Пена в бурном потоке данных

У датаизма, конечно же, есть свои критики и еретики. Как мы видели в третьей главе, очень сомнительно, чтобы всю жизнь можно было свести к потокам данных. В частности, мы пока понятия не имеем, как и почему потоки данных трансформируются в сознание и субъективные переживания. Может, лет через двадцать у нас появится полноценное объяснение. А может, мы обнаружим, что организмы и не алгоритмы вовсе.

Также сомнительно, чтобы жизнь можно было свести исключительно к принятию решений. Под влиянием датаизма и естественные, и общественные науки зациклились на процессах принятия решений, как будто в жизни нет ничего другого. Но так ли это? Ощущения, эмоции и мысли, конечно же, играют в принятии решений существенную роль, но только ли в этом их смысл? Датаизм все глубже и глубже вникает в процессы принятия решений, однако не исключено, что он воспринимает жизнь все более искаженно.

Критическое исследование датаистической догмы должно стать не только величайшим научным вызовом XXI века, но и самым актуальным политическим и экономическим проектом. Естественники и обществоведы обязаны спросить себя, не упускаем ли мы чего-то, ограничивая жизнь обработкой данных и принятием решений. Может быть, во Вселенной есть сущности, которые нельзя свести к данным? Предположим, лишенные сознания алгоритмы сумеют обойти сознательный интеллект во всем, что касается обработки данных, – а вдруг при замене сознательного интеллекта лишенными сознания алгоритмами мы утратим что-то очень важное?

Даже если датаизм не прав и организмы не есть алгоритмы, это не обязательно помешает ему завладеть миром. Многие предшествующие религии завоевали огромную популярность и власть, несмотря на фактологическую несостоятельность. Если это удалось христианству и коммунизму, то почему не удастся датаизму? У датаизма хорошие перспективы, так как сейчас он проникает во все научные дисциплины. Единая научная парадигма способна легко обернуться непререкаемой догмой. Очень трудно оспаривать любую научную парадигму, но до сих пор ни одна из них не принималась научным сообществом в целом. Ученые отдельно взятой специальности всегда могли позаимствовать еретические взгляды у коллег другой специальности. Если же все, от музыковедов до биологов, будут пользоваться единой датаистической парадигмой, междисциплинарные заимствования будут лишь способствовать ее усилению. Так что ошибочна эта парадигма или верна, противостоять ей в любом случае будет невероятно трудно.

Если датаизму удастся покорить мир, что случится с нами, людьми? Поначалу датаизм, вероятно, активизирует гуманистическую погоню за здоровьем, счастьем и властью. Он и распространяется именно благодаря обещаниям осуществить эти человеческие мечты. Чтобы обрести бессмертие, счастье и божественную силу созидания, нам необходимо обрабатывать огромный вал информации, неизмеримо превышающий возможности человеческого мозга. Поэтому алгоритмы должны будут обрабатывать его за нас. Но, когда полномочия перейдут от людей к алгоритмам, гуманистические проекты могут утратить актуальность. Раз мы отвергаем гомоцентричное мировоззрение в угоду датацентричному, человеческое здоровье и счастье могут утратить свое значение. Чего так носиться с устаревшими механизмами обработки данных, если уже существуют гораздо более продвинутые модели? Мы стремимся создать Интернет Всех Вещей в надежде, что он сделает нас здоровыми, счастливыми и могущественными. Но когда Интернет Всех Вещей обретет силу, люди могут превратиться из инженеров в чипы, из чипов в биты и в конце концов растаять в стремнине данных, как ком земли, брошенный в бурную реку.

