоения пациентки. Пусть она хоть сто раз доктор Грекова из пилотной программы, но сейчас перед ней просто испуганная женщина на грани истерики. Ох уж этот тон: хочу! Ладно, пусть идет. Сегодня из-за этой Натальи придется задержаться. Контрастное вещество, релаксанты, сама процедура минут сорок. Ничего не поделаешь. Что такое женская мнительность Зеленская прекрасно знала.

Слайды они потом смотрели вместе: матка нерожавшей женщины, здоровая шейка, трубы, яичники. Никаких признаков опухолевых процессов. Наталья совершенно успокоилась. Слайды уже не ассоциировались у нее с собственной персоной, это были просто слайды малого таза, каких она в своей жизни видела сотни.

Она дружелюбно распрощалась с Зеленской, и ей даже удалось сделать вид, что «она, так, на всякий случай пришла, а недомогания… просто показалось». Зеленская украдкой посмотрела на часы: уже половина седьмого. Без Натальи она бы уже больше часа была дома.

Наталья вышла к стоянке, села в машину и в изнеможении сидела, не включая двигатель. Все-то она себе придумала, ничего не нашли. Зеленской она не могла не верить. Поджарое тренированное тело ощущалось ею здоровым и сильным. А ведь она была точно уверена, что скоро умрет. Нет, не на этот раз. Какое облегчение, неземное счастье, которое должно было иметь какой-то выход. Но какой?

Наталья в первый раз за много часов вспомнила о работе и позвонила в спецреанимацию: все нормально. Больному через час дадут последнюю перед операцией дозу лекарств и дополнительное успокоительное. Все под контролем. На секунду Наталье захотелось позвонить Люку и предложить встретиться. Какой встретиться! Он в роддоме около своей драгоценной доченьки, как она могла забыть. Оставался Алекс. Бедный, давно неинтересный ей Алекс, даже не помышляющий о встрече. Поскольку она сейчас счастлива и полна энергии, она подарит ему этот вечер. Завтра у него трудный день, гораздо труднее, чем у нее и у всех остальных, пусть он тоже будет сегодня счастлив. Наталью набрала номер, заранее уверенная, что Алекс к ней приедет.