Вперед - за кромку Европы

Романтик дальних плаваний, почти не выходивший в море, но, тем не менее, заслуживший у Истории гордое прозвище Мореплаватель? Случалось и такое. Мореплавателем прозвали португальского принца Энрике (Генриха) заслуженно — он был одним из тех, кто открыл для Старого Света целую эпоху, переоценить значение которой невозможно, эпоху Великих географических открытий. Мир расширился не количественно — качественно, и вся европейская цивилизация получила мощнейший толчок в своем развитии, последствия которого мы ощущаем и сегодня, спустя полтысячелетия. Открытие Нового Света, если не относиться к этому понятию слишком буквально, мы традиционно связываем с именем Колумба, однако по праву раньше должно быть произнесено имя Генриха-Мореплавателя. Удивительнее всего, что ученый принц, так и не ставший королем, лишь трижды сам отправлялся в плавание, и куда — в Северную Африку, всего за 150 миль от родного берега.

Рассказом о его необычной жизни и деяниях мы начинаем серию статей о путешественниках, открывателях новых земель, флибустьерах, морских волках и землепроходцах, о людях, главной целью жизни которых и было заглянуть за горизонт.

Принц Энрике Мореплаватель

Рыцарь пытливого образа

Рожденный 4 марта 1394 шла в Порту, принц Энрике был пятым ребенком и четвертым сыном основателя Ависской династии короля Жоао (Жуана) 1 и его жены Филиппы Ланкастерской.

О детских годах инфанта нам почти ничего не известно, кроме того что он получил хорошее по тем временам образование, увлекался богословием и науками. Хотя все биографы отмечают, что чтению книг Энрике предпочитал активный образ жизни, он был страстным охотником, а кроме того, преуспел в искусстве владения оружием, словом и манерами, то есть всем тем, чем тогда полагалось владеть истинному рыцарю. Можно сказать, что рыцарство, понимаемое прежде всего как военное и религиозное служение, стало тем пунктиком, который определил всю последующую жизнь Энрике. Мечтавший о рыцарской славе романтик, ученый и просветитель, заложивший основы университетской вольницы в Португалии, пытливый исследователь, стремившийся во что бы то ни стало заглянуть за горизонт известного к тому времени мира, и фанатичный в своей вере воин-крестоносец, одержимый желанием распространить слово божие среди дикарей, а также, если употреблять современную терминологию, расчетливый бизнесмен, не брезговавший наваром от колонизации и работорговли. Все смешалось в этой странной личности, тем более редкой для принца крови XV века.

Во времена, когда она только формировалась, в Португалии наблюдался взлет религиозно-монашеских орденов и культ рыцарства. Еще свежи были в памяти славные (с точки зрения правоверных христиан) страницы недавней истории — изгнание мавров, а по всей территории страны гордо высились укрепленные замки четырех главных орденов: Святого Иоанна, Святого Якова (Сантьяго), Авиза и Христа, великим магистром последнего со временем стад и принц Энрике. А ритуалы и кодексы рыцарства особенно расцвели при португальском дворе в годы правлении отца будущего Генриха-Мореплавателя: вместе с королевой-англичанкой в страну пришли и традиции английского рыцарства. По настоянию отца Энрике взял себе на герб девиз, на редкость созвучный будущим деяниям инфанта: "Талант к добрым свершениям".

В 1411 году король заключил мирный договор с могущественным соседом по Пиренейскому полуострову — королевством Кастилии и Леона. Взаимный пакт о ненападении продержался на удивление долго, более века, но уже после подписания договора Энрике и его братьям (к тому времени их стало на одного больше, в 1403-м у Жоао I родился сын Фернан), также помешанным на рыцарских подвигах, стало ясно, что совершить искомое на полях сражений в обозримом будущем им явно не светит. Взамен отец предложил сыновьям организовать в столице Португалии невиданный мировой турнир с приглашением всех лучших европейских рыцарей, однако это было совсем не то, чего жаждал Энрике. Он задумался над тем, где еще, кроме родной Португалии и соседней Испании, можно снискать воинскую славу и в бою, а не на турнире завоевать искомые рыцарские шпоры. И мысль образованного в географии юноши закономерно обратилась в сторону Африки.

