У входа в храм истории науки

Эль Лисицкий. "Татлин за работой"

С Виктором Яковлевичем Френкелем я познакомился весной 1977 года у входа в Храм истории науки. Впрочем, тогда даже в шутку я не употребил бы такое выражение. Из университетского курса истории физики у меня осталось унылое ощущение от пыльных неуклюжих приборов, которые почему-то достают из подвала и разглядывают с усердием, достойным лучшего применения. Да, с помощью этих штук когда-то добыли несколько крупиц научного знания, ну и что?! Добыли, и ладно. Проехали. Нас ждут новые загадки природы! Волнуют и манят.

Итак, в моем тогдашнем представлении невзрачная дверь с табличкой "история физики" вела в подвал Храма науки, и я у этой двери оказался только потому, что все другие — парадные — двери в этот храм для меня закрылись.

Хорошо еше, что в науке меня тог-. да интересовала проблема с загадочной историей — проблема размерности пространства. Простейшее количественное свойство наблюдаемого физического мира — его три измерения. Этот простой физический факт имел весьма математический вкус и странную родословную. Ведь свойство трехмерности было известно еще древним грекам, уверенным, что свойства пространства на сколь угодно малых расстояниях такие же, как и на уровне обыденной жизни. Думать так в век квантовой физики уже было невозможно. Ну, а как можно?

Из ученых книг я узнал, что физический вопрос о числе измерений впервые грамотно задал в 1917 году — через два тысячелетия после древних греков — Пауль Эренфест. Соответствующий том "Трудов Амстердамской академии наук" вполне подтвердил это, но не дал никакого намека, почему вдруг именно тогда и именно этот физик задал сам вопрос. Это я и решил выяснить, когда понадобилось придумать себе первую тему историко-научного исследования. Вполне могло быть, конечно, что никакого исследования и не понадобится, что биографы Эренфеста уже все знали про его работу о размерности пространства.

Библиотечный каталог сразу же показал, что главный и по существу единственный биограф Эренфеста в России — В.Я. Френкель. Я стал внимательно читать его книгу и ничего не нашел о занимавшей меня работе. Но причин жалеть о потерянном времени не было — книга познакомила с человеком, имя которого до того было лишь частью физических названий. Личность физика оказалась на редкость симпатичной — яркий творческий запал, несговорчивая совесть, чистая и ранимая душа. И кроме всего, в этой душе австрийско-еврейского происхождения ощущался изрядный российский элемент: Эренфест женился на русской Татьяне, пять лет прожил в России и успел за это время получить русское имя-отчество — Павел Сигизмундович.

Закрывая книгу, я думал уже не просто о происхождении любопытной работы, но и об ее симпатичном авторе, с которым только что лично познакомился. Знакомством этим я, конечно, был обязан автору книги — Виктору Яковлевичу Френкелю. Когда чувство благодарности улеглось, я решился написать ему письмо — может быть, он все же что-то знает о статье Эренфеста 1917 гола.

Письмо было неприлично длинным для первого обращения зеленого начинающего к маститому историку. Но очень уж хотелось задать все придуманные вопросы и лаже предложить скороспелые ответы на некоторые из них.

Ответ пришел на удивление скоро. "Третьего дня получил Ваше письмо, откладывал ответ на него, полагая, что скоро поправлюсь и, побывав в Институте, взгляну на работу, о которой Вы пишете. Но поскольку не знаю, когда выйду из дому, решил ответить Вам сейчас, тем более, что, видимо, само знакомство с работой о трехмерности пространства мало что добавит.

Отвечаю на Ваши вопросы по порядку".

Письмо дышало доброжелательностью, о чем начинающий может только мечтать. Я еще не знал, что точно так же Виктор Яковлевич относился и к "продолжающим". И решил воспользоваться его отзывчивостью.

К тому времени я прочитал также интереснейшую переписку Эренфеста с его другом А.Ф. Иоффе (изданную под редакцией В.Я.) и тоже почти ничего наводящего на след не нашел, если не считать некоего математика Бромвера, с которым Эренфест познакомился в Амстердаме в 1912 году. У меня мелькнула мысль, а не Брауэр ли был тот математик? Наичистейший математик, который примерно в те годы занимался топологическим понятием числа измерений? Как эта чистая математика могла повлиять на физика, было совершенно не ясно, но это все же лучше, чем ничего. И в следующем письме, набравшись нахальства, я спросил Виктора Яковлевича, не описка-ошибка ли имя голландского математика в книге.

