О якобы «бездарном» советском командовании

На уже помянутой мною первой научной конференции по изучению Берлинской операции войск 1-го Белорусского фронта, которая проводилась с 9 по 12 апреля 1946 года в пригороде Берлина — Бабельсберге, в здании штаба Группы советских оккупационных войск в Германии под руководством генерала армии Соколовского, о мастерстве планирования и ведения современных битв говорилось немало.

Но говорилось кем?

Среди современных интерпретаторов давних событий Великой Отечественной войны сегодня хватает тех, кто склонен рассматривать советских маршалов и генералов образца 1941–1945 годов чуть ли не как сборище некомпетентных малограмотных кретинов, способных лишь безжалостно бросать серую солдатскую «скотинку», запуганную Сталиным, ГУЛАГом и заградотрядами НКВД, под германский огонь.

Так что — недавно закончившиеся бои обсуждали подобные бездарные кретины? Мясники, а не полководцы?

Нет, уж, как говорится, — извините!

Достаточно всмотреться в фото совещания, собранного маршалом Жуковым накануне проведения Берлинской операции, чтобы понять — уж когда-когда, а к 1945 году советские генералы были вполне мастерами своего дела.

Другое дело, что дело их было не только непростым во все времена, но весной 1945 года оно было ещё и беспрецедентно сложным.

Повторяю — беспрецедентно!

Никогда до весны 1945 года (да, к слову, и после той весны — тоже) в такие короткие временные сроки на таком небольшом, в общем-то, участке планеты не планировались и не были реализованы военные действия того масштаба, который они приобрели в ходе Висло-Одерской и Берлинской операции Красной Армии!

И всё это надо было вначале продумать в голове и на картах; надо было расположить нужным образом войска и перегруппировать их — вначале на картах, а затем и на земной поверхности; подготовить приказы; обеспечить будущее тыловое снабжение и эвакуацию раненых; наладить взаимодействие родов войск; обеспечить наступательный дух войск…

Подготовив всё это, надо было двинуть войска трёх фронтов в битву и затем этой битвой управлять в реальном масштабе времени, в условиях неопределённым образом динамично изменяющейся обстановки и отчаянного сопротивления противника.

Хотел бы я посмотреть на великого «стратега» «Суворова»-Резуна и на его «россиянских» «заместителей по стратегии» типа Марка Солонина в той ситуации.

«Каждый мнит себя стратегом, видя бой со стороны», — сказал Шота Руставели, не только великий поэт, но и неплохой полководец. А ведь резуны смотрят на те бои даже не со стороны, а через стёкла перевёрнутого бинокля.

Иначе им нельзя — иначе их микроскопический человеческий масштаб на фоне тех дней окажется уже даже не микроскопическим, а нанотехнологическим, так сказать!

Да что там резуны!

Хотел бы я посмотреть на «великих» Эйзенхауэра, Паттона, Брэдли, Монтгомери, Макартура и прочих англосаксонских военных вождей, если бы им пришлось на Западе столкнуться с той массой войск и вооружения, с тем уровнем обороны и ожесточённости сопротивления, с которыми пришлось иметь дело весной 1945 года на Востоке маршалам Рокоссовскому, Жукову, Коневу и их боевым товарищам в генеральских и солдатских погонах!

Бедными были бы все эти Айки и Монти!

Если читатель найдёт фото совещания у маршала Жукова накануне Берлинской операции — это фото достаточно известно и помещено, в частности, в ряде изданий мемуаров Жукова, — то при первом же взгляде сразу станет ясно, как сильно выросло умение наших полководцев в организации крупнейших стратегических операций.

На Жукова и его ближайших помощников из пространства огромного зала смотрела чуть ли не сотня блестящих, почти поголовно гвардейских, генералов — пехотинцев, артиллеристов, танкистов, сапёров, связистов, лётчиков, интендантов…

Перед ними на столах лежали развёрнутые оперативные карты, а за их плечами незримо присутствовали сотни тысяч воинов, тысячи танков и самолётов, сотни понтонов и «амфибий», десятки тысяч артиллерийских стволов…

Не думаю, что в какой-либо армии мира были возможны именно такие совещания, когда в одном зале одновременно собираются в кулак усилия мощнейшей военной силы, и этот «кулак» отводится в сосредоточенном замахе, чтобы по единому приказу обрушиться на врага в последнем ударе.

