Резерфорд и атомное ядро

В первом десятилетии двадцатого века английский физик Эрнест Резерфорд (1871–1937), проведя талантливо разработанный эксперимент, открыл внутреннюю структуру атома. К удивлению других ученых, он обнаружил, что атом состоит из центрального положительно заряженного ядра (где заключена почти вся масса атома), окруженного облаком отрицательно заряженных электронов. До того момента внутренняя структура материи оставалась одной из тех загадок – наряду с рождением и смертью Вселенной, происхождением жизни и существованием жизни на других планетах, – которые были интересным предметом для рассуждения и всякого рода предположений и гипотез, но не могли стать объектом экспериментального научного исследования. Ученые задавались вопросом: как же исследовать внутреннюю структуру атома, если весь инструментарий, которым мы располагаем, сам состоит из атомов? Это все равно что пытаться установить, что находится внутри одного резинового мяча с помощью другого резинового мяча. Решение этой проблемы Резерфордом знаменовало рождение современной физики элементарных частиц.

Путь Резерфорда к открытию был далеко не прямым. В начале своих исследований ученый и не думал, что по их завершении откроет структуру атома. Только впоследствии он осознал, что для выполнения такого эксперимента и понимания его сути имеются как необходимые инструменты, так и способы использования этих инструментов. Понадобилось определенное время и на то, чтобы убедить окружающих129.

* * *

Резерфорд, массивный краснолицый человек с тюленьими усами, отличался необычайной уверенностью в себе, а говорил громко и напористо. Он постоянно требовал от своих ассистентов и сотрудников «быть проще». Когда его просили объяснить причины его успеха, он обычно заявлял: «Я ценю простоту, так как сам всегда был простым человеком»130. Это вовсе не пустое бахвальство. Резерфорд превосходно понимал возможности простого оборудования в деле проникновения в самые глубокие тайны природы.

И в самом деле, с точки зрения простоты, глубины и определенности, эксперименты Резерфорда принадлежат к числу самых красивых в истории науки. Его коллега, историк науки Джеймс Джеральд Кроутер, впоследствии отмечал способность простых идей, воплощенных в экспериментах Резерфорда, давать потрясающие по значимости результаты, хотя «можно было бы ожидать, что после трех столетий активного развития физической науки идеи в ее контексте, эволюционируя, должны были неизбежно усложняться и что все простое в ней уже давно должно было быть использовано и израсходовано»131.

По словам другого его коллеги, химика А. С. Расселла,

...

Резерфорд не проявлял особого интереса к искусству и музыке, разве что в хорошем расположении духа «любил распевать „Вперед, Христово воинство“ – не слишком складно, но с большим задором»133. Тем не менее его подход к проникновению в глубинные структуры Вселенной отличался всеми достоинствами, свойственными истинному художнику: неудержимой энергией, глубоким уважением к материалу, чрезвычайно развитым воображением. Более того, сам Резерфорд как-то заявил, что «процесс научного открытия может рассматриваться как разновидность искусства»134.

Но как в искусстве, так и в науке творческий процесс весьма извилист, отступление на исходные позиции – обычное явление, и художники порой осознают смысл своих исканий только по завершении работы. Классическим примером тут является шедевр Резерфорда – открытие ядра атома.

Резерфорд родился в Новой Зеландии и мальчишкой любил возиться с фотокамерами, часами и моделями водяных колес на мельнице отца. В 1895 году молодой одаренный ученый был удостоен особой стипендии и получил место в Кавендишской лаборатории Кембриджского университета, которую историк науки Джон Льюис Хейлброн назвал «колыбелью ядерной физики»135. Резерфорд прибыл туда в самом начале волнующей и сложной эпохи в истории физики: в 1895 году немецкий физик Вильгельм Рентген открыл рентгеновские лучи, в 1896-м француз Анри Беккерель открыл явление радиоактивности на примере урана, а в 1897 году их английский коллега Джозеф Джон Томсон, директор Кавендишской лаборатории, открыл электрон.

