Америка тупеет?

Сьюзен Джейкоби — автор ряда книг, в том числе работы «Эпоха американского неразумия».

«Разум этой страны, приученный заниматься низменными предметами, сам себя пожирает». Ральф Уолдо Эмерсон сделал это замечание в 1837 году, но его слова отзываются болезненным пророческим эхом в современных Соединенных Штатах, хотя со времен Эмерсона страна очень переменилась. Интеллекту американцев угрожает большая опасность: мы рискуем утратить свой заработанный тяжкими усилиями культурный капитал, спасовав перед ядовитой смесью антиинтеллектуализма, антирационализма и невысоких запросов.

Эту тему ни за что не осмелится затронуть ни один кандидат на долгой и извилистой дороге к Белому дому. О том, что невежество масс усугубляет серьезные проблемы общенационального значения, почти невозможно говорить, избежав ярлыка «элитист» — одного из самых сильных бранных эпитетов, которого может удостоиться претендент на высокую должность. Напротив, политики постоянно уверяют американцев, что те — «люди простые»; этот снисходительный термин напрасно искать в значимых речах президентов до 1980 года.

(Только вообразите себе: «Мы сделаем все от нас зависящее, чтобы эти жертвы не были напрасны, <...> и что правление людей простых, посредством людей простых и для людей простых никогда не исчезнет с лица земли» — переиначенная цитата из знаменитой Геттисбергской речи Авраама Линкольна: «...мы сделаем все от нас зависящее, чтобы эти жертвы не были напрасны, <...> и что правление народа, посредством народа и для народа никогда не исчезнет с лица земли». — Прим. ред.) Подобное возвеличивание заурядности — отличительная примета антиинтеллектуализма любой эпохи.

Статуя Авраама Линкольна

Возвеличивание заурядности — отличительная примета антиинтеллектуализма любой эпохи.

Классическая работа на эту тему — книга историка Колумбийского университета Ричарда Хофштадтера «Антиинтеллектуализм в жизни Америки» — вышла в свет в начале 1963 года, в промежуток между антикоммунистическими крестовыми походами эры Маккарти и социальными конвульсиями конца 1960-х. Хофштадтер рассматривал американский антиинтеллектуализм как циклическое по сути явление, часто проявляющееся как оборотная сторона тяги страны к демократизации религии и образования. Но современная разновидность антиинтеллектуализма — скорее потоп, чем циклический прилив. Если бы Хофштадтер (он умер в 1970 году) успел написать продолжение с учетом современности, то обнаружил бы, что наша эра круглосуточного информационно-развлекательного вещания перещеголяла его самые апокалиптические предсказания о будущем американской культуры.

Терпимый порог тупости уже несколько десятилетий неуклонно повышается благодаря совокупному воздействию сил, которым пока невозможно противостоять. Среди этих факторов — триумф видеокультуры над культурой печатного слова (под «видео» я подразумеваю все формы цифровых СМИ, а также более ранних электронных); диспропорция между формальным уровнем образования американцев — он-то повышается — и их смутными представлениями об основах географии, естественных наук и истории; а также сращивание антирационализма с антиинтеллектуализмом.

Первый и главный движитель нового антиинтеллектуализма — видео. Сообщениями о непопулярности чтения книг, газет и журналов уже никого не удивишь. Безразличие к печатному слову ярче всего выражено среди молодежи, но оно продолжает шириться, захватывая американцев всех возрастов, независимо от их уровня образованности.

Согласно докладу Национального фонда содействия работникам искусств США, популярность чтения снизилась не только среди малообразованных слоев. В 1982 году 82% людей с высшим образованием читали для удовольствия романы или стихи; спустя 20 лет таких нашлось всего 67%. Более 40% американцев за год не прочли вообще ни одной книги. С 1984-го по 2000 год процент 17-летних, которые ничего не читали (кроме того, что были должны по школьной программе), более чем удвоился. Этот промежуток времени почти совпадает с бумом персональных компьютеров, вебсерфинга и компьютерных игр.

Но так ли уж это значимо? Технофилы отмахиваются от плачей по печатному слову — дескать, просто эти «элитисты» не видят леса за деревьями. Популяризатор науки Стивен Джонсон написал книгу «Все вредное полезно: как современная массовая культура в действительности делает нас умнее», где уверяет, что причин для беспокойства нет. Да, родители видят, что их «энергичные и активные дети молча, разинув рот, пялятся в экран». Но эти черты, напоминающие о зомби, — «не признак атрофии мозга. Это знак сосредоточенности». Вздор. Истинный вопрос в том, от чего 2 — 3-летние дети отвлекаются, глядя в экран, а не в том, на чем они сосредотачиваются, когда завороженно смотрят фильмы, виденные уже десятки раз.

Несмотря на агрессивную рекламную кампанию, пропагандирующую просмотр фильмов даже полугодовалыми младенцами, нет доказательств, что сосредоточенный взгляд на экран приносит младенцам и детям младшего дошкольного возраста хоть какую-то пользу, а не вред. В исследовании, опубликованном в августе прошлого года, ученые из Университета Вашингтона пришли к выводу, что дети в возрасте 8 — 16 месяцев распознают в среднем на 6 — 8 слов меньше на каждый час просмотра фильмов.

