147

ван репрессиями в отношении высокопоставленных римлян. После смерти Теодориха в 526 г. власть отошла к его малолетнему внуку, а фактической правительницей оказалась дочь Теодориха Амаласунта. В конечном итоге это спровоцировало глубокий политический кризис, подтолкнувший Византийскую империю к попытке возвращения Италии силой. Начавшаяся в 533 г. война с готами оказалась затяжной. Страшным врагом византийских полководцев стал легендарный король Тотила, сумевший вновь сплотить готов. Тотила потерпел поражение и погиб в 553 г. Но остатки отрядов готов оказывали сопротивление еще два или три года.

Война причинила Италии неслыханные опустошения, к тому же с 568 г. в нее, едва отвоеванную греками, вторгаются лангобарды. Они оккупировали северную и центральную части страны, образовав Лангобардское королевство и два независимых герцогства с центрами в Сполето и Беневенте. В руках византийцев, опиравшихся на крепости и флот, помимо Южной Италии оставались приморские анклавы, включая Рим и Равенну с полоской земли между ними. В письменной традиции лангобарды, романизированные меньше других варваров, запомнились своим жестоким обращением с местным населением. Но точны ли эти сведения, не ясно. Не столько войны и гонения, сколько общие тенденции эпохи вели страну к упрощению жизни, исчезновению того, что мы отождествляем с античностью. Варварские королевства стали нащупыванием нового порядка вещей, в котором ненужное отпало и переродилось. Иллюстрацией такого естественного и необходимого перерождения может служить церковь Космы и Дамиана в Риме, устроенная в это время в приемной зале городского префекта.

Еще одно королевство варваров, также называвших себя готами (для различения историки называют их вестготами), первоначально стало складываться в Аквитании. Этот период его существования еще именуют «Тулузским королевством». В начале VI в., не выдержав натиска франков, вестготы были вынуждены уступить им почти все территории, которыми они владели в Галлии. Тем не менее их королевство сумело пережить политический кризис и возродиться за Пиренеями на землях Испании.

До середины VI в. вестготским королям в Испании приходилось постоянно воевать для сохранения или расширения земель, где признавали их власть. Они обороняли рубежи вестготского королевства на севере против франков, стремившихся занять Септиманию, на юге - против византийцев, которые в правление Юстиниана отвоевали значительную часть провинции Бетика. Правление короля Леовигильда стало временем резкого усиления королевской власти, взявшей курс на создание сильного и самостоятельного государства без оглядки на Византию с такими новыми атрибутами, как трон и корона, изданием нового свода законов и другими мерами. Новая политическая линия сплочения всех сил делала устарелым и неуместным старое конфессиональное размежевание римлян и «варваров». В этой связи финальную точку в череде необходимых политических преобразований, начатых Леовигильдом, поставил его сын и преемник на троне Рекаред. В 589 г. он оставил арианство и перешел в католическую веру. Важнейшим политическим институтом в готской Испании стали Толедские соборы, превратившиеся с конца VI в. из конклава церковных иерархов в собрание мирян и духовенства, наделенных властью, где решались самые разнообразные

вопросы управления. Все это увенчалось действительным сплочением готов и римлян. Исидор Севильский в начале VII в. воспевает королей вестготов как «славу Испании». В его времена страна переживает подлинное культурное возрождение, особенно явное и впечатляющее на фоне полного упадка латинской литературной традиции в самой Италии.

С именем франкского короля Хлодвига (ок. 466-511) связаны два события, имевшие кардинальные последствия для политической и религиозной истории европейского Средневековья. Во-первых, это возникновение Франкского королевства; объединив три четверти Галлии, оно не только стало новым мощным центром политической силы, но в отличие от других варварских королевств, получило прямое продолжение в политической истории Запада. Вторым событием стало начало обращения франков в католическую веру; это происходит в обход распространенного среди германцев арианства и в нарушение принципа конфессионального размежевания римлян и варваров как функциональной особенности варварской государственности.