В напряженной атмосфере активного научного поиска Резерфорду быстро удалось обратить на себя внимание. В 1898 году он покинул «колыбель» и перешел в университет Макгилла в Монреале, где и работал до 1907 года. В ходе изучения явления радиоактивности он сделал неожиданное и очень важное открытие: уран излучает два разных вида радиации. Для демонстрации этого феномена Резерфорд разработал простой и предельно убедительный эксперимент: он покрывал образец урана слоями алюминиевой фольги и затем измерял количество проникавшей сквозь нее радиации. При одном и двух слоях уровень радиации снижался, при трех слоях падал значительно. Однако, как ни странно, четвертый и пятый слой уже не оказывали заметного воздействия, и радиация продолжала проникать сквозь фольгу. Для Резерфорда это стало основанием полагать, что уран излучает два вида радиации, один из которых значительно мощнее другого. Более слабый из них он назвал «альфа-лучами», а более сильный – «бета-лучами», по двум первым буквам греческого алфавита.

Так получилось, что именно альфа-лучи – их природа, поведение и возможности использования – определили суть дальнейшей научной деятельности Резерфорда. Студенты Резерфорда шутливо замечали, что их наставник «случайно создал альфа-частицы, умудрился подчинить их себе, и теперь они вместе творят чудеса». Альфа-частицы станут главным инструментом ученого в открытии внутренней структуры атома, хотя и это открытие тоже будет случайным.

Резерфорд очень скоро понял, что ни альфа-, ни бета-лучи не являются лучами в том же смысле слова, как, скажем, рентгеновские лучи. Они были, скорее, частицами электрически заряженной материи, которые атомы урана выбрасывали из себя по причинам, на тот момент неизвестным. Вскоре выяснилось, что отрицательно заряженные бета-лучи – это поток электронов. Природа же положительно заряженных альфа-лучей первоначально оставалась загадкой, но Резерфорд разрешил ее. Он обратил внимание на то, что масса альфа-частиц близка к массе атомов гелия, но были ли они и в самом деле атомами гелия?

Для проверки этой гипотезы исследователь разработал еще один простой эксперимент. Была изготовлена стеклянная трубка с тонкими, но прочными стенками – чтобы пропускать альфа-лучи и не разрушиться под атмосферным давлением. Трубку заполнили радоном, радиоактивным газом, испускающим альфа-лучи, и вставили ее в еще одну герметичную стеклянную трубку. Из пространства между трубками откачали весь воздух и создали в нем вакуум. Единственное, что могло туда проникнуть, – альфа-лучи, выходившие наружу сквозь стенки внутренней трубки. Резерфорд заметил, что в пространстве между трубками медленно собирался некий газ, причем со скоростью, прямо пропорциональной скорости, с которой альфа-частицы проходили сквозь стенку внутренней трубки. Проанализировав полученный газ, ученый обнаружил, что имеет дело с гелием. Альфа-лучи, или альфа-частицы, как их все чаще стали называть, были идентичны атомам гелия. «Этот эксперимент, – писал Марк Олифант, ученик Резерфорда, – вызвал огромный интерес по причине своей простоты, ясности и красоты»136.

Однако не на все вопросы были получены ответы. Каким образом положительно заряженные альфа-частицы превращались в гелий, который обычно электрически нейтрален? И что делали атомы гелия внутри атомов урана? Были ли они частицами, отколовшимися от атома, или чем-то еще? Как они соотносились с остальной частью атомного ядра?

Путь Резерфорда к ответу на эти вопросы оказался не прямым. Он начался с дружеской пикировки с Беккерелем – результаты некоторых экспериментов последнего противоречили выводам Резерфорда. Заметив расхождение в данных, оба ученых критично подошли к исследуемой проблеме, и выяснилось, что Резерфорд был прав. Однако дискуссия лишь раззадорила его любопытство. Почему так сложно было измерить характеристики альфа-частиц? Каким образом Беккерель, известный своей тщательностью и внимательностью при проведении экспериментов, мог ошибиться? Причина заключалась в способности альфа-частиц рикошетировать от молекул воздуха.

Эту особенность альфа-частиц Резерфорд продемонстрировал в обычном для него простом и непосредственном стиле. Вначале он направил пучок альфа-частиц на фотографическую пластину, находившуюся в вакууме, и в результате получил резко очерченное яркое пятно в месте столкновения. Затем направил такой же пучок на такую же пластину, но не в вакууме, а в воздухе. На сей раз пятно оказалось размазанным и туманным. Размазывание пятна, как писал Резерфорд в 1906 году, стало следствием «рассеивания лучей», отскакивавших от молекул воздуха. И хотя Резерфорд пока еще этого не знал, открытие рассеивания лучей станет ключевым шагом на пути к открытию атомного ядра.

