МОРАЛЬ И АДМИРАЛТЕЙСТВО

МОРАЛЬ И АДМИРАЛТЕЙСТВО

Несмотря на доверие и поддержку, которые были оказаны Фишеру со стороны многих крупных политических деятелей и высокопоставленных военных, многие из его реформ вызвали к жизни мощную оппозицию как внутри военно-морского ведомства, так и за его пределами. Из всех значительных преобразований Фишера всеобщее одобрение встретила, пожалуй, только система «неполных экипажей».

Против политики же сокращения устаревших судов высказались значительная часть британской прессы и многие морские офицеры. Отдаленные военно-морские станции оказались лишенными значительного числа кораблей, выполнявших полицейские функции, что, по мнению оппонентов, способствовало падению престижа Великобритании. Некоторые адмиралы пытались утверждать, что корабли, отправленные Фишером на слом, могли бы обеспечить эффективную защиту морских торговых путей в случае войны. На флоте выражали также недовольство тем, что уменьшение численности корабельного состава флота сократило число независимых командных должностей для младших офицеров ¹.

В 1912 г, Чарльз Бересфорд писал: «С недавнего времени защита морских торговых путей была серьезно ослаблена и опасная ситуация продолжает сохраняться по сей день» ². К тому времени он, по-видимому, уже забыл, как в 1902 г. активно выступал за отозвание и списание «бесполезных кораблей», которые были «не в состоянии ни сражаться, ни удирать». Гораздо более серьезное обвинение, выдвинутое Бересфордом, заключалось в том, что в «эру Фишера» оказалось в полном пренебрежении строительство легких крейсерских сил ³.

Ряд обстоятельств сыграл на руку критикам Фишера. Решения Гаагской конференции 1907 г. и Лондонской конференции 1909 г. дали понять, что в случае большой европейской войны Англии потребуется огромное количество крейсеров для защиты ее коммуникаций. На конференциях было закреплено право за воюющими сторонами вооружать свои торговые суда и превращать их в рейдеры. Лондонская декларация 1909 г. провозгласила, что продукты питания, перевозимые нейтральными судами для одной из воюющих сторон, могут рассматриваться другой стороной как военная контрабанда.

После сильного землетрясения, разрушившего порт Кингстон на Ямайке в январе 1907 г., английские газеты запестрели словами «позор», «бесчестие», «национальное унижение». Помощь пострадавшему населению первыми оказали корабли флота Соединенных Штатов. Английских военных судов под рукой не оказалось. Весь Карибский бассейн с обширными «британскими интересами» был оставлен на попечение всего двух крейсеров. «Британские интересы» не были должным образом защищены и во время волнений на Кубе и Занзибаре в 1906 г. Такое положение дел очень обеспокоило Форин Оффис, в котором полагали, что политика Фишера поставила под угрозу жизии и имущество британских подданных за границей. Дипломатическое ведомство в очень резкой форме потребовало увеличения числа боевых единиц, базирующихся на отдаленные военно-морские станции. Риск их уничтожения в случае войны с сильной морской державой ничего не значил «перед лицом пошатнувшихся мировых интересов Империи». Дипломатов поддержали чиновники из министерства по делам колоний и Комитет имперской обороны. Даже Эшер, неизменно выступавший на стороне первого морского лорда, на этот раз счел их претензии обоснованными» ⁴.

Под давлением общественного мнения Фишеру пришлось создать 4 соединения броненосных крейсеров, которые занялись «показом флага» у берегов отдаленных колоний.

Реакция адмирала на нападки министерства иностранных дел была бурной. В марте 1907 г. Фишер представил кабинету министров пространный меморандум с обоснованием своей морской политики. Дело потребовало вмешательства премьера Кемпбелл-Баннермана. В конечном итоге Фишеру удалось отстоять основы своей политики. Землетрясения и прочие события аналогичного характера не должны повлиять на «большую стратегию» и долговременную морскую политику перед лицом растущей германской угрозы. Что касается ослабления защиты торговых путей, то устаревшие суда все равно не смогли бы ее обеспечить. Опыт русско-японской воины показал, что нападения на морские коммуникации всякий раз осуществлялись силами мощных соединений броненосных крейсеров, отражение которых требовало значительных усилий. Исходя из этого опыта, философия Фишера по проблемам защиты торгового судоходства была довольно проста: «Первой задачей британских флотов и эскадр будет поиск флотов и эскадр противника с целью навязать им сражение, поскольку, в конечном счете, решающий фактор один — господство на море» ⁵.

С 1906 г. началась планомерная кампания критики всей политики Адмиралтейства, возглавляемого Фишером, начиная от новой системы подготовки морских офицеров и кончая строительством дредноутов. На флоте сложилась группировка оппозиционно настроенных офицеров, получившая название «синдикат недовольных». С их стороны все настойчивее раздавались требования создать правительственную комиссию по расследованию положения дел в Адмиралтействе и непродуманной политики адмирала Фишера ⁶.

Пожалуй, никогда еще в истории Великобритании английские морские офицеры не писали так много, как в «эру Фишера». Те из них, которые находились на действительной службе, предпочитали публиковаться под псевдонимами, опасаясь, и не без основания, что Фишер испортит им карьеру. Так, например, вице-адмирал Реджинальд Кастенс в 1907 г. опубликовал злопыхательскую анти-фишеровскую брошюру «Морская политика» под псевдонимом Барфлер⁷. Среди активных публицистов выделялись такие, как «Цивис»⁸, «Дредноут», «Критик»⁹, и еще целый ряд авторов, писавших под довольно своеобразными псевдонимами. Впрочем, многие флагманы, например, адмиралы Пенроуз Фицджеральд или Вессей Гамильтон, не боялись подписываться и своими настоящими именами ¹⁰.

