Да здравствует революция!

В истории есть множество свидетельств этой решающей роли масштабного взаимодействия. Почти всегда верх одерживали те, кто лучше кооперировался, – не только в битве, которую Homo Sapiens вел с другими животными, но и в конфликтах между разными человеческими сообществами. Так, победой над греками римляне были обязаны не более увесистому мозгу или лучшей технической оснащенности, а умению более эффективно взаимодействовать. На протяжении всей истории вышколенные армии легко справлялись с беспорядочными ордами и сплоченные верхи помыкали неорганизованными низами. Например, в 1914 году три миллиона русских дворян, чиновников и купцов управляли 180 миллионами крестьян и рабочих. Верхи прекрасно владели наукой солидарной защиты собственных корпоративных интересов, в то время как 180 миллионов простолюдинов были не способны к эффективной мобилизации. Власть имущие направляли свои усилия главным образом на то, чтобы ни в коем случае не дать этим 180 миллионам солидаризироваться.

Но революции совершаются не числом. Обычно они делаются немногочисленными ячейками заговорщиков, а не массами. Тот, кто хочет запустить революцию, пусть не спрашивает себя: «Много ли у меня сторонников?» Он должен ставить вопрос иначе: «Многие ли из моих единомышленников способны эффективно сотрудничать?» Революция в России вспыхнула не когда крестьяне восстали против царя, а когда горстка большевиков поместила себя в правильное место в правильное время. В 1917 году высший и средний классы в России насчитывали по меньшей мере три миллиона человек, а в партии большевиков было всего 23 тысячи чле-нов[120]. Однако большевики взяли под контроль громадную Российскую империю, потому что сумели очень хорошо самоорганизоваться. Когда власть выскользнула из слабых рук царя и дрожащих рук Временного правительства Керенского, коммунисты с готовностью подхватили ее, вцепившись в бразды правления бульдожьей хваткой.

Они не ослабляли эту хватку до конца 1980-х годов. Благодаря эффективной организации коммунистическая партия продержалась у власти долгих семь десятилетий. А к ее падению привели изъяны в организации.

21 декабря 1989 года Николае Чаушеску, коммунистический диктатор Румынии, организовал в центре Бухареста массовую акцию поддержки. Незадолго до этого Советский Союз перестал помогать восточноевропейским коммунистическим режимам, Берлинская стена пала, революции охватили Польшу, Восточную Германию, Венгрию, Болгарию и Чехословакию. Чаушеску, который правил Румынией с 1965 года, верил, что выстоит под напором цунами, несмотря на бунты против его правления, вспыхнувшие 17 декабря в городе Тимишоара. В качестве одной из контрмер он устроил в Бухаресте грандиозный митинг, чтобы показать румынам и остальному миру, что большинство населения его по-прежнему любит – или, по крайней мере, боится. Трещащий по швам партийный аппарат собрал на центральной площади восьмидесятитысячную толпу, и по Румынии была распространена инструкция: всем гражданам прекратить любую деятельность и включить телевизоры и радиоприемники.

Когда на твоих глазах рушится мир: потрясенный Чаушеску не может поверить в происходящее

Чаушеску вышел на возвышавшийся над площадью балкон, как выходил на него несчетное число раз. Стоя рядом с женой Еленой, ведущими партийными функционерами и охранниками, он с самодовольным видом начал свою речь. Толпа время от времени механически аплодировала. Затем что-то случилось. Вы сами можете на это посмотреть, зайдя на YouTube. Просто наберите: «Последняя речь Чаушеску» – и наблюдайте историю в действии[121].

На записи запечатлен момент, когда Чаушеску начинает очередную длинную фразу: «Я хочу поблагодарить всех инициаторов и организаторов этого величайшего для Бухареста события, рассматривая его как…» – затем осекается и застывает с потрясенным и растерянным видом. Фразу он так и не закончил. На его глазах в это мгновение рушился мир. В толпе раздались крики и свист. Через несколько секунд вся площадь свистела, улюлюкала и скандировала: «Тимишоара! Тимишоара!»

Все это транслировалось в прямом эфире. Перед телевизорами сидело почти все население страны. Тайная полиция – Секуритате – приказала прекратить трансляцию, однако телевизионщики не подчинились, и трансляция лишь временно прервалась. Оператор направил камеру в небо, чтобы зрители не видели паники партийных лидеров, но звукорежиссер не остановил запись, и техники через пару минут возобновили показ. Под улюлюканье и свист Чаушеску кричал: «Алё! Алё! Алё!» – как будто проблема была в микрофоне. Его жена Елена стала осаживать кричащих: «Замолчите! Замолчите!», вынудив Чаушеску повернуться и сказать: «Сама замолчи!» Потом он воззвал к начавшей расходиться толпе: «Товарищи! Товарищи! Успокойтесь, товарищи!»