Не знаю точно, но думаю, что так — коллективно, сообща — не планировали и не отрабатывали стратегические операции ни фон Бок, ни фон Манштейн, ни Гудериан, ни фон Рундштедт. А они ведь в своём воинском деле были вполне профессиональны. Просто подходы у русской советской и у германской нацистской полководческих школ были разными.

Как, между прочим, оказались разными и конечные результаты боевой деятельности этих двух школ!

У немцев сохранялись старые прусские традиции, которые когда-то очень воспринимались у нас Тухачевскими с уборевичами. Как же-с, господа, иначе-с?

Однако можно было воевать и иначе. Поэтому у русских в процессе войны сформировалась новая — сталинская — полководческая школа, воспитанники которой в апреле 1945 года пришли через Европу к Берлину.

Руководивший конференцией 1946 года Василий Данилович Соколовский в битве за Москву руководил — с июля 1941 года по январь 1942 года — штабом Западного фронта. В 1941 году ему исполнилось сорок четыре года.

В мае 1945 года он, уже 48-летний генерал армии, был заместителем командующего 1-м Белорусским фронтом маршала Жукова. Принимал участие в планировании Висло-Одерской и Берлинской операций.

А через год, в апреле 1946 года, Соколовский руководил работой генеральской конференции и там сравнил битвы под Москвой и в Берлине. Это был не только умный и квалифицированный полководческий, но и глубокий военно-политический анализ. Однако о нём я скажу значительно позднее — в самом конце книги.

Возвращаясь же к конференции, замечу, что обсуждения прошлых боёв были откровенными. Говорилось разное, в том числе и о боевой работе авиации в ходе наступления на Берлин и даже раньше — ещё на Висле. И вот что говорил, например, командующий 8-й гвардейской армией генерал Чуйков:

«Товарищи, давайте всё-таки сделаем вывод на будущее, как бы нам избежать, товарищи, бомбёжку своих войск — это злободневное дело, и кто умалчивает о нём, делает вредное дело».

Чуйков рассказал ряд невесёлых случаев. «В Берлине, — сообщал он, — штабу 4-го корпуса здорово всыпала наша авиация, около 100 человек вышло из строя».

Не более весёлые факты сообщал командующий 1-й гвардейской танковой армией генерал-полковник М.Е. Катуков:

«Очень плохо нам было, когда мы… овладев Мюнхебергом, устремились в леса и пошли рывком на межозёрное пространство. Наступила ночь, и вот начался кошмар: идут волны наших бомбардировщиков и сгружают свой груз на мой штаб, на колонны и на боевые порядки 8-го гвардейского мехкорпуса и 11-го гвардейского танкового корпуса, жгут наши танки и транспорт, убивают людей. Из-за этого мы на 4 часа прекратили наступление, которое развивалось очень успешно… Только за одну ночь у меня свои самолёты сожгли около 40 машин, 7 танков и убили свыше 60 человек. Зачем нам нужны эти потери?»

Таких примеров можно привести ещё не один — только из генеральских выступлений только на первой конференции 1946 года (потом была и вторая под руководством маршала Конева).

Беря подобные критические примеры и некритически, подло осведомляя о них читателя, современные интерпретаторы той войны и внедряют в массовое сознание грязные мифы о бездарности советского генералитета.

Делать это — если ты шулер от истории — не сложно. Десяток фактов, подобных вышеприведённым, и готов мифический, но вроде бы подкреплённый генеральскими свидетельствами тезис о том, что советская бомбардировочная авиация во время Великой Отечественной войны била не столько по врагу, сколько по своим.

А причина, мол, — в бездарном авиационном и, попутно, наземном командовании, которое не могло и не умело координировать действия различных родов войск.

Если анализировать ситуацию в целом, то станет ясно, что только что сформулированный «тезис» — лжив и антиисторичен, что основной причиной тогдашних трагических «накладок» были крайне динамичная ситуация под Берлином и несовершенство тогдашней радиосвязи…

Тот же генерал Катуков упоминал о полосах фосфоресцирующей бумаги, которыми немцы в ночное время обозначали свой передний край. Хорошая придумка, но тут надо говорить скорее о просчётах тех, кто разрабатывает средства боевой, так сказать, эргономики, а не о бездарности генералов.