Особенно неистовствовали недовольные Фишером отставники, которым уже нечего было терять и некого бояться. Лейтенант Карлион Белаерс, демобилизовавшийся по состоянию здоровья и ставший позднее депутатом парламента, активно громил в своих речах в палате общин Фишера и его реформы. Доставалось от него и прессе, выступавшей в защиту первого морского лорда. Газету «Нейвал энд Милитари Рекорд» он, например, именовал не иначе как «официоз Адмиралтейства» ¹¹. Многим старым отставным адмиралам вроде Фредерика Ричардса или Эдмунда Фримантла «новомодные» преобразования Фишера также пришлись не по вкусу и они не замедлили высказать свое мнение.

Разгорающимися страстями поспешили воспользоваться политики находившейся в оппозиции консервативной партии. Консервативная пресса приложила большие усилия по дискредитации Фишера и его «команды», рассматривая это как часть «кампании, направленной против правящего либерального кабинета в целом. В периодических органах, традиционно считавшихся выразителями взглядов тори — «Нэшенел Ревью», «Блзквудз Мэгазин», «Дэйли Мэйл», «Глоб», «Морнинг Пост» и «Стандард», — можно было довольно часто встретить публикации с выпадами против первого морского лорда. Имели все основания быть недовольными Фишером и армейские чины. Яркий пример тому статьи военного обозревателя «Таймс» полковника Чарльза Репингтона.

Политический диапазон антфишеровской оппозиции был весьма широк. На крайнем левом фланге недовольных стояли лейбористы. Для критики первого морского лорда у британских социалистов имелся достаточно серьезный повод. Фишер стремился наладить как можно более быструю и ритмичную работу военных верфей для обеспечения своевременного ввода в строй новых дредноутов и линейных крейсеров. Добиться своего он собирался не только за счет технических преобразований, но и широкомасштабного увольнения рабочих, «чьи политические убеждения способствуют возникновению общественных беспорядков и отрицательно сказываются на эффективной работе верфей». Любопытно, что данное предложение адмирала вызвало большой энтузиазм у либерала Селборна, который назвал его «великой реформой». Аристократ же Бересфорд выразил свое отношение к столь архаичному подходу только одним словом: «невозможно» ¹².

Первый морской лорд пользовался дурной славой и во многих великосветских салонах Лондона. Здесь его не любили, главным образом, за реформу обучения в военно-морских колледжах и стремление демократизировать корпус морских офицеров. Аристократическую «фронду» возглавляла леди Лондондерри. «Критика справа» заключалась не только в одних разговорах. Сэр Роланд Бленнерхассет раскритиковал реформы Фишера по всем позициям и засвидетельствовал свою солидарность с «Барфлером» — Кастенсом на страницах «Нэшенел Ревью» ¹³.

В борьбе со своими противниками Фишер не был одинок. Выше уже говорилось, что Эдуард VII и многие видные государственные деятели были неизменно на стороне первого морского лорда. Но ими число его друзей не исчерпывалось. За Фишера стояла почти вся либеральная пресса. Старому адмиралу и его делу верно служили своим пером такие известные публицисты, как редактор «Ревью оф Ревьюз» У. Т. Стид, редактор «Вестминстер Газетт» Дж. А. Спендер, А. Дж. Гардинер, возглавлявший «Дэйли Ньюс». В лагере консерваторов единства по отношению к реформам Фишера не было, и добрая часть консервативной прессы выступала в их поддержку: блестящий редактор «Обсервер» Дж. Л. Гарвин, влиятельные «Таймс» и «Дэйли Телеграф». Почти все видные военно-морские обозреватели — Арчнбальд Хэрд, Джон Лейланд, Фред Джейн, — приветствовали эру реформ на флоте. На стороне Адмиралтейства выступала и военно-морская периодика, представленная «Нейвал энд Милитари Рекорд», «Арми энд Нейви Газетт» и ежегодником «Брассейз Нейвал Эннъюал». Лучшую статью в защиту первого морского лорда, называвшуюся «Недавние атаки против Адмиралтейства», написал выдающийся военно-морской теоретик и историк Джулиан Корбетт ¹⁴. Сам Фишер назвал ее «непревзойденной и бессмертной». Но самым главным было то, что за реформы Фишера выступило большинство офицерского корпуса, не только молодые офицеры, но и многие авторитетные флотоводцы.

В течение нескольких лет полемика между сторонниками и противниками Фишера велась с переменным успехом, и на чьей стороне был решающий перевес сказать затруднительно. Германскому военно-морскому атташе капитану 1-го ранга Виденманну, наблюдавшему всю эту свару со стороны, казалось, что их число примерно одинаково ¹⁵.

Едва ли Фишеру удалось бы осуществить безболезненно все его преобразования. В истории, пожалуй, не было ни одной реформы, проведение в жизнь которой не встретило бы оппозиции. Почти всегда сила противодействия зависела от глубины изменений. Однако в случае с Фишером положение дел усугублялось теми жесткими и бескомпромиссным способами, с помощью которых он устранял препятствия. В своей практической деятельности Фишер стремился окончательно выйти из-под контроля Совета Адмиралтейства. Многие ответственные решения принимались им единолично, чаще всего под предлогом спешности и неотложности проведения их в жизнь. Офицеров на командные должности и в Адмиралтейство Фишер подбирал по принципу личной преданности. В подавляющем большинстве это были люди, по своим качествам скорее послушные исполнители приказов, нежели способные к принятию самостоятельных решений и отстаиванию в более высоких инстанциях.