Известия о Хлодвиге по преимуществу восходят к единственному и более позднему источнику, каким являются «Истории» Григория Турского (2-я книга, составлена между 576 и 580 гг.). Рассказ Григория признается в основном достоверным с двумя существенными оговорками, а именно, он лишен удовлетворительной хронологии и отмечен содержательными искажениями, характеризующими политическое и символическое значение завоевания Галлии и крещения Хлодвига десятилетия спустя. Сын короля Хильдерика, потомок (внук?) полулегендарного Меровея, давшего имя династии Меровингов, в момент прихода к власти ок. 481 г. Хлодвиг контролировал территорию между р. Соммой и Нижним Рейном. Победа над римским правителем Сиагрием ок. 486 г. позволила Хлодвигу распространить свою власть до Луары. Столкновение с вестготским Тулузским королевством окончилось его победой при Вуйе (или скорее при Вулоне) под Пуатье в 507 г. и присоединением большей части Аквитании.

Хлодвиг был крещен епископом Ремигием Реймсским; разные исследователи относят это событие ко времени между 496 и 508 гг. с вытекающей отсюда спорной интерпретацией ключевых шагов царствования. Прежде всего это касается военной конфронтации с готами в 507 г. Григорий Турский описывает данное событие после крещения и изображает как своеобразный крестовый поход за освобождение угнетенных арианами католиков. На это можно заметить, что ни о каких межконфессиональных конфликтах и гонениях на католиков в готской Аквитании накануне войны нам ничего не известно и что она, напротив, прекрасно укладывается в рамки предшествующей франкской экспансии. Мало того, по всей вероятности, до крещения в католичество в ближайшем окружении и среди родни Хлодвига было распространено арианство.

В качестве решающих обстоятельств обращения Хлодвига Григорий называет влияние его жены-католички королевы Хродехильды, а также некую битву с аламаннами: якобы Хлодвиг, подобно императору Константину, поклялся уверовать в «Бога Хродехильды» в случае своего военного успеха. Таким образом, Григорий Турский представляет Хлодвига «новым Константином». Не в пользу этого, видимо, несколько упрощенного и стилизованного объяснения говорят известные нам по другим текстам давние и тесные связи возникающей франкской династии со св. Ремигием и св. Женевьевой Парижской, завязанные еще отцом Хлодвига королем Хильд ериком. Очевидно, Хлодвиг избирает Париж столицей своего королевства не в последнюю очередь как место погребения св. Женевьевы (ум. ок. 502). На ее могиле в качестве династической усыпальницы Хлодвиг возводит церковь св. Апостолов (впоследствии Сент-Женевьев), где и будет похоронен.

Франкское государство отличал особый порядок наследования верховной власти, которая делилась между королевскими сыновьями. Каждый из них получал в удел свое королевство. Представление о единстве франкских земель при этом сохранялось, и иногда на время они снова собирались в одних руках. В результате таких наследственных разделов складываются исторические области Австразия, Нейстрия и Бургундия, в которых в конце концов возникает своя правящая аристократия и система управления во главе с майордомами. Королевская власть естественно оказывается в зависимости от той среды, которую вокруг себя создает. Местные силы выходят на первый план при малолетних правителях, которых среди Меровингов было немало, сильные же правители, подобные королю Дагоберту I в VII в., умели заткнуть их за пояс. Старые земли франков, расположенные между Рейном и Сеной, имеют для Меровингов особую символическую ценность. Применительно к ним впервые появилось определение «Франция». Западные, центральные и южные области страны, напротив, являлись политической периферией Франкского государства, где временами доходило до того, что складывались автономные или независимые политические образования.

Главным источником сведений о ранней истории Англии до недавних пор оставалось сочинение английского историка начала VIII в. Беды Достопочтенного. Он сообщает о завоевании Британии тремя германскими племенами, основавшими несколько королевств: юты создали королевство Кент, саксы - Уэссекс, Эссекс и Сассекс, англы - Нортумбрию, Мерсию и Восточную Англию. Коренные кельтские жители острова, бритты, были оттеснены на запад, в будущий Уэльс, или переправились на континент в Арморику, которая с тех пор стала называться Бретанью.

Современные исследователи склоняются к мысли, что такая картина скорее отражает представления об истории завоевания острова, которые существовали в Англии во времена Беды Достопочтенного. Она не находит полного подтверждения в данных археологии, которые рисуют иную картину. Там, где раньше видели «переселение народов», сегодня узнают сложные процессы этногенеза. Многие полагают, что бритты в своем большинстве были не столько вытеснены со своих земель, сколько ассимилированы. Под властью варваров в Британии исчезают города и вместе с ними римская культура и христианство. В отличие от других регионов германцы смогли навязать здесь свой язык и материальную культуру. Настоящая германская колонизация имела место на востоке и юге острова. Представление о трех народах англов, саксов и ютов кажется поздним обобщением. Если верить археологии, между проникающими на остров «варварами» не существовало никаких заметных культурных различий.

