Париж, 1867. ГАЛЬВАНОПЛАСТИКА ЯКОБИ
Париж, 1867.
ГАЛЬВАНОПЛАСТИКА ЯКОБИ
Всемирная выставка произведений земледелия, промышленности и художеств открылась первого апреля с небывалым триумфом, среди непрерывных празднеств. Несмотря на то что королевская власть доживала последние дни, Париж предстал перед миром еще более величественным, чем прежде. Свою притягательную силу город распространял на всех, кто был богат, в чести и знаменит или мнил себя таковым.
Выставка поражала скорым выполнением сложных строительных работ. За несколько месяцев пустое Марсово поле превратилось в зеленый город с аллеями, газонами, цветниками, ручьями, прудами и водопадами, газовыми светильниками. Была сделана первая попытка создать единый самостоятельный комплекс выставочных павильонов. Кроме главного дворца, возвели 211 больших и малых павильонов.
Главное здание выставки, все из железа и стекла, имело эллиптическую форму огромных размеров: 490x360 м, с открытым садом в центре и наружной галереей машин, покрытой стеклом. Создатели его — инженеры Ж.-Б. Кранц и А. Г. Эйфель при постройке использовали метод сборки. Была найдена весьма удачная система распределения экспонатов. Всем странам-участницам отвели места по радиусам, а экспонаты в каждом секторе располагали таким образом, что, обойдя дворец по кругу, посетитель видел однородные экспонаты разных государств, имел возможность их сравнить. Выставка состояла из 10 групп, разделенных на 95 классов.
Совсем малое расстояние во времени от предыдущей выставки: по-прежнему господствовали машины, их двигал пар. Демонстрировались огромные массы металла из тигельной, бессемеровской стали, в разделе металлургии был представлен новый процесс — мартеновский. Впервые экспонировались продукты прикладной электрохимии, полученные гальванопластикой, рекламировались достижения в производстве красителей, других химических продуктов.
Предметами выставки, выдающимися из ряда обыкновенных, называли железный дом из Германии, «складывающийся очень хитро и скоро», английскую паровую машину для поднятия тяжестей — единственную в своем роде. Америка послала в Париж громадный сыр весом 220 пудов, фортепьяно-скрипку, лошадь-автомат, которая «ходит, бежит рысью, скачет, идет в галопе и делает разные приемы обученных верховых лошадей». Пруссия представила образцовую гильотину, могущую отрубать по 6 — 8 голов сразу (тогда могли быть и такие страшные экспонаты).
На Сене велась ночная ловля рыбы при помощи электрического света и демонстрировалась стрельба из игольчатого ружья в терпящее бедствие судно для передачи ему с пулей веревки, с помощью которой оно притягивалось к берегу.
Роскошно выглядел на выставке 9-й класс — фотодело. Двадцать стран представили 589 экспонатов: снимки цветов, портреты, репродукции картин, микрофотографии, фотоскульптуры, а также набор химикатов. Успехи в этом сравнительно новом занятии были отмечены 132 медалями и 144 почетными отзывами. Для получения сезонного билета на выставку уже требовались две фотографии.
На этой выставке впервые была введена особая 10-я группа, посвященная предметам для улучшения физического и нравственного состояния народа. Впервые делалась попытка обратить внимание на положение народных масс, на их материальные и духовные потребности. Профессор Петербургского университета М. И. Сухомлинов отмечал стремление представить ту степень «духовного богатства, которая доступна людям, обреченным на самую суровую долю в обществе... засвидетельствовать о том сочувствии, которое современное образованное общество питает к судьбе крестьянина и работника».
А народ, которому старались «засвидетельствовать о сочувствии», сам явился на выставку. Партии работников и мастеровых — французских, немецких, английских — сложились большими группами и приехали из своих провинций в Париж. Они группами расхаживали по залам выставки. Кто-то из них, более образованный, шел впереди, останавливался в каждом отделе выставки, его окружали спутники, и он читал им что-то вроде маленькой лекции. В. В. Стасов, наблюдавший это, позже вспоминал: «Я помню глубокое молчание слушающих, по целым часам не утомляющихся, я помню эти устремленные взоры, полные разумения, эти смышленые вопросы, и потом — этот гром рукоплесканий при каждом удавшемся, особенно затронувшем всех рассказе, я помню эту радость на загорелых, на вид загрубелых лицах, я помню эти сверкающие счастьем глаза...»
