О Гитлере, якобы «бежавшем» из Берлина
«Где Гитлер?» — этот вопрос после капитуляции Германии и прекращения военных действий волновал всех, а особенно — охочую до дешёвых сенсаций западную публику.
Умелые в производстве дешёвых сенсаций западные журналисты удовлетворяли этот спрос с избытком, публикуя одну версию за другой и обнаруживая фюрера то в тайной пещере в Альпах, то — в Аргентине, прибывшего туда на подводной лодке, то — в Парагвае или ещё в какой-либо латиноамериканской стране, с которой у Рейха были хорошие отношения, то — у пингвинов в Антарктиде, и даже — в русском плену.
Я мог бы привести две-три подобных забавных (если это слово здесь уместно) публикации, но стоит ли занимать место в книге и время читателя? Достаточно сказать, что версий, слухов, домыслов и вымыслов относительно бегства фюрера из Берлина накануне падения столицы Рейха гуляло по миру не менее десятка. Даже тогда, когда ситуация начала проясняться.
Гуляют подобные «версии» и по сей день, но источник их теперь или клиническое сумасшествие, или невежество, или откровенная «желтизна» авторов «версий».
Что же до 1945 года, то дела на самом деле обстояли так.
23 апреля 1945 года в 19 часов 35 минут командующий 1-м Белорусским фронтом маршал Жуков отдал распоряжение командующему 1-й танковой армией генералу Катукову выделить специальный отряд для пленения германского руководства в районе Берлинского аэропорта.
Жуков писал:
«Я имею данные, что Гитлер, Геббельс и Гиммлер находятся в Берлине. На случай бегства для них стоят самолёты в аэропорту. Отберите отряд смельчаков, 15–25 танков с десантом и прикажите прорваться перед рассветом к аэропорту. Проскок отряда поддержите артиллерийским огнём.
Жуков».
А 1 мая 1945 года и Жуков, и Сталин были осведомлены о приходе на командный пункт генерала Чуйкова начальника германского генштаба сухопутных войск Кребса с известием о самоубийстве Гитлера.
2 мая 1945 года личный представитель гросс-адмирала Деница при ставке Гитлера вице-адмирал Фосс передал командующему 3-й ударной армией генерал-полковнику Кузнецову заявление, в постскриптуме которого было сказано:
«P.S. Фюрер последний раз говорил со мною 30.4.45 г. в 14.30 и в длившейся около 10 минут речи простился со мной. Я знал о том, что он дал приказ сжечь свой труп сразу же после смерти. Такое же распоряжение дал рейхсминистр доктор Геббельс, который хотел до самого конца оставаться в рейхсканцелярии. Он также не хотел покидать горящий корабль и быть обузой прорывающейся группе.
Труп Гитлера видел лично!»
Что же касается самого заявления Фосса, то суть его весьма неожиданна, и я, по ряду соображений, приведу его текст чуть позже — в следующем разделе.
Имперская канцелярия с бункером фюрера была занята советскими войсками тоже 2 мая 1945 года, и в тот же день, к вечеру, в саду канцелярии были обнаружены обгоревшие трупы мужчины и женщины, которые были быстро идентифицированы как трупы Геббельса и его жены Магды.
В том, что это были именно они, убеждали и найденные в отдельной комнате бункера трупы всех шести детей Геббельса.
5 мая 1945 года неподалёку от места обнаружения трупов рейхсминистра пропаганды и его жены в воронке от бомбы были найдены ещё два обгоревших трупа, засыпанных слоем земли, — Гитлера и Евы Браун.
Чуть позже там же обнаружили трупы двух отравленных собак фюрера и Евы.
Первый акт об обнаружении трупов Гитлера и Евы Браун был составлен 5 мая 1945 года и подписан командиром взвода отдела контрразведки «СМЕРШ» 79-го стрелкового корпуса Панасовым и тремя его подчинёнными.
Второй акт — осмотра места погребения с участием опознавателя Менгесхаузена — был составлен 13 мая 1945 года и подписан рядом контрразведчиков во главе с начальником ОКР «СМЕРШ» 79-го стрелкового корпуса подполковником Клименко.