Одним из путей самоопределения варварских королевств было составление законов. По примеру «Русской правды» отечественные историки называют их «варварскими правдами», что не совсем корректно, хотя бы потому, что это очень разные тексты. Древнейшие законы, изданные в варварских королевствах, как-то кодексы остготов, вестготов и бургундов, в основном укладываются в римскую правовую традицию, являясь ее прямым продолжением. Законы франков - знаменитая «Салическая правда», напротив, выглядят и в какой-то мере являются записью обычного права. Законодательные памятники варварских королевств обычно составлялись на латыни, а в королевствах Англии для этих целей изначально использовался древнеанглийский. Особенностью запечатленной в них правовой культуры исследователи называют ее казуистичность. По сравнению с римским правом частное и случайное в ней превалирует над общими положениями и принципами. Это можно трактовать как еще одно свидетельство культурного регресса, который, конечно, имел место. Но одновременно стоит увидеть в этом факте приближение к жизни в ее неповторимости, переживание того, что жизнь не умещается в отвлеченные формулы.

Истории экономики исследователи традиционно отводят особую роль. Действительно, это та сфера, где возникают и распределяются ресурсы, а также складываются отношения между людьми. Потому в некотором отношении она, конечно, определяет лицо общества. В этой связи марксистская теория оперирует понятием «общественно-экономических формаций», однако понимает под ними не просто разные формы жизни, а последовательные этапы в истории человечества. Историки-марксисты рассматривали Древность и Средние века как периоды господства рабовладельческой и феодальной «формаций». Следовательно, их интерес к рубежу эпох заключался в отыскании исторических доказательств кризиса античного рабства, с одной стороны, и генезиса феодализма - с другой. Однако же исторические данные плохо укладываются в эту схему. Возникает впечатление, что с началом Средневековья рабов стало даже больше, чем в Римской империи; во всяком случае, рабство этого времени лучше документировано. Так, в законах Вестготского королевства рабы упомянуты в 46% статей (против 26% в своде римского права «Дигестах»), При этом рабство никак не «смягчилось» по сути. С другой стороны, нынешние историки с недоверием смотрят на попытки отыскания в таком глубоком прошлом истоков средневековых обществ. В частности, крестьянско-сеньориальные отношения в Средние века кажутся явлением своего времени и вряд ли могли возникнуть раньше. Сопоставление их с историческими фактами многовековой давности ничего не прибавляет к их пониманию.

По мнению современных исследователей, конец Римской империи не имел подоплекой и не повлек за собой никакой социальной революции. На отдельных примерах мы знаем, как в V в. рушились жизни и состояния. Такова история сенатора Павлина из Бордо, внука поэта Авсония. Его огромные богатства оказались расхищены. Вместе с тем, немало исторических свидетельств говорит о том, что другие галльские сенаторы под властью варваров сохранили свои богатства и общественное положение.

К установленным фактам, очевидно, можно отнести некоторые вехи истории дальней морской торговли в Средиземноморье. Торговый обмен, связывавший берега Средиземноморья в древности, не пресекся с концом Западной Римской империи в V в., а продолжился еще, как минимум, два столетия. Более того, экспортные потоки на Запад из Восточного Средиземноморья приобрели значительный масштаб вообще только в конце V в. Это неожиданное явление связывают с экономическим подъемом Ближнего Востока в это время. Таким образом, варварские королевства Запада оставались интегрированными в средиземноморскую экономику и в этом смысле являлись продолжением античного мира.