Потребность в начальном образовании, в повсеместном распространении грамотности чувствовалась все сильнее и сильнее. Кстати, именно в год этой Парижской выставки Норвегия стала первой в мире страной, где ввели обязательное и бесплатное начальное образование.
В 10-й группе из семи классов два первых посвящались народному образованию: класс 89-й — учебные пособия для педагогического образования и способы обучения детей; 90-й класс — библиотеки и способы обучения взрослых — в семье, в мастерских, в артелях.
В русском отделе по 89-му классу было только три предмета: народные типы и костюмы различных краев России, образцы русской каллиграфии и собрание геометрических задач.
Знаток свеклосахарной и табачной промышленности Е. Г. Грумм-Гржимайло писал, что выставка «изображала в наглядных, осязательных формах промышленную деятельность по всем отраслям человеческих знаний настоящего и отчасти давно прошедшего времени... Особенно же замечательна была она по обдуманному, оригинальному своему устройству».
Выставка давала возможность обозревать различные ступени культуры, на которых стояли отдельные народы. Так, например, рядом с луком и стрелой первобытного человека видели нарезную пушку и игольчатое ружье. Рядом с грубыми письменными знаками малоизвестных племен, нацарапанными па древесной коре или пальмовых листьях, — телеграфные аппараты, счетные машины и гигантские книгопечатные станки.
Корреспонденцию о выставке писатель П. Д. Боборыкин начал так: «Может быть, прочтя нашу статью о Марсовом попе, у многих поостынет охота посетить Парижскую выставку. Том хуже: кто не был — много потерял; но кто собрался с туманными, беспредельными желаниями чего-то сверхъестественного, тому, конечно, лучше остаться дома! Человечество привыкает ко всяким чудесам, и удивить его трудно; но в идею выставок оно возверовало вплотную».
Что публика уносила с собой с выставки? «Тяжесть в ногах, боль в пояснице, — иронизирует писатель, — несколько заметок в голове, винегрет из имен, цветов, машин, галерей, лиц, в сердце раздражение, очень много скуки и крупицу довольства».
«А все-таки колосс, покрывающий собой старый и новый свет, — индустрия — неустанно движется и всюду водружает свое знамя!» — торжествует автор.
«Центром внимания была Галерея машин. Посреди нее на высоте 4,4 м тянулась четырехметровая платформа с железными перилами длиной более 1200 м. На нее опирались валы движущихся машин, расположенных по обеим сторонам внизу. Пар подавался снаружи — из парка или с берега Сены, где стояли огромные котлы.
Боборыкин писал: «Откуда бы вы ни вошли внутрь дворца, Галерея машин всегда производит впечатление. Поднимитесь по лестнице на платформу, идущую вокруг этой галереи, вам сверху видна будет не только общая физиономия огромного применения механических производств, но и самая работа машин. С 12 часов начинался стук и гул колес, винтов, поршней. Весь колоссальный пояс, составленный из паровых двигателей, колышется, как одно живое тело, приводимое в движение подземными силами... В Галерее машин вы действительно чувствуете, что тут не магазинная реклама и не лавка галантерейных вещей, а громадный технический музеум, который сразу обдает вас воздухом крупной индустрии, движущейся вперед гигантскими шагами».
Поднявшись на платформу, посетители видели множество вращающихся колес, движущихся поршней. Инженер-технолог из Тифлиса Н. Ситовский передает свои впечатления: «Все это сливается в какой-то особый неопределенный гул, дивно настраивающий ваши мысли: он как музыка возбуждает в вас энергию, вам хочется принять участие в этой работе; смотря на рабочих, управляющих этими громадными машинами, вы сознаете торжество человеческого разума, покорившего своей властью могучие силы природы».