К тому же можно приводить и другие примеры с той же конференции, и они будут действительно типичными (то, что это так, видно из общего анализа выступлений генералов).

Так, представитель Генерального штаба генерал-майор Платонов, говоря о самобытности плана Берлинской операции, отмечал:

«В целях достижения тактической внезапности и введения противника в заблуждение маршал Жуков приказал за два дня до начала наступления произвести от каждой дивизии первого эшелона сильную боевую разведку усиленными батальонами с танками и поддержанных огнём 2–3 артполков на каждый разведбатальон».

И этот ход Жукова себя вполне оправдал. Начальник Разведывательного управления 1-го Белорусского фронта генерал-майор Н.М. Трусов докладывал на конференции:

«Командир 56-го танкового корпуса генерал артиллерии Вейдлинг показал:

«…то, что русские после действий своих разведотрядов 14.4 не начали наступление 15.4 ввело наше командование в заблуждение. Когда мой начальник штаба полковник фон Дуйвийг от моего имени высказал мнение начальнику штаба 11-го танкового корпуса СС, что нельзя накануне русского наступления менять 20-ю моторизованную дивизию и танковую дивизию «Мюнхеберг», начальник штаба 11тк СС ответил: «Я, командир корпуса, считаю — русские сегодня не наступали, значит, они предпримут наступление только через несколько дней». «Такого же мнения придерживались и другие офицеры штаба и командование 9-й армии…»

Генерал-майор Трусов сообщил и такое — несколько неожиданное — подтверждение эффективности мер по обману противника. Накануне нашего наступления шведское радио передало, что наступление на Берлин будет осуществляться глубокими охватами с севера и юга, а на центральном участке будут вестись лишь сковывающие действия.

Лобовой удар оказался неожиданным не только для военных комментаторов шведского радио, но и для германского командования. А оно имело против советских войск на берлинском направлении и всём вообще советско-германском фронте очень серьёзные силы.

Напомню, что к началу 1945 года германские вооружённые силы на советско-германском фронте насчитывали 3,7 миллиона человек; 52,6 тысячи орудий и миномётов, 8,1 тысячи танков и штурмовых орудий, 4,1 тысячи боевых самолётов.

СССР обладал на советско-германском фронте войсками в составе: 6,7 миллиона человек, 107,3 тысячи орудий и миномётов, 12,1 тысячи танков и самоходно-артиллерийских установок, 14,7 тысячи боевых самолётов.

Нынешние интерпретаторы-антисоветчики голословно заявляют, что советское командование было склонно завышать силы противника. Но вот немецкий «классик» — Курт фон Типпельскирх, «История Второй мировой войны, глава XII «Борьба за рейх», раздел 3 «Прорыв русских на Висле»:

«Германский генеральный штаб сухопутных сил оценивал превосходство русских в пехоте соотношением 11:1, втанках-7:1, в артиллерии — 20:1. Превосходство русских в авиации было также достаточно велико, чтобы обеспечить себе господство в воздухе. В целом успех немецкой обороны почти исключался, даже если предположить крайнее упорство войск и искусное управление ими. Неясен был лишь масштаб грозившей катастрофы…»

Это было написано после войны генералом пехоты (следующий чин — фельдмаршал), командовавшим с апреля 1945 года группой армий «Висла», автором монографии, считающейся образцовой.

Причём далее он не оговаривается, что цифры ОКХ были не то что завышены, а попросту — для серьёзных генштабистов — смехотворны.

В Действующей армии у нас тогда было всего 11 миллионов человек, из которых немцам противостояло 6,7 миллиона человек. А коллеги Типпельскирха в германском Генштабе оценивали противостоящие им силы в 3,7x11 = 40,7 миллиона человек. Интересно, были ли они знакомы с такой генштабистской наукой, как страноведение?

Реальное общее соотношение сил составляло к началу 1945 года в нашу пользу: по людям — 1,81:1, по артиллерии — 2,04:1, по танкам — 1,49:1 и по авиации — 3,58:1.

Как видим, перед нашим наступлением 1945 года не обеспечивалось даже соотношение 3:1, необходимое для гарантированного успеха по всем основным показателям, исключая авиацию.

Но избыток авиации, как видим, в условиях постоянно меняющейся, динамичной наземной ситуации порой только мешал.