О направлениях экспорта можно судить по материалам керамики - разбитым амфорам, в которых в древности перевозили не только вино и оливковое масло, но и фрукты, рыбный соус и другие товары. Археологи научились распознавать большинство древних амфор по месту происхождения. Счастливую возможность проникнуть в историю торгового обращения раннего Средневековья открывают находки в римском памятнике, известном под именем «Crypta Balbi». В нем были раскопаны две мусорные ямы, вероятно, принадлежавшие одному из римских монастырей. В первой яме, которая по нумизматике датируется концом VII в., встречается большое количество привозных амфор: чуть больше 60% идентифицированных амфор изготовлено на территории современного Туниса; около 25% привезено из Восточного Средиземноморья, главным образом из Леванта; 12% экспорта - италийского происхождения, это амфоры юга Италии и Сицилии. (Роль италийской торговли в процентном выражении, наверное, выше, так как археологи относят к югу Италии значительную часть другой найденной керамики - посуды и светильников.) Вторая яма, датированная началом VIII века, демонстрирует разительные отличия. Экспорт из Африки и Восточного Средиземноморья решительно пресекается и остается чисто италийским. По всей видимости, изменение ареала торговли связано с арабскими завоеваниями, трансформировавшими былое единство Средиземноморья. Доля амфор среди керамики падает с почти половины до четверти. Эта картина подкрепляется другими данными. Особенно существенны раскопки Марселя, главного средиземноморского порта Франкского государства в правление Меровингов. Они свидетельствуют, что продовольственный экспорт из Северной Африки продолжается еще во второй половине VII в. При этом ввоз из Восточного Средиземноморья, довольно активный в конце VI и начале VII в., сходит на нет в следующие десятилетия.

Свертывание торговых обменов в Западном Средиземноморье совершается неравномерно, на разных направлениях и для разных потребителей по-разному и на заключительном этапе особенно тесно увязано с историей политической власти и политических возможностей. Так, продолжение ввоза продовольствия в некоторые прибрежные районы Италии, остававшиеся под контролем Византии, можно понять как вынужденную меру снабжения военных гарнизонов, отрезанных от внутренних районов страны, где властвовали лангобарды. В случае с Crypta Balbi, очевидно, надо принять во внимание то, что мы имеем дело с импортом крупного церковного учреждения. Действительно, церкви удавалось организовывать централизованные поставки, когда другие формы обмена пропадали. Потому все датировки лучше принимать как условные ориентиры.

В спросе на привозные товары угадываются культурные стереотипы, которые связывают мир варварских королевств с античной культурой. В это время еще принято писать на папирусе, а не на пергамене, освещать церкви масляными лампами, а не восковыми свечами, пить заморские вина. Границу между Древностью и Средними веками стоит искать в том числе в такой неожиданной сфере, как история вкусов.

Важные сведения о политической и экономической истории варварских королевств дает нумизматика. В Римской империи начала V в. чеканили ю-лотые, серебряные и бронзовые монеты. Варварские королевства сохранили золотую чеканку. Их монеты долгое время выпускались не от имени варварских королей, а были подражанием монетам византийских императоров. Очевидно, эта практика отражала понимание новыми правителями своего места в политической системе Средиземноморья. Первыми отказались от нее в конце VI в. вестготы и франки, начав изображать на монетах своих королей, лангобарды последними - век спустя. Золото в этот период стоило дороже, чем в наши дни. Так, например, в 452 г. в Риме за один солид можно было приобрести 90 кг свинины. Естественно, что в силу своей высокой стоимости золотые солиды и тремиссы (монета, равная трети солида), чеканившиеся в варварских королевствах, не могли в должной мере служить торговому обращению. Потому появление в VII в. на Западе серебряной монеты исследователи рассматривают как шаг навстречу экономическим потребностям общества. К началу VIII в. в Западной Европе чеканили только серебряную монету. Серебро стало основой денежной системы в Средние века. Запад вернется к чеканке золота лишь в XIII в.

ЦЕРКОВЬ, ЕРЕСИ И КУЛЬТУРА РАННЕСРЕДНЕВЕКОВОГО ЗАПАДА

С концом Римской империи христианство на время отступило из Англии и Германии. В Галлии, Италии и Испании церковная организация сохранилась. Неожиданным приобретением христианской церкви стала Ирландия, где, впрочем, она развивалась в не совсем обычных формах. Главным церковным институтом на континенте оставался епископат. В силу авторитета церкви и ее святых епископы фактически оказались во главе местного управления. Не всегда находя для себя места возле новых правителей, магнаты римского происхождения охотно становились епископами. Обладание епископскими кафедрами стало новой социальной стратегией старых сенаторских семей. Так, семье епископа Григория Турского в VI в. систематически удавалось добиваться избрания своих родственников епископами Клермона, Тура, Лиона и других городов. Церковь была поделена между варварскими королевствами и находилась под их опекой. В утверждении епископов за королями оставалось последнее слово. Церковная и королевская казна, по выражению современной исследовательницы, действовала как «сообщающиеся сосуды». Апофеозом слияния церкви и государства стали уже упомянутые Толедские церковные соборы в готской Испании VII в. Они созывались для решения главных государственных вопросов.