Здесь можно было видеть многие производственные процессы в действии: отливку типографского шрифта, печатание книг, механическое шитье обуви и перчаток, хлебопечение, ткацкое производство, изготовление булавок, плетение корзин и кружев.
Тяжелая промышленность впечатляла новыми достижениями. Очередная стальная болванка Крупна в 38,4 т предназначалась для выделки из нее вала пароходной машины и с одного конца была откована на 8 граней. Однако на смену стальным отливкам из тигельной стали пришли изделия из металла новых процессов массового получения литой стали.
Англия вновь демонстрировала продукцию Г. Бессемера. Рельсы из бессемеровской стали прислали многие страны. В 1866 г. ими было уже уложено 120 верст пути в Англии, и по отзывам, незаметно никаких признаков износа, несмотря на крутые подъемы и довольно значительное движение. Боткинский завод представил на выставку круглое и четырехгранное бессемеровское железо, круглую и полосовую бессемеровскую сталь.
Французский металлург Пьер Мартен выставил изделия из металла, полученного по его способу (изобретен в 1864 г.): стальные листы, бандажи для паровозов, ружейные стволы, лафеты и фасонные отливки значительных размеров. Уже первая сталь, полученная в мартеновской печи, отличалась хорошим качеством и была удостоена награды на этой выставке.
Революция в способах выплавки стали, значение которой для общего прогресса вполне оценилось много позже, завершилась открытием русского металлурга Д. К. Чернова. Свои работы на Обуховском заводе инженер-металлург начал в 1866 г., где установил критические точки превращений железа. Командированный на выставку в Париж, Чернов искал точный прибор для определения высоких температур металла, необходимый ему для исследования фазовых превращений при нагреве. Работу он закончил в 1868 г. публикацией научной статьи, переведенной затем на английский и французский языки. Чернов открыл фазовые превращения в стали при ее нагреве, установив критические точки, при которых в металле происходят полиморфные превращения, определяющие структуру и свойства сплава. Это открытие и последующие работы Чернова заложили основы современного металловедения и термообработки. Чернов совершил переворот в металлургии стали, превратив ее из ремесла в точную науку. Выдающийся металлург приобрел в Париже оборудование для исследовательской работы над сталью в цехе и принял участие в трех последующих Всемирных выставках в этом городе.
Оружие на выставках по-прежнему экспонировалось широко. Крупп выставил пушку, которую в рекламе именовал «монстром, какого еще не видел свет». Ее ствол весил 50 т, лафет — 40 т. На выставке Крушу за нее присудили «Гран-при», а император Наполеон III пожаловал ему офицерский знак ордена Почетного легиона (через три года крупповские пушки будут обстреливать Париж).
Продукция русских сталелитейных заводов — Обуховского, Пермского и Златоустовского — по своему качеству не уступала крупповокой. «Странно, что обуховская сталь введена в разряд бронзовых (только. — Н. М.) медалей», — недоумевал профессор Казанского университета М. Я. Киттары. Бронзовой медалью отметили стальные орудия, валки и инструментальную сталь этого завода. Именно здесь в 1867 г. отлили первую 9-дюймовую пушку системы профессора Михайловской артиллерийской академии Н. В. Маиевского, которую в том же году ввели на вооружение русской армии. В этом же году завод Круппа испытал нарезные казнозарядные береговые орудия системы Маиевского. Ствол 9-дюймового орудия, весивший 14 740 кг, состоял из стальной трубы с двумя рядами колец, а его канал имел 32 нареза глубиной 2,8 мм. Это орудие приняли на вооружение прусской армии. Маиевскому за работу в области артиллерии дважды (1859 и 1866) присуждалась Михайловская премия.
Большим вниманием пользовалась плита Камского броневого завода, изготовленная по способу русского изобретателя-металлурга В. С. Пятова, — она имела почетный отзыв. Плита толщиной 114 мм была испытана стрельбой из 60-фунтовой пушки стальными и чугунными ядрами на расстоянии 100 м. Плита была получена на листокатальном стане, сооруженном в 1856 г. Пятовым. На этом стане впервые в мире применили наиболее совершенный способ производства стальных плит большой толщины. Листовой стан Пятова явился предшественником гигантских блюмингов и слябингов, занимающих важнейшее место в современном металлургическом производстве.