Там, на другом берегу Гибралтарского пролива, всего в сотне — паре сотен миль от Португалии стоял укрепленный город мавров Сеута. Он служил форпостом для пиратских набегов на португальские суда, следовавшие через пролив на главный торговый перекресток Европы — Средиземное море. Ни для кого не было секретом, что в Сеуте начинался крестный ход многих жертв таких набегов — шгенников-христиан, освобождение которых было делом чести всякого уважавшего себя рыцаря.

Именно младший сын короля убедил отца в необходимости военного похода в Северную Африку, в котором и сам принял участие. Впрочем, возглавивший войско король, в отличие от сына-идеалиста, имел на Сеуту иные, более прагматические штаны: удачная военная операция не только обезопасила бы морской путь в Средиземноморье для португальских купцов, но и усмирила бы растущие аппетиты находившейся в вынужденном простое (благодаря тому самому мирному пакту с испанцами) военной знати.

В 1415 году португальские корабли атаковали Сеуту с моря, и не ожидавшие такой дерзкой вылазки мавры на удивление быстро сдали город-крепость. С этого года по традиции отсчитывают начало активной заморской экспансии Португалии, у истоков которой стоял двадцатилетний инфант Энрике. За проявленное при взятии Сеуты мужество отец посвятил сына в рыцари, добавив к этому и более вещественную награду — Энрике были поручены оборона и материальное обеспечение нового форпоста португальцев на африканском берегу. Для выполнения этой задачи все доходы казны, получаемые с северных провинций королевства, переходили в полное и бесконтрольное ведение принца.

Генрих у нарты

Крестом и парусом

А спустя пять лет король, испросив разрешение у папы, сделал своего неуемного сына великим магистром Ордена Христа. Теперь в руках инфанта оказалась сосредоточена огромная власть — духовная, военная и финансовая. И он распорядился ею по достоинству, во всяком случае, редким для принца и главы военно-монашеского ордена образом. Укрепляя и перестраивая главную резиденцию ордена в Томаре, участвуя в богословских диспутах, великий магистр не забывал и о делах мирских. Более того, если задуматься, всемерно укреплял бастионы будущего непримиримого врага воинов-монахов — университеты. При непосредственном участии инфанта Энрике в 1431 году был выработан статут Лиссабонского университета, провозглашена его относительная автономия от власти королевской (в меньшей степени — духовной), а в программу уже по прямому настоянию великого магистра Энрике были введены такие дисциплины, как математика и астрономия.

К тому времени удовлетворившим свои рыцарские амбиции принцем овладела еще одна сжигающая страсть, вступившая, очевидно, в противоречие с его богоугодной деятельностью, — научное любопытство. После взятия Сеуты, впервые увидев Африку воочию и услышав много интересного и даже невероятного от освобожденных узников-христиан, которым довелось побывать в африканской "глубинке", Энрике задумался: что за земли, приключения и богатства лежат за бескрайним песчаным океаном, начинавшимся, по рассказам, сразу же за горным хребтом, отделявшим узкую полоску суши у Гибралтарского пролива от остального континента?

Большая португальская каравелла времен принца Энрике

Пушка с этой каравеллы

Необходимую конкретику этим мечтам об открытиях и завоеваниях добавляли найденные в Сеуте географические карты, более точные и правдоподобные, чем те, которыми пользовались португальские купцы и моряки. Последние зачастую довольствовались не продуктом точного знания, а записями устных пересказов, а то и просто выдумками и легендами. Теперь же в их руки попали верные карты, которые чертили и копировали евреи на Майорке; в отличие от христиан, они пользовались у контролировавших Северную Африку и прилегавшие острова мавров (таких же "изгнанников веры") относительной свободой передвижения и занятия бизнесом.

