«Мамонтова флора»

Мы сравнивали мамонтов, законсервировавшихся в вечной мерзлоте, со своеобразными «машинами времени», позволяющими восстановить не только облик и внутреннее строение покрытых шерстью сибирских слонов, но и условия их обитания. Чем питались мамонты и другие крупные травоядные животные, населявшие бесплодные ныне пространства арктического побережья Сибири и Аляски, остров Врангеля и Новосибирские острова?

Этот вопрос приходил в голову еще казакам, когда они в XVII столетии стали проникать на побережья морей, омывающих Восточную Сибирь. Находя «во множестве» кости лошадей и бизонов, они принимали их за останки домашнего скота и задумывались над тем, «чем сей скот инородцы кормили». В «Путешествии геодезиста Пшеницына и промышленника Санникова по островам Ледовитого океана», опубликованном в «Сибирском вестнике» за 1822 год, мы читаем: «В довольном расстоянии от берегов на возвышенных местах находили лошадиные, буйволовые, бычачьи и овечьи головы и кости в великом множестве, по коим должно заключить, что сих животных были здесь целые стада. Но как они могли питаться в такой бесплодной И суровой стране, то сие не иначе изъяснить можно, как только тем предположением, что тогда климат здесь был гораздо умереннее, и сии стада рогатого скота, вероятно, были современниками мамонтам, которых кости во множестве находят».

В желудке Березовского мамонта и между его зубами найдены были остатки последнего обеда, который съел этот гигант более сорока тысяч лет назад. Анализ показал, что пищей мамонту служила в основном трава, осока, камыши и… свежие цветки лютика. В чудом сохранившихся внутренностях Шандринского мамонта ученые обнаружили непереваренную пищу: злаки со спелыми семенами. Травами в основном питался волосатый носорог, найденный на реке Халбуй, к северу от Верхоянска. Спорово-пыльцевой анализ пищевых остатков из зубов этого носорога, проведенный советскими учеными, показал, что пищей ему служили злаки, полынь, лютики, папоротники и плавуны и лишь в небольшом количестве — ветви березы и ольхи. Это означает, что и мамонты, и волосатые носороги паслись на безлесной территории, на лугах или в степях.

В наши дни территории эти представляют собой либо заполярную тундру, либо лесотундру.