Слухи тем временем не утихали. Так, вскоре после окончания войны в журнале «Тайм» было опубликовано интервью Герхарда Херзеггелля, стенографиста Ставки германского Верховного командования, которое он дал корреспонденту «Тайма» Персивалю Ноту.
«Что касается смерти Гитлера, — говорил Херзегтелль, — то я не верю, что мы когда-нибудь найдём свидетеля, который мог бы рассказать нам, как это случилось. Но я не верю, что фюрер остался в бункере. Я думаю, он выходил, возможно, несколько раз, ища смерти, с которой он полностью смирился, желая умереть под артиллерийским огнём…»
Когда Нот рассказал Херзеггеллю о том, что, по полученным им от офицеров службы безопасности США сведениям, Гитлер был убит «личным адъютантом гауптштурмфюрером Гюнше», Херзеггелль ответил:
«Гюнше был человеком гигантского роста и очень горячим. Он был способен это сделать, если бы его попросили, или если бы он думал, что пришло время застрелить фюрера, а потом самого себя. Но я не верю, что всё произошло именно так. Я искренне уверен, что Гитлер искал смерти…»
Это интервью по «испорченному телефону» было для того времени достаточно типичным. Точной информацией располагал только Советский Союз, а у нас задачи средств массовой информации рассматривались тогда несколько иначе, чем на Западе, где вершиной профессионального мастерства журналиста считается фото кинозвезды (ещё лучше — коронованной особы), встающей, пардон, с горшка.
К тому же чекисты и сотрудники KP «СМЕРШ» — в отличие от офицеров службы безопасности США — были не самыми подходящими кандидатурами для получения сенсационных интервью.
На самом деле 28-летний штурмбаннфюрер СС Отто Гюнше 2 мая 1945 года попал в советский плен (освобождён в мае 1956 года).
17 мая 1945 года Гюнше дал подробные показания, из которых однозначно следовало, что Гюнше видел лишь трупы Гитлера и Евы Браун, но не имел отношения к их умерщвлению.
Я пишу «умерщвлению» потому, что в советских архивах имеется фото фрагмента черепа фюрера с чётко видным пулевым отверстием в затылочной части. Впрочем, сейчас я не исключаю, что такое фото (и сам фрагмент) не аутентичны ситуации. Возможно, это — фабрикация для создания версии об умерщвлении, а не самоубийстве фюрера. Последнее выглядит как-никак достойнее.
Если Гитлер был всё же застрелен, то кто застрелил его, сказать точно уже невозможно. Не исключено, что это сделал личный камердинер штурмбаннфюрер (майор) Линге, от которого Гюнше, по его словам, и услышал: «Фюрер умер».
Гюнше не выносил трупы в парк, но описал, как их выносили на двух одеялах другие. Он показывал:
«Из одного одеяла торчали ноги фюрера, их я узнал по башмакам и носкам, которые он всегда носил; из другого одеяла торчали ноги и видна была голова жены фюрера».
Схожие показания дали и другие пленные, находившиеся в бункере имперской канцелярии. Владея всей полнотой информации, сомневаться в смерти Гитлера особо уже не приходилось.
Но вот обстоятельства смерти…
Возьмём свидетельства того же Гюнше. С ними вообще интересно!.. Одна из последних личных секретарей Гитлера — Траудль Юнге, в весьма достоверных — судя по всему — мемуарах, передаёт свой разговор с Гюнше в бункере фюрера после смерти Гитлера. По словам Гюнше — в передаче Юнге — он был среди тех, с кем Гитлер попрощался непосредственно перед тем, как закрыть за собой и Евой Браун дверь в комнату, где покончил самоубийством.
Так вот, по Юнге, Гюнше слышал один выстрел.
И когда Гюнше, Геббельс, Борман, Аксман — руководитель «Гитлерюгенда», посол Хевель и личный шофёр фюрера Кемпка (в перечне Юнге камердинер Линге отсутствует) вошли в комнату, то обнаружили, что Гитлер раскусил ампулу и выстрелил себе в рот.