Да, на участках прорыва соотношение сил было большим в нашу пользу, чем указанное выше общее соотношение сил. Но ведь искусство полководца как раз и заключается в том, чтобы обеспечить себе подавляющее превосходство над противником в нужном месте в нужное время!

Чтобы читателю было лучше понятно, каким был полководческий хлеб в той войне, сообщу, что в целях обеспечения скрытности Берлинской операции командующие войсками фронтов разрешили командующим армиями ознакомить с директивой Ставки на наступление только начальников штабов, начальников оперативных отделов штабов и командующих артиллерией.

Командиры полков получили задачи устно (это к ещё одному мифу о якобы бюрократическом стиле командования Красной Армии) за три дня до наступления.

На подготовку отводилось 14–15 дней. Темпы наступления определялись для общевойсковых армий в 8–14 километров, для танковых — 30–37 километров в сутки. Плотность танков на участках прорыва на 1-м Белорусском фронте устанавливалась в 20–44 танков и САУ на километр, а плотность артиллерийских стволов — 300 орудий и миномётов на километр. Ствол на три метра!

16 апреля 1945 года в 3 часа по берлинскому времени началась авиационная и артиллерийская подготовка — немецкая оборона обрабатывалась в глубину на 8 километров, а отдельные узлы сопротивления — до 10–12 километров. Но не обошлось без накладок. Та мощная разведка боем 14 апреля, которую только положительно оценил генштабист Платонов, имела и тот результат, что немцы отвели свои основные силы на вторую полосу — на Зее-ловские высоты, а командование 1-го Белорусского фронта переоценило результаты боёв 14–15 апреля и не заметило этого отвода.

Бездарность?

Нет, конечно! Война!

Современная динамичная война, побеждал в которой тот, кто был лучше готов к любым неожиданностям, в том числе — и к последствиям собственных просчётов и инициативы противника.

Ко всему этому в 1945 году лучше были готовы мы.

Показательно, что о тех же авиационных казусах на научной конференции 1946 года говорилось без надрыва, без истерики, с пониманием и знанием сложной природы современных битв.

И конечный итог битвы за Берлин был в нашу пользу. Только в полосе действий войск маршала Жукова потери немцев в период с 16 апреля по 9 мая 1945 года составили 218 691 человек убитыми и 250 534 человек ранеными. Это — только людские потери.

Потери 1-го Белорусского фронта составили убитыми и ранеными 179 490 человек.

Общие потери трёх наших фронтов и взаимодействовавших с ними сил флота в Берлинской операции: 81 116 человек безвозвратно (то есть — погибших и умерших на этапах санитарной эвакуации), а всего — 361 367 человек.

Где здесь те миллионные наши потери в битве за Берлин, которыми нам сегодня морочат голову «демократические» клеветники-антисоветчики — урождённые граждане СССР, к слову?

Стандартные, допустимые военной наукой потери наступающих (к тому же, не забудем, и победивших!) к потерям обороняющихся принимаются равными трём к одному.

То есть при умелом командовании безвозвратные потери Красной Армии в Берлинской операции могли достигнуть (взяв потери немцев только по одному фронту) не менее чем 218 691x3 = 656 073 человек.

А они были в десять раз — если учесть общие потери немцев — меньшими, чем допускает военная наука.

Так бездарно или блестяще проявило себя командование Красной Армии в 1945 году?

Да, можно привести и другие данные.

Вот три цитаты:

1) «Наступление… развивается недопустимо медленно… наступление может захлебнуться».

2) «9-й гвардейский танковый корпус действует очень плохо и нерешительно…»

3) «Вы лично и Ваш штаб во главе с начальником штаба в проводимой операции работаете плохо и нерешительно…»

Кто же это и когда так низко оценивает боевые действия советских соединений? И кто же эти неумёхи, заслужившие подобные оценки?

Верный ответ следующий: командующий 1-м Белорусским фронтом Маршал Советского Союза Жуков 18 апреля 1945 года оценивал подобным образом действия командующего 8-й гвардейской армией Чуйкова и командующих 1-й и 2-й гвардейскими танковыми армиями Катукова и Богданова, а также командира 11-го танкового корпуса генерал-майора танковых войск Ющука и командира 9-го танкового корпуса генерал-лейтенанта танковых войск Кириченко. Фамилии двух последних генералов, если помнит читатель, фигурировали в «разгромных» приказах маршала Жукова, изданных в ходе Берлинской операции и приводившихся мной ранее.