Два года спустя Резерфорду присудили Нобелевскую премию – как ни странно, не по физике, а по химии – «за его исследования в области распада элементов и химии радиоактивных веществ». После вручения премии он язвительно заметил, что в ходе своих исследований он наблюдал много различных трансформаций, но самой быстрой из них была его собственная трансформация из физика в химика.

К тому времени Резерфорд уже вернулся в Англию, в Манчестерский университет. По мере того как росла заинтересованность ученого в точном измерении различных характеристик альфа-частиц, его все более раздражал феномен рассеяния, который мешал, к примеру, его попыткам измерить заряд альфа-частиц. Феномен рассеяния очень беспокоил и его коллег. Английский физик Уильям Генри Брегг прислал Резерфорду изображения следов «с резкими изгибами», оставленных альфа-частицами в камерах Вильсона. «Рассеяние – самый настоящий дьявол», – жаловался Резерфорд в письме еще одному своему коллеге.

Заняться измерениями рассеяния Резерфорд поручил своему новому ассистенту, Гансу Гейгеру – тому самому, который позднее изобрел знаменитый счетчик уровня радиоактивности. Это был еще один пример «бдительности экспериментатора» – инстинкта, который заставил Кавендиша измерить величину магнитных полей в его аппарате, а Милликена – изучать испарение водяных капель. Если в эксперименте возникает некая препятствующая сила, сначала следует измерить ее, а затем попытаться скомпенсировать. Так случилось, что просьба, обращенная Резерфордом к Гейгеру, стала еще одним шагом на пути к открытию атомного ядра. Поначалу Резерфорд этого не понимал; ему казалось, что он тратит время на изучение и измерение досадного препятствия, мешавшего точной оценке заряда и массы альфа-частиц.

Измерение характеристик альфа-частиц было утомительной и однообразной работой. Резерфорду и Гейгеру было известно, что при столкновении альфа-частиц с определенными химическими веществами – например, с фосфоресцирующим сульфидом цинка – возникают мгновенные вспышки, называемые сцинтилляцией, которые можно разглядеть в микроскоп. Так впервые отдельные атомы (альфа-частицы рассматривались как атомы гелия) были зарегистрированы наглядно. Рассматривая экран, окрашенный подобными веществами, исследователи могли точно установить, в каком месте на него попадали альфа-частицы, и таким способом определяли их траектории. Но чтобы увидеть слабые, эфемерные сцинтилляции, Гейгеру приходилось сидеть в полной темноте по крайней мере минут пятнадцать, чтобы его зрение смогло адаптироваться. На это утомительное ожидание уходило много времени.

Оборудование, которое использовал Гейгер для измерения рассеивания, с современной точки зрения было очень простым. В небольшой металлический сосуд помещали крошечную бусинку радия – крайне радиоактивного элемента, почти непрерывно испускающего альфа-частицы. Сосуд был снабжен специальными отверстиями, которые позволяли пропускать тонкий луч альфа-частиц вдоль стеклянной трубки в четыре фута длиной. Из трубки был выкачан весь воздух, чтобы альфа-частицы не вступали во взаимодействие с его молекулами. С упомянутой трубкой была соединена еще одна, похожая на нее, также без воздуха, по которой альфа-частицы проходили прежде, чем попасть на экран, покрытый сульфидом цинка. Глядя на экран через микроскоп, Гейгер наблюдал вспышки и определял их положение. Практически без исключений вспышки происходили в одном и том же месте. Затем Гейгер поместил тонкие листы металлической фольги между первой и второй стеклянными трубками. Теперь вспышки начали «плясать» по всему экрану.

Гейгер дал объяснение описанному феномену в докладе, представленном на заседании Лондонского королевского общества в июне 1908 года. Бо́льшая часть альфа-частиц проходила сквозь фольгу, но время от времени некоторые частицы отражались ею. Подобно бильярдному шару, катящемуся по столу от удара другого шара, альфа-частица отлетала назад. Чем толще был слой фольги, тем большее число альфа-частиц отражалось и отлетало назад под бо́льшим углом к исходному направлению. Совершенно очевидно, что эти альфа-частицы, проходя сквозь толстую фольгу, сталкивались с несколькими атомами. Кроме того, фольга, изготовленная из более тяжелых элементов (например, золота), рассеивала альфа-частицы сильнее, нежели фольга, изготовленная из более легких элементов (например, алюминия).