По словам Гюнше, «череп разлетелся в стороны и выглядел ужасно», а Ева Браун просто приняла яд.
Если Гюнше говорил Юнге правду, то фрагмент с аккуратным пулевым отверстием в затылке — действительно позднейший фальсификат. Но если это даже так, это не меняет главного — факта смерти фюрера в бункере 30 апреля 1945 года.
По словам Юнге, Гюнше принимал участие и в сожжении трупов.
Юнге пишет, что она ни минуты не сомневалась в словах Гюнше, резонно заметив затем, что «такое потрясение никто не смог бы изобразить, а он, простой мускулистый юноша, тем более»…
«Где ещё фюрер мог быть?» — задавалась Юнге вопросом и продолжала: «Ни самолёта, ни поезда поблизости, ни подземного тайного хода, ведущего из бункера на свободу. А Гитлер даже не мог ходить».
Юнге была права, поскольку если бы тайные ходы из бункера имелись, ими бы воспользовался если не фюрер, так другие. В том числе — и сама Юнге, входившая в очень доверенный круг (именно она стенографировала, а потом распечатала в трёх экземплярах завещание фюрера).
Наиболее же, пожалуй, убедительным доказательством того, что Гитлер покончил с собой в бункере имперской канцелярии, является судьба семьи Геббельса и его самого. При живом Гитлере Геббельс на такой шаг не пошёл бы.
31 мая 1945 года заместитель наркома внутренних дел Иван Серов направил письмо наркому Берии с приложенными к нему актами судебно-медицинского исследования и актами опознания «предполагаемых нами трупов Гитлера, Геббельса и их жён», протоколы допросов «приближённых Гитлера и Геббельса» и фотодокументы.
Несмотря на то что Серов употребил слово «предполагаемые», он сам же сообщал, что «не вызывает сомнения то, что предполагаемый нами труп Гитлера является подлинным».
7 июня 1945 года Берия наложил на письмо резолюцию: «Послать т.т. Сталину и Молотову. Л. Берия.
7. VI.45».
А ещё до этого — 4 июня 1945 года, сотрудники отдела KP «СМЕРШ» («Смерть шпионам») 3-й ударной армии во главе с начальником отдела KP армии полковником Мирошниченко произвели перезахоронение ряда хранившихся в армейском отделе KP высокопоставленных трупов Гитлера, Евы Браун, Геббельса, Магды Геббельс, генерала Кребса и детей Геббельса.
«Перезахоронение» потому, что первое захоронение было произведено в районе города Бух, но в связи с передислокацией отдела трупы были изъяты и окончательно захоронены в районе города Ратенов в деревянных ящиках на глубине 1,7 метра. С ними же захоронили в отдельной корзине трупы собаки Гитлера и собаки Евы Браун.
В феврале 1946 года все трупы по указанию начальника Управления контрразведки «СМЕРШ» Группы Советских оккупационных войск в Германии генерал-лейтенанта Зеленина (руководствовавшегося, надо полагать, указанием Москвы) были перезахоронены окончательно в Магдебурге на глубине 2 метров во дворе дома № 36 по улице Вестендштрассе.
Это — с одной стороны.
С другой стороны, 10 июня 1945 года «Правда» сообщила, что 9 июня на пресс-конференции замнаркома иностранных дел СССР Вышинского и маршала Жукова маршал, в ответ на вопрос английского корреспондента Александра Верта о судьбе Гитлера, сказал, в частности:
«Обстановка очень загадочная… Опознанного трупа Гитлера мы не нашли. Сказать что-либо утвердительно о судьбе Гитлера я не могу. В самую последнюю минуту он мог улететь из Берлина, так как взлётные дорожки позволяли это сделать».
Такое заявление могло, конечно, лишь подлить масла в и так уже жарко горящий огонь ошеломляющих слухов.
И подлило.
А что же Сталин?