Удачно дебютировали на выставке 1867 г. ижевские оружейники. Ижевский казенный оружейный и железоделательный завод представил две строевые винтовки, которые удивили всех, понимающих дело. Лучшими из всех по отделке признали винтовки ижевские, почти наравне с ними — тульские. Оба завода за винтовки получили серебряные медали, Сестрорецкий — бронзовую.
Обратили на себя внимание руды, железо и медь заводов П. П. Демидова — золотая медаль. Из 48 месторождений железной руды во владениях Демидовых высоким качеством магнитного железняка превосходил все остальные Высокогорский рудник. «Притом величина залежи столь значительна, что может в течение нескольких столетий поставлять ежегодно от двух до трех миллионов пудов», — отмечалось в указателе русского отдела. Серебряные медали получили чугун и железо Расторгуевой, листовое и полосовое железо С. Яковлева, бронзовые медали — сабли и шпаги Златоустовской оружейной фабрики, листовое и полосовое железо, литая и цементная сталь Боткинского завода, чугун и снаряды Александровского пушечного завода, медь Юговского медеплавильного завода Пермской губернии, медная утварь (в основном самовары) братьев Баташевых из Тулы, почетный отзыв — косы Артинского завода. Кыштымские заводы представили чугунное литье — садовый стол, решетку, чашу, тарелочки, шахматы, фигурки пахаря, собаки и лошади. Знаменитое в будущем каслинское чугунное литье еще не обратило на себя внимание жюри.
Вне конкурса были отмечены различные минералы, руды и коллекции металлов разных заводов, цепи и листовое железо адмиралтейских Ижорских заводов, химическая посуда из платины Петербургского монетного двора.
К первой половине XIX в. относится зарождение прикладной электрохимии. Выдающуюся роль в этом сыграл русский электротехник Б. С. Якоби, заложивший основы гальванопластики и гальваностегии. В результате этих технологических процессов с помощью электрического тока оказалось возможным получать точные копии рельефных изображений, а также покрывать изделия тонким слоем металла.
С работ Якоби начинается развитие электрометаллургической технологии, которая в 1840-х гг. в ряде стран получила промышленное развитие. Во второй половине XIX в. во всем мире уже было много сделано по усовершенствованию технологии. На выставке 1867 г. в Париже демонстрировались достижения Якоби в области гальванотехники, имевшие громадный успех, заслуженное признание и принесшие широкую славу их автору: он получил высшую награду — большой приз. В настоящее время образцы гальванопластических работ выдающегося русского ученого хранятся в Политехническом музее Москвы.
Сам изобретатель посетил Парижскую выставку и в статье о ее гальванопластическом отделе писал: «Гальванопластика уже достаточно выказала живую силу на тех замечательных приложениях, которых удостоилась в разнообразнейших отраслях человеческой деятельности, в науках, искусстве и промышленности, и нам приятно надеяться, что ей предстоит и будущность, не менее блистательная».
На этой же выставке изобретатель из Кронштадта И. М. Федоровский демонстрировал изготовленные им электрическим способом медные трубки без шва с внутренним диаметром от 3 до 240 мм и толщиной стенок от 0,75 до 9,5 мм, железную проволоку и трубы, покрытые медью. Изобретатель уверял, что разработанным им способом можно осаждать до 100 кг меди. За эти работы он был отмечен серебряной медалью. Гальванотехника прочно входила в металлургические процессы, связанные с рафинированием меди, спрос на которую к концу XIX в. быстро возрастал в связи с развитием электротехнической промышленности.
Русский врач В. А. Миллиот на Международном медицинском конгрессе, проходившем в Париже во время выставки, а затем на заседании русских врачей в Петербурге показал сконструированный им электрический осветительный прибор для хирургических операций. Однако аппарат давал слабый свет, сильно нагревался, и через каждую минуту его выключали во избежание ожогов. Электротехник Д. А. Лачинов заменил спираль в аппарате Миллиота другой, которая горела в сосуде с водой. Лампа Лачинова не нагревалась и давала почти в 60 раз больше света, чем трубка Миллиота.
