Как Клим Ворошилов не спас советскую физику

Печальная судьба российской биологии под знаменами Трофима Лысенко контрастирует с видимым благополучием советской физики при сталинизме.

Есть и привычное объяснение — «атомный щит», который еще до того, как стал мечом в руках государства, защищал советскую физику от «научного социализма». Однако архивы, открывшиеся после закрытия советского социализма, засвидетельствовали, что атомный щит укрывал не только подлинных ученых, но и претендентов на вакансию лысенки-от физики.

Занимаясь историей советского ядерного проекта, я не мог пройти мимо «Лекций по атомной физике» Энрико Ферми, изданных в Москве в 1952 году. Ведь Ферми — один из ключевых участников американского ядерного проекта, а переводчик книги — А. С. Компанеец — вместе с Я. Б. Зельдовичем начинал и работы по советской водородной бомбе. Переводу предпослано анонимное «От редакции». Особо отмечена лекция, которая «пожалуй, имеет наибольшую ценность, так как излагаемый в ней материал почти не затрагивается в монографиях по теории ядра... Ферми показывает, что пользуясь понятием самосогласованного поля, удается объяснить многие закономерности в строении ядер, которые обнаруживаются исходя из систематизации атомных ядер (см. работы Знобко, Левицкой, Селинова, Щукарева и др.)».

Поскольку указанные фамилии выдающихся, видимо, советских ядерщиков ничего мне не сказали, я отнес это к своей необразованности и решил заполнить пробел. Увы, ни в каких физических монографиях фамилии Зноёко найти я не смог.

Устранить белое пятно в истории советской ядерной физики помог Центр хранения современной документации (ЦХСД), он же — Архив ЦК КПСС. Именно там сохранились трагикомические свидетельства об этом пятне на фоне эпохи, называемой иногда «штурм атомного ядра».

Пятно протяженностью в пять лет появилось спустя несколько недель после успешного испытания советской атомной бомбы и спустя полгода после безуспешной попытки провести «лысенкование» советской физики. «Душою» этой попытки, как известно, была сплоченная группа физиков из МГУ. Неистраченную свою организационно-творческую энергию они присовокупили к энергии атомного взрыва и ... сорокадвухлетний инженер-химик А. П. Знойко, в прошлом начальник разных лабораторий в области Цветчермета, 10 сентября 1949 года возглавил секретную Лабораторию № 15 при физическом факультете МГУ.

Физфаковский Лос-Аламос располагался в Сокольниках, вооруженно охранялся от шпионов и надежно — от чужого глаза. Общий климат закрытых спецработ этому благоприятствовал. Но до поры до времени.

Налет на лабораторию

Время это пришло летом 1953 года. Документальную эпопею конца лаборатории Знойко в ЦХСД начинает письмо секретаря партбюро физфака заведующему Отделом культуры (и науки) ЦК КПСС. В этом письме с грифом «секретно» сообщается, что «Ректоратом за короткое время были направлены в лабораторию две комиссии для обследования ее работы. Вторая комиссия под председательством тов. Мещерякова, после шестичасового «налета» на лабораторию, написала заключение, представляющее направление работ антинаучным, перечеркивающее все то положительное, что было сделано в лаборатории, и практически направленное на ее ликвидацию».

Ректором МГУ тогда был выдающийся математик академик Иван Георгиевич Петровский. А о его наступлении на университетскую физику писали в ЦК также декан физфака А. А. Соколов, его зам Ф. А. Королев и даже помощник ректора(!) по кадрам. Они жаловались на «культ личности» ректора, выступающего против «значительного числа ученых-коммунистов, давно работающих в МГУ и занимающих видное положение в его системе», готовящего «закрытие одной важнейшей лаборатории факультета» — той самой лаборатории № 15, которая под руководством А. П. Знойко «успешно пролагает новые пути в науке».

«Возмутительной травле со стороны И. Г. Петровского» подвергался, в частности, профессор В. Ф. Ноздрев, «известный в университете как последовательный критик линии И. Г. Петровского ... в вопросах развития науки в недрах МГУ и в вопросе подбора кадров».

Обращалось внимание на то, что с другой — прямо противоположной — стороны, нетребовательность в отборе кадров «может увеличить и без того значительную засоренность коллектива университета людьми, недостойными быть в его среде как по деловым, так и по политическим данным», как например, член-корреспондент Гельфанд и академик Фрумкин.

Итог — «в университете царит тяжелая и душная атмосфера неудовлетворенности и страха», а посему требуется «Ваше вмешательство и назначение специальной комиссии».

Однако взывающим о вмешательстве партии не было известно, что лаборатория № 15 обследовалась по указанию того же самого Отдела ЦК.

Разворачивающееся на наших глазах «наступление на науку» было проявлением более общего противостояния «университетской» и «академической» физики[* Подробнее об этом в «Знание — сила» № 6 за 1993 год.]. Эти эпитеты изобрели некоторые ученые МГУ, не желавшие возвращения в университет физиков школы Л. И. Мандельштама, эвакуировавшихся из Москвы с Академией. Почему не желали? Бледно бы смотрелись на их фоне. И университетской физике удалось выдавить «мандельштамовцев» из МГУ. До рубежного в истории страны 1953 года цитадель передовой университетской физики стояла незыблемо.

История лаборатории Знойко дает возможность понять, чем держалась физика университетская. Для этого придется принять во внимание, что ЦК - это не только Сталин и Берия, но еще и Аппарат — невидимые внешнему наблюдателю приводные ремни, высокопоставленные коллежские регистраторы, которые в рамках своей компетенции, разумеется, ни в коем разе не противостояли вождям, но могли очень многое. И, судя по всему, университетские физики, «социально родственные» партийным аппаратчикам, основательно это родство использовали.

Нездоровое положение, сложившееся на физфаке МГУ после возвращения из эвакуации, было ясно видно, и первым, кто попытался изменить ситуацию, был П. Л. Капица, еше летом 1944 года обратившийся с письмами в правительство. Несмотря на то, что вместе с ним выступали выдающиеся ученые, ничего изменить по существу им не удалось.

Когда в 1951 году ректором МГУ стал Петровский, он сразу же попытался оздоровить положение на физфаке. Словами секретаря партбюро физфака: «Буквально с первых дней своей деятельности ректор поставил вопрос о снятии декана физического факультета профессора Соколова А. А., ... были предприняты меры к ослаблению коллектива факультета. Был удален без сколько- нибудь серьезных оснований коммунист профессор Кессених В. Н., творческий ученый, активно боровшийся с идеализмом в физике, и заменен, несмотря на протесты факультета, профессором Бреховских, известным своей поддержкой космополитической группы академика Мандельштама».

Назвав группу академика Мандельштама (девять лет как покойного) «космополитической», партсекретарь несколько отстал от жизни — эпоха космополитизма официально уже закончилась. И в дальнейшем в ход был пущен термин «монополистическая» — чтобы сделать монополиста из космополита, достаточно легкой косметики. И ею не преминули воспользоваться декан с замдекана.

При этом они подчеркнули, что ректор «неустанно добивается закрытия на физическом факультете созданной по Постановлению Совета Министров СССР важнейшей лаборатории. С этой целью он назначил комиссию из угодных ему лиц под председательством некоего профессора Мещерякова, для оценки деятельности лаборатории. Эта комиссия составила гнусный пасквиль на работу лаборатории... Создается впечатление, что чья-то незримая рука ведет ректора по этому недостойному пути».

Отсюда видно, насколько для «университетской» физики была незрима «академическая». «Некий профессор» М. Г. Мещеряков был заместителем И. В. Курчатова и руководителем Дубненского ускорителя.

Вдохновители налета

В 1953 году, когда ледовый панцирь сталинизма треснул, а в августе еще и прогремел первый термоядерный взрыв, «академические» физики мобилизовали силы Академии наук и Министерства среднего машиностроения (как стал называться ядерный ВПК). В начале ноября к Маленкову и Хрущеву (именно в таком порядке) обратились министр культуры П. К. Пономаренко, министр среднего машиностроения В. А. Малышев, президент Академии наук А. Н. Несмеянов и академик-секретарь ее физико- математического отделения М. В. Келдыш:

«Группа ученых: академики Курчатов И. В., Леонтсвич М. А., Соболев С. Л., Лаврентьев М. А., Фок В. А., Тамм И. Е., Арцимович Л. А., Петровский И. Г., член-корреспондент Мещеряков М. Г. и профессор Блохинцев Д. И. в беседах с нами сообщили о неблагополучном, по их мнению, положении дел на физическом факультете МГУ.

При более подробном ознакомлении с состоянием дел на физическом факультете нами установлено следующее:

1) Научная работа находится на низком уровне и далеко отстает от советской физической науки. Из стен физического факультета МГУ за последние 10 лет не вышло ни одной заслуживающей серьезного внимания экспериментальной научной работы по основным проблемам современной физики...

Структура факультета не создает должных условий для подготовки широко образованных физиков. На факультете создано много мелких, узко специализированных кафедр, которые создавались не для того, чтобы обеспечить преподавание и исследовательскую работу по важнейшим разделам физики, а приспосабливались к имеющемуся профессорско-преподавательскому составу факультета.

В течение многих лет физическим факультетом Московского университета управляет беспринципная группа не представляющих, в значительной своей части, никакой научной и педагогической ценности работников.

В свое время участники этой группы выжили из Московского университета целый ряд крупных ученых-физиков академиков В. А. Фока, М. А. Леонтовича, И. Е. Тамма, члена-корреспондента С. Т. Конобеевского и других...

Эта группа под предлогом борьбы с идеалистическими взглядами дискредитирует крупнейших ученых нашей страны и в то же время поддерживает людей, не знающих современную физику, например инженера А- П- Знойхо (заведующий лабораторией № 15 физического факультета) [отчеркнут на полях], профессора В- Ф. Ноэдрева, провалившегося на работе в НИ И-88 Министерства оборонной промышленности.

В результате, физический факультет Московского университета оказался изолированным от советской физической науки. Он далеко отстал от нее.

Вместо того чтобы приобщаться к работам в области крупнейших дел современной физики, некоторые участники сложившейся на физическом факультете группы на протяжении ряда лет ведут борьбу против основных положений физической науки (теории относительности, квантовой механики и др.).

Попытки ректора Московского университета академика И. Г. Петровского привлечь к профессорско-преподавательской работе крупных ученых были встречены этой группой в штыки, а академика Петровского обвинили в том, что он проповедует купы личности и авторитетом крупных ученых хочет подавить молодых, оттереть их в сторону.

Учитывая роль и значение Московского университета как крупнейшего учебного заведения нашей страны, ... считаем, что сложившаяся в университете нездоровая и вредная обстановка должна быть в кратчайшее время оздоровлена.

Для чего необходимо провести следующие меры:

1. Заменить руководство физического факультета МГУ.

2. Привлечь к профессорско-преподавательской деятельности в университете крупнейших ученых-физиков, академиков И. Е. Тамма, М. А. Леонтовича, Л. А. Арцимовича, Л. Д. Ландау, А. И. Щукина, В. Н. Кондратьева, членов-корреспондентов Академии наук СССР Й. В. Обреимова, Е. К. Завойского, М. Д. Миллионщикова, М. Г. Мещерякова. ...

Предлагаемые мероприятия были выработаны в результате обсуждения создавшегося на физическом факультете Московского университета положения с крупнейшими учеными: академиками И. В. Курчатовым, В. А. Фоком, Д. В. Скобельциным, А. Д. Сахаровым, И. Е. Таммом, М. А. Леонтовичем, М. А. Лаврентьевым, С. Л. Соболевым, Л. А. Арцимовичем, членом-корреспон- дентом АН СССР М. Г. Мещеряковым и профессором Д. И. Блохинцевым».

По-видимому, так впервые появился на общественной арене тридцатидвухлетний Сахаров, только что избранный в академики.

Предложения были приняты, Президиум ЦК создал комиссию под председательством В. А. Малышева (вот где роль ВПК в науке?) для подготовки конкретных решений.

Завсектором Мохов и его товарищи

Однако в интервале между июньским обращением физфаковского партсекретаря в ЦК и вплоть до создания комиссии в декабре ситуация для академической физики выглядела не так уж благоприятно. В архиве имеется внутренняя записка, согласно которой в кадровой работе Петровского действительно обнаружены недочеты, на что ректору указали, вызвав его в ЦК. Из другой бумаги можно узнать, что «факты, указанные в письмах [сотрудников МГУ в ЦК] о недостатках в работе ректора МГУ т. Петровского, соответствуют действительности. Министерству культуры поручено внести предложения по укреплению руководства МГУ».

Университетские физики не ограничивались самозащитой, и 8 ноября 1953 года — под впечатлением, надо полагать, праздничной демонстрации — декан и замдекана физфака (оба — Сталинские лауреаты, что они не забыли указать) Соколов и Королев воззвали к ЦК о помощи советской физике в целом:

«Считаем своим долгом сообщить Вам, что в настоящее время перспективы развития физики в нашей стране находятся в большой опасности. Это связано с тем, что в результате прошедших выборов в АН СССР на рад вакансий были избраны лица, недостойные по своим деловым и политическим качествам, но зато угодные монополистической группе физиков, в то время как ряд крупнейших физиков МГУ, АН СССР и других учреждений, и особенно ученые-коммунисты, неугодные монополистам, не были избраны.

Одновременно с проведением выборов весьма усилились попытки монополистической группы физиков захватить в свои руки подготовку кадров физиков в МГУ. В связи с этим ряд ведущих работников физического факультета, а также факультет в целом начал подвергаться совершенно незаслуженной дискредитации, которая, к сожалению, поддерживается ректором МГУ академиком И. Г. Петровским.

Ввиду того, что все эти вопросы имеют государственно важное значение и ряд из них не может быть изложен в открытом письме, просим Вас лично [Секретаря ЦК П. Н. Поспелова! принять нас для изложения сущности дела».

Тому же Поспелову направлена информационная записка о партконференции МГУ, проходившей 6—8 декабря 1953 года и на которой, «как и на проходившем 16 и 17 ноября с. г. партийном активе, где обсуждался вопрос о состоянии партийно-воспитательной работы в университете, были подвергнуты резкой критике ректорат и партийный комитет за плохую организацию важнейших участков работы университета. ...

Студенты физического факультета пользуются учебниками иностранных авторов, что не способствует правильному их воспитанию. ...

Желание комсомольцев поставить в известность партийные органы о недостатках в работе физического факультета было использовано некоторыми комсомольцами в период комсомольской конференции для противопоставления комсомольской организации партийной, для огульного охаивания большей части профессорско-преподавательского состава физического факультета. Было установлено, что перед комсомольской конференцией академик Ландау, который не работает в университете, приходил к студентам физического факультета в общежитие и имел беседу с ними о недостатках работы на факультете. После этого комсомольцы стали настаивать на смене руководства физического факультета.

Выступавшие на партийном активе и партийной конференции осудили поведение таких комсомольцев и указывали на то, что академик Ландау и другие физики использовали недостатки в работе физического факультета для дискредитации руководства факультета и некоторых руководителей кафедр.

Особо острой критике был подвергнут ректор университета академик Петровский...

При обсуждении резолюции партийной конференции было внесено предложение просить вышестоящие партийные органы укрепить руководство университета. Подавляющее [слово обведено в тексте] большинство делегатов проголосовало за это предложение».

Эту записку подготовил завсектором все того же Отдела ЦК некто Н. Мохов. Тот же безвестный ныне, но когда-то могущественный аппаратчик Мохов подписал и другие про-«университетские» бумаги, иногда с добавлением подписи вышесидящего замзавотделом.

Лаборатория Звонко и ее отделы

Понимая, что в ЦК сидят убежденные материалисты, физфаковцы в добавление к политическим соображениям пустили в ход и более весомый аргумент. Возник он в стенах лаборатории Знойко и носил гриф «сов. секретно».

16 декабря заведующему Отделом ЦК легло на стол заявление Знойко и Еремина:

«Прилагая при настоящем заявлении описание предложенного нами и разработанного под нашим руководством (в лаборатории № 15 физического факультета МГУ) нового «способа производства спектрально-чистых препаратов редкоземельных и других редких металлов», просим Вашей помощи в деле скорейшего внедрения нового способа в промышленность СССР.

Учитывая важность нашей работы, дающей Советскому государству приоритет в области науки и новой техники, а также учитывая постановление Совета Министров СССР за № 4175- 1637 с. от 12.Х.1952 г., мы просим Вас при процедуре рассмотрения нашего изобретения у экспертов или в учреждениях оградить наши авторские интересы от возможных покушений».

В совершенно секретном «Способе производства» говорится, что «на протяжении многих десятков лет ученые всех стран тщетно пытались найти способы разделения и получения редкоземельных металлов», а в то же время «в последние годы в связи с проблемой ядерной энергии и изучением строения атомного ядра получение чистых редкоземельных элементов приобрело особый научный и практический интерес. ...

В 1948 году авторы описанного ниже способа производства спектрально-чистых редкоземельных и других металлов — Знойко А. Л. и Еремин Г. К.— приступили к теоретической, а в 1949 году и к экспериментальной разработке нового способа производства. ...

В разработке способа кроме авторов, которые были и научными руководителями, принимали участие следующие ученые и сотрудники:

1. Декан физического факультета МГУ доктор физико-математических наук лауреат Сталинской премии проф. Соколов А. А. (участие в постановке работ, обсуждении тематических планов, программ и др.).

2. Заведующий кафедрой оптики МГУ кандидат физико-математических наук лауреат Сталинской премии доцент Королев Ф. А. (постановка работ, обсуждение планов и программ, научное руководство разработкой методов спектрального анализа редкоземельных препаратов)...».

И еще 13 человек, включая двух лаборантов и «квалифицированного рабочего».

Авторы, разумеется, были озабочены «внедрением» своего изобретения:

«Уже в следующем 1954 г. может быть построен завод по производству чистых препаратов редкоземельных и других редких металлов с любой производительностью, определяющейся наличием сырья и нуждами советской промышленности».

Это, конечно, не развесистая пшеница народного академика Лысенко, но все равно размах впечатляет.

Однако достижение университетской научно-технической мысли несколько запоздало. Слитком мощная научно- техническая сила, подкрепленная успешным термоядерным взрывом в августе, имела свое мнение.

Видимо, в отчаянии, понимая, что спасти дело может только дерзкий кавалерийский налет, партийное руководство физфака обратилось к «первому красному офицеру», ставшему в том году Председателем Президиума Верховного Совета СССР:

«Дорогой Климент Ефремович!

Разрешите воспользоваться Вашим участием в работе конференции [видимо, отчетно-выборной, партийной, городской], чтобы обратиться к Вам с просьбой об очень важном вопросе, не терпящем отлагательства.

Мы очень просили бы Вас принять группу профессоров и преподавателей — членов партбюро физического факультета Московского университета. Это вызывается крайней необходимостью срочно улучшить положение с развитием физики и подготовки физиков в СССР О крупнейших недостатках в этом государственном деле мы обязаны сообщить Президиуму ЦК КПСС, поэтому убедительно просим разрешения увидеться с Вами в назначенное Вами время, рассказать Вам о положении дела и посоветоваться лично с Вами о ряде принципиальных вопросов нашей работы».

Клим Ворошилов начертал на письме: «Т. Хрущеву Н. С. Прошу дать указание работникам ЦК принять этих товарищей и выслушать их просьбу», но колесо истории уже и так вертелось.

Много еще бумаг было написано и доложено, прежде чем 5 августа 1954 года ЦК принял постановление «О мерах по улучшению подготовки физиков в Московском университете». Одним из пунктов постановления была прервана научная карьера Знойко А. П. Его освободили от работы в МГУ с 4 декабря 1954 года, велев «секретную и открытую документацию принять начальнику секретной части лаборатории № 15 тов. Вшивцеву».

Именно в период ликвидации секретной лаборатории наружу просочились сведения о ее устройстве. Создана она была постановлением Совмина от 7 сентября 1949 года «для изучения и разработки открытой А. П. Знойко периодической закономерности свойств атомных ядер». Совмин ожидал от лаборатории:

а) обобщение материалов, публикуемых в литературе, их критическое сопоставление и установление эмпирических закономерностей, описывающих свойства известных ядер и позволяющих предсказывать свойства еще не открытых ядер;

б) теоретическое истолкование этих эмпирических зависимостей; в) получение собственных экспериментальных данных о различных ядерных свойствах.

В четырех научных отделах трудились два десятка сотрудников и полдюжины аспирантов.

Первый отдел с красноречивым названием «эмпирический» возглавил сам Знойко. Второй отдел — теоретический,— возглавлявшийся Д. Д. Иваненко, выполнял «научно-исследовательскую работу как по общим вопросам современной физической теории.., так и в области, непосредственно связанной с основной проблемой лаборатории». У третьего отдела — экспериментального — руководителя не было, хотя задачи, поставленные перед ним (эмпирическим и теоретическим отделами), были самые серьезные.

И наконец, вспомогательному четвертому отделу поручено было «обеспечение основных работ чистыми редкоземельными реактивами и разделенными изотопами, которые невозможно получить из других источников в достаточном количестве и нужной чистоты».

Именно этот вспомогательный отдел стал основным, когда понадобилось бросить на чашу весов, на подмогу завсектором т. Мохову, что-нибудь эмпирически весомое.

Композиция Ю. Сарафанова

Конкурс на замещение вакансии Лысенко-от-физики

Авторы, не исключающие сослагательного наклонения в истории, не раз обращались к проблеме, почему в советской физике не было своего Лысенко. Объясняют это большей «жесткостью» физики по сравнению с биологией, важностью физически-емкой задачи создания ядерного оружия, сплоченностью выдающихся физиков в защите науки и личное их мужество.

Если не ставить себе цели доказать единственность реализованной истории, то к этому перечню можно добавить, и при этом отнюдь не в конец его, существенный «человеческий фактор» — личность самого Лысенко или кандидате® на его должность в физике. Как известно, в предыстории Сессии ВАСХНИЛ Лысенко даже не мог опираться на партаппарат, против него был завотделом науки ЦК Ю. А. Жданов.

В физике лысенковской поры можно назвать несколько кандидатур, в силу разных обстоятельств и в разной степени готовых совершить подвиг Лысенко: штурмом, без разбора в средствах, завоевать административно господствующее положение для себя и своего понимания науки.

Хронологически первой кандидатурой был академик В. Ф. Миткевич. Этот специалист в электротехнике, вступив в седьмое десятилетие своей жизни, решил навести свой порядок в физике — заставить выбросить на свалку истории всякие новомодные глупости вроде теории относительности. Для достижения этой светлой цели в тридцатые годы он использовал арсенал философских и политических орудий, которые предоставляла «духовная» атмосфера времени.

В сороковые годы сразу несколько кандидатур могла выдвинуть «университетская» физика. Но словам А. Д. Сахарова, «лавры Лысенко не давали тогда слать многим. Я. П. Терлецкий был, по- видимому, одним из них» — тот самый Терлецкий, который по заданию Берии пытался выведать атомные секреты у Нильса Бора.

Еще один кандидат в Лысенко-от- физики — завлаб Знойко.

Советской физике крупно повезло, что история, подобно гоголевской невесте, не собрала разные качества этих кандидатов в одной персоне. А если бы история решилась на такое, то у т. Знойко ей надо было позаимствовать нечто очень существенное.

В самом деле, как сорокачетыреклетний инженер-химик, специалист по черной металлургии, стал в сентябре 1949 года (по воле Совета Министров) заведующим секретной ядерной лабораторией в Московском университете? Как ему удалось получить за два года до того авторское свидетельство на открытие «периодической закономерности свойств атомных ядер»? Какие силы ему удалось мобилизовать, чтобы в том же сентябре 1949 года президент АН СССР С. И. Вавилов сам представил в «Доклады АН СССР» (где публикуются сверхсжатые изложения научных результатов) обстоятельное сочинение Знойко, в трех частях?

Особенно впечатляет его статья, содержание которой сводится к тому, что «81 год тому назад великий русский химик Д. И. Менделеев сформулировал основной, естественный закон природы... Как известно, гениальные предсказания Д. И. Менделеева сбылись. ... Как известно, одному из авторов этой статьи (А. П. Знойко) удалось найти зависимость между изменяющимися свойствами ядер, удельным зарядом последних и их структурой. ...Ясно видна глубина менделеевского метода — метода, стимулирующего развитие химии атомов и физики ядер, метода, с помощью которого науке сегодняшнего дня удается дальше проникнуть в тайны природы. ..За элементом 96 идет элемент 97 (а вы как думали?|, который за два года до своего получения [американскими физиками] был предсказан на основе открытия периодической системы атомных ядер с помощью менделеевского метода. Этому элементу мы предлагаем дать название «менделевий» и установить символ Мо». И все тут.

У физиков старшего поколения сохранилось воспоминание о совещании в здании Президиума АП СССР, на котором присутствовали видные советские физики-ядерщики. Доклад делал Знойко. Он с лыеенковским энтузиазмом писал свои придуманные формулы, и нисколько не смутился, когда в разгар доклада некоторые слабонервные физики демонстративно начали выходить из зала.

Знойко был настолько заметной фигурой, что тот же завотделом науки ЦК в сороковые годы Юрий Жданов до сих пор помнит его высокую проходимость и «прилипчивость». Ему бы — Знойко — еще бы научную биографию (как у Лысенко), и ... я за историю науки не ручаюсь.

Ну а в нашей истории осталось только понять встречу А- Н. Знойко с Э. Ферми, которой началась наша статья. Для этого вернемся на место встречи — анонимное предисловие к русскому переводу лекции Ферми.

Откуда в Издательстве иностранной литературы знали о Знойко? В предисловии «От редакции», помимо его неизвестного имени, упомянуты еще два имени — гораздо более известные. Редакционный автор предисловия счел нужным «указать, что впервые пытались объяснить ядсрные силы переносом частиц И. Е. Тамм и Д. Д. Иваненко».

Очень непохоже, чтобы к этой защите советского приоритета был причастен заведующий теоротделом ФИАНа И. Е. Тамм. А что касается заведующего теоротделом лаборатории № 15 Д. Д. Иваненко, то среди советских физиков он был известен своей приоритетной страстью не меньше, чем научными достижениями.

Но дело лаже не в этом, а в том, что в 1951 году в Издательстве иностранной литературы заведовавшего физической редакцией М. А. Леонтовича сменил... декан физфака МГУ А. А. Соколов. Можно думать, что здесь не обошлось без т. Мохова и его товарищей — одной научной репутации декану не хватило бы. Ведь Леонтович оставил издательскую работу, потому что его назначили руководить теоретическими работами по термояду.

Перевод книги Ферми был начат, видимо, еще при Леонтовиче, иначе трудно представить, чтобы его поручили бы «академическому космополиту» А. С. Компанейцу. А анонимное предисловие написано, судя по всему, силами университетской физики, под присмотром которой книга выходила в свет. •

Благодарю Фонд Дж. и К. Макартуров и Мемориальный фонд Дж. С Гуггенхейма за их поддержку моих исследовании по истории российской науки.

«ВСЕ НЕ ТАК, РЕБЯТА...»

«Большое несчастье, что он процарствовал так мало: всего 13 лет; но и в эти 13 лет фигура его как императора совершенно обрисовалась и выросла. Это почувствовала вся Россия и вся заграница в день его смерти. Но императора Александра III его современники и ближайшее поколение далеко не оценили, и большинство относится к его царствованию скептически.

Это в высокой степени несправедливо».

С.Ю. ВИТТЕ

Юлия Кудрина