Сегодня иногда утверждается, что он-де, хотя и был уверен в смерти фюрера, «не торопился с обнародованием выводов», поскольку «рассчитывал свои политические ходы на много лет вперёд». Мол, на встрече с представителем американского президента Гарри Гопкинсом 26 мая 1945 года Сталин, всё уже зная, заявлял, что «Борман, Геббельс, Гитлер и, вероятно, Кребс бежали и в настоящее время скрываются».
Не уверен, что источники, сообщающие это, правдивы или, во всяком случае, полностью точны. Однако не надо забывать, что 26 мая 1945 года Сталин ещё не имел достоверной оперативной информации о судьбе фюрера — Серов направил официальное письмо Берии только 31 мая, Берия адресовал его Сталину и Молотову 7 июня, и вряд ли Сталин прочёл это письмо ранее 9–10 июня 1945 года.
При этом, даже прочтя его, Сталин, конечно же, не бросился тут же к аппарату ВЧ, чтобы немедленно известить Жукова о достоверно установленных фактах относительно Гитлера.
Поэтому и Сталин 26 мая 1945 года, и Жуков 9 июня 1945 года, не утверждая относительно Гитлера ничего наверняка, отнюдь не лукавили.
Они были всего лишь осмотрительны и выражались, как и следовало быть тогда, предположительно.
«Но почему же Сталин всё не обнародовал потом?» — может спросить читатель. Ведь даже в январе 1946 года агентство «Франс Пресс» распространяло информацию газеты «Франс суар» о том, что «труп Гитлера якобы обнаружен 19 декабря русским командованием, но этот факт сохраняется в тайне для того, чтобы не помешать аресту нацистов, принимавших участие в погребении».
И ТАСС 2 января 1946 года сообщал об этом.
А член Нюрнбергского трибунала, офицер американского флота капитан Майкл Мусмано в конце 1948 и начале 1949 года опубликовал в швейцарской газете «Ди национ» серию статей под заголовком «Жив ли Гитлер?».
Точные причины молчания советских властей я указать не могу. Хотя сегодня можно оспаривать само утверждение о том, что Советский Союз очень уж скрывал свою убеждённость в смерти фюрера.
В частности, можно говорить, что если некий «заговор молчания» и имел место, то вовлечён в него был не только Сталин, но и, например, Черчилль и ряд близких к нему лиц. И вот почему…
Черчилль прибыл в Берлин — на начинающуюся Потсдамскую конференцию — не позднее 16 июля 1945 года и сразу же совершил поездку по разрушенному Берлину. В своих мемуарах о войне, впервые изданных в 1950 году, в главе «Потсдам» Черчилль описывает, в том числе, и эту свою «экскурсию» победителя по столице побеждённых.
В то время разведение союзных и советских войск по обусловленным зонам ещё не было произведено, да и с зонами было не всё ясно. Соответственно, союзники не были пока впущены нами в Берлин. Мы тогда были полными и единовластными хозяевами в германской столице и всё и везде Черчиллю могли показывать лишь советские представители.
Они Черчилля всюду и сопровождали.
Так вот, Черчилль вспоминал, как он и его спутники долго бродили среди полуразрушенных коридоров и залов имперской канцелярии, а потом, продолжает Черчилль, «сопровождавшие нас русские повели нас в бомбоубежище Гитлера».
Черчилль спустился в самый низ и увидел комнату, в которой покончили с собой Гитлер и Ева Браун, а когда он поднялся наверх, ему «показали место, где сожгли его труп».
«От осведомлённых людей мы услышали самый подробный рассказ, какой можно было услышать в то время (выделения везде мои. — С.К.) об этих финальных сценах», — заключал сэр Уинстон.
Английский премьер — не сотрудник советского «СМЕРША», он подписки о неразглашении военных и государственных тайн СССР не давал. Так что Черчилль, узнав от русских о сожжении трупа фюрера, мог бы тут же оповестить о сенсации прессу.
Однако не оповестил.
С другой стороны, среди сопровождавших Черчилля русских не было ни одного, кто неоднократно не ставил бы свою подпись под разного рода подобными обязательствами. И почём зря болтать языком с Черчиллем — чтобы получше угодить ему и понравиться — никто их его сопровождавших русских не стал бы.