Выставка 1867 г. показала немногие пока примеры использования электрической энергии на практике. Век электричества еще был впереди.
Всемирные выставки, естественно, наводили на мысль о необходимости применения единых мер и имели большое значение для их распространения. Еще на выставке 1851 г. члены жюри заявили о необходимости введения (по соглашению между странами) единообразной десятичной системы мер. В 1855 г. в Париже учредили Международную ассоциацию по созданию единых мер. Но особенно активно общественное мнение высказалось в пользу метрической системы во время выставки 1867 г. Здесь был организован международный Комитет мер, весов и монет. С докладом от имени Комитета выступил академик Б. С. Якоби. Он показал, что метрическая система мер принадлежит к той же категории объектов, что машины и орудия, железные дороги, телеграфы, таблицы логарифмов, которые обеспечивают экономию труда и реальное увеличение общественного богатства.
Благодаря авторитету в области технической химии техническим экспертом от России на выставку 1867 г. был назначен Д. И. Менделеев. В марте он выехал вместе с Н. Н. Зининым в составе комиссии по устройству русского павильона на выставке в Париже. Там Менделеев был утвержден помощником главного комиссара русской части выставки.
Во время длительной поездки Менделеев выполнил обширную программу изучения европейской химической промышленности. Он осмотрел парафиновый завод, солеварни, производство бертолетовой соли, белильной извести, хлороводорода, сульфата натрия, соды. На химическом заводе в городе Ниже наблюдал производство серной кислоты, интересовался получением глинозема и производством алюминия. В Страсбурге осмотрел калиевый, магниевый и натриевый рудники и цехи химического предприятия, в Италии заглянул на серные рудники.
Мало кто обратил внимание на новинку выставки 1867 г. — уран, который лежал кусками тяжелого темного металла, напоминающего железо. Менделеев подержал кусок урана на ладони, подивился его тяжести. А через 5 лет, когда большинство ученых считало уран на фоне многих ценных элементов чем-то вроде балласта, великий химик предсказал поистине блестящее будущее этому элементу: «Исследование урана, начиная с его природных источников, поведет еще ко многим открытиям, я смело рекомендую тем, кто ищет предметов для новых исследований, особо тщательно заниматься урановыми соединениями». Лишь после 1896 г., когда Беккерель откроет явление радиоактивности, уран вызовет глубочайший интерес у химиков и физиков. Этот элемент станет «героем» первой послевоенной выставки второй половины XX в., когда будут демонстрироваться достижения мирной атомной энергетики.
Русский химик обратил внимание еще на один металл будущего. В апреле 1867 г. он посетил алюминиевый завод в Нантере и убежденно заявил, что «алюминиевой бронзе предстоит верное потребление в будущем». О возможностях широкого технического использования сплавов алюминия он писал еще за 10 лет до этого в статье «Фабрикация алюминия из глины». Менделеев и Чернышевский в одни и те же годы обратили внимание на новый металл будущего! Оба пеклись о процветании России, думали о нем, давали советы и практические рекомендации.
Отчет о парижской выставке Менделеев опубликовал в виде книги «О современном развитии некоторых химических производств в применении к России...». В ней автор не просто описывает наиболее интересные экспонаты выставки, технику и технологию химических производств на передовых заводах того времени, многие из которых он успел посетить. Его главная цель — указать пути развития и совершенствования русской промышленности. Поэтому он ревниво относится к экспозиции близкой ему области. Он писал: «На парижской Всемирной выставке 1867 года предметы искусства и этнографические занимали гораздо больше пространства, чем произведения промышленности... Говорю... в начале отчета об небольшой части промышленности (химической. — Н. М.), потому что на долю ее досталось одно из самых невидных мест. Немало посетителей выставки прошли и обходили ее, не заметив тех предметов, описанию которых посвящена наша статья. Сперва этнография, потом изящные искусства, потом — машины, ткани, продукты металлургии и сельского хозяйства — вот главные резко выдающиеся предметы выставки».