Вот это обстоятельство больше всего мешало правильно решить главную загадку мамонтового материка до самых последних лет. Как можно было себе представить пышные высокотравные, изобилующие кормом степи или даже прерии в Арктике? Ведь тундра там оттого, что там очень холодно, — эту простую истину мы усвоили еще в школе! А в ледниковую эпоху, когда даже на месте Ленинграда и Москвы стояли ледники, как в Антарктиде, тогда могло ли быть в Арктике теплее? Нет, конечно, — считало большинство ученых. Они рисовали на своих картах, посвященных природной ситуации ледниковых эпох, на западе Арктики — ледники (об этих «ледяных лишаях» мы уже говорили), а в восточном секторе Арктики, на сибирском и аляскинском шельфе… — ну, конечно, не степь, а самую суровую арктическую тундру или чаще всего — мертвую арктическую пустыню. Это мы видим на картах даже таких выдающихся исследователей природы Якутии, как ботаники М. Н. Караваев и С. 3. Скрябин, помещенных в их монографии «Растительный мир Якутии». Даже в такой обобщающей и полной монографии по природе Арктики, как книга ленинградского географа профессора Е. С. Короткевича «Полярные пустыни», изданной в Ленинграде уже в 1972 году, мы читаем о природе острова Котельный и прилегающей территории обсыхавшего шельфа следующее: «Во время оледенения на низменность спускались ледниковые языки… на не покрытых льдом территориях сохранялась растительность арктических пустынь». А как же мамонты и другие травоядные? А вспомните тот отрывок из «путешествия геодезиста Пшеницына»… что мы приводили выше: «тогда климат здесь был гораздо умереннее». Вот эта точка зрения о жизни мамонтов в Арктике не в ледниковые эпохи, не в разгаре холода на Земле, а в теплые межледниковья, в эпохи резкого потепления климата и господствовала в науке еще до 1972 года. В той же монографии Е. С. Короткевича за 1972 год об этом сказано так: «…с дальнейшим улучшением климата на остров, бывший в это время частью материка, проникает растительность южных кустарниковых тундр, а вместе с ней и мамонтовый комплекс». Тем более представлялось невероятным, что этот комплекс погиб с потеплением. Сам председатель Комитета по изучению мамонтовой фауны проф. Н. К. Верещагин рассматривал тогда в своих статьях вероятность вымирания мамонтов в результате генеративного истощения популяции. Зато в специальной обобщающей работе «О происхождении мамонтовых кладбищ», опубликованной в 1972 году в Киеве, он пишет о новой для науки концепции, родившейся в 1970 году в далеком Магадане в результате специальных исследований в Арктике группы магаданских ученых: «Магаданский мерзлотовед С. В. Томирдиаро (1970 г.) развивает гипотезу значительного размораживания арктического бассейна в конце плейстоцена (конец ледникового времени), следствием чего явилось увлажнение климата и заболачивание прежде сухих арктических тундростепей. Прежние необозримые и пышные травяные пастбища заменялись моховыми болотами и бесконечными термокарстовыми озерами. Морские волны шельфовой зоны размывали толщи грунтовых льдов, отвоевывая у материка ежегодно тысячи гектаров. По этой концепции, вымирание мамонтов, волосатых носорогов, зубров, овцебыков могло быть обусловлено на северо-востоке Сибири именно коренными перестройками ландшафтов в конце плейстоцена». Вот эта выдвинутая в Магадане еще в 1970 году и вначале казавшаяся явным парадоксом концепция С. В. Томирдиаро ныне стала общепризнанной в науке как у нас, так и за рубежом. Хотя споры и страсти кипели вокруг нее не один год. Итак, в результате размораживания, а говоря проще — вскрытия от векового ледяного панциря великого Арктического океана былая тундростепь распалась на зоны, хорошо известные жителям Сибири. Но кое-где, как показали исследования известного советского ботаника Б. А. Юрцева, в арктических тундрах Северо-Востока Азии и по сей день сохранились «ледниковые» реликты лугостепи, тундростепи и даже степи. Например, в Чаунской низменности, в тундровой части Анюйского нагорья, в межгорных котловинах Амгуэмы, на острове Айон, в юго-западной и центральной частях острова Врангеля. Что же касается островов степи в Южной Якутии, то о них знали давно. «Степные участки Якутии в глубине лесной зоны — явление парадоксального порядка. Как выяснилось, эти островные степи являются реликтами позднеледникового периода, — пишут М. Н. Караваев и С. 3. Скрябина в книге “Растительный мир Якутии”. — Степные группировки и их характерные растения, включая ковыль, заходили далеко на Северо-Восток за Верхоянский хребет, были развиты по Чукотке и Аляске и соединялись с американскими прериями». Но, как мы уже говорили, мост для степей эти авторы прокладывали не в Арктике, а много южнее.

Своеобразные «острова» тундростепи можно обнаружить вплоть до 68–69 градусов северной широты в бассейнах рек Яны, Индигирки, Колымы. Растения этих «островов» степи в тундре и тайге близки или одинаковы с растениями «островов» степей в бассейне реки Юкон на Аляске, которые также являются остатками былого ландшафта тундростепи, охватывавшего низменности Аляски.

«Мамонтовая фауна» не могла существовать без «мамонтовой флоры», обеспечивавшей травоядных животных пищей. Но эта «мамонтовая флора», в свою очередь, требовала подходящего климата и почв, на которых могли бы произрастать обильные степные и луговые травы. Фундаментом, на котором держалось все «мамонтовое благополучие» фауны и флоры, был лесс.