Вскоре, к своему ужасу и восторгу, я получил фотокопию соответствующего письма Эренфеста.

К ужасу, потому что до того никогда не держал в руках настоящего архивного документа, в данном случае — рукопись на немецком языке. Неужели эту скоропись можно разобрать?! Я проникся почтением к огромной проделанной работе и по-новому увидел слова Герцена, которые Виктор Яковлевич взял эпи!рафом к изданию этой переписки — о том, что на письмах "запеклась кровь событий".

А восторг мой вызвало то, что слово, прочитанное как Bromver, вполне можно было прочесть и как Brouwer.

Ответил Виктор Яковлевич и на мое недоумение, как могло получиться, что Эйнштейн — главный физик пространства — не заметил работу своего близкого друга Эренфеста о главном физическом свойстве пространства: "...объяснение, скорее всего, в том, что кто-то из двух "Э" (или оба они) не придали интересующей Вас работе должного значения. Из того не следует, что Вам нужно присоединяться к этой точке зрения!"

Можно ли придумать лучшее напутствие начинающему расследователю прошлого? Ведь напутствовал один из лучших отечественных знатоков обоих замечательных "Э"! Поэтому не удивительно, что мое расследование успешно завершилось (диссертацией и книгой).

И поэтому, когда спустя три года после нашего знакомства муза истории намекнула мне, что хорошо бы это знакомство продолжить, я с радостью последовал ее совету.

История физики пространства- времени открыла для меня имя Матвея Петровича Бронштейна. Он в 1935 году провел исследование, которое, как говорится, опередило время на два десятилетия. Эта работа актуальна до сих пор, поскольку проблема, в ней поставленная, все еще не решена — проблема квантовой гравитации. А переоткрывать вывод Бронштейна .пришлось потому, что время, увы, опередило его. В августе 1937 года, когда ему было тридцать лет, его арестовали, а спустя шесть месяцев — точнее, 196 дней и ночей — пуля в затылок остановила его время навсегда.

Знакомство с М.П. Бронштейном по литературе озадачивало: как человек, который занимался квантовой теорией поля на высшем профессиональном уровне, мог писать детские книжки на столь же высоком профессиональном уровне? Как два столь разных дара могли соединиться в одной личности? Я себе напоминал того деревенского жителя, который, впервые увидев жирафа в зоопарке, сказал: "Этого не может быть!"

Помимо собственных сочинений М.П. Бронштейна, больше всего я узнал о нем из написанного Виктором Яковлевичем. Как раз в 1980 году вышел первый выпуск Библиотечки "Квант" — переиздание книжки М.П. Бронштейна 1935 года с предисловием В.Я. Френкеля. Естественно, к нему я и обратился в надежде понять, что за человек был навечно молодой автор той старой книги. Ведь они работали в одном и том же институте, брали книги в одной и той же библиотеке, хоть и с интервалом в несколько десятилетий, и у них наверняка были общие знакомые.

Короткая и яркая жизнь М.П. Бронштейна стала главной темой нашего общения с В.Я. в 80-е годы — общения интенсивного, для меня очень плодотворного и душевно необходимого. В нашей переписке несколько сот страниц. Быть может, именно из- за интенсивности этой переписки почтальон умудрился доставить мне и письмо, на котором В.Я. указал по рассеянности только название улицы (застроенной 17-этажными домами). В письмах В.Я. всегда слышен его голос, и, перечитывая их, легко попадаешь вновь под обаяние его личности.

Это наше общение завершилось в 1990 году книгой о Матвее Петровиче Бронштейне. Вклад Виктора Яковлевича в эту книгу гораздо больше числа страниц, написанных им. Он принес с собой живое ощущение человеческой среды Физтеха и атмосферы времени. Он щедро делился этим ощущением, особенно при встречах, в беседах, когда личное легко соединялось с общественным. В Москве у него всегда была масса дел, но каким-то образом его занятость не нарушала доверительный и, я бы даже сказа.!, задушевный тон наших бесед. Мне дорого воспоминание о наших прогулках по коридору издательства, в котором я зарабатывал на жизнь, и о наших разговорах, можно сказать, "о смысле жизни". Неожиданно, хотя и к слову, он прочитал мне серию стихотворных автоэпитафий в духе Бернса — Маршака, в которых ехидничал о собственной персоне — о своей мнительности, о стремлении объять необъятное.