Менделеев в монографии о выставке затронул ряд злободневных вопросов развития важнейших химических производств в России. Он дал общий обзор химических продуктов, представленных на выставке, а затем подробно изложил вопросы содового и поташного производств, нефтяного дела, получения керосина и смазочных масел, стеарина и мыла, минеральных удобрений и других продуктов. Книга о выставке вызвала большой интерес и быстро разошлась. Позже сам автор писал: «Успех ее превзошел все мои ожидания... Меня с того времени стали слушать в этих делах». Всего замечательный химик посетил 6 всемирных выставок: 1862, 1867, 1873, 1876, 1878 и 1900 гг.
8 апреля 1867 г. Менделеев осмотрел химический раздел выставки и в записной книжке отметил: «Хороши анилиновые препараты во Франции. Познакомился с Гофманом».
А. В. Гофману Парижская выставка принесла успех и славу. Ему присудили «Гран-при» и баснословную сумму в 100 тыс. франков. В том же году его наградили орденом Почетного легиона Франции, Лондонское королевское общество избрало его своим иностранным секретарем, многие университеты и академии — почетным членом. Работы Гофмана и его учеников имели большое значение для создания промышленности по переработке каменноугольной смолы и производству синтетических красителей и их продуктов.
Н. Н. Зинин по материалам выставки составил работу «Об анилиновых красках», где писал: «Краски из анилина и из других веществ, приготовляемых из дегтя каменного угля, получили в настоящее время большое значение в крашении и печатании тканей; ими достигается разнообразие цветов и ярких оттенков, невозможных при исключительном употреблении только других красок... Они вытеснили из употребления непрочные краски, происходящие из растений и животных... Все красной, получаемые из тропических стран: индиго, кошениль, красильные деревья, значительно подешевели от введения в фабричное дело каменноугольных красок».
Велики заслуги Зимина в получении анилина, взрывчатых и других веществ. Но результаты исследований использовались и приносили огромные прибыли за рубежом, в более развитых странах, а не в России. В 1867 г. Россия выпускала всех товаров на 218 млн. руб., из них продукция химического производства составляла всего 6 млн. руб. При этом страна импортировала химических товаров на 18 млн. руб., а экспортировала только на 2 млн. руб.
Какие химические экспонаты были на выставке из России? Заводчик Капитон Ушков представил хромпик и купорос, за что и получил серебряную медаль (единственный экспонент из России). Илецкий соляной промысел вновь выставил кусок прозрачной каменной соли. Минеральные продукты были и из других областей России. В главном проходе выставки стояла колонна с вазою из антрацита области Донского войска, огромный малахитовый монолит в 133 пуда из нижнетагильских заводов Демидова. Сибирский графит получил две медали: золотую — Иван Алибер из Иркутска и серебряную — М. К. Сидоров из Красноярска.
«Каталог предметам из севера России, приготовляемым на Парижскую Всемирную выставку Енисейской губернии Красноярска первой гильдии купцом Михаилом Сидоровым», включал 108 экспонатов. Тут и альбом видов Красноярска и золотых приисков, откуда представляется их золото, изделия из мамонтовых, моржовых и коровьих костей, образцы каменного угля, различных руд и минералов, древесных пород. Куски графита с текстом: «Известный изобретатель литой стали для орудий полковник П. М. Обухов во время управления Князе-Михайловским Златоустовским заводом признал этот графит годным для тиглей на предмет литья стали для пушек».
В каталоге Сидорова выделена группа «Питательные вещества, применяемые для замены хлеба при недостатке оного в неурожайные годы населением р. Печоры». Там перечисляются: мох болотный, мука из рябиновых листьев, из соломы и хлеб из них, сосновая кора с мукой и хлеб из нее. А под названием «Праздничный хлеб» числится продукт из сосновой коры наполовину с примесью ржаной муки.
Заведовать русским отделом был назначен писатель Д. В. Григорович, секретарь Общества поощрения художников. Он считался большим музейным знатокам, в частности, Эрмитажа, где также служил секретарем музея и за два года до выставки написал книгу «Прогулки по Эрмитажу». Отдел у него, по мнению современников, носил характер больше художественный, нежели промышленный.