Вот суждение К. Дж. Дъюара, хотя и несколько предвзятое, но в целом верно отражавшее положение дел: «Сэр Джон Фишер … засадил за разработку деталей своих, так называемых реформ, некоторое число офицеров, подбирая таких людей, которые были способны только расставлять точечки над «i» и перекладинки над «Т» в его приказах» ¹⁶. Первый морской лорд, как это часто бывает со всякой сильной личностью, подавлял окружающих своей волей и энергией. Фишер действительно олицетворял британский флот начала века и стремился создавать и реорганизовывать его в соответствии со своими идеями.

В «эру Фишера» заседания Совета Адмиралтейства стали очень редкими. Первый морской лорд взял за правило общаться со своими подчиненными индивидуально, с глазу на глаз. Принимаемые решения были его решениями, проводимая политика была его политикой, то, что можно было сделать немедленно, делалось немедленно, и даже еще быстрее. Как и всякий жесткий администратор, Фишер «тянул» за собой весь персонал военно-морского ведомства, и как всякого жесткого администратора, аутсайдеры третировали его как «автократа» и «деспота». Строго говоря, в таких отношениях между начальником и подчиненными в британском Адмиралтействе не было ничего нового. За сто лет, предшествовавших «эре Фишера», можно найти немало примеров автократичного правления того или иного первого морского лорда. Другое дело, что эта власть действовала как консервативная сила, а не преобразовательная.

Противники Фишера часто бросали ему упрек в чрезмерной торопливости ¹⁷. Можно с уверенностью заявить, что «торопливость» адмирала в проведении его реформ имела под собой более чем серьезные основания. Фишер прекрасно отдавал себе отчет, что срок пребывания его в Адмиралтействе ограничен шестилетним периодом, и он, естественно, стремился успеть сделать как можно больше. Особенно эта «торопливость» была нужна при форсировании строительства дредноутов и линейных крейсеров. Начав гонку морских вооружений с новой точки отсчета, для Великобритании было жизненно важным с первых же шагов получить достаточную «фору» по отношению к другим державам. В противном случае с господством на море пришлось бы распроститься.

В деятельности Фишера на посту первого морского лорда нет примеров, когда бы он попытался аргументированно переубедить своих оппонентов, постараться обратить их в свою веру, сделать так, чтобы они умерили свою критику. Его непоколебимая вера в себя и непогрешимость своих суждений могла сравниться разве что только с его презрением к способностям и аргументам противников. «Никогда не пускайся в объяснения», — один из любимых девизов Фишера.

Близкие друзья и единомышленники адмирала неоднократно пытались указать ему самым деликатным образом на недопустимость и крайнюю нежелательность третирования старших офицеров и превращения их в противников администрации. Виконт Эшер писал первому морскому лорду: «В такой стране, как наша, где правит дискуссия, великого человека никогда не вешают. Он вешается сам. Поэтому прошу Вас быть Макиавелли и играть на деликатном инструменте общественного мнения пальцами, а не ногами, каково бы ни было искушение прибегнуть к последнему… Во время войны это проходит, поскольку во время войны нужен Человек. В мирное время за спиной Человека нужна Партия… Ни один англичанин не должен стать «врагом» сэра Джона Фишера. Каждый англичанин должен быть его лейтенантом. А это уже будет зависеть от самого Первого морского лорда» ¹⁸.

«Я собираюсь награждать людей пинками, если они будут пинать меня!» — таков был ответ Фишера ¹⁹. Результаты были самые плачевные. Методы Фишера продолжали плодить врагов и справа, и слева. Старый адмирал воспринимал это как должное. И много лет спустя, будучи уже в отставке и имея возможность оглянуться назад и переосмыслить все по-новому, он не пожалел ни о чем. «Нельсон был бойцом, а не администратором и усыпителем змей — вот таким и должен быть Первый лорд» ²⁰. Борьба стала настоящей, навязчивой идеей адмирала. Фишеру очень нравилась эпитафия, однажды увиденная им на могиле какого-то капитана нельсоновских времен: «Смерть нашла его сражающимся».

По давней многолетней традиции британский военно-морской флот справедливо рассматривался как «Великий Немой». В военно-морском ведомстве было не принято «выносить сор из избы» и делать адмиралтейские дрязги достоянием гласности и предметом публичных обсуждений. Еще недавно журналист уходил совершенно счастливым, если после двухчасового сидения в коридорах Адмиралтейства ему удавалось взять интервью у какого-нибудь капитана 3-го ранга. Теперь все изменилось в корне. Первый морской лорд, под свою ответственность, лично снабжал журналистскую братию из дружественной прессы «боеприпасами» (выражение Фишера) для поддержки своей политики. Дж. А. Спендер дал яркое описание того, как адмирал «лелеял прессу». «Он оделял обеими руками каждого из нас по очереди, и мы воздавали сторицей такой рекламой его самого и его идеи, какую никогда ни один военный моряк не получал от прессы и, наверное, не получит» ²¹.

В Адмиралтействе готовились специальные бюллетени с информацией, для прессы. Но этим дело не исчерпывалось. Журналистам давали возможность ознакомиться с секретными меморандумами и приказами по флоту, иногда документы, предназначенные строго для внутреннего пользования, пересылались прямо по почте. Джулиан Корбетт, познания, которого, в области военно-морской стратегии котировались очень высоко, привлекался не только к чтению секретных бумаг, но даже к составлению некоторых из них ²². Хотя, конечно, Корбетт представлял собой нечто большее, чем просто журналист. Он всегда оставался горячим сторонником Фишера и был убежден в правильности его политики. Подавляющее же большинство газетчиков, с которыми имел дело первый морской лорд, не могли судить профессионально о его реформах. Они были склонны принимать на веру все, что он им говорил, и многие считали политику администрации Фишера практически безошибочной.