До того сферой торговых интересов Португалии традиционно считалась Атлантика, в ту пору бескрайняя и бесперспективная водная пустыня; даже в Средиземное море, как уже говорилось, португальцев почти не пускали. После взятия Сеуты принц первым среди соотечественников разглядел, говоря по-современному, новый перспективный рынок — африканский, по слухам, сказочно богатый природными ресурсами и сырьем. К тому времени родина принца экспортировала в Европу соль, вино, фрукты, растительные масла, мед, рыбу и морепродукты, пробку, а в обмен закупала злаки и муку, молочные продукты, металлы, древесину, ткани и множество прочих товаров. Но все это ввозилось и вывозилось через северные порты, и долгое плавание по негостеприимным водам к северу от Пиренейского полуострова было сопряжено с немалым риском. А туг всего каких-то сотни миль — и желанный берег с городом-крепостью, который один насчитывал более 20 тысяч коммерческих предприятий, торговавших золотыми и серебряными изделиями, ценившимися буквально на вес золота (на самом деле даже дороже) специями, шелком и оружием. Чего же тогда ожидать от неведомых обширных территорий, лежавших южнее! Особенно интересовало португальскую корону, естественно, золото, доставляемое караванами торговцев из легендарной процветающей страны Гвинеи, лежавшей за бескрайней пустыней...

Правда, после прихода португальцев бурная торговая жизнь в Сеуте практически замерла. Возродить ее можно было двумя способами: либо установив прочный и долгосрочный мир с маврами, либо завоевав более обширные территории южнее Сеуты с превращением города в глубокий тыл широкомасштабной португальской экспансии в Африку. Поскольку первый был неприемлем ввиду негасимого религиозного конфликта с мусульманами, оставалось второе — начать массированное освоение (что почти с неизбежностью означало завоевание) Африки.

Этим и занялся принц Энрике. Неожиданную помощь он получил от старшего брата Педру, тот успел посетить многие королевские дворы Европы, а в Венеции ему подарили рукопись книги уже успевшего прославиться путешественника Марко Поло. С рукописью ознакомился и младший брат, после чего дал указание капитанам своих судов собирать любые сведения, касавшиеся морского пути в Индию и загадочной христианской страны на северо-западе Африки — Эфиопии. Энрике загорелся мыслью достичь этого "оплота христианства", обойдя территории, находившиеся под властью арабов-мусульман, с юга. Принц Педру во всем поддержал брата и обещал свою посильную помощь, после чего братьям не составило труда добиться куда более весомой поддержки — отцовской, королевской.

Таким образом, принц — государственный муж, исследователь и бизнесмен — поставил себе пять конкретных задач на оставшуюся жизнь, и все были непосредственно связаны с Африкой: узнать, что за земли лежат южнее Сеуты; установить с аборигенами выгодные для Португалии торговые отношения; ослабить врагов Португалии в этом регионе; найти союзников в будущих войнах с врагами истинной веры; насаждать саму ее среди язычников-дикарей, не знавших таинства причастия.

Бизнес, он и в Африке — бизнес

Принц Энрике не делал тайны из своих планов, напротив, он, говоря современными словами, грамотно организовал утечку информации, обеспечив своему проекту беспрецедентную рекламу.

Как только стало известно о планах португальских экспедиций на африканский материк, в небольшое местечко Сагриш на юго-западе страны потянулись опытные моряки, астрономы, картографы и географы со всей Европы. Именно там, поблизости от мыса Сан-Висенте, самой южной точки Португалии, великий гроссмейстер Ордена Христа на орденские средства основал обсерваторию и мореходную школу Вилла-до-Инфанте, со временем превращенную его стараниями в то, что можно было бы назвать первым "мозговым центром" в европейской истории. Во всяком случае, в полном соответствии с традициями последних в школу принимали всех — без сословных или религиозно-этнических различий. Энрике давал работу христианам, мусульманам, иудеям — лишь бы творили. В их работу "босс" и "спонсор" предпочитал не вмешиваться, ограничивая свое участие стратегическим планированием. А если и ввязывался в конкретные научные дискуссии, то на равных основаниях — как рядовой участник. В общем, редкое было заведение для католической европейской страны XV века!