Но товарищи не пожелали успокаиваться. Коммунистическая Румыния перестала существовать в тот миг, когда 80 тысяч человек на центральной площади Бухареста осознали, что они намного сильнее старика в меховом «пирожке», топтавшегося на балконе. Но наиболее поразителен ведь не крах системы, а тот факт, что она держалась десятилетиями. Почему революции так редки? Почему иногда массы веками рукоплещут и кидают вверх шапки, выполняя все повеления человека на балконе, хотя теоретически могут в любой момент броситься вперед и порвать его в клочья?

Чаушеску удавалось править двадцатью миллионами румын целых четыре десятилетия, так как он неукоснительно соблюдал три жизненно важных условия. Во-первых, он подчинил преданным партаппаратчикам все системы взаимодействия – армию, профсоюзы и даже спортивные ассоциации. Во-вторых, он препятствовал созданию любых оппозиционных организаций – не важно, политических, экономических или социальных, – на базе которых могли бы налаживать взаимодействие антикоммунисты. В-третьих, он прибегал к помощи братских коммунистических партий Советского Союза и стран Восточной Европы. Несмотря на случавшиеся трения, эти партии при необходимости помогали друг другу или, по крайней мере, не позволяли никому извне совать нос в свои социалистические дела. В таких условиях, несмотря на все тяготы и беды, взваливаемые на них правящей элитой, двадцать миллионов румын были не в состоянии организовать эффективное противодействие.

Чаушеску потерял власть только тогда, когда стало невозможно выполнение всех трех условий. В конце 1980-х Советский Союз бросил коммунистические режимы на произвол судьбы, и они посыпались, как костяшки домино. Так что в декабре 1989 года Чаушеску уже не мог рассчитывать ни на какую поддержку извне. Напротив, революции в соседних странах воодушевили румынских оппозиционеров. Сама компартия раскололась на враждебные лагеря. Умеренные хотели избавиться от Чаушеску и, пока не поздно, начать реформы. Организовав бухарестскую демонстрацию и ее трансляцию, Чаушеску сам дал революционерам уникальный шанс ощутить свою силу и выступить против него. Что может разжечь революцию быстрее, чем ее телевизионная трансляция?

Однако власть, выпавшая из рук аппаратчиков с балкона, не досталась народу с площади. Толпы брали числом и энтузиазмом, но не знали, как себя организовать. Поэтому, по примеру России 1917-го, власть перешла к небольшой группе политических игроков, чьим единственным плюсом была организованность. Румынскую революцию перехватил самопровозглашенный Фронт национального спасения, фактически являвшийся прикрытием умеренного крыла компартии. Фронт не имел реальной связи с восставшими. В него вошли партработники среднего звена, которых возглавил Ион Или-еску, бывший член Центрального комитета Румынской компартии, какое-то время руководивший отделом пропаганды. Илиеску со товарищи притворились демократами, объявили во все микрофоны, что они лидеры революции, а затем использовали свой опыт и старые партийные связи, чтобы подмять под себя страну и прикарманить ее ресурсы.

В коммунистической Румынии практически все принадлежало государству. Демократическая же Румыния стремительно приватизировала свои активы, распродав их по бросовым ценам экс-коммунистам, которые единственные смекнули, что к чему, и активно помогали друг другу.

Бывшим партийным боссам достались государственные компании, контролировавшие национальную инфраструктуру и природные ресурсы страны, а бывшие рядовые солдаты партии накупили за бесценок домов и квартир.

Ион Илиеску был избран президентом Румынии, а его коллеги сделались министрами, членами парламента, директорами банков и мультимиллионерами. Новая румынская элита, которая правит страной по сей день, состоит в основном из бывших коммунистов и их родственников. Людям, рисковавшим головой в Тимишоаре и Бухаресте, пришлось довольствоваться объедками, потому что они не знали, как наладить взаимодействие и как создать эффективную организацию, которая блюла бы их интересы[122].

Похожая судьба постигла египетскую революцию 2011 года. То, что в 1989 году сделало телевидение, в 2011-м сделали Twitter и Facebook. Новые средства общения помогли массам скоординировать свои действия, так что тысячи египтян одновременно вышли на улицы и площади и свергли режим Мубарака. Но одно дело вывести сто тысяч человек на площадь Тахрир, и совсем другое – взять под контроль государственный аппарат, жать нужные руки в нужных коридорах и эффективно управлять страной. Когда Мубарак ушел, демонстранты не сумели заполнить вакуум. Организационным опытом, достаточным для управления страной, в Египте обладали только армия и «Братья-мусульмане». Так что революция была присвоена сперва «Братьями-мусульманами», а затем – уже окончательно – армией.

Румынские экс-коммунисты и египетские генералы не отличались от прежних диктаторов, от бухарестских или каирских демонстрантов ни особым умом, ни умелостью рук. Их преимущество заключалось в гибком взаимодействии. Они сотрудничали лучше, чем толпы, и готовы были проявить гораздо большую гибкость, чем закоснелые Чаушеску и Мубарак.