Папы римские, остававшиеся под властью византийских императоров, не имели влияния на церковную жизнь варварских королевств. Один курьезный факт: о том, что готы в Испании в 589 г. отказались от арианской ереси, в Риме случайно узнали через несколько лет. Зато римские папы принимали живое участие в деле распространения христианства на землях «язычников». Так, новая христианизация Англии в конце VI в. была инициирована папой Григорием Великим.

История монашества в Западной Европе началась с опозданием. Вдохновляясь примером анахоретов Сирии и Египта, в V в. влиятельные монастыри возникают на юге-востоке Галлии. Начав с подражания, западное монашество быстро создало новые формы монашеской жизни. На Востоке монашество было скорее движением, чем институтом, в Европе же оно приобрело строгие организационные формы и стало важной общественной силой. Около 530 г. для монастыря Монтекассино близ Неаполя Бенедикт Нурсийский составил монастырский устав, получивший затем широкое распространение. Особая форма монашества сложилась в Ирландии. Там монастыри оказались влиятельнее епископов. Аббаты являлись фактическими лидерами церковных диоцезов, а на должность епископа назначался один из монахов. Монастырские уставы в ирландском монашестве не играли заметной роли, а заменялись живым примером. Идея монашеской жизни соединялась у ирландцев с идеей паломничества во имя Христа. Такие паломничества зачастую не были движением к конкретной цели, а осмыслялись как особая аскетическая практика, род христианского подвижничества. Ирландские монахи, в частности св. Колумбан, активно действовали на континенте, вдохнув в монашеское движение новую жизнь. Появление ирландских монахов в Галлии и других странах в то же время вылилось в конфликт с бенедиктинским монашеством. Он разворачивался вокруг животрепещущего вопроса о подчинении монастырей верховной власти епископа, за что ратовала бенедиктинская традиция. Короли и магнаты завязывали с монастырями особые отношения. Первые видели в них противовес епископам и своего верного союзника. Вторые использовали монастыри в своих семейных интересах как место памяти о покойных представителях рода и молитвенного заступничества. Энтузиазм христианских подвижников спасал церковь от внутреннего разложения. Кричащей проблемой церкви в VI-VII вв. становился упадок церковной дисциплины, отход от установленных норм церковной жизни. Дело усугублялось тем, что в большинстве регионов церковные соборы не собирались.

Церковные приходы в это время только возникают. В деревне продолжали практиковаться нехристианские обряды, которые церковь третировала как «язычество». Некоторые пастыри кажутся этим озабоченными, но далеко не все. Примером активной пастырской деятельности епископа в VI в. являются проповеди Цезария Арльского, которых сохранилось свыше двухсот. Впрочем, из их содержания следует, что даже такой заинтересованный епископ не собирается посвящать паству в тонкости христианского учения, а требует формального соблюдения немногих обрядов и норм и признания своей пастырской власти. Неглубокий и формальный характер христианизации в начале Средних веков некоторые историки относят на счет трудности распространения христианского учения, которое осуществлялось в условиях культурного конфликта между миром ученой и «народной» культуры. В этот же период укрепляется культ святых, в особенности почетание святых мощей, а также уходит в прошлое характерное для Античности отторжение «города мертвых» от поселения живых. Могилы устраивают прямо в церквах, вблизи святых реликвий. Это явилось результатом сложного взаимодействия культурных традиций. Возможно, это только одна сторона дела. Скорее всего церковь в своем общении с паствой просто не желала поднимать серьезные вопросы. Знание деталей христианской доктрины она оставляла за собой. В целом христианство в начале Средневековья стоит понимать не как «переходный этап» к его, так сказать, более глубокой форме, требующей времени - оно было таким, потому что многих устраивало.

В период варварских королевств налаживаются некоторые формы религиозной жизни, которые определяют лицо христианства с тех пор. В частности, это касается практики покаяния. В древней церкви исповедь и покаяние в грехах были публичными. Покаяние предполагало временное исключение из общины верующих. Эти практики были слишком тяжелы для исполнения. В Испании VII в. их называли причиной волны самоубийств. Они вступали в противоречия с нормами социальной жизни и были заменены частной исповедью и тайным покаянием.