Это было неожиданно, поскольку к другим В.Я. относился гораздо более бережно. В том числе и ко мне, оберегая, в частности, от возможных неприятных последствий слишком частых визитов к вдове М.П. Бронштейна Лидии Корнеевне Чуковской. Быть может, уже надо напомнить, что ее "антисоветское" правозащитное поведение единодушно осуждалось в те годы всем просоветским народом.

Советская жизнь предоставила занятную возможность убедиться в основательности его предостережений. Как-то раз, раскрывая конверт, надписанный знакомым стремительным почерком, я вынул из него письмо, написанное почерком совсем иным и неизвестным мне. Письмо обращалось к некоему Гене, но не мне (В.Я. обращался всегда по имени-отчеству). Не сразу я сообразил, что некий советский человек, который по долгу службы читал мои и не только мои письма, перепутал конверты. Эту деталь советской жизни полезно иметь в виду, когда глазами свободного человека читаешь публикации, относящиеся к ушедшей — надеюсь, навсегда — эпохе, и видишь дипломатические усилия тогдашнего писателя, чтобы сказать пусть и не всю правду, но и не солгать.

Виктору Яковлевичу было что сказать, но двигало им вовсе не только стремление сказать свое слово в истории науки. Сейчас, оглядывая совокупность любимых персонажей Виктора Яковлевича, приходит мысль, что его пристрастия были скорее не научного, а душевного характера. Он более заботился не о жрецах науки, а о ее работниках, к которым судьба была неблагосклонна. Подтверждает это наблюдение и последний его герой — Фриц Хоутерманс. о нескладной жизни которого В.Я. почти успел написать книгу (доведенную до публикации его последним соавтором Б.Б. Дьяковым).

С момента моего знакомства с Виктором Яковлевичем прошло больше двадцати лет. За это время мой взгляд на соотношение науки и ее истории сильно изменился. Сейчас язык у меня вполне поворачивается, чтобы отвести современной науке лишь несколько помещений в Храме истории науки. Пусть эти помещения и оборудованы по последнему слову техники и получают наибольшее финансирование, все же это лишь подсобные помещения. Новое научное знание, которое там выращивается, связано единой кровеносной и нервной системой со всей историей культуры.

И в бронзовеющих фигурах великих деятелей науки, установленных на постаментах в окрестностях храма, я уже вижу живых людей, которым ничто человеческое не чуждо, но истина дороже многого. Я уже знаю, что классикам науки тоскливо в своем бронзовом одиночестве, и они всегда рады побеседовать с искателем истины и с естествоиспытателем. А от того, что на их безупречно выглаженных одеждах видны складки и потертости, их вдохновенные эксперименты и теории выглядят гораздо более впечатляющими и поучительными.

В этом изменении моего архитектурно-научного мировосприятия огромную роль сыграл Виктор Яковлевич, и я ему за это очень благодарен.

Элитный управленец для науки и бизнеса: кто он?

Сегодня элитные управленцы оказываются в центре общественной жизни — это порог нового этапа развития российского бизнеса, науки и образования. Об их подготовке мы беседуем с признанным и в России, и за рубежом специалистом в области менеджмента, профессором Олегом Самуиловичем Виханским, деканом Высшей школы бизнеса МГУ имени М.В. Ломоносова.

— Сегодня российское общество начинает осознавать, что такие сферы деятельности, как высокие технологии, наука и образование, требуют высокопрофессиональных управленцев. Высшая школа бизнеса МГУ успешно готовит таких специалистов. Какова специфика их подготовки?

