4. Корректировка второй пятилетки

Значительный материал для наблюдений по поводу реальных механизмов принятия важнейших политических решений даёт история утверждения второго пятилетнего плана (1933–1937 гг.)[328]. Существенная корректировка пропорций экономического развития — снижение темпов индустриального роста и демонстративное внимание к отраслям группы «Б», — провозглашённые в новом пятилетием плане, обстоятельства его утверждения на XVII съезде (слегка завуалированная перепалка между Орджоникидзе и Молотовым) давно заставляют исследователей усматривать в этих событиях некий политический подтекст. Особое внимание в этой связи уделяется В.М. Молотову и Г.К. Орджоникидзе, заявления которых на съезде используются как ещё один аргумент в пользу версии о двух противостоящих «фракциях» — радикалов (Молотов) и «умеренных» (Орджоникидзе)[329].

Как уже говорилось в предыдущей главе, в связи с нарастанием экономического кризиса руководство страны с середины 1932 г. предприняло попытки сокращения размеров капитальных вложений. На этой почве обострились традиционные противоречия между хозяйственными ведомствами, с одной стороны, и руководством Совнаркома, Госплана и Наркомата финансов, которые занимались распределением ресурсов, — с другой. В этих столкновениях просматривалась одна устойчивая тенденция: наркоматы старались получить максимум капиталовложений и более низкие планы производства, Госплан и Наркомат финансов, поддерживаемые руководством СНК, пытались урезать капитальные вложения и требовали большей отдачи от существующих производственных фондов. В очередной раз это произошло при утверждении второго пятилетнего плана.

Показатели новой пятилетки, разрабатываемой в Госплане, на протяжении 1932 г. неоднократно уменьшались, так как реальное положение советской экономики не оставляло надежд на продолжение политики форсированной индустриализации. В декабре 1932 г. в аппарате Куйбышева был подготовлен проект резолюции к пленуму ЦК партии, которому предстояло подвести итоги первой пятилетки и наметить задания на 1933 г. В первоначальном проекте резолюции, в частности, говорилось: «…Пленум Центрального Комитета считает нужным определить ежегодный рост продукции промышленности в следующем пятилетии в размере 12–16% вместо среднегодовых 20% в первой пятилетке»[330]. Проект резолюции рассматривался комиссией в составе Сталина, Молотова и Куйбышева, образованной решением Политбюро от 28 декабря 1932 г.[331]. В результате в проекте появился написанный Сталиным новый пункт «От первой ко второй пятилетке», в котором идея снижения темпов получила идеологическое обоснование. Первый вариант этого пункта в отличие от первоначального проекта резолюции содержал такой пассаж по поводу конкретных показателей прироста промышленной продукции: «а) среднегодовой прирост промышленной продукции для второй пятилетки должен быть запроектирован не 21–22%, как это имело место в первой пятилетке, а несколько меньше — примерно 14%». Сталин исправил последние слова: «примерно 13–14%»[332]. В таком виде эта цифра вошла в резолюцию, одобренную пленумом[333].

Опираясь на решения январского 1933 г. пленума, комиссия Госплана под руководством первого заместителя председателя Госплана В.И. Межлаука в мае 1933 г. предложила сократить среднегодовые темпы прироста промышленной продукции до 13 процентов, а производство чугуна в 1937 г. до Т5 млн. тонн[334]. В этом руководители Госплана пытались заручиться поддержкой Сталина. 28 мая 1933 г. Куйбышев и Межлаук обратились к нему с письмом, обосновывая целесообразность установления 15-миллионой отметки для чугуна и соответствующих показателей для стали и проката. Они доказывали, что ориентация на выплавку 18 млн. тонн чугуна, на чём настаивал НКТП, потребует дополнительных капиталовложений и предопределит ежегодный прирост продукции тяжёлой промышленности на 16 вместо 14 процентов, принятых пленумом. «Ввиду того, что выплавка 15,2 млн. т. чугуна и 11,6 млн. т. проката удовлетворяет потребности других отраслей при заданном темпе их роста и что эта проектировка достаточно напряжена с точки зрения нового оборудования, особенно в части стали и проката, Госплан просит разрешить вести дальнейшую работу над планом пятилетки на основе указанного лимита», — заключали своё письмо Куйбышев и Межлаук[335].

Следов какого-либо ответа на это обращение обнаружить не удалось. Но похоже, что инициатива руководства Госплана одобрена не была. В июне и июле 1933 г. обсуждения в Госплане исходили из 18-миллионного лимита по чугуну[336]. Эта же цифра была включена в директивы, представленные XVII съезду партии шестью месяцами позже.

Госплан, тем не менее, продолжал настаивать на понижении уровня капитальных вложений. В июне он предлагал довести инвестиции в 1933–1937 гг. до 97 млрд. руб. по сравнению со 135 млрд, руб., требуемыми наркоматами[337]. Это были самые низкие из когда-либо обсуждавшихся цифр. Они означали, что ежегодный уровень капиталовложений за пятилетку лишь немного превышал уровень 1933 г. Происхождение этих лимитов неизвестно. Скорее всего, они были намеренно занижены в Госплане ввиду предстоящего «торга» с наркоматами по поводу пятилетки. Действительно, на состоявшихся вскоре обсуждениях лимитов с представителями ведомств руководители Госплана признавали недостаточность капиталовложений и обещали увеличить их. Куйбышев, например, согласился расширить план капвложений по наркомлесу и наркомату путей сообщения[338].

Когда комиссии, которым поручалось согласовать разногласия с ведомствами, закончили свою работу, выяснилось, что лимиты по капитальным работам выросли до 120 млрд. руб. Эту новую цифру обсуждали на совещании под председательством Куйбышева 19 июля. Заместитель Куйбышева Г.И. Смирнов, подводя итоги обсуждения, говорил, что 120-миллиардная программа не обеспечена материальными ресурсами, в силу чего требуется её сокращение по крайней мере до 110 млрд.[339]. 26 июля новое совещание под председательством Куйбышева установило компромиссную «окончательную» цифру — 112,75 млрд. руб.[340]

В последующие три месяца шло неторопливое ознакомление с намётками пятилетнего плана. «Получил твои материалы к пятилетке, — сообщал с юга Молотов Куйбышеву 16 сентября 1933 г. — Кое-что успею посмотреть. Без сопроводительного текста трудно разобраться, а текст до меня дойдёт, видимо, только в Москве»[341]. Но 15 ноября Политбюро приняло решение о созыве в январе 1934 г. очередного съезда партии. Вторым пунктом повестки дня было намечено рассмотрение второго пятилетнего плана по докладам Молотова и Куйбышева[342]. Решения об основных параметрах плана нельзя было более откладывать.

Обсуждение тезисов докладов Молотова и Куйбышева на Политбюро было намечено на 20 декабря. В ходе подготовки и обсуждения тезисов лимиты пятилетки были существенно увеличены. Ежегодный прирост промышленной продукции устанавливался теперь на уровне 18% по сравнению с 13–14%, утверждёнными пленумом ЦК в январе 1933 г. План капитальных вложений был увеличен до 133 млрд. руб. по сравнению со 113 млрд., одобренными Госпланом в июле[343].

Новый проект был, очевидно, подготовлен на уровне Политбюро, возможно, самим Куйбышевым, без участия работников Госплана. 20 декабря, в день, когда Политбюро обсуждало новые предложения, один из руководящих работников Госплана Г.Б. Лауэр послал сердитое заявление Куйбышеву и Межлауку: «Считаю необходимым обратить Ваше внимание на то, — писал Лауэр, — что работа по уточнению плана второй пятилетки организована в Госплане абсолютно неудовлетворительно и не обеспечивает доброкачественных проектировок. Мы получили приказ, чтобы в один день проверить таблицы пятилетки и сдать исправленные. Кое-кто получил дополнительную информацию от тов. Гайстера об изменениях, внесённых Вами в первоначальный план. Эти изменения, однако, настолько серьёзны, что отражаются косвенно на всех отраслях и нельзя прямо исправлять таблиц, а нужно заново увязать проектировки каждого сектора (каждой отрасли) с народным хозяйством в целом. Насколько я понимаю, резко изменены темпы роста промпродукции (18 вместо 14%), изменено соотношение А и Б, резко повышены капиталовложения на конечный год (34 м. р. вместо 26 м. р.). Резко повышена продукция машиностроения. Это означает другой баланс стройматериалов, другой баланс металла, другую потребность в топливе и электроэнергии»[344]. Лауэр предