Заключение
Заключение
Итак, мы рассмотрели первый этап в истории советско-российско-американского взаимодействия в космосе. Период этот, начало которого совпало с началом космической эры, был временем активных попыток решить дилемму — сотрудничать или соперничать во внеземном пространстве?
Инициатива образования «космического альянса» между СССР и США принадлежала Эйзенхауэру и Кеннеди. У каждого из этих президентов были свои причины для установления партнерства с русскими в космосе, а также свои подходы к достижению этой цели.
Начнем с Эйзенхауэра. «Айк» вообще не считал освоение космоса особенно важным занятием. Когда он думал о сотрудничестве в космосе, то представлял его скорее в виде марафонского забега со множеством участников, чем в виде теннисного корта, партию на котором разыгрывали бы только представители Советского Союза и США. Отсюда и его выбор ООН в качестве главного инструмента развития международного партнерства в деле исследования и освоения космического пространства. При этом у Эйзенхауэра было три вполне конкретных причины добиваться того, чтобы космос стал ареной сотрудничества, а не соперничества.
Первая заключалась в его намерении легализовать на международном уровне использование спутников-шпионов. Взаимодействие ряда стран в запуске и эксплуатации ИСЗ с научными целями могло создать необходимый прецедент для полетов «космических разведчиков» над любыми районами земного шара.
Вторая вытекала из запоздалого согласия «Айка» с точкой зрения конгресса о важности космической деятельности, а уж тем более — лидерства в ней для имиджа государства. Но при этом Эйзенхауэр все равно постарался приобрести «пальму» космического первенства по максимально дешевой для США цене. Одним из способов добиться этого было сделать Соединенные Штаты координатором и организатором международных усилий в области освоения внеземного пространства.
Наконец, «Айк» всеми силами старался избежать «космической гонки» между СССР и США, максимально смягчив ее сотрудничеством. Для нелюбви к такого рода соревнованию в космосе у него, в свою очередь, было еще три причины.
1. «Космическая гонка», по мнению президента, могла придать дополнительный импульс «гонке» в области создания баллистических ракет.
2. Стремление выиграть «космическую гонку», полагал глава Белого дома, неизбежно потребует введения в экономике и политике США элементов центрального планирования и мобилизации — того, что противоречило взглядам Эйзенхауэра, как человека и как руководителя страны.
3. «Айк» был убежден, что одним из следствий победы в «космической гонке» будет чрезмерное усиление влияния военно-промышленного комплекса и научно-технической элиты на правящие круги государства, что, в свою очередь, наверняка приведет к милитаризации жизни страны и росту агрессивности ее внешней политики.
Советское руководство восприняло инициативу США сделать освоение космоса международным предприятием без энтузиазма. Столь прохладное отношение базировалось на трех «китах». Первый — тесная родственная связь между гражданской космической программой СССР и его ракетными силами. Это предопределяло плотную завесу секретности, окутывающую даже ту деятельность Советского Союза в космосе, которую формально нельзя было назвать военной.
Второй «кит» — корпоративная заинтересованность АН СССР и советской космической отрасли в продолжении «космической гонки», оправдывавшей отведение немалых сумм в бюджете СССР на работы, связанные с освоением космического пространства. Напомню, что, в отличие от американского научного сообщества, советское, объединенное в рамках мощной государственной организации — Академии наук, имело довольно большие возможности оказывать влияние на принятие государственных решений в области научно-технической и промышленной политики.
Третий — Кремль стремился извлечь максимум политического капитала из советского «первопроходства» в космосе, не желая делить лавры первенства ни с кем другим, тем более с потенциальным противником. Таким образом, именно в основном из-за несговорчивости Москвы в силу указанных причин, советско-американское сотрудничество в космосе в период Эйзенхауэра — Хрущева так и не приобрело реальных очертаний.
Наконец, советское руководство намекало, что могло бы «обменять» свое согласие на космическое партнерство на ликвидацию американских военных баз вдоль советских границ, но подобный «обмен» был явно неприемлем для Вашингтона.