На выставке из русских можно было увидеть всякий народ, начиная с сановников и «вплоть до самых первобытных купцов из глухих приволжских городов», — сообщал писатель Боборыкин. На Марсовом поле, в русском ресторане, и в других местах встречались компании молодых чиновников, профессоров, литераторов, художников. Писатель отмечает: «Простой народ был характернее: сначала плотники, строившие русскую избу, потом половые, артельщики, мастеровые нашего отдела и весь хор кавалергардского полка, приехавшего на всемирные состязания оркестров».
Летом того года в Париже жили Достоевский, Тургенев, Гончаров. В сентябре на несколько дней по своим делам в Париж приезжал Герцен, посетил и выставку. Публицист Г. Н. Вырубов, находившийся в близких отношениях с ним, вспоминал об этом: «По выставке мы ходили много, но она Герцену сильно не понравилась... Надо признаться, на этом международном базаре трудно было различить вещи действительно интересные среди массы всякой мишурной дряни. Быть может, тоже ему неприятно было видеть, как ничтожное место занимал русский отдел и как мало в нем достойного похвалы». «Всемирным толкуном» назвал Герцен выставку.
Русский отдел располагался в восьми галереях: первые две показывали предметы археологии и художественные произведения, остальные — изделия промышленности и земледелия. Фасад отдела по главному выставочному проходу выделялся национальным стилем убранства. Изящное оформление. токарные деревянные работы русских привели в восторг корреспондента «Тайме» своей изысканностью.
На выставке 1867 г. появились и первые постройки из России: около Дворца индустрии разместили русскую избу и конюшни, украшенные резными наличниками, подзорами, полотенцами и другими элементами русских деревянных зданий. Все эти довольно простые, но оригинальные по своему облику сооружения знакомили посетителей с самобытным народным зодчеством России, правда, в довольно общем виде. «Дейли телеграф» описывала эту избу, построенную без единого гвоздя.
Русскую избу на выставке надумал поставить купец В. Ф. Громов. Еще за два года до выставки он вызвал в Петербург-артель владимирских плотников Дружины Лихачева с товарищами. Плотники распластывали неохватной толщины бревна на плахи, из них по шнуру вытесывали длинные доски. Сам Дружина занимался резьбой, на досках рисовал солнце, цветы, зверей, птиц. Помощники теслами выбирали фон, мастер киянкой и долотом наводил рисунок — оживали деревянные цветы, на досках скакали кони, крались звери, летели птицы.
Нарядная изба весело поблескивала окнами с узорчатыми наличниками. Крыльцо поддерживали столбики, у светелки — балкончик как печатный пряник. Комиссия из Академии художеств с восторгом приняла избу. Разобрали ее по бревнышку и отвезли в порт. В октябре 1866 г. пароход пришел в устье Сены. На следующий год к весне избу собрали. Она состояла из двух отдельных домов, соединенных крытым двором. Внутри изба была убрана крестьянской утварью и пожитками. На дворе размещались сельскохозяйственные орудия и машины, в малой пристройке — принадлежности для охоты и рыбной ловли, а также манекены в народных костюмах разных племен севера Российской Империи. Особое любопытство вызывало изображенное в натуральную величину целое семейство остяков, привезенное М. К. Сидоровым (серебряная медаль). По разделу искусства изба была награждена серебряной медалью.
На русской улице посетителей с каждым днем становилось все больше. Около рельефных мозаик Петергофской гранильной фабрики и работ мозаичного заведения Академии художеств (золотая медаль) — постоянно толпа зрителей. Отовсюду слышатся похвалы. Приводили в восторг изделия фарфоровой фабрики и стеклянного завода, особенно из пурпурина (стекла, недавно изобретенного русским художником Бонафеде), и серебряные работы Сазинова.
Профессор М. Я. Киттары отметил стальные вещи кустарного производства: ножевые приборы, ножницы, бритвы и т. п. Русские производители получили три серебряные медали: Александр Банин — за ножницы, братья Федор и Иван Варыпаевы (все трое из села Павлово), Алексей и Федор Завьяловы из села Ворсма — за ножи и ножницы. Товар русских умельцев так понравился, что весь был раскуплен. Покупателями были все больше англичане, сами мастера по ножевому промыслу.