Такие действия Фишера вряд ли можно считать оправданными. Сам первый морской лорд был искренне убежден, что без поддержки прессы его преобразования не имели шансов быть воплощенными в жизнь, но это обстоятельство не может считаться извинительным. Заигрывание адмирала с прессой вызывало большое недовольство у многих офицеров флота.

Однако в «эру Фишера» на британском флоте начали насаждаться нравы, представлявшие собой кое-что похуже, нежели манипулирование прессой и общественным мнением.

Незадолго до того, как Чарльз Бересфорд поднял флаг командующего Средиземноморским флотом, между ним и Фишером произошла крупная ссора в Адмиралтействе, причем в присутствии свидетелей. Бересфорд не хотел принимать пост командующего Атлантическим флотом, предложенный ему первым морским лордом. Эта должность, по его мнению, не могла предоставить ему желаемой самостоятельности. Джордж Кинг-Холл, присутствовавший при столкновении, так описал его в своем дневнике: «Фишер ответил: «Раз так, значит вы не пойдете и на Средиземное море». Из-за чего между этими двумя людьми произошел окончательный разрыв на долгие годы; и Бересфорд сказал: «Вы смеете угрожать мне, Джеки Фишер, не так ли? Я выполняю приказы, исходящие только от Совета (Совета Адмиралтейства — Д. Л.). Если 7 февраля мне придется спустить флаг, я уйду в отставку вчистую, отправлюсь в Бирмингем, пройду в парламент и вышвырну вас обоих — и вас и Селборна…» Было сказано еще много слов; в результате Бересфорд добился своего, но я буду очень удивлен, если Фишер не сыграет с ним какую-нибудь штучку и не найдет способа, как ему отплатить» ²³.

Бересфорд добился своего назначения на Средиземное море. Затем он попытался настроить против Фишера нового морского министра Туидмаута. Адмирал писал ему: «Вся служба крайне недовольна и возмущена не столько тем, что делается, сколько тем, как делается». Бересфорд был раздражен, что во время больших маневров его поставили в подчинение Уилсону. Морской министр, в свою очередь, информировал Фишера во всех подробностях о кляузах средиземноморского командующего ²⁴.

Туидмаут, за время пребывания на должности морского министра, так и не смог для себя решить, кто же вносил больше смуты на флоте, Фишер или Бересфорд. Адмирал Розлин Уэстер-Уэмисс, тогда еще беспристрастный наблюдатель, писал своей жене в апреле 1906 г.: «Лорд Туидмаут показался мне в высшей степени приятным человеком, но я пришел к выводу, что он разрывается между фишеровцами и антифишеровцами и, не будучи профессионалом, так и не пришел ни к какому окончательному выводу для себя» ²⁵.

Многие морские офицеры — современники Фишера — обвиняли первого морского лорда в установлении тотального шпионажа и слежки на военном флоте. Адмирал действительно получал информацию о флотах и эскадрах не только из официальных источников, т. е. от их командующих. На многих кораблях и соединениях у первого морского лорда были «свои люди», как правило, из младших офицеров, которые имели с ним неофициальную переписку и информировали о речах и настроениях плавсостава,

О настроениях, царивших в кают-компаниях Средиземноморского флота, Фишер извещал капитан 1-го ранга Реджинальд Бэкон, комадовавший одним из кораблей в эскадре Бересфорда. О Бэконе уже неоднократно шла речь в нашем повествовании. Фишер считал его «одним из умнейших офицеров на флоте». Бэкон был одним из тех, кто стоял у истоков британского подводного флота, работал в составе комиссии по проектированию «Дредноута», а затем был назначен первым командиром знаменитого корабля. Этот исключительно одаренный «технарь» был всецело предан Фишеру и его делу и безгранично верил в него. Весной 1906 г., когда Бэкон попал под начало Бересфорда, Фишер попросил своего любимца писать ему о том, что там происходит. Результатом стали 6 или 7 писем на имя Фишера с информацией о настроениях Бересфорда и его окружения, получивших впоследствии название «писем Бэкона».

Основываясь на этой информации, Фишер неоднократно жаловался морскому министру на «беспрецедентное поведение Бересфорда, которое наносит ущерб авторитету Адмиралтейства и дискредитирует его политику» ²⁶. Система поощрения конфиденциальных рапортов младших офицеров на своих непосредственных начальников продолжала разрастаться. Слухи о шпионаже на флоте и неких «письмах Бэкона» начали циркулировать в офицерской среде примерно с осени 1907 г. Но настоящий взрыв последовал два года спустя. Фишер, в поисках дополнительного «компромата» на Бересфорда, приказал отпечатать письма Бэкона в нескольких экземплярах в машинописном виде и, не спросив согласия автора, пустил по рукам с тем, чтобы с ними могли ознакомиться «верные» офицеры. Весной 1909 г. часть писем попала в руки сторонников Бересфорда и была опубликована. В донесении, полученном 17 ноября 1909 г., русский военно-морской атташе в Лондоне Л. Б. Кербер сообщал о громадном скандале, который разразился в связи с публикацией писем ²⁷. «Письма Бэкона» окончательно скомпрометировали не только их автора, но и первого морского лорда.

В своих мемуарах, увидевших свет в 1940 г., Бэкон попытался неуклюже оправдать свой поступок: «…Это было на пользу флоту и мне самому — докладывать по просьбе Адмиралтейства сэру Джону Фишеру о слабых местах, выявлявшихся во время плавания. Ни в одном из них (писем — Д. Л.) не было ни слова критики в адрес вышестоящих или младших офицеров эскадры, за единственным исключением… я не упомянул ни одного из их имен» ²⁸.

И в армии и на флоте во все времена быстрое продвижение некоторых офицеров по служебной лестнице зачастую становилось результатом «особых интересов»: семейных и родственных связей, политических соображений и проч. В «эру Фишера» фаворитство было возведено в ранг полуофициальной политики. В оправдание Фишера можно только оказать, что в большинстве случаев его протеже были обязаны карьерой своим способностям и заслугам. Первый морской лорд терпеть не мог «дураков», «ослов» и «круглых идиотов». Однако после 1905 г. залогом успешной карьеры и критерием отбора претендентов на ключевые посты все чаще становилась личная преданность первому морскому лорду. В «эру Фишера» в администрации Адмиралтейства произошло существенное «омоложение» кадров. Зачастую назначение молодых офицеров осуществлялось через голову претендовавших на ту или иную должность в силу более длительной выслуги лет и в порядке очередности, а зачастую и более старших по званию. Это служило дополнительной причиной для недовольства.

В числе «шакалов Фишера», как их называли сторонники Бересфорда, неизменно числились Перси Скотт, Джон Джеллико, Реджинальд Бэкон, Генри Оливер, Чарльз Мэдден, Герберт Ричмонд и Генри Джексон. Это были самые выдающиеся пловцы в «пруду Фишера». К 1914 г. все они, кроме Скотта и Бэкона, уже занимали важнейшие посты в системе военно-морского командования. Сразу после начала войны Джеллико стал главнокомандующим военно-морскими силами в водах метрополии. Ричмонд, командовавший «Дредноутом» после Бэкона, дослужился до вице-адмирала, стал выдающимся военно-морским теоретиком и историком. Многие его труды по истории британского флота считаются классическими. Генри Оливер — одаренный стратег — возглавлял отдел военно-морской разведки, затем- генеральный морской штаб. Успешно продвигался по службе Чарльз Мэдден, ставший в конце 20-х гг. первым морским лордом.

Что касается тех, кто пытался противодействовать реформам Фишера или критиковать их, с ними первый морской лорд обошелся сурово. Существо политики Фишера по отношению к «военной оппозиции», пожалуй, лучше всех передал Уинстон Черчилль в своем «Мировом кризисе: «Осуществляя далеко идущие преобразования, он создал себе яростную оппозицию на флоте, а его методы, которыми он так гордился, только вызвали горькое озлобление, на которое он отвечал тем же. Он дал понять, более того, прямо провозгласил, что офицеры, в каком бы высоком звании они ни были, если станут противодействовать его политике, распрощаются со своей карьерой. Что касается предателей, т. е. тех, кто явно или тайно выступал против его взглядов, «их жены станут вдовами, их дети — безотцовщиной, их дома — могильными курганами». Он не уставал повторять эти слова снова и снова. «Нещадно, неумолимо, неотвратимо» — фразы, которые все время были у него на устах, и многие адмиралы и капитаны 1-го ранга, «оплакивавшие свои карьеры на берегу», служили живыми напоминаниями о том, что его слова не расходились с делом. Он не колебался облечь свою политику в такие формы, как будто нарочно хотел спровоцировать своих врагов и критиков» ²⁹.

Перед лицом многочисленных фактов трудно согласиться с профессором Мардером, утверждавшим, что Фишер «больше лаял, чем кусал» ³⁰. Впрочем, американский исследователь вынужден признать присутствие в политике Фишера чисто личностного аспекта — сильных симпатий или антипатий, известной предвзятости, лишивших постов и званий многих офицеров, готовых скорее поддержать, нежели противостоять его реформам. Некоторые из них, субъективно честные люди, понимавшие нужность и своевременность этих преобразований, были доведены до того, что стали на путь открытого неповиновения, граничащего с бунтом.

Так было с адмиралом Джерардом Ноэлем, прекрасным офицером, хотя жестким и суровым человеком, имевшим высокую репутацию моряка старой закалки. Будучи командующим эскадрой в водах Китая, 6 июня 1905 г. он получил телеграмму Адмиралтейства с приказом немедленно направить все 5 эскадренных броненосцев, находящихся в его распоряжении, в порты метрополии. Как было объяснено, там они могут срочно потребоваться на случай «затруднений» с подписанием мирного договора между Японией и Россией. Ноэль храбро телеграфировал прямо морскому министру, что он ставит под сомнение мудрость такого распоряжения, в условиях, когда США имеют у берегов Китая 3 первоклассных эскадренных броненосца. Быстрый и короткий ответ из Адмиралтейства потребовал от Ноэля выполнения приказа. Однако командующий уже «закусил удила». Отозвание всех крупных кораблей в Англию практически лишало его статуса командующего флотом. Ноэль попытался оставить хотя бы один эскадренный броненосец, но ему не позволили и этого. Адмирал «едва удержался, чтобы не подать в отставку» ³¹.

Несмотря на явное нарушение субординации Ноэлем и открытую враждебность Фишеру, впоследствии он стал командующим Отечественным флотом, а в декабре 1908 г. получил звание адмирала флота. Но «безнаказанность» Ноэля была скорее исключением, чем правилом. Обычно Фишер «действовал в соответствии со своими свирепыми заявлениями» ³².

История с Барри Домвилом выглядит совсем неприглядной. Много лет спустя, Домвил, будучи уже адмиралом, изложил ее в письме к Артуру Мардеру от 10 октября 1950 г. В 1906 г. лейтенант Домвил написал статью об идеальном линейном корабле, которой критиковал проект «Дредноута» за отсутствие артиллерии среднего калибра. Фишеру это очень не понравилось, а тот факт, что Домвилу пришлось служить на «Дредноуте» артиллерийским офицером, только усилили раздражение первого морского лорда. В 1909 г., когда подошел срок для присвоения Домвилу очередного воинского звания, выяснилось, что его имя в списки не внесено. Когда он прибыл в Адмиралтейство, чтобы разобраться с недоразумением, Фишер организовал медицинскую комиссию, давшую заключение, что капитан-лейтенант Домвил глухой и к дальнейшей службе непригоден. Офицера спасло только заступничество Маккенны. Несколько дней спустя, морской министр подписал документ о присвоении Домвилу очередного звания, скрыв это от Фишера. Луи Баттенберг писал адмиралу Джорджу Кинг-Холлу о Фишере 24 февраля 1909 г.: «Он действительно великий человек и почти все его проекты оказались полезными для флота. Но он же начал практику разделения флота на группировки… Всякий, кто каким-либо образом противостоял Дж. Ф., пошел вниз» ³⁴.

Признанным лидером «синдиката недовольных» стал, конечно же, адмирал Бересфорд. Наряду с Фишером он был одним из самых известных военных моряков Англии начала века. Как личность, Бересфорд был, пожалуй, чересчур прямолинеен, импульсивен и подвержен влиянию со стороны некоторых морских офицеров из его окружения. Слабой стороной характера адмирала была любовь к показному блеску, стремление быть все время в центре внимания. Несмотря на аристократическое происхождение и титул лорда, Бересфорд не очень обременял себя какими-то моральными заповедями, и многие его поступки не давали повода квалифицировать его как джентльмена. Тем не менее, на флоте Бересфорд пользовался известным авторитетом и был популярен. Многие матросы и офицеры, служившие под его началом, отзывались о «Чарли Би» с симпатией и уважением. Громкую славу Бересфорду сделали участие в ряде сражений, в том числе в штурме Александрии, о чем уже упоминалось, а главное, активная самореклама.

К сожалению, уровень интеллекта и профессиональной подготовки этого адмирала-аристократа не мог соперничать с обаянием его личности. Как известно, Бересфорду удавалось совмещать военную службу с активной политической деятельностью. Он неоднократно избирался депутатом парламента. Нельзя сказать, что адмиралу сопутствовал большой успех на политическом поприще. Его публичные выступления были эмоциональными и, на первый взгляд, Бересфорд производил впечатление опытного оратора. Однако адмирал был слабоват по части аргументирования выдвигаемых им положений. Частенько он выступал просто не по существу.

Уннстон Черчилль весьма едко высказался по поводу парламентской карьеры Бересфорда. Когда Бересфорд выступал в палате общий, Черчилль, по его словам, не мог отделаться от впечатления, что адмирал, идя к трибуне, не знал, о чем будет говорить; когда был на трибуне, не соображал, что говорит; когда садился на место, не отдавал себе отчета о том, что он сказал. Джеймс Гарвин однажды назвал Бересфорда «самым большим из всех существующих воздушных шаров». Нелестную характеристику дал адмиралу и германский морской атташе капитан 1-го ранга Керпер: «Как ирландец, он обладал богатым воображением, пылким темпераментом, природным юмором и острословием. Он говорил много и часто неправду» ³⁵.

Как флотоводец и командир, Бересфорд был неутомим. Он имел, редкий дар управлять людьми и, при необходимости, выжимал из них все, что можно. Бересфорд мог неплохо осуществлять судовождение и маневры большими соединениями кораблей, но как стратег, он котировался невысоко. Тем не менее, сторонники адмирала искренне верили, что из него получился бы лучший первый морской лорд, чем из Фишера.

Бэкон полагал, что окончательный разрыв между Фишером и Бересфордом произошел после того, как 4 декабря 1905 г. Фишеру было присвоено звание адмирала флота и тем самым его пребывание в Адмиралтействе продлилось на пять лет. Это окончательно разрушило все надежды Бересфорда на высший пост в военно-морской иерархии ³⁶. Однако Бересфорд активно овал реформы первого морского лорда и ранее. В сентябре 1905 г. Фишер жаловался: «…этот вульгарный, хвастливый осел Бересфорд написал самую большую гадость, какую я только читал в своей жизни. Суть в том, что лорды Адмиралтейства — круглые идиоты, а Бересфорд — единственный человек, который что-то знает» ³⁷.

Разногласия достигли апогея, когда в июле 1906 г. Бересфорду было предложено принять командование Флотом Ла-Манша, сменив на этом посту Артура Уилсона. Он согласился на условиях, что ему, также как и Уилсону, будут подчиняться все соединения в водах метрополии и он полностью сосредоточит в своих руках «подготовку флота к войне и немедленным действиям» ³⁸. Но к тому времени, когда лорд Чарльз в апреле 1907 г. поднял флаг командующего, реальное положение дел уже не соответствовало его запросам.

Командование Флотом Ла-Манша Бересфорд начал осуществлять в лучших традициях времен «чистки и надраивания». Один из офицеров эскадры — Лайонел Даусон — впоследствии вспоминал: «Никогда в своей жизни я не видел более «флагманского» флагманского корабля… Все вертелось вокруг персоны адмирала, а церемония была возведена в абсолют… Главное воспоминание, которое моя память сохранила о тех днях, это бесконечные свистки, окрики, построения и постановки на вид» ³⁹.

Флагманский корабль Бересфорда и подчиненный ему штаб Флота Ла-Манша скорее напоминали двор феодального сеньора, окруженного верными вассалами, нежели командный состав крупного военно-морского соединения начала XX века. Еще раз предоставим слово Л. Даусону: «Он (Бересфорд. — Д. Л.) блистал «великолепными манерами»! К команде корабля он обращался с такой торжественностью, как будто произносил речь в палате общин или на большом политическом митинге. Хорошо поставленным голосом он с расстановкой произносил: «Команда моего флагманского корабля… Ваш корабль, капитан Пелли…» По мере того, как он продолжал, интересно было наблюдать за восхищенными лицами матросов, которые с равным успехом воспринимали бы и лекцию о биноме Ньютона в его исполнении!» ⁴⁰.

Не лишним будет сказать и о тех людях, которые окружали Бересфорда. Вторым флагманом на Флоте Ла-Манша стал вице-адмирал Реджинальд Кастенс. Он считался способным военно-морским теоретиком. Эрудированный, владевший несколькими европейскими языками, Кастенс был прекрасно осведомлен о положении дел на иностранных флотах, отлично знал зарубежную литературу по военно-морской стратегии и тактике. Его способности были замечены и Кастенс быстро продвигался по службе. Ему довелось быть военно-морским атташе сначала в Париже, а затем в Вашингтоне — оба поста первостепенного значения. Долгое время Кастенс возглавлял отдел военно-морской разведки. Отношения с Фишером у него не сложились с самого начала. Возможно, здесь присутствовало не только несогласие с политикой Фишера с чисто профессиональной точки зрения, но и личностный конфликт. Во всяком случае, Фишер думал так: «Кастенс смертельно ненавидит меня потому, что я поставил его на место, когда был вторым морским лордом и опрокинул все его планы» ⁴¹. Кастенс тоже не остался в долгу. Серия анонимных статей в «Блэквудс Магазин» под общим названием «Ретроградное Адмиралтейство» и «ругательная» брошюра «Морская политика» принадлежали его перу.

«Нейвал энд Милитари Рекорд» нисколько не покривила душой, сообщив, что «объявление о назначении вице-адмирала сэра Реджинальда Кастенса вторым флагманом на Флот Ла-Манша вызвало большое удивление» ⁴². В военно-морских кругах прекрасно знали, что Кастенс не жаловал Бересфорда, а последний вообще не переносил Кастенса. Фишер также был обо всем этом осведомлен и, по его собственному выражению, с «подлым коварством» непосредственно назначил Кастенса в подчинение Бересфорду. Однако первый морской лорд не мог предвидеть, что Кастенсу удасться легко обвести вокруг пальца своего нового шефа и заронить в его широкую, но не очень глубокую душу семена подозрения относительно реальных или вымышленных интриг, плетущихся против него в Адмиралтействе. В дальнейшем второй флагман никогда не упускал случая подтолкнуть первого к ссоре с Адмиралтейством, хотя Бересфорд и сам рвался в бой, не нуждаясь в подталкивании.

Другой важной фигурой в окружении Бересфорда стал будущий победитель при Фолклендах Доветон Фредерик Стэрди. «В военно-морских кругах естественно будет много спекуляций по поводу назначения лордом Чарльзом Бересфордом своим начальником штаба капитана 1-го ранга Фредерика Стэрди, который торопливо принял это предложение в стремлении побыстрее набрать требуемый стаж морской службы для получения адмиральского звания. В настоящее время имя капитана Стэрди стоит 22-м в служебном списке, но в наши дни быстрых продвижений не будет ошибкой предположить, что в скором времени этот офицер получит очередное звание» ⁴³. Стэрди был начальником штаба Бересфорда на Средиземноморском флоте и в том же качестве перекочевал вместе со своим шефом на Флот Ла-Манша. Бересфорд принимал самое горячее участие в продвижении по службе своего любимца.

С апреля 1907 г. Бересфорд, в качестве командующего флотом Ла-Манша, начал политику открытого неподчинения приказам Адмиралтейства — случай беспрецедентный в истории британского флота. Он делал публичные заявления в самой грубой и бестактной форме о своем несогласии с политикой экономии и сокращения сил флота, со строительством дредноутов, передислокацией эскадр и т. д. Его мнение о Фишере («наш опасный лунатик») было доведено до всех офицеров флота. Особенно недоволен был, Бересфорд сокращением военно-морских сил, находившихся в его подчинении. Действительно, Фишер, создавая так называемый Отечественный флот, стремился, чтобы он не попал под командование Бересфорда. Бересфорд также был раздражен, что в Адмиралтействе отсутствовал детально разработанный стратегический план действий флота на случай возникновения войны. Первый морской лорд снабдил командующего лишь самыми общими рекомендациями на сей счёт.

Бересфорд решил воспользоваться этими обстоятельствами и надежде подорвать позиции Фишера в Адмиралтействе и при дворе. Адмирал направил лорду Кноллису письмо следующего содержания: «Я в высшей степени обеспокоен и встревожен полным отсутствием организации и подготовки флота к войне. Это опасно для государства, и если Германия предпримет неожиданное нападение на нас, она причинит огромные разрушения и, возможно, добьется победы. Мой предшественник имел 67 кораблей, хотя я не могу обнаружить плана, согласно которому они должны были действовать; я имею только 21, в настоящий момент-13. Отечественный флот — это самый большой блеф, какой когда-либо преподносили общественности… Это не подготовка к войне, а хаос и ад кромешный. Я готов сделать все от меня зависящее, чтобы помочь властям навести порядок» ⁴⁴.

Летом 1906 г. Адмиралтейство под давлением правительства вынуждено было предпринять дальнейшие шаги в целях сокращения расходов на флот. В резерв перевели еще 7 эскадренных броненосцев с комплектом экипажей ³/₅ от полного. В результате в составе Флота Ла-Манша осталось 14 эскадренных броненосцев вместо 17. Именно при таких обстоятельствах Фишер решил сформировать Отечественный флот. Ядро нового флота составили 7 эскадренных броненосцев и 4 броненосных крейсера, укомплектованных неполными экипажами. Таким образом, получился «отлично сбалансированный резервный флот в водах метрополии, базирующийся на Чатам и Дувр. Это будет дополнительная защита от атаки германского флота на случай, если Флот Ла-Манша первой линии будет находиться в дальнем крейсерстве» ⁴⁵.

Картина, нарисованная Бересфордом, страдала большими преувеличениями. Корабли Отечественного флота в любую минуту могли быть укомплектованы полными экипажами и введены в состав соединений первой линии. Тогда в водах метрополии сразу оказался бы 21 современный эскадренный броненосец. Количество кораблей британского флота, уровень боевой подготовки экипажей и способность быстрой мобилизации при подавляющем превосходстве над германскими военно-морскими силами делали возможность нападения немцев в 1907 г. маловероятной. Фишер был очень задет критикой со стороны Бересфорда и Стэрди. Первый морской лорд направил морскому министру Туидмауту меморандум, в котором давал объяснение сложившейся на флоте ситуации и требовал принять меры против Бересфорда и его сторонников.

Ответ морского министра Фишер получил 8 июля 1907 г. Лорд Туидмаугг с готовностью соглашался, что поведение Бересфорда достойно всяческого осуждения, но, по мнению морского министра, в этом деле была и другая сторона: «Я знаю, что он претенциозен, хвастлив и склонен к самовосхвалениям в своих речах, да и все осведомлены об этих его дурных качествах и никто лучше, чем вы, когда рекомендовали назначение его и сэра Реджинальда Кастенса… Но у лорда Чарльза есть и много хороших качеств. Он активен, полон задора и служебного рвения, он может выявлять и мобилизовывать способности, таланты и преданность, как офицеров, так и матросов, и люди, служащие под его началом, замечательны». В заключение морской министр добавил: «Я буду последним человеком в мире, который хоть на йоту поступится полномочиями Совета Адмиралтейства, но мне кажется, что мы иногда считаем свои взгляды безошибочными и не готовы прислушаться к мнениям тех, кто не согласен с нами, но дает нам также ценные идеи и информацию» ⁴⁶.

Такая позиция морского министра самым негативным образом сказалась на дисциплине на флоте. Однако Туидмаут явно не желал предпринимать решительных шагов, чтобы поставить на место Бересфорда, и последний очень скоро это понял. Между тем морской министр мог бы довольно легко снизить остроту антагонизма между Фишером и Бересфордом. Достаточно было расширить полномочия Бересфорда, как командующего Флотом Ла-Манша, или, напротив, передать весь стратегический контроль Адмиралтейству. Но Туидмаут не сделал ни того, ни другого.

Вместо того, чтобы принять радикальные меры, морской министр решил устроить встречу Фишера с Бересфордом, чтобы попробовать их примирить. «Конференция» с участием Туидмау-та, первого морского лорда и командующего флотом состоялась 5 июня в Адмиралтействе, но окончилась безрезультатно. Конфликты продолжались. В ноябре 1907 г. Бересфорд забросал Адмиралтейство жалобами, предвидя перевод трех своих главных сторонников — Кастенса, Стэрди и Монтгомери — на другие соединения. Командующему мягко отвечали, что насчет перевода Кастенса он ошибается, а Стэрди и Монтгомери сами с готовностью приняли предложенные им новые должности с учетом пожеланий самого Бересфорда.

Тогда же, в ноябре 1907 г., произошел еще один «военно-морской скандал», прогремевший на всю страну и ставший знаменитым под названием «дело Бересфорда — Скотта». Контр-адмирал Перси Скотт, самый авторитетный эксперт по морской артиллерии на британском флоте, в октябре 1907 г. был назначен командующим 1-й эскадрой крейсеров в составе Флота Ла-Манша⁴⁷. Адмирал Скотт был добросовестным служакой, помешанным на артиллерийском деле и известным как сторонник реформ Фишера. В начале ноября Флот Ла-Манша приступил к проведению артиллерийских стрельб. Однако 4 ноября Бересфорд прекратил маневры и отдал приказ по флоту о чистке и покраске кораблей для подготовки к грандиозному смотру на рейде Спитхеда. 11 ноября предстоял визит Вильгельма II, который изъявил желание осмотреть корабли.

Крейсерская эскадра отрабатывала стрельбы по особой программе, разработанной Скоттом, и приказ Бересфорда привел его в крайнее раздражение. Когда с крейсера «Роксборо» запросили, следует ли им продолжать учения, Скотт велел просигналить: «Кажется покраска у нас важнее, чем артподготовка, поэтому вам лучше заняться приведением себя в порядок, чтобы выглядеть прилично к 8-му сего месяца» ⁴⁸.

Сигнал был принят на виду у всей эскадры. Когда Бересфорду доложили об этом, он приказал младшему флагману немедленно прибыть на его корабль. В присутствии офицеров штаба флота командующий заявил Скотту, что его сигнал «огорчительно вульгарен, оскорбителен по своему тону, нарушает субординацию по характеру и лишен приличия». Скотт, «бледный как стенка», выслушал тираду Бересфорда молча. Высказавшись, Бересфорд велел младшему флагману отправляться обратно. Командующий также приказал вычеркнуть запись сигнала из судовых журналов «Роксборо» и «Гуд Хоупа».

Бересфорду не следовало раздувать скандал с Перси Скоттом, тем более что германский император отказался от посещения кораблей флота из-за плохой погоды. Однако лорд Чарльз решил этого дела так просто не оставлять и направил в Адмиралтейство рапорт, в котором, в частности, писал: «Я полагаю, что после такого публичного оскорбления моего авторитета перед всем флотом под моим командованием, контр-адмирал сэр Перси Скотт должен быть отстранен от командования 1-й эскадрой крейсеров»⁴⁹. В Адмиралтействе, несмотря на все требования Бересфорда, ограничились лишь небольшим посланием в адрес Перси Скотта, в котором довольно мягко его «пожурили». Бересфорду было сообщено, что младший флагман получил письменное взыскание. На этом все закончилось. Администрация Фишера совершенно определенно стала на сторону контр-адмирала Скотта.