Первый большой теологический спор в Западной церкви касался христианской антропологии и учения о благодати. Камнем преткновения сначала явилась вероучительная деятельность Пелагия, который проповедовал в Риме в конце IV - начале V в. Пелагий стремился отстоять аскетический идеал христианства. По его мнению, подлинное следование Христу и тем самым надежда на спасение - удел тех, кто способен на подвиг безупречной нравственной жизни. Все другие христианские представления были подчинены этому. Проповедь Пелагия были призвана «растолковать, на какое благо способна человеческая природа», «раскрыть ее скрытые богатства». Согласно проповеднику, человек питает естественную склонность к добру и наделен душевной способностью самостоятельного и ответственного выбора между добром и злом - свободой воли «быть тем, чем он захочет». Благая природа человека, по мысли Пелагия, не была уничтожена грехопадением. В греховности люди скорее похожи на Адама и Еву, нежели унаследовали их грех. Они «долго выучивались злу, не приобретая никакой привычки к добру».

Взгляды Пелагия, рискованно развивавшие христианскую мысль, встретили организованное противодействие в лице лидеров африканской церкви, которые добились осуждения пелагианства как еретического учения. Вместо традиционного представления о церкви как сообществе праведных епископ Гиппона Августин предложил идею двух церквей - земной и небесной. По Августину, земная церковь неизбежно состоит из грешников. Это отвечает природе человека, которого после грехопадения его прародителей может повести к добру только Господь Бог. Церковь должна принять в свое лоно людей такими, какие они есть. Мечта видеть их поголовными праведниками не просто утопия. Она ведет к церковному расколу и хуже того - к ереси отрицания роли провидения, участия Бога в земных делах и божественной благодати, нисходящей на христиан.

Теологические позиции, занятые Августином в споре с Пелагием и его последователями, вызвали новый виток полемики. Суждения Августина о предопределении и благодати расценивались некоторыми в качестве проповеди пассивности и фатализма. Его отдельные формулировки можно было понять даже так, что Бог способен отталкивать от себя людей, совершающих добрые дела, и побуждать их ко злу. Нарастающее недовольство Августином вылилось в выступление Иоанна Кассиана, духовного лидера монастырей Марселя и Лерена. В частности, Кассиан утверждал, что первый шаг по дороге добра человек способен сделать самостоятельно и благодать не может не воспоследовать. Ответ почитателей Августина во главе с обосновавшимся при папской канцелярии Просиером Аквитанским обнаружил всю меру пристрастности и намерение уличить оппонента в скрытой ереси. Стараниями Цезария Арльского конец спору кладут постановления церковного собора в Оранже в 529 г. Собор отверг идею предопределения ко злу и, не осудив никого поименно, последовал за Августином в строгом утверждении первенствующей и основополагающей роли благодати в обретении веры и свершении добрых дел. Этот теологический вопрос оказался для Католической церкви миной замедленного действия. В эпоху Реформации он разрушит единство Запада.

Проблема отношения античной культуры и христианства возникла в Римской империи. Литературная деятельность в античности была рафинированным искусством и подчинялась жестким правилам теории стилей. Высокий стиль, которым полагалось говорить о богах, подразумевал исключение всего повседневного и низкого. Героями Евангелий, напротив, выступали мытари и блудницы. Повседневная жизнь, низкая доля, непритязательная речь не укладывались в представления о возвышенном. В античной литературе что-то подобное если вообще могло быть представлено, то только в низком жанре комедии. Для людей, воспитанных на античной литературе, Библия была прежде всего грубым попранием литературных норм. Чтение ее поначалу отвратило от христианства самого Августина. «Моя кичливость не мирилась с ее простотой», - вспоминал он в своей «Исповеди». Иероним, переводчик Библии на латинский язык, удалившись в пустыню, взял с собой свою библиотеку. Он рассказывает, что во сне ему явился Христос со словами: «Ты не христианин, а цицеронианин». Но те же самые люди в конечном счете повернули историю литературы, придав ей новое направление. Задумываясь над формой христианского образования, христианские писатели приходили к выводу, что литературные формы древности совершенно для этого не годились. Обращаясь к пастве, требовалось говорить простым и понятным языком, касаясь вопросов, которые волнуют простого человека.

С конца V в. публичные школы одна за другой исчезают. Епископские и монастырские школы, служившие подготовке клириков, а также традиции домашнего образования, которые существовали в среде римской аристократии с глубокой древности, могли заменить их лишь отчасти. Первым пропадало знание греческого языка. Двуязычие образованных людей Средиземноморья осталось в прошлом. Связь греческой и латинской культур оказалась разорвана.