Между тем результаты деятельности "мозгового центра" не заставили себя ждать. Португальские корабли один за другим отправлялись на юг, продвигались все дальше вдоль берега Африки и возвращались назад с ценной информацией и сведениями о новых открытых землях. В 1418-1419 годах был открыт остров Мадейра. Вскоре там появились первые поселенцы, так возникла первая колония португальской короны, откуда в метрополию потекли "колониальные товары": редкое по качеству даже для винодельческой державы вино, сахар с тростниковых плантаций и древесина ценных пород.

Затем были открыты Азорские острова. А в 1424 году отправились первые экспедиции, целью которых было миновать Канарские острова (открытые португальцами еще в 1341-м, но с тех пор захваченные испанцами) и двигаться южнее. Почти десятилетие непреодолимым препятствием для португальских мореходов оставалась самая южная точка архипелага — мыс Бохадор, чье название стало синонимом словосочетания "граница неведомого". Дальше лежали неизведанные водные просторы, которые инфант Знрике назвал "Морем тьмы", и африканские земли, помечаемые на древних картах предостерегающей ремаркой: "Место, где водятся драконы". Принц постоянно увеличивал награду тому, кто сможет пройти злополучный мыс, но с каждым новым плаванием приз оставался невостребованным, зато росло число жертв Бохадора.

Проблема состояла в том, что между мысом и африканской береговой линией разбросано множество скал (в том числе едва скрытых водой), на которые, как на мины, напарывались португальские корабли, не имевшие точных лоций; в отличие от испанцев, соотечественники принца Энрике не обладали большим опытом хождения по открытому океану и инстинктивно прижимались поближе к береговой линии, стараясь проскочить мыс с востока. Только в 1434 году капитан Жиль Ианиш рискнул обогнуть его с запада, уйдя далеко в открытый океан; когда корабль вновь взял курс на запад и приблизился к африканскому берету, Канары вместе с их гибельным мысом остались далеко за кормой. Путь для португальцев в тропическую Западную Африку был открыт.

Самый интригующий вопрос, на который четкого однозначного ответа не получено до сих пор: почему в этих экспедициях ни разу не принял участие сам Энрике? Версии выдвигались самые разные, например, та, что принц боялся попасть в руки арабских пиратов, хотя подобное предположение оскорбительно для воина, завоевавшего рыцарские шпоры при штурме Сеуты, да и ни одно из вооруженных португальских судов, посланных на разведку к берегам Африки, ни разу не подвергалось нападению пиратов. Но бытовали и еще более невероятные объяснения, например, ряд авторов считают, что тогдашние законы чести не допускали длительного пребывания особы королевской крови среди простого люда — матросов! Конечно, в вопросах чести принц был исключительно осмотрителен, но провел же он несколько месяцев среди простых солдат и матросов во время похода на ту же Сеуту и ничего, чести своей не уронил.

Так что пока за неимением более убедительного приходится довольствоваться самым очевидным объяснением. Принц просто обладал гипертрофированным чувством ответственности перед страной, его делом было руководить, координировать, анализировать отчеты экспедиций, отделяя в них правду от вымысла, и организовывать новые. И в этом уникальном качестве замены дону Энрике в то время действительно не было. Тогда, значит, он сознательно "закрыл" для себя море, совершив акт поистине рыцарского самоотречения.

