Как проходят симуляции нештатных и экстремальных ситуаций (при посадке или в случае других происшествий)?

Как говорят наши психологи, любой человек чего-нибудь боится. Это нормально – бояться. Если человек ничего не боится, то он, скорее всего, больной человек, ему следует обратиться к психиатру. Но космонавты обязаны преодолевать страх.

Когда прыгаешь с парашютом, ты должен быть абсолютно расслаблен. Любая напряженная конечность, выставленная в набегающий поток, превращается в лопасть винта – тебя закрутит, начнется беспорядочное падение, парашют откроется абы как, ты можешь запутаться в нем и т. д. Тебе страшно, особенно при первых прыжках, но при этом ты должен быть абсолютно расслаблен – как это совместить?

Раньше я уже рассказывал, что во время прыжка мы решаем задание по специальной карточке, которая закреплена на руке. То есть ты должен выйти из вертолета в свободное падение и смотреть не под себя, а на карточку и инструктора, который падает рядом. Задания довольно простые, но требуют внимательности. Например, нарисована шахматная доска, на которой перемешаны черные и красные цифры в случайном порядке; черные надо вслух читать по возрастанию, красные – по убыванию. Черная – один, красная – двадцать восемь, черная – два, красная – двадцать семь, черная – три, красная – двадцать шесть… Или нарисованы циферблаты – они показывают разное время. Сколько суммарно на циферблатах? На каком из них больше по времени, на каком меньше? После приземления по записи психологи определят, насколько правильно ты решил задание на карточке и сколько затейливых слов употребил по поводу всей этой подготовки. По тембру голоса выявляется уровень стресса и прочее. Разумеется, специалисты позволяют потренироваться в решении аналогичных заданий заранее. Вот я их решаю раз за разом и вдруг понимаю, что мой рекорд – 24 секунды, а время свободного падения – 20 секунд. Получается, что никак не вписываюсь. Я, конечно, помню, что еще ни один парашютист не промахнулся мимо земли, но это довольно слабое утешение. Каково же было мое удивление, когда потом посмотрели результаты моих решений при прыжках: среднее время получилось 12 секунд! Таким образом, научно доказано: мой мозг в стрессовых условиях работает ровно в два раза быстрее. Страх оказывается полезен – он стимулирует организм, включает внутренние резервы, помогает справляться с проблемами быстрее и эффективнее.

Групповой парашютный прыжок космонавтов (фотография из архива С. Рязанского)

Еще нас учат контролировать это состояние. Ты должен всё время комментировать происходящее: что ты сейчас решаешь, что ты видишь вокруг, как жестикулирует инструктор, какая высота, как открылся парашют, как далеко ты находишься от запланированного места приземления и тому подобное. То же самое делается при групповых прыжках, когда парашютисты в свободном полете выстраивают фигуру. Ты комментируешь: выхожу шестым, подхожу к платформе, мое место правее, снижаюсь, скорость нормальная, вижу слева того-то, справа того-то, подошел, выдохнул, аккуратно взялся… И с какого-то момента привыкаешь, для тебя становится нормой использовать стресс для собственной мобилизации.

Очень полезны тренировки на выживание. Ведь в процессе формируется не только стрессоустойчивость, но и навыки выстраивания человеческих отношений в команде, которую не ты выбираешь, а тебе назначают. Как распределить работу с незнакомыми людьми? Как понять, на кого можно положиться? Как предотвратить развитие конфликтов? Такая подготовка очень хорошо сплачивает готовые экипажи и учит выстраивать взаимодействие в условном экипаже. Ведь ситуации разные бывают. Есть люди, которые активно работают на команду: «Ребята, у нас мало дров, пойду принесу». Есть люди, которые не хотят принимать самостоятельные решения, подходят к тебе и спрашивают: «Командир, что мне надо делать?» Есть люди, которые сидят молча у костра и греются – пока не пнешь, ничего делать не будут. Однако космонавты – взрослые, мы их не можем изменить, и только наблюдая и анализируя, как человек работает, ты понимаешь, как выстраивать с ним взаимоотношения в реальном космическом полете. Кому можно отдать фронт работ и забыть, зная, что он точно всё сделает. Кому нужно дать пошаговую инструкцию с обсуждением. У кого необходимо контролировать нажатие на любую кнопку. Фактически на тренировках выживания определяется стиль управления внутри экипажа.

Экипаж Сергея Рязанского на тренировке по зимнему выживанию (фотография Андрея Шелепина /ЦПК)

Я часто привожу такой пример. На зимнем выживании в Подмосковье мы сделали три лежанки из лапника. Одна получилась мягкая, хорошая; вторая – нормальная, но сучок вверх торчит; третья – ужасная, с комками снега, со льдом. Какую человек выберет? Тебе не надо за него решать – достаточно внимательно посмотреть: он в первую очередь думает о себе или о команде? Ты его не изменишь, но тебе это поможет выстроить с ним отношения в дальнейшем. Ты поймешь его приоритеты и не будешь обижаться, когда он снова подумает о себе – он так устроен.