Разные люди смотрели на это по-разному. Для одних наследие Античности являлось почти тем же самым, что и язычество. Такие церковные авторитеты, как Цезарий Арльский и Григорий Великий, считали за благо для клириков не увлекаться чтением «языческой» литературы. Но встречались и другие, кинувшиеся спасать остатки гибнущей культуры. В VI в. римский аристократ Боэций задался целью перевести на латинский язык сочинения Аристотеля. Этому грандиозному замыслу не было суждено осуществиться- на Боэция пали подозрения в измене правившим в Италии готам. Находясь в застенке, он написал знаменитое «Утешение философией». В этом сочинении нет следа христианства. Из сочинений Аристотеля Боэций успел закончить перевод его трудов по логике. В результате Аристотель-логик господствовал в интеллектуальной традиции средневекового Запада. Так продолжалось до XII в., когда стали появляться его переводы с арабского. С именами Боэция и Кассиодора связано складывание канона «семи свободных искусств», т.е. семи учебных дисциплин, составлявших программу образования в Средние века. В основанном Кассиодором монастыре Вивариум в Калабрии во главу угла была поставлена интеллектуальная деятельность и забота о сохранении культурного наследия Античности. Активность его скриптория сохранила для нас немало сочинений древних. Этот необычный очаг культуры быстро угас, но деятельность такого рода в конце концов стала неотъемлемой частью жизни монастырей в Западной Европе. Средством спасения исчезающей культуры также виделось составление всевозможных наставлений и энциклопедий. Величайшим памятником этих усилий в начале VII в. стали «Этимологии» Исидора Севильского - энциклопедия всех знаний в двадцати книгах. Списки этого сочинения говорят о его исключительной востребованности: оно имело на Западе быстрое, повсеместное и долговременное распространение, став одной из самых копируемых книг. Чтобы «сохранять культуру», лучше всего было жить на необитаемом острове: начиная с VII в. латинский язык и словесность лучше всего сохранялись не там, где были их истоки и связь с жизнью, а в стерильной обстановке иноязычной среды. Такую возможность существования культурного наследия давала среда ирландского монашества.

В этой деятельности ярко проявилась «культура дефиниций». Отечественный мыслитель С.С. Аверинцев описывает ее как явление, не известное культурам Древнего Востока, возникшее в Древней Греции и в конечном счете сыгравшее решающую роль в передаче культурного наследия Античности Средним векам и Новому времени. Отсутствие «культуры дефиниций» автоматически означало утрату культурного опыта в случае разрыва традиции. Если знания и опыт в полном объеме не передавались от учителя к ученику, то они не передавались никак и были обречены на гибель. Наука Древнего Востока исчезла вместе с халдейскими и египетскими мудрецами. Это видно также на примере Библии. Данный корпус текстов, возникший на Ближнем Востоке, практически не знает определений. Теологические споры вокруг лиц Троицы, первородного греха, благодати и предопределения, церковной жизни и прочем, сотрясавшие христианский мир в середине I тысячелетия, были следствием того, что в Библии эти вопросы не имели ясных ответов. Напротив, экзегетическая литература, толкование Св. Писания христианами, ставшая с конца Античности самым распространенным типом интеллектуальной и писательской деятельности, по сути является сплошным потоком дефиниций. Разные стороны культуры Древней Греции и Рима в христианстве воспринимались по-разному, но что касается культуры определений, то здесь преемственность была полной. Христианство не только не поколебало, но упрочило их культурную роль. С помощью дефиниций, ясно и доступно указывающих на суть вещей, культурный опыт, даже вырванный из традиции, мог сохраняться веками и тысячелетиями.

Оборотной стороной этой практики явился догматизм. «Культура дефиниций» означала пренебрежение тем, что вещи не имеют «сути», и все определения - только наши попытки уловить смысл окружающих нас событий, представить их понятными. .Дефиниция как форма мышления вступает в противоречие с наблюдением жизни и мешает ему. Христианский догматизм сам стал частью того наследия, которое получило Средневековье от эпохи варварских королевств. Средневековая схоластика была во многом лишь продолжением того направления культурного развития, которое возникло гораздо раньше.