Резерфорду и его сотрудникам было трудно представить себе, что реально происходит при рассеянии. Им было известно, что альфа-частицы вылетали из кусочка радия с огромной скоростью, порядка 10 000 миль в секунду. Было трудно вообразить, как атомы тонкой фольги могли «сбить с пути» частицы с такой колоссальной энергией. По правде говоря, у Резерфорда и его сотрудников не было современного представления об альфа-частицах. Им было известно только, что альфа-частицы по своей сути являются атомами гелия, но о структуре этих атомов исследователи ничего не знали. Открытие того, что некоторые атомы излучают положительно заряженные альфа-частицы и отрицательно заряженные бета-частицы, заставило некоторых ученых задуматься о внутренней структуре атома (с включением альфа-частиц / атомов гелия). Атомы, без сомнения, содержали электроны. А так как обычные атомы электрически нейтральны, значит, они обязательно должны были содержать также и положительный заряд. Но каким образом и в какой форме?

В 1904 году Джон Джозеф Томсон высказал предположение, что атом состоит из электронов, которые удерживаются неким положительно заряженным «желе», подобно сливам в пудинге, из-за чего данная модель получила название «модели сливового пудинга». В том же году один японский исследователь предложил планетарную модель, в которой атом был представлен в виде центрального ядра в окружении спутников. Однако это были всего лишь гипотезы, не позволяющие представить, что именно происходит, когда альфа-частица / атом гелия отскакивает от другого атома.

Пытаясь понять феномен рассеяния, Гейгер начал серию опытов совместно с новозеландским физиком Эрнестом Марсденом. На протяжении всей осени 1908 года и весны 1909-го они вносили усовершенствования в аппарат, добавили в него специальные прокладки, чтобы сократить рассеяние частиц, вызванное их столкновениями со стенками трубки, использовали более мощный луч, но получить достаточно стройные данные так и не смогли. Создавалось впечатление, что альфа-частицы рассеиваются не только фольгой, но и остатками воздуха в трубках, различными деталями трубок и остальной части экспериментального аппарата. При столь большом рассеянии было трудно сказать, что именно служит препятствием.

Однажды в начале весны 1909 года Резерфорд, внимательно следивший за работой Гейгера и Марсдена и их все нараставшими трудностями, зашел в лабораторию и, по воспоминаниям Марсдена, предложил: «Давайте посмотрим, нельзя ли добиться какого-нибудь результата при непосредственном отражении альфа-частиц от металлической поверхности?» Резерфорд хотел несколько изменить характер эксперимента, чтобы проверить, не будут ли альфа-частицы, обычно рассеивающиеся при прохождении через фольгу, отскакивать непосредственно от фольги подобно тому, как теннисный мяч отскакивает от стены.

Гейгер с Марсденом подготовили очень простую экспериментальную установку. Они отодвинули экран в сторону и закрыли его свинцовой пластиной, чтобы альфа-частицы не смогли его достичь, за исключением тех альфа-частиц, которые будут отскакивать от металлической фольги (рис. 20). Им пришлось еще больше увеличить мощность источника излучения, чтобы довести до максимума число частиц, движущихся под большим углом. Почти сразу же они заметили, что некоторые частицы на самом деле отлетают назад. В течение нескольких недель ученые повторяли опыт, используя фольгу из различных металлов разной толщины, и обнаружили, что примерно одна из восьми тысяч альфа-частиц отскакивала под углом больше девяноста градусов. «Поначалу, – писал позднее Гейгер, – мы вообще не могли этого [рассеяния под углом больше 90°] понять»137.

Рис. 20. Набросок схемы эксперимента Гейгера и Марсдена по измерению широкоугольного рассеяния

На тот момент Резерфорд, к своему великому неудовольствию, осознал, что для понимания процесса рассеяния альфа-частиц в результате одного или большего числа случайных столкновений придется расширить свои познания в теории вероятностей. В результате в начале 1909 года Резерфорд записался на начальный курс по теории вероятностей. Нобелевский лауреат прилежно конспектировал лекции и решал задачи, и в конце концов ему удалось разработать теорию, названную им «множественным рассеянием», которая была применима к случаям, когда частицы рассеивались в ходе случайных столкновений с несколькими атомами. Однако теория множественного рассеяния не могла объяснить феномен широкоугольного рассеяния, с которым столкнулись Гейгер и Марсден. В лекции, прочитанной в конце жизни, Резерфорд говорил о том времени, когда Гейгер и Марсден впервые поставили свой эксперимент:

...