Помимо парашютных прыжков и тренировок на выживание, к экстриму можно отнести бассейн гидроневесомости. В Центре подготовки космонавтов есть два способа имитации невесомости. Первый способ – система с противовесами под управлением компьютера. Берется скафандр, подвешивается на тросики, наверху ездят каретки и возят тебя в скафандре по тренажеру, а ты выполняешь разные манипуляции. Второй способ – четырехэтажный бассейн. На его дне стоит макет космической станции в натуральную величину. Сначала в переходном отсеке ты отрабатываешь процедуру подготовки к выходу в открытый космос, потом вылезаешь из отсека, начинаешь плавать, что-то делать на корпусе станции, тащишь за собой грузы, разворачиваешь аппаратуру. Хотя в бассейне почувствовать настоящую невесомость не очень-то получается, тренировка дает тебе представление о ее материальной цельности: где что находится, сколько нужно времени для преодоления расстояния, какие движения надо выполнить, чтобы добраться до нужного узла, куда направился твой напарник, остается он в пределах видимости или нет.

На первом этапе в бассейне отрабатываются так называемые типовые операции: стандартный выход, открытие люка, закрытие люка, перетаскивание груза. Потом твой напарник условно теряет сознание – получает статус НРО, то есть неработоспособного оператора. Подползаешь к нему, привязываешь к себе и быстро – нужно в норматив уложиться – тащишь в люк, закрываешь люк; спас его таким образом. Второй этап тренировки начинается, когда ты готовишься к конкретному выходу. Приходит специалист и говорит: «Мы распланировали выход вот так-то. Сначала идете налево и делаете то-то, потом – направо и делаете то-то». По результатам тренировки ты имеешь право сказать: «Ребята, смотрите, неэффективно получается. Давайте сначала идем направо, а потом налево, и пусть не первый оператор сделает эту работу, а второй, потому что то-то и то-то». Ты сам корректируешь свой предстоящий выход в космос, что бывает очень полезно.

Гидролаборатория Центра подготовки космонавтов (фотография Андрея Шелепина /ЦПК)

Правда, в настоящем космосе сразу понимаешь, в чем разница. Здесь ты оттолкнулся – и вода тебя тормозит; там ты оттолкнулся – ничто тебя не тормозит, летишь, пока не стукнешься о станцию или за что-нибудь не ухватишься. Поначалу, когда я впервые вышел в космос, даже возникла некая неловкость. Но страха не было, потому что нас действительно хорошо подготовили.

Космонавты на орбите примеряют аварийные маски

Тренируемся и на нештатные ситуации – обычно в группе. Пожар на станции, разгерметизация, загрязнение атмосферы станции. Во всех случаях сначала срабатывает датчик, отключается вентиляция, а потом каждый член экипажа начинает играть предписанную ему роль: один отвечает за обесточивание аварийного модуля, второй обеспечивает сбор огнетушителей и противогазов, третий разбирается с причиной аварии и докладывает ЦУПу: «У нас проблемы. Мы увидели то-то, мы среагировали так-то. Состояние атмосферы такое-то, авария подтверждена». Дальше – действия по инструкции. Мы сдаем экзамены по всем нештатным ситуациям и тренируемся до выработки полного автоматизма. Понятно, что невозможно предвидеть все нештатные ситуации, но общая последовательность операций по спасению станции должна быть отрепетирована.

К нештатным ситуациям относят и ручную стыковку, потому что при нормальном полете она совершается автоматически. Если что-то пойдет не так, то космонавт всегда может перехватить управление. В истории самый необычный и профессиональный случай ручной стыковки – это, конечно, стыковка «Союза T-13» под управлением Владимира Александровича Джанибекова со станцией «Салют-7», когда она стала неуправляемой. Высший пилотаж! Космонавты тренируются на его примере. Конечно, сейчас есть компьютеры, которые могут смоделировать условия гораздо более жесткие, чем были у него, в том числе по свету. Процедуры стыковки на дневной и ночной стороне сильно отличаются друг от друга. И вот ты стыкуешься по свету, и вдруг начинается переход из света в тень – необходимо сразу переключиться на новый режим. При этом ты можешь что-то не увидеть, тебе сложно рассчитать расстояние и так далее – очень много нюансов, и, понятно, всё это отрабатывается на Земле. Стыковка пилотируемого корабля к станции – ты как бы сидишь в корабле, летишь на станцию. Стыковка грузовика к станции – всё наоборот, ты сидишь на станции, а корабль летит на тебя. Очень интересная и захватывающая работа. Жаль, что мне не довелось совершить в реальности ручную стыковку. Но я наблюдал в первом полете, как мой командир Олег Котов стыковал грузовик к станции.

Наверное, эгоистично мечтать о том, чтобы автоматическая система стыковки поломалась, и мне представилась бы возможность испытать свои навыки в деле. Но всё же обидно, когда тебя так хорошо подготовили, а всё без толку. Впрочем, мне в другом повезло – у нас есть космонавты, которые ни разу за свою карьеру не выходили в открытый космос, а у меня было целых четыре выхода.

Очень важно самореализоваться на достойном профессиональном уровне. Очень важно, когда ты что-то сделал хорошо. И не только для тебя самого важно, но и для тех, кто тебя готовил.