Избрание Кеннеди президентом привнесло некоторые серьезные изменения в подход США к сотрудничеству с СССР в космосе. Изменения эти отражали новый взгляд Белого дома как на саму космическую деятельность, так и на советско-американские отношения. Во-первых, в отличие от своего предшественника, «Джей Эф Кей» придавал исключительное значение политической стороне освоения космического пространства. Во-вторых, он активно стремился уменьшить напряженность в отношениях между Советским Союзом и Соединенными Штатами. В-третьих, Кеннеди полагал, что одним из способов понижения данной напряженности будет развитие «сфер совместных интересов» с СССР. Космос, по его мнению, был именно такой «сферой». В-четвертых, в начале своего правления «Джей Эф Кей» не был уверен ни в победе США в «космической гонке», ни в ценности пилотируемой космической программы. Сомневался он и в том, что Соединенные Штаты могут позволить себе столь дорогое удовольствие, как широкомасштабное освоение космоса. Наконец, подобно Эйзенхауэру, Кеннеди не хотел чрезмерного усиления военно-промышленного комплекса, а также ускорения гонки вооружений за счет «космической гонки». Все эти факторы и предопределили четкое намерение нового президента построить «космический мост» между США и СССР.
Для придания большей искренности и убедительности своим «космическо-дипломатическим» инициативам в отношении Советского Союза «Джей Эф Кей» стремился установить взаимодействие в космосе между СССР и США не в рамках неких глобальных и многосторонних проектов по исследованию внеземного пространства, а исключительно по линии двустороннего сотрудничества в области реализации конкретных проектов. Данный подход президента к взаимодействию с Советским Союзом отчетливо прослеживался даже в его знаменитом обращении к СССР через ООН, в котором содержалось приглашение объединить с США усилия для осуществления полета на Луну. В самом деле — почему нет? Ведь Советский Союз поставил перед собой такую же «лунную» цель, что и Соединенные Штаты, и так же, как и США, мобилизовал значительную часть интеллектуальных и экономических ресурсов для ее достижения. Президент полагал, что трудности, связанные с реализацией пилотируемой лунной программы, а также ее масштаб, убедят Кремль разделить бремя «лунопроходцев» с американцами.
В своем стремлении добраться до Луны совместно с Советским Союзом Кеннеди пришлось преодолевать сопротивление конгресса, «заболевшего» идеей «лунного первенства» больше, чем глава Белого дома, а также НАСА. Что касается аэрокосмического агентства, то помимо нежелания иметь головную боль, связанную с организацией общей работы советских и американских специалистов, была у него и еще одна причина, невольно породнившая НАСА с советским «космическим лобби» в своем негативном взгляде на идею сотрудничества. Если не жизнь, то во всяком случае процветание «главного штаба» американской космической программы во многом зависело от продолжения «космической гонки» с СССР.
А как же советское руководство? Сменило ли оно скепсис на благожелательство в своем отношении к инициативам Вашингтона? Вначале казалось, что да. Хрущев приветствовал избрание Кеннеди президентом и явно был настроен на поиск с ним общего языка по ряду ключевых проблем, разделявших СССР и США. Так почему бы не удовлетворить небольшую «прихоть» нового главы Белого дома? И вот создана «рабочая группа», состоявшая, правда, всего из двух членов — Благонравова и Драйдена. И даже каких-то конкретных соглашений им удалось достичь (в большинстве своем, увы, не реализованных). При этом, правда, лунная программа — «святая святых» и «секретная секретных» советской космонавтики, фактически осталась за бортом даже этих весьма ограниченных контактов. А еще по прошествии небольшого времени стало ясно — те же факторы с советской стороны, что препятствовали сотрудничеству во времена Хрущева-Эйзенхауэра, остались в силе и во времена Хрущева-Кеннеди. И хотя имеется ряд косвенных свидетельств того, что настрой Москвы и Вашингтона на сближение мог создать на грядущем саммите 1964 г. благоприятный политический фон для советско-американской экспедиции на Луну, убийство Кеннеди и отставка Хрущева через год после этого навсегда оставят подобную возможность в разряде предположений.