Недоверчивость Резерфорда – пример оценки эксперимента задним числом. В физическом смысле слова описанная ситуация действительно была невероятна: тяжелая альфа-частица, выпущенная со скоростью примерно десять тысяч миль в секунду, отскакивает от жалкого кусочка фольги! Но даже грандиозное научное воображение Резерфорда далеко не сразу усвоило всю немыслимость происшедшего.

Поначалу он полагал, что широкоугольное рассеяние можно объяснить как частный случай феномена множественного рассеяния, то есть тем, что альфа-частицы сталкиваются с чрезвычайно большим числом атомов, которые и заставляют их отскакивать. Однако в течение следующего года, в ходе оценки результатов эксперимента и дальнейшей работы над теорией вероятностей, а также в силу ряда иных соображений, Резерфорд начал менять свой подход. К числу «иных соображений» принадлежало его все более укреплявшееся убеждение, что альфа-частица представляет собой не шарик и не пудинг, но может рассматриваться как точка. Это был грандиозный шаг вперед, так как, помимо всего прочего, чрезвычайно упростился математический аппарат теории рассеяния. Идея также помогла Резерфорду осознать, насколько ценным исследовательским инструментом является феномен рассеяния альфа-частиц. Если обладать достаточной информацией о рассеянии и о том, как на него воздействуют различные параметры (такие, к примеру, как заряд и распределение массы), то можно было обратить процесс и по характеру рассеяния альфа-частиц выяснить особенности самого источника рассеяния. Иначе говоря, рассеяние было не просто досадным явлением, с которым приходилось мириться, но интересным феноменом, на основании которого можно было многое сказать о других вещах.

Более того, Резерфорд начинал понимать, что характер рассеяния альфа-частиц способен многое сообщить о структуре самого атома. По словам Гейгера, незадолго до Рождества 1910 года на Резерфорда снизошло весьма значимое озарение:

...

Физик Чарльз Галтон Дарвин, внук знаменитого натуралиста, впоследствии вспоминал многозначительное заявление Резерфорда: «Очень приятно видеть зримое проявление того, что ты уже нарисовал в своем воображении»140.

Упрощения, внесенные в теорию рассеяния, помогли Резерфорду понять, что поведение альфа-частиц нельзя объяснить концепцией множественного рассеяния: альфа-частицы отскакивали не в результате множественных столкновений, а из-за одного конкретного столкновения. Это могло произойти только в том случае, если почти вся масса атома сконцентрирована в одном заряженном узле в центре атома.

Что же такого увидел Резерфорд в своем воображении? Он увидел, что атом состоит из массивного заряженного ядра, окруженного в основном пустым пространством – еще более пустым, чем Солнечная система. Если бы атом можно было бы увеличить до размеров футбольного стадиона, его ядро имело бы размеры мухи в самом центре арены, а электроны представляли бы собой еще более мелкие крупинки, разбросанные по этой громадной площади. При этом практически вся масса такого стадиона будет содержаться в крошечном ядре. Однако Резерфорду все еще было непонятно, положительно или отрицательно заряжено само ядро.

В марте 1911 года он писал одному из своих коллег:

...

Скорее всего, ученый тогда полагал, что положительно заряженные альфа-частицы движутся вокруг отрицательно заряженного ядра, подобно тому как кометы движутся вокруг Солнца.

Однако Резерфорд не сразу решился обнародовать свои выводы: они противоречили модели «сливового пудинга», предложенной его наставником Джоном Джозефом Томсоном, ведущим авторитетом в атомной физике той эпохи. Но тут Резерфорду помогла удача. Джеймс Джеральд Кроутер, один из учеников Томсона, опубликовал данные эксперимента с бета-частицами, который, по его мнению, доказывал, что «положительный электрический заряд внутри атома… практически равномерно распределен по всему атому»142. Это в определенном смысле развязало руки Резерфорду, так как мишенью в полемике становился не его уважаемый наставник, а молодой исследователь. Резерфорд мог изложить собственные взгляды и излить язвительную критику на Кроутера, сохранив теплые отношения с Томсоном.

