Тайная жизнь Джеймса Джойса

"Русская Одиссея" Джеймса Джойса. — К: Рудомино, 2005

Это — книга о той стороне жизни великого ирландца, которая, по большому счету, осталась неизвестной ему самому: обзор (неизбежно беглый) тех внутренних движений, очарований, разочарований, преувеличений, скандалов, обид, надежд, которые вызвали в русских умах его тексты. Причем как более или менее прочитанные — рассказы, стихи, пьесы, письма, "Портрет художника в юности", "Улисс", — так и известные в основном понаслышке — "Поминки по Финнегану". Прежде всего, конечно, "Улисс". Вот и книга под стать "Улиссу", в каком- то смысле в том же жанре: "фрагменты, эпизоды, мозаика фактов, деталей и судеб". И тем не менее, точно как "Улисс", русская судьба Джойса — "история сквозная и единая", цельная. С многообещавшей завязкой, драматической, если не сказать трагической, кульминацией и... а была ли развязка?

Завязка действительно обещала многое: фрагменты эпизодов "Улисса" появились на русском уже в 1925 году, и масштаб автора был оценен сразу же. Без преувеличения, вся вторая половина русских литературных двадцатых годов и первая половина тридцатых прошла под знаком взбудораженности Джойсом. Причем по обе стороны границы — и в Советской России, и в эмиграции.

Кульминация грянула вскоре. В разделе "Размышления о Джойсе" просто бросается в глаза: наибольшее число приведенных там высказываний о нем приходится на тридцатые, в основном — на первую половину. Высказываний неизменно пристрастных, до огрубления, иной раз до того, что сегодня выглядит дикостью. Не только партийные боссы вроде Вс. Вишневского не усматривали в "Улиссе" ничего, кроме свидетельства "ужасающей пустоты и бесперспективности жизни" на капиталистическом Западе, "обвинительного акта Европе" (это еще в лучшем случае). Нет, даже умный, сложный Юрий Олеша поражает неожиданно плоским суждением: "Все плохо на земле, — говорит Джойс. И поэтому вся его гениальность для меня не нужна". И простодушно признается: "В чем смысл Джойса — я сказать не могу". И даже тончайший Андрей Платонов, не дрогнув, произносит: "Джеймс Джойс в романе "Улисс" пытался доказать, что, строго говоря, человека вообще не существует, поэтому вся проблема о жизни или гибели человеческого рода не имеет смысла и содержания". А дальше... Дальше — тишина. На десятилетия.

Русской жизни Джеймса Джойса в XX веке волею исторических судеб пришлось стать прежде всего советской. Да, составители книги включили в нее материалы о восприятии его творчества и личности русской эмиграцией, прежде всего "первой волны": Б. Поплавский, Ю. Фельзен, Г. Струве, В. Набоков... Эти люди могли читать Джойса в подлиннике и равнодушными к нему — при всем резком различии в оценках — не остались. Более того, Борису Поплавскому (страстному поклоннику Джойса) принадлежит одно из самых глубоких восприятий "Улисса" — в этой книге просто самое глубокое. Но эмигрантам, какими бы ни были они чуткими, образованными, глубокими — не суждено было образовать мейнстрима. Мейнстрим, как бы к нему ни относиться, был все-таки здесь. И советская жизнь Джойса осталась, по существу, не прожитой.

Подобно многому другому, она была пресечена насильственно. Полный перевод "Улисса", сделанный в тридцатых, не попал в руки здешнему читателю, когда его прочтение было действительно актуальным: когда весь европейский культурный материал еще плавился под мощным воздействием джойсовой поэтики. Текст начал печататься в "Интернациональной литературе" и едва дошел до середины, когда переводчик, Игорь Романович, был арестован и сгинул в сталинских лагерях. С тех пор, пишет Е. Гениева, "все литературные танцы вокруг Джойса закончились" — и "на всей судьбе "русского" Джойса и на страницах его русских переводов отчетливо бликуют кровавые тени".

Полный русский "Улисс" — в переводе В.А. Хинкиса и С.С. Хоружего — появился в "Иностранке" только в 1989-м. В книгу, среди прочего, включено и "слово к читателю", которым напутствовал "Улисса" патриарх тогдашней отечественной гуманитарной мысли Д.С. Лихачев: Джойса, дескать, надо знать, потому что это — явление культуры. Честно говоря, в этом, полном отстраненного уважения, высказывании есть что-то от надгробного камня. Явление культуры, законченное, успокоившееся, прокипяченное и расфасованное. Можно употреблять, хотя и не без труда, но по сути без особого риска. И это Джойс — который был катастрофой, вызовом европейской культуре как таковой (может быть — культуре вообще), и лишь благодаря этому трансформировал самые ее основы! Усвоили. Переварили. Адаптировали. Только не мы.

И все-таки русская жизнь у Джойса была. Целых 127 страниц в книге — добрую половину — занимает его русская библиография: переводы с 1925 по 2004 годы и, кажется, все мыслимые печатные его упоминания, какие только удалось выявить — с 1922-го по 2004-й.

Да, Джойс, ставший почтенной классикой, уже не выводит из равновесия, не застает врасплох. Но придется усваивать его на других путях: более медленных. Русские скитания ирландского Одиссея еще в самом начале. Ведь разве можно назвать Итакой то место, куда он прибыл?

КОСМОС: РАЗГОВОРЫ С ПРОДОЛЖЕНИЕМ

Сергей Ильин