Таким образом, датаизм грозит сотворить с Человеком Разумным то, что Человек Разумный сотворил со всеми прочими животными. На протяжении всей истории люди плели глобальную сеть и оценивали каждую вещь в соответствии с ее ролью в функционировании этой сети. Тысячи лет этим питались их гордость и предубеждения. Поскольку главенствующую роль в сети играли люди, им было легко приписывать себе ее успехи и считать себя венцом творения. Жизнь и переживания всех других животных ценились мало, потому что их функции были менее важными. И всякий раз, как животное переставало выполнять свою функцию, оно было обречено на исчезновение. Но стоит нам, людям, утратить нашу функциональную значимость для сети, как мы тотчас обнаружим, что вовсе не являемся венцом творения. Созданные нами же критерии спишут нас в вечность следом за мамонтами и китайскими речными дельфинами. И задним числом выяснится, что человечество было просто пеной в бурлящем космическом потоке данных.

На самом деле мы не можем предсказать будущее. Потому что техника не детерминистична. Одна и та же техника закладывала основу очень разных общественных устройств. Например, с помощью техники промышленной революции – поездов, электричества, радио, телефона – учреждались коммунистические диктатуры, фашистские режимы и либеральные демократии. Возьмите Южную Корею и Северную Корею. В их распоряжении была абсолютно одинаковая техника, но они воспользовались ей по-разному.

Изобретение искусственного интеллекта и биотехнологий непременно изменит мир, но оно не предписывает единственного детерминированного исхода. Все сценарии настоящей книги следует воспринимать как вероятности, а не пророчества. Если какие-то из них вас не устраивают – начинайте мыслить и, главное, действовать так, чтобы не дать этим вероятностям материализоваться.

Но начать думать и действовать по-новому очень непросто, так как на наши мысли и поступки оказывают сильное влияние современные идеологии и социальные системы. Целью настоящей книги было ослабить это влияние и побудить читателей более творчески отнестись к будущему. Она является попыткой не сузить наши горизонты предсказанием какой-то определенной перспективы, а раздвинуть их путем знакомства с широким спектром возможностей. Никому не известно, что будет с рынком труда, семьей и экологией, а также какие религии, экономические системы и политические структуры будут доминировать в мире в 2050 году.

Но расширение горизонтов может привести к увеличению нашей растерянности и пассивности. При таком множестве сценариев и вероятностей на что нам следует обратить особое внимание, на чем сконцентрироваться? Мир перестраивается быстрее, чем когда-либо, и мы тонем в океане данных, идей, предсказаний и угроз. Люди уступают права свободному рынку, коллективному разуму и внешним алгоритмам, в частности, потому, что не в состоянии совладать с информационным наводнением. Раньше цензура просто перекрывала поток информации. В XXI веке цензура осуществляется путем снабжения людей лишней, ненужной информацией. Мы просто не знаем, на чем сосредоточиться, и часто теряем время, изучая и обсуждая второстепенные и третьестепенные вещи. Испокон веков власть подразумевала доступ к информации. Сегодня власть подразумевает знание, на что не надо отвлекаться. Так на чем же, учитывая все происходящее в этом хаотичном мире, нам надо сосредоточить внимание?

В масштабе месяцев, наверное, необходимо обратиться к самым насущным проблемам, таким как опасные неурядицы на Ближнем Востоке, миграционный кризис в Европе и замедление китайской экономики. Если говорить о масштабе десятилетий – надо сосредоточиться на глобальном потеплении, растущем неравенстве и приближающемся крушении рынка труда. Но если мыслить масштабами бытия, то все наши дела и проблемы отступают перед тремя взаимосвязанными процессами:

1. Наука объединяется вокруг всеобъемлющей догмы, которая утверждает, что организмы – это алгоритмы и что жизнь является обработкой данных.

2. Интеллект отделяется от сознания.

3. Лишенные сознания, но высокоразвитые алгоритмы вскоре могут знать нас лучше, чем знаем себя мы сами.

Эти три процесса порождают три ключевых вопроса, которые, я надеюсь, будут занимать ваши мысли еще долго после того, как вы закроете эту книгу:

1. Действительно ли организмы – всего лишь алгоритмы, а жизнь – всего лишь обработка данных?

2. Что более ценно – ум или сознание?

3. Что случится с обществом, политикой и нашей повседневной жизнью, когда лишенные сознания, но высокоразвитые алгоритмы будут знать нас лучше, чем знаем себя мы сами?