Эта ответственность замечательным образом соединялась с недюжинной предпринимательской хваткой. В 1433 году после смерти отца на престол взошел старший брат Энрике — Дуарте. К тому времени важность для экономики и внешней политики Португалии "африканского направления" стала очевидной, и новый король предоставил младшему брату исключительные полномочия. Отныне все корабли, отправлявшиеся в плавание под эгидой инфанта, должны были платить обычную квоту (пятую часть добычи) не в королевскую казну, а непосредственно Энрике. Кроме того, королевским указом принц провозглашался донатарием (то есть полновластным правителем) Мадейры и всех открытых заморских территорий, а также получал монополию на рыбную ловлю в прибрежных районах.

Африка перестала быть для дона Энрике одной лишь романтической мечтой. Другое дело, как принц распорядился свалившимися в его руки огромными средствами: почти все вместе со средствами вверенного под его попечение Ордена Христа (также немалыми) он вкладывал в новые экспедиции, отправляемые к африканским берегам.

Пользуясь таким замысловатым, но нехитрым инструментом, португальские капитаны уходили в дальние моря.

Нао или каракка — дальнейшее развитие конструкции кораблей для дальнего плавания

Астролябия XV века.

Контртеррористическая операция в Танжере

Пока богатые денежные потоки и властные полномочия доставались одному Энрике, португальская знать чувствовала себя обделенной. Она также желала участвовать в дележе африканского пирога, а поскольку охотников отправляться в рискованные плавания к неизведанным землям при дворе нашлось немного, дворцовая камарилья настойчиво подталкивала короля и инфанта к новой "маленькой победоносной войне" на территории близкой и более-менее исследованной — в Северной Африке. На сей раз объектом атаки был выбран другой город на побережье — марокканский Танжер, без контроля над которым все труднее было удерживать в своих руках Сеуту. А предлогом — все то же: пиратская активность мавров в районе Гибралтарского пролива.

Король поручил командование "контртеррористической операцией" Энрике и его младшему брату Фернану, также жаждавшему рыцарских подвигов, к победной осаде Сеуты он не поспел по возрасту. Но, в отличие от той кампании, танжерская операция 1437 года закончилась неудачей. Португальцев в район боевых действий вместо запланированных четырнадцати тысяч прибыло всего шесть, и они были встречены хорошо организованным сопротивлением местного гарнизона. Трижды португальские солдаты подступали к городским стенам, и трижды атака захлебывалась. Более того, маврам удалось взять в плен Фернана, правда, и один из сыновей начальника гарнизона оказался в руках португальцев. После того как личный капеллан принца перебежал к маврам, открыв им планы четвертого приступа, Энрике понял, что положение его безнадежно. Пришлось договариваться с маврами о перемирии, условия которого поставили инфанта перед тяжелым выбором. Мавры соглашались на обмен высокопоставленных пленников только после того, как португальцы не только прекратят осаду Танжера, но и навсегда оставят Сеуту.

Для политика и государственного мужа последнее было неприемлемо. Опорный пункт христиан на севере Африки требовалось сохранить во что бы то ни стало, даже ценой свободы и жизни принца крови (на чем решительно настаивал и король, написавший принцу в Африку). После тяжких раздумий Энрике ответил маврам отказом, противник также не желал уступать (начальник танжерского гарнизона высказался в том духе, что сыновей у него хватает — одним больше, одним меньше...), и Фернан остался в заключении, где и умер спустя четыре года.

Его старший брат, тяжело переживая не столько военное поражение, сколько собственный выбор, покинул Северную Африку и навсегда "завязал" с военными авантюрами. Дон Энрике удалился в милый его душе Сагриш и с этого времени занимался единственно организацией новых экспедиций. Хотя и в успехах своих капитанов, посылаемых к африканским берегам, инфант видел отныне и месть коварным мусульманам за Танжер и за сгинувшего в тюрьме брата.