ЭФИОПИЯ В РАННЕЕ СРЕДНЕВЕКОВЬЕ (Аксумский и Загвейский периоды)

Более сорока лет назад, в 1969 г., экспедиция Эфиопского института археологии обнаружила новый памятник - надпись на каменной стеле Эза-ны, самого знаменитого правителя древнеэфиопского государства Аксум. Это не было первым открытием такого рода - подобные надписи известны с середины XIX в. Как у многих владык Древнего Востока, эти надписи носят хвалебный характер, рассказывают о походах, победах и достижениях. Из них вырисовывается картина процветающей страны, жители которой занимались земледелием, скотоводством, ткачеством, торговлей, добычей и обработкой металлов, строили храмы и поклонялись многим божествам.

Эти данные дополняются рассказами античных авторов и материалами археологических раскопок. Они свидетельствуют о том, что еще в I тысячелетии до н.э. на севере современной Эфиопии и Эритреи сложилось своеобразное раннегосударственное объединение, с городами и храмами. Видимо, оно испытало определенное влияние цивилизаций Южной Аравии - известно о переселениях некоторых древнеаравийских племен (еще до н.э.), а одно из них, хабаишт, дало название стране - «Абиссиния», так называли Эфиопию вплоть до первой половины XX в.

Со II в. н.э. Аксум был хорошо известен всем, чей путь пролегал по Красному морю. Его правители обеспечивали безопасность плавания, боролись с пиратами, торговали с Египтом, Аравией, Индией и Китаем, посылали в эти страны своих купцов, которые иногда основывали там поселения, как например, на Сокотре, Цейлоне и в Южной Индии. В сочинении иранского пророка Мани (III в. н.э.) Аксум называется одним из четырех великих государств (наравне с Римом, Персией и Китаем).

Среди многих правителей Древнего Аксума наибольшей славой пользовался Эзана, который правил в IV в. (ок. 307-333 гг.) и состоял в переписке с римским императором. Согласно последним исследованиям, он был соправителем своего брата. Братья Эзана (Абрэха) и Сайзана (Атсбеха) в течение 27 лет правили из двух столиц - первый из северной, второй из южной. Поскольку как раз северная часть страны активно поддерживала международные связи, как раз с Эзаной связываются все события этого времени. Ему приписывалось множество великих деяний, хотя скорее всего они были совершены разными правителями.

К этому времени сформировалась территориальная целостность Аксума и определилась его ведущая политическая роль в регионе. Надписи повествуют об успешных походах и покорении многих племен. С именем Эза-ны нередко связывают введение чеканки золотых и серебряных монет, хотя известны и более ранние. Наконец, ряд исследователей считает, что при нем началось проведение христианизации страны. Действительно, в период правления Эзаны здесь возникли первые христианские обшины монофиситов (их учение признает лишь единую - божественную природу Христа) и

20^е

Т -ш

15°

15^е

10° I 4 - Катабан ДО°

1 - Аксум

2 - Окраины Аксума

3 - Хымьяр

4 - Катабан

5 - Саба

6 - Хадрамаут

35° 40° 45° 50°

Эфиопия (Аксум) в раннее Средневековье

развернулась активная деятельность проповедников. На самом деле сначала это были лишь немногочисленные общины купцов-иноземцев, затем к ним добавились их слуги, а позднее присоединились и представители знати, причем данный процесс занял многие годы.

Первые монеты с именем Эзаны имели знаки месяца и солнца, и лишь впоследствии их заменил знак креста. В надписях он называет себя сыном Махрема, которому посвящаются храмы, упоминаются имена Астар, Бедар -божеств, близких представлениям южноаравийцев. Более поздние летописи, рассказывавшие об этом периоде истории страны, говорят: «люди эфиопские пребывали, одни веруя во Христа, другие обожествляя змея, третьи гадая по [полету] птиц, четвертые волхвуя с огнем».

Принятие христианства связывают с деятельностью Фрументия, христианина из Сирии. Он был захвачен красноморскими пиратами, попал вместе с братом Эдезием ко двору аксумского правителя, стал воспитателем его сына - будущего негуса Эзаны. Когда его воспитанник подрос, Фрументий отправился в Александрию и с благословения патриарха вернулся в Аксум для миссионерской деятельности. Он получил прозвище «Абба Салама» («Отец мира»), впоследствии был канонизирован и почитаем до сих пор. В стране началось активное строительство храмов и монастырей. Главным храмом стала церковь Св. Марии в Аксуме, украшенная декором «из золота, серебра и драгоценных камней». В ней, по преданию, хранится Ковчег Завета, вывезенный Менеликом I из Иеруса-