Интересно отметить, что эти участники выставки 1867 г. упоминаются в работе В. И. Ленина «Развитие капитализма в России». Из мелких кустарей крестьянин Ф. М. Варыпаев вышел в фабриканты села Павлово, известного своим ножевым производством. Завьяловы стали владельцами завода металлических изделий, села Ворсма, основанного в 1827 г. Фабрикант Завьялов, сообщает В. И. Ленин, еще в 1864 г. «живо помнил то время, когда он сам был простым работником у мастера Хабарова». Эти примеры Ленин использовал для доказательства развития капитализма в кустарной промышленности России.
Вязальщица М. Н. Ускова вновь отправила платки и шарфики из козьего пуха. В указателе русского отдела сообщалось, что в казачьих станицах Оренбургского войска изготовляется платков из козьего пуха ценой от 3 до 100 руб. за штуку на сумму до 15 тыс. руб. в год. Французская публика обратила внимание на русские табакерки. В рисунках на них зрителей привлекали поэтические крестьянские образы, особая непосредственность и живость изображений.
Серебряные медали получили экспонаты русского производства: бумажные, набивные и крашеные ткани, ситцы и полотна, шерстяная пряжа, каучуковые изделия Российско-американской резиновой мануфактуры из Петербурга, сеялки и жатвенные машины из Варшавы, рояли, хирургические инструменты.
Сохранились жалобы современников на плохое представительство России на выставке и на малую помощь правительства в этом деле. По мнению секретаря Вольного экономического общества А. И. Ходнева, русские экспонаты не давали «должного понятия о производительных силах страны. Даже в 40-м классе (горное дело и металлургия) хотя и было достаточное число экспонатов (103), но представленные образцы были разрознены, не представляли одного целого, которое могло бы указать всякому на наши минеральные богатства».
Корреспондент петербургской «Северной почты» В. Собольщиков в статье о Парижской всемирной выставке восхищался английскими и американскими машинами и сетовал на то, что «у нас в отделе машин почти ничего нет». «В нашем отделе, — писал он, — поставлена пирамида или колонна, не знаю, как ее вернее назвать, но что наша национальная, то верно. Она составлена из лаптей различных фасонов, рогож, циновок, кульков, лубков, мочала, лыка, мочальных веревок и прочих национальных особенностей такого рода». Перечислив убогие экспонаты, представленные на выставке Россией, В. Собольщиков заканчивает свое повествование поистине пророческими словами: «С какой целью выставлены эти произведения, я хорошенько уразуметь не мог, но подумал, что, вероятно, мы этим хотим оказать остальной Европе: извольте посмотреть, чем покамест довольствуется у нас некоторая часть нашего люда; пользуйтесь случаем, смотрите, а то через одно или два поколения все это исчезнет и вам придется просить билет в этнографический музей, чтобы увидеть такую пирамиду». Русские чиновники не умели (и не хотели) должным образом использовать достижения соотечественников. Корреспондент В. Андреев писал: «Из машин мы знаем о посылке на выставку из Одессы машины изобретения Христофорова, которая соединяет в себе обыкновенно делавшиеся отдельно машины: плуг, почвоуглубитель, рало, борону, сеялку, каток. А что же Шпаковский, Зарубин, крестьянин Хитрин и прочие русские изобретатели? Вероятно, и они явятся с чем-нибудь на состязание?» Но нет, не явились на выставку эти русские изобретатели, хотя могли бы представить интересные экспонаты, которые вполне бы украсили международный смотр технических достижений.
Через выставку 1867 г. прошло 11 млн. посетителей. Было представлено 52 тыс. экспонатов, из них — 1382 из России. Согласно отчету о выставке русские экспонаты получили 476 наград, в том числе два больших приза («Гран-При»): первый — академику Б. С. Якоби, второй — императору России за улучшение конских пород; медалей золотых — 21, серебряных — 93, бронзовых — 211; похвальных отзывов — 151, а также 26 памятных медалей по отделу археологии.