В неофициальном докладе, представленном в марте 1911 года в Манчестере, Резерфорд упомянул о результатах и выводах Кроутера, но заметил, что открытое Гейгером и Марсденом широкоугольное рассеяние «невозможно объяснить» теорией множественного рассеяния. «Создается впечатление, – продолжал он, – что названные значительные отклонения альфа-частиц являются результатом единичного столкновения атомов». Это, в свою очередь, указывает на то, что атом «состоит из центрального электрического заряда, сконцентрированного в точке». Далее Резерфорд продолжил критическое рассмотрение выводов Кроутера и фактически перечеркнул их значимость, заявив, что его собственная модель очень хорошо объясняет большинство результатов, полученных Кроутером в его эксперименте143.

В мае того же года Резерфорд представил в один научный журнал статью – по словам Хейлброна, «красивую и знаменитую». Называлась она «Рассеяние α - и β - частиц материей и структурой атома»144. После описания работы Гейгера и Марсдена, эксперимента Кроутера и теорий индивидуального и множественного рассеяния Резерфорд переходит к разделу «Общие соображения». В официальном представлении результатов своих исследований он писал:

...

Став одной из наиболее революционных научных публикаций за всю историю европейской цивилизации, статья Резерфорда, по словам физика Эдварда Невилла да Коста Андраде, повлекла за собой «величайший переворот в нашем представлении о материи со времени Демокрита… жившего за четыре столетия до Христа». Считалось, что атомы являются базовыми строительными кирпичиками материи – само слово «атом» происходит от греческого «неделимый», – в статье же Резерфорда приводилось описание составных частей и структуры атома.

Модель Резерфорда не только открыла новые перспективы для решения многих проблем атомной физики. Альфа-частицы, к примеру, на самом деле были частями ядра, которые каким-то образом выбрасывались или откалывались от него. Они имели положительный заряд, подобно остальной части ядра; однако когда их скорость снижалась, они обретали способность притягивать электроны, после чего становились электрически нейтральными, как обычные атомы гелия.

В то время ни Резерфорд, ни кто-либо другой не рассматривал данное открытие как невероятное или эпохальное. Исследователь редко упоминал свое открытие в переписке и весьма сжато изложил содержание своей статьи в труде «Радиоактивные вещества и их излучение», вышедшем почти два года спустя. Научный мир отреагировал на его идеи довольно сдержанно. В ведущих научных журналах тех лет практически не было ссылок на статью Резерфорда, отсутствовали упоминания о ней как в докладах на наиболее значимых научных конференциях, так и в лекциях крупнейших ученых, включая Томсона.

Нам, людям XXI века, до боли остро осознающим драматические последствия открытия атомного ядра, это кажется очень странным. Однако модель Резерфорда в момент своего появления никак не соотносилась с огромным объемом информации, имевшимся об атоме в тогдашней химии и физике. Более того, его модель, согласно существовавшим в то время представлениям, не могла работать, так как была механически нестабильна. Модель обрела стабильность лишь в 1912 году, когда в Манчестер прибыл датский физик Нильс Бор и применил к модели Резерфорда идею кванта, состоявшую в том, что излучение и поглощение энергии электронами на атомных орбитах может происходить только конечными, хотя и очень небольшими, порциями. Кроме того, Бор продемонстрировал, как Резерфордова модель, обновленная в свете квантовой теории, объясняет многие другие явления, например частоту излучения света атомами водорода. Немного позднее Генри Мозли, еще один ученик Резерфорда, показал, что с помощью модели атома Резерфорда – Бора можно объяснить излучение рентгеновских лучей переходами с одного энергетического уровня на другой внутренних электронов более тяжелых элементов и рассчитать его частоту. Только после этого модель атома, почти вся масса которого сосредоточена в небольшом по относительным размерам ядре, стала очевидной для тех, чья интуиция не была столь развита, как у Резерфорда.

В наше время легко ретроспективно охарактеризовать открытие Резерфорда как результат некоего озарения. Учебники физики сравнивают его эксперимент с методами таможенников в эпоху зарождения таможенного контроля: в тюк сена стреляли, и если пуля рикошетировала, то становилось ясно, что под сеном спрятано нечто более плотное. Однако, когда Резерфорд и его помощники приступали к своему эксперименту, они вовсе не были уверены в том, что альфа-частицы своим поведением напоминают пули, и не знали, что заставляет их рикошетировать и каким образом. Описываемая модель возникла впоследствии, в ходе исследований, а не до их начала. И лишь спустя много времени стало ясно, насколько эпохальное открытие сделано Резерфордом и его коллегами.