А раз так, сообщать англичанам о смерти фюрера, указывать место его сожжения и рассказывать «о финальных сценах» они могли только с санкции вышестоящего руководства.
Учитывая ранг «экскурсанта», исходную санкцию на откровенность с ним советских «гидов» мог дать лишь Сталин.
Но Черчилль, повторяю, почему-то не стал сразу «звонить» о том, что ему сказали русские, на всех углах Берлина, на пресс-конференциях и в лондонском Гайд-парке.
Далее… Уже в ходе Потсдамской конференции, на её 11-м заседании 31 июля 1945 года, при обсуждении вопроса о суде над главными военными преступниками произошёл интересный обмен репликами между Сталиным и сменившим Черчилля новым английским премьером Эттли.
Молотов сообщил, что советская делегация согласна принять за основу английский проект документа, но предложил дополнить его после слов «главные военные преступники» словами: «такие, как Геринг, Гесс, Риббентроп, Розенберг, Кейтель и другие».
Эттли затруднился ответить положительно, и началось обсуждение.
Далее — по стенограмме:
«Эттли. Я не думаю, что перечисление имён усилит наш документ. Например, я считаю, что Гитлер жив, а его нет в нашем списке.
Сталин. Но его нет и в наших руках.
Эттли. Но вы даёте фамилии главных преступников в качестве примера.
Сталин. Я согласен добавить Гитлера (общий смех), хотя он и не находится в наших руках. Я иду на эту уступку (общий смех)…»
Смех-то был общим, но вряд ли все присутствующие понимали всю тонкость и юмор ситуации.
К тому времени Сталин знал, что Гитлер мёртв. И поскольку фюрер находился уже в руках Господа Бога, в русских руках он находиться не мог. О чём Сталин всем открыто и заявил.
Да, Сталин не стал прямо разубеждать Эттли относительно его уверенности в том, что Гитлер жив, но Эттли — если бы обладал острым умом — мог бы и сам сообразить, что если Гитлера нет в предлагающемся русскими списке, то в СССР не считают, что Гитлер жив.
Фактически Молотов, оглашая наш список, дал прямое основание для такого, например, вопроса Эттли, или нового президента США Трумэна, или государственного секретаря США Бирнса, или английского министра иностранных дел Бевина: «Маршал Сталин, а почему в Вашем списке нет главного военного преступника — Гитлера? Не означает ли это, что у Вас есть точные сведения о том, что Гитлера уже нет в живых?»
Я уверен, что сам Сталин в подобной ситуации тонкий момент уловил бы и напрашивающийся на язык вопрос задал бы. Сталин ведь был редким умницей. Он, вероятно, такого вопроса от «коллег» и ожидал. Он, скорее всего, и дополнение к английскому документу устами Молотова предложил для того, чтобы провести своего рода тест мыслительных способностей нового английского премьера, нового американского президента и их ближайших сотрудников.
А при этом, как я догадываюсь, Сталин и позабавиться был не прочь. Он ведь не просто обладал чувством юмора. Он обладал этим чувством во всех его нюансах, не понимая шуток лишь тогда, когда они задевали его достоинство как вождя и главы России.
Если бы его собеседники «соль» ситуации уловили и нужный вопрос задали, не думаю, что Сталин начал бы уклоняться от прямого ответа.
Он бы его дал. А почему бы и нет?
Но коль уж вы, ребята, туповаты, то не товарищу Сталину вас просвещать.
Из военной «Большой Тройки» к тому времени лишь сам Сталин сохранил свой статус. Рузвельт умер, Черчилля англичане «прокатили» на выборах. Новые главные партнёры Сталина по сравнению с усопшим Рузвельтом и ушедшим Черчиллем были людьми настолько меньшего калибра — во всём, что Сталин не мог не относиться к ним именно с юмором.
И этот момент тонко и скрыто проявился в описанной выше коллизии.