— В последние годы произошли радикальные сдвиги, изменившие многие представления об управлении. В частности, требования к современному лидеру, управленцу в бизнесе и в научно-образовательной сфере, стали практически одинаковыми. Поэтому о менеджменте (не люблю это слово) в его классическом понимании уже говорить нельзя, поскольку это некая парадигма прошлых лет, которая сейчас умерла. В начале прошлого века, например, новые концепции управления рождались в отраслях, связанных с добычей и переработкой полезных ископаемых (возникновение менеджмента связывают с именем американского инженера Ф. Тейлора, занятого в сталелитейной промышленности). Потом акценты сместились в машиностроение, сферу, связанную с производством автомобилей. Сейчас современная идеология менеджмента опирается на высокотехнологичные отрасли.

За это время произошло революционное изменение и самих компаний. Начиная с 70 — 80-х годов прошлого века, на передний план выступили клиент и продукт, маркетинг и потребности. Компания сегодня — это в первую очередь сообщество людей. Появились "ненормальные" для менеджмента формы — гибкие структуры, творческие коллективы (например, вместо конвейера в автомобилестроении получила распространение так называемая бригадная сборка, гибкий рабочий график). Развитие высоких технологий в конце 80 — 90-х годов, рынок которых стал опережать другие отрасли, привело к появлению новых идей. Возьмите, к примеру, появление Интернета, который изменил отношения между клиентом и бизнесом. Кардинально изменились бизнес-среда и экономика. Размываются границы между клиентами и компанией, смысл существования которой не только прибыль и даже не бизнес, а "научение". Организация должна постоянно учиться и развиваться, превращаясь в так называемую learning organization.

И мы в нашей школе готовим кадры по новой идеологии. Поэтому я бы предпочел говорить не о менеджере, а о новой категории управленческих кадров — "вижионере", от слова "vision" — видение. Этим английским словом обозначают способность видеть перспективу компании.

Какие проблемы возникают у управленцев в интеллектуальной сфере? Во-первых, задача превратить свою компанию в постоянно обучающуюся и развивающуюся learning organization. Во-вторых — создание knowledge organization, организации, накапливающей и распространяющей знания.

Сегодня набирает силу интересная идея, которую я полностью разделяю. Эра информационного общества, не успев развиться, уже закончилась, хотя и дала мошный толчок развитию бизнеса. Теперь начинается эра общества воображения. Если информационное общество оперирует имеющимися данными, то общество воображения — тем, чего нет, что нужно увидеть, понять, обобщив свои знания, и развить. Сегодня динамично изменяется структура самой организации, поэтому и управленческие кадры в таких организациях должны постоянно тренировать и развивать свое видение, то есть способность увидеть то, что невозможно увидеть. Собственно говоря, это и есть основная проблема — развивать в управленцах такие лидерские способности видения, которые должны будут принять коллеги.

-- Какими качествами должен обладать современный управленец в сфере высоких технологий, науки и образования? Обязательно ли для них научное образование?

— Это должны быть люди от Бога, одержимые идеей интеллектуального лидерства. Тогда остальные готовы идти за такой личностью. Роль ее огромна, не надо только забывать известное высказывание: "Если вы лидер, то никогда не знаете, идут ли остальные за вами или преследуют вас". В противном случае можно превратиться в жертву.

Такой лидер-управленец должен уметь не просто создавать знания и перерабатывать их, но и стремиться донести их до других. При этом знания превращаются в очень важный продукт, который готов для потребления.

Кто сегодня в России наиболее успешные бизнесмены? В основном это выпускники естественнонаучных школ, у которых заложены принципы такого лидера knowledge organization. На верхушке бизнеса очень мало выходцев из экономических вузов, ведь их учили, что основные двигатели экономики — это рациональное поведение и прибыль, где все ясно и правильно: если говорить на языке физики, парадигмы Евклида и Ньютона, а не Лобачевского и Эйнштейна. Но ведь бизнес всегда неправилен, для него не годится логическое мышление, его основной принцип — делай по-другому Пока у нас не изменится экономическое и управленческое образование, будущее и успех в бизнесе за такими ребятами из естественнонаучной среды. Я сразу говорю своим студентам: "Мы будем решать задачи по принципу: пойди туда, не знаю, куда, принеси то, не знаю, что. И если вы научитесь их решать, то добьетесь успеха в бизнесе, в противном случае будете посредственностями".

— Надо заметить. что у нас большие проблемы с подготовкой молодых управленцев для интеллектуальной сферы. Как правильно готовить будущие кадры? Ведь молодежь из научно- технической среды в основной массе социально пассивна.