К тому времени принц-исследователь догадался использовать в качестве источников информации аборигенов, капитанам было приказано привозить с собой в Португалию пленников, желательно из местной "элиты". Они, как справедливо рассудил Энрике, знают больше, и их информации можно было доверять больше, чем россказням простого люда. Составив на основании полученной информации основополагающий отчет, принц отослал его в Рим, попросив у папы "духовных полномочий" на миссионерскую деятельность португальцев на завоеванных территориях. Кроме того, принц просил наместника Святого Петра приравнять всех погибших в этих экспедициях христиан к "участникам Крестовых походов" со всеми вытекающими отсюда привилегиями для членов их семей. Папа ответил согласием.

Плавание на закате

К концу жизни инфанта Энрике португальцы имели свои поселения- фактории по всему западному побережью Африки, находившиеся под неусыпным вниманием и пользовавшиеся постоянной поддержкой своего правителя — донатария. Принц освободил продукцию поселенцев на Мадейре и на Азорах, поставляемую в метрополию, от ввозной пошлины, а на сами острова организовал массовую миграцию рабочей силы из-за рубежа. Так, на Азорские острова при его содействии переселились около двух тысяч человек из немецких княжеств, впоследствии именно эти мигранты освоили на островах производство зерна, вина и сахара. Это была первая в истории серьезная попытка колонизации европейцами заморских территорий.

Между тем последние годы жизни неутомимого Энрике, теперь уже Генриха-Мореплавателя, известного всей Европе, прошли под знаком личных трагедий. Он всегда был человеком мрачноватым и замкнутым, так и не обзавелся женой, носил монашескую власяницу, а тут его совсем подкосила цепь неудач и горестных событий. Спустя год после поражения в Танжере умер король Дуарте. Регентом при наследнике престола, шестилетнем инфанте Афонсу (будущем Альфонсе V), стал брат покойного короля и Энрике — Педру. При нем были доведены до конца начатые в годы правления Дуарте эксперименты по созданию нового типа морского корабля — каравеллы. Но в 1449 году, вступив в борьбу со своим шгемянником, Педру был убит в битве при Альфарробейре.

Все эти события накладывали свой отпечаток и на продолжавшуюся португальскую экспансию в Африку. Тем не менее, несмотря на вынужденные простои и перебои в финансировании, обусловленные политическими причинами, капитаны Генриха-Мореплавателя в 1444 году открыли реку Сенегал, а спустя два года — устье реки Геба на территории нынешнего Сьерра-Леоне. Южнее этой точки при жизни своего инфанта-спонсора португальцы продвинуться не смогли. Но зато в 1455-1456 годах один из "птенцов гнезда Генрихова", венецианец Алвизе де Кадамосто, прошел вверх по течению реки Гамбии, а спустя год открыл острова Зеленого Мыса (Кабо-Верде), хотя вся слава первооткрывателя этой португальской колонии досталась другому капитану Фернану Гомешу, высадившемуся там в 1460 году.

Собор в городе Баталья, где похоронен Энрике Мореплаватель.

Знаменитый мореплаватель Васко да Гама

К этому времени в метрополию и в новые колонии потек еще один чрезвычайно ценный африканский товар — рабы. Инфант Энрике всячески поощрял работорговлю, а акт крещения чернокожих рабов считал верным способом спасения их душ. К тому же живой товар вместе со всеми прочими товарами, добытыми на завоеванных землях, немало способствовал обогащению португальских дворян и купцов. Именно это, а не слава первооткрывателя и исследователя, сделало инфанта национальным героем в глазах его соотечественников.

Сам он провел последние годы почти в полном уединении в Сагрише, пожалованном ему в собственность. Хотя и успел в третий раз в жизни сходить в море, снова в Танжер, но на сей раз в составе исследовательской, а не военной экспедиции. Там же, в Сагрише, окруженный своими учениками и соратниками, принц Генрих-Мореплаватель 13 ноября 1460 года отправился в свое последнее плавание, конца которому не будет. А его дело продолжила целая плеяда знаменитых португальских мореплавателей, начиная от Бартоломео Диаша и Васко да Гама и заканчивая самым великим из всех — Фернаном де Магальяшем, который, поступив на службу испанской короне, стал известен всему миру как Фердинанд Магеллан.