Так что — это были бездари?

Нет, конечно!

Чуйков, Катуков и Богданов в особых представлениях вообще не нуждаются — это прославленные полководцы Великой Отечественной войны.

Генерал-лейтенант танковых войск, 43-летний — в 1945 году — крестьянский сын из-под Черкасс Иван Кириченко 6 апреля 1945 года получил звание Героя Советского Союза «за умелое руководство частями и соединениями при прорыве обороны противника на левом берегу реки Висла и выходе к реке Одер».

Иван Иванович Юшук, белорус, 1898 года рождения, в истории отмечен скромнее, но это был зрелый танковый командир с типичной для советского генерала тех лет биографией. Гражданская война, курсы, академия, последовательное освоение ступеней служебной «лестницы», командование танковой бригадой, танковым корпусом с 1943 года, тяжёлое ранение, возвращение в строй и бои за Польшу и Германию.

«Командуя корпусом, показал себя высококультурным офицером, хорошо владеющим искусством управления танковым боем», — сказано в его характеристике.

Орден Ленина, три Красных Знамени, ордена Суворова 1-й и 2-й степени и Кутузова 2-й степени, орден Отечественной войны 1-й степени — весомое подтверждение этой боевой характеристики.

Но война есть война, на ней ежедневный и суровый экзамен держат в равной мере и новобранец, и ветеран, и прославленный генерал…

Вопрос в том, чтобы в итоге не провалиться.

И мы в той войне не провалились — в отличие от немцев! А как там обстояли дела с нашими союзниками?

В своём докладе 4 февраля 1945 года на Крымской (Ялтинской) конференции заместитель начальника Генерального штаба Красной Армии генерал армии Антонов сообщал:

«…6. Результаты наступления:

а) К1 февраля, то есть за 18 дней наступления, советские войска на направлении главного удара продвинулись до 500 километров… средний темп продвижения был 25–30 километров. (…) д) Разгромлено45 дивизий немцев… (…)

7. Вероятные действия противника:

а) Немцы будут защищать Берлин… организуя здесь оборону за счёт отходящих войск и резервов, перебрасываемых из Германии, Западной Европы и Италии (выделения здесь и ниже мои. — С.К.)…

б) Немцы будут, возможно, прочнее прикрывать венское направление, усиливая его за счёт войск, действующих в Италии.

8. Переброска войск противника:

а) На нашем фронте уже появилось:

из центральных районов Германии — 9 дивизий с западноевропейского фронта — 6 дивизий из Италии — 1 дивизия…

б) Находятся в переброске:

4 танковые дивизии

1 моторизованная дивизия.

в) Вероятно, будет ещё переброшено до 30–35 дивизий (за счёт западноевропейского фронта, Норвегии, Италии…).

Антонов просил союзников поскорее начать своё наступление и не допустить дальнейшей переброски немецких войск на Восточный фронт с Западного и из Италии.

8 февраля 1945 года союзники начали наступать, а переброска немецких войск с Запада на Восток продолжалась. В такой ситуации союзным генералам и впрямь было несложно прослыть талантливыми полководцами.

Однако немцы уже знали им подлинную цену. Немцы предпочитали снимать с фронта войска, противостоящие англосаксонским «талантам», для того, чтобы хоть как-то сдержать фронт, прорываемый «бездарями» из командования Красной Армии.

Последнее… В своих уже послевоенных мемуарах бывший посол Германии в СССР в 1929–1933 годах Герберт фон Дирксен признавал, что «создание нового поколения военачальников, способных вести такие кампании, какие они проводили в войне против Германии, следует признать подвигом, совершённым Красной Армией»…

Дирксен, правда, находил этот подвиг «почти необъяснимым», удивляясь тому, что он был совершён, якобы несмотря на чистки в РККА в 1937–1938 годах, и не понимая, в чём отыскиваются истоки этого подвига.

Что ж, даже весьма неглупый немец не понял, что одной из причин успехов России в той войне были как эти чистки, открывшие дорогу к высоким командным должностям талантливым командирам уже советской формации — как социальному и кадровому достижению сталинской эпохи.

Ведь это Сталин сказал: «Кадры решают всё».

Они всё и решили.