Я не могу доказать, что многочасовое чтение больше повышает просвещенность граждан, чем забавы с игровой приставкой Microsoft Xbox или помешательство на профайлах на Facebook. Но, полагаю, неспособность подолгу сосредотачиваться — в противоположность чтению информации в Интернете, маленькими порциями — тесно взаимосвязана с неспособностью аудитории припомнить даже те события, о которых совсем недавно сообщали в новостях. Так, неудивительно, что на позднейших этапах кампании праймериз, в отличие от первых, кандидаты в президенты стали меньше говорить о войне в Ираке — причина всего лишь в том, что видеосообщений о насилии в Ираке стало меньше. Кандидаты, как и избиратели, делают упор на последних новостях — не обязательно важнейших.

Неудивительно, что «черные» агитационные ролики политического содержания эффективны. «Имея дело с письменным текстом, легко уследить даже за различными уровнями авторитетности, которые стоят за различными информационными текстами, — отметил недавно в журнале New Yorker критик, культуролог Калеб Крейн. — Напротив, сравнение двух информационных видеоматериалов — дело тягомотное. Когда зрителя вынуждают выбирать между противоречивыми версиями, показанными по телевизору, он полагается на свое наитие либо на то, в чем был убежден до просмотра передачи».

Поскольку потребители видео становятся все более нетерпеливыми, когда речь идет о процессе усвоения информации из письменных источников, все политики вынуждены излагать свои программы максимально быстро — а в наше время темпы, считающиеся быстрыми, весьма ускорились по сравнению с прошлым. Согласно выводам Кику Адатто из Гарвардского университета, с 1968-го по 1988 год средняя продолжительность одного «аудиофрагмента» в новостях о кандидатах в президенты — а именно: выдержки из выступления или интервью кандидата — уменьшилась с 42,3 секунды до 9,8. По данным другого исследования гарвардских ученых, к 2000 году «аудиофрагмент» в расчете на одного кандидата составлял уже всего 7,8 секунды в день.

Массовый синдром рассеянного внимания, сформировавшийся под воздействием видео, тесно связан со вторым по значимости антиинтеллектуальным фактором в американской культуре — эрозией базовых знаний.

Сегодня, пожалуй, почти невозможно вообразить, как мыкался Франклин Д. Рузвельт в мрачные месяцы после Перл-Харбора, пытаясь объяснить, почему вооруженные силы США терпели на Тихом океане поражение за поражением. В феврале 1942 года Рузвельт в своем традиционном выступлении по радио призвал американцев расстелить на столе географическую карту, чтобы лучше уяснить местоположение театра боевых действий. В магазинах по всей стране моментально разошлись запасы карт; около 80% взрослых американцев включили радио, чтобы послушать президента. Перед этим ФДР сказал своим спичрайтерам, что не сомневается: если американцы уяснят, какое колоссальное расстояние должны преодолеть боеприпасы и провиант, чтобы добраться до армии и флота, «они смогут, не дрогнув, выслушать любые дурные новости».

Это портрет не только принципиально иного президента и президентства, но также иной страны и ее граждан — страны, которая не имела доступа к картам Google, усовершенствованным благодаря данным со спутников, но была гораздо более восприимчивой к учебе и запутанной информации, чем современное общество. По данным опроса, проведенного National Geographic-Roper в 2006 году, почти половина американцев в возрасте 18 — 24 лет не считает необходимым знать, где расположены иностранные государства, в которых происходят важные события. Более трети находит «совершенно неважным» знание иностранного языка, меж тем как «очень важным» его считают лишь 14%.

Франклин Рузвельт

Это подводит нас к третьему и последнему фактору, стоящему за неотупостью Америки: речь идет не о невежестве, как таковом, но о горделивом упоении этим невежеством. Проблема не только в том, чего мы не знаем (задумайтесь: каждый пятый взрослый американец, по данным National Science Foundation, считает, что Солнце обращается вокруг Земли); вся беда в том, что опасное множество американцев пришло к выводу, что им вообще такие знания ни к чему. Назовем это антирационализмом. Его синдром особенно вреден для наших общественных институтов. Незнание иностранного языка или местоположения важной страны — проявление невежества; отрицание ценности таких познаний — антирационализм чистой воды. Ядовитый коктейль из антирационализма и невежества препятствует обсуждению государственной политики США в самых разных областях, от здравоохранения до налогообложения.

От эпидемии самонадеянного антирационализма и антиинтеллектуализма нет панацеи. Усилия повысить успеваемость в форме ответов на стандартизованные тесты — а именно, заставить учеников вызубрить конкретные вопросы на конкретные вопросы конкретных тестов — не помогут. Более того, люди, олицетворяющие эту проблему, обычно ее просто не осознают. («Мало кто сам себя считает противником мысли и культуры», — отметил Хофштадтер.) Давно пора провести серьезную общенациональную дискуссию о том, действительно ли мы как нация ценим интеллект и рациональное мышление. Если нынешние выборы действительно станут «выборами перемен», низкий уровень дискурса в стране, где разум приучают заниматься низменными предметами, надо поставить на первое место в списке необходимых перемен.

Юлия Грязнова, Марк Рац