Есть и ещё одно обстоятельство, позволяющее предполагать, что те, кому надо на Западе, в реальном масштабе времени были извещены нами о смерти Гитлера, пусть и в неофициальном — чтобы не вызывать ажиотажа — порядке. Доказательством является то, что «неотысканный» Гитлер так и не фигурировал в «нюрнбергском» списке главных военных преступников, хотя тоже «не отысканный» Борман туда попал, потому что его судьба была неизвестна тогда и нам, в СССР.
Напомню, что главными обвиняемыми на Нюрнбергском процессе были присутствовавшие на нём и приговорённые к смертной казни Геринг, Риббентроп, Кейтель, Кальтенбруннер, Розенберг, Франк, Фрик, Штрейхер, Заукель, Йодль, Зейсс-Инкварт, а также отсутствовавший на процессе и приговорённый к казни заочно Борман.
Гесс, Функ и Редер были приговорены к пожизненному заключению, Ширах и Шпеер — к 20 годам, Нейрат — к 15, Дёниц — к 10 годам тюрьмы. Лей покончил самоубийством, дело разбитого параличом Круппа было приостановлено, Фриче, Папен и Шахт были оправданы.
То есть на скамье подсудимых побывала вся наличная «головка» Рейха, включая считавшегося «в бегах» Бормана, «сидевшего» на этой скамье символически. Но тогда логично было бы судить заочно и Гитлера, если бы он тоже числился руководством, а не прессой, союзников «в бегах», как и Борман.
Гитлер возглавлял Рейх, он должен был возглавить и список главных военных преступников.
Но, как видим, не возглавил.
Судя по всему вышеизложенному, Сталин поделился-таки имеющейся информацией с компетентными западными кругами, но поделился не в официальном, а в «рабочем» порядке, не считая нужным подыгрывать падкой до сенсаций западной публике и той западной журналистской братии, которая, учуяв «жареное», теряла всякое достоинство и в поисках «клубнички» лезла на столы, под столы и чуть ли не в трусы.
Вся эта шушера уважения не заслуживала, и Сталин не мог не относиться к ней с глубочайшим презрением. Так зачем тогда, спрашивается, Советскому Союзу надо было потрафлять склонности кое-кого на Западе к нездоровым «сенсациям»? Тем более, что особого-то секрета судьба Гитлера не представляла. Мы, по признанию самого Черчилля, сообщили о ней Черчиллю прямо на месте событий. В реальном масштабе времени.
А то, что не стали об этом «звонить» на весь свет?
Ну, в то время у советских была собственная гордость, и вряд ли надо было уделять много внимания такому мелкому — к тому времени — вопросу.
В СССР ведь за сенсациями не гнались.
В СССР их предпочитали создавать: выстояв в 1941-м и 1942-м, единолично взяв Берлин в 1945-м, в считаные годы восстановив разрушенную страну, взорвав первую атомную бомбу в 1949-м и водородную — в 1953-м, запустив в 1957 году первый в мире искусственный спутник Земли и первого в мире космонавта в 1961-м…
Вот почему без лишнего шума, без репортёрских блицев и без сенсационных шапок в газетах оперативная группа КГБ СССР 4 и 5 апреля 1970 года провела в районе города Магдебург мероприятие «Архив».
В соответствии с планом мероприятия, утверждённым в Москве 26 марта 1970 года, на территории военного городка на улице Клаузенерштрассе (бывшая Вестендштрассе) возле дома № 36 в ночь с 3 на 4 апреля было произведено «вскрытие захоронения останков военных преступников».
До утра 5 апреля 1970 года ящик с останками находился под охраной оперативных работников, а утром останки были уничтожены.
В рукописном акте, подписанном начальником Особого отдела КГБ воинской части полевая почта 92 626 полковником Коваленко, было сказано:
«Уничтожение останков произведено путём их сожжения на костре на пустыре в районе г. Шенебек в 11 км от Магдебурга.
Останки перегорели, вместе с углем истолчены в пепел, собраны и выброшены в реку Бидериц, о чём и составлен настоящий акт».
Так была поставлена последняя точка в истории, которая началась 30 апреля 1945 года в подземном бункере имперской канцелярии концом жизни фюрера.