— Студентам зачастую преподают, как и пятьдесят лет назад, дисциплины, которые сейчас никому не нужны в старом виде. По-видимому, необходимы некая интегральная естественнонаучная дисциплина и определенные инструментальные курсы. Кроме того, без мотивации достижения невозможно развитие личности. У студента, постоянно слушающего лекции и решающего множество задач, которые до него решали много-много раз, пропадает желание творить. Перед студентами необходимо ставить новые интересные задачи, давать выход творчеству. Без достижений, даже небольших, пропадает желание идти вперед.

Наша общественность активно нападает на американскую систему образования. Однако в этой стране умеют создавать замечательные условия и среду для развития и бизнеса, и той же науки; дают необходимый инструментарий и подбирают самих людей, которые потом создают такую успешную среду. А это очень важно для создания научного коллектива. В научном коллективе должны быть собраны не только умные люди, но и люди с видением. Поэтому надо специально готовить людей для науки, не только читать им лекции, но и активно включать в научную деятельность.

— Где изыскать возможности и кадры для необходимых изменений в системе образования ? Какова роль в этом процессе государства и частных компаний?

— Вспомните, каких успехов мы добились в физике (времена Ландау), когда элитное образование еще не было таким массовым. Конечно, массовая подготовка обязательна, но для интеллектуального обучения достаточно выделять небольшие группы. В нашей школе бизнеса, например, учатся только 46 человек, и больше набирать мы не собираемся. Но с первого курса наши студенты практикуются в разных компаниях и решают не только виртуальные, но и реальные задачи. Массовое производство не может быть элитным.

Действительно, сегодня талантливые ребята с разных факультетов, мечтающие что-то поменять или создать, упираются в менеджмент учебного заведения и менеджмент в области науки. В вузах мы зачастую сталкиваемся с научным шовинизмом, нежеланием принять ничего нового, ведь многие ученые преподают в рамках парадигмы 50 — 60-х годов. Но жизнь вокруг изменилась. Чтобы изменить ситуацию внутри учебных заведений и научных институтов, надо широко обсуждать не только научные достижения, но успехи в мире и причины нашего отставания. Мы хотим сформировать активную элиту, лидеров с нормальным образованием.

В какой мере в этом должно участвовать государство? По моему мнению, его главная задача сегодня — организовывать форумы, обсуждения, привлекать внимание к проблемам бизнеса, науки и образования. Вопрос номер один, который должен быть поставлен на обсуждение: откуда у нас будут вырастать люди, которые создадут конкурентоспособный бизнес?

Не секрет, однако, что маленькие зарплаты в науке вынуждают выпускников идти в бизнес, поскольку денег у государства нет. Что делать? Во-первых, я считаю, что элитные интеллектуальные центры должны перейти на систему самостоятельного финансирования. Во-вторых, необходимо создать особые схемы для образования: бизнес должен выделять целевые гранты, причем в большом количестве. И сегодня эта схема уже работает, но, очевидно, недостаточно развита. В-третьих, надо обязательно наладить механизм кредитования образования. Организации не должны жить за счет бюджетных денег. А государство может выступать неким гарантом по возврату кредитов перед банками. Можно развивать и другую схему, принятую на Западе, — кафедры компаний. Это удобная форма для поддержки хороших преподавателей.

И бизнес к этому уже готов. У руля стоят предприимчивые молодые люди. которые понимают, что готовить элиту и будущих управленцев надо со школы. Многие крупные компании уже сейчас занимаются такой подготовкой.

Уже сегодня крупный российский бизнес столкнулся с глобальной конкуренцией. Важнейшие ресурсы для него — это сила самих компаний, кадры, отношения, организационная культура, внешние связи и имидж организаций. Несомненно, через несколько лет в России наступит революция в управлении как в сфере бизнеса, так и науки, и образования, когда придут наемные профессиональные управляющие высокого уровня.

От редакции:

Рассказ о поисках путей для решения задач "пойди туда, не знаю, куда, найди то, не знаю, что" читайте в очерках И. Прусс о Г. П. Щедровицком в этом номере и его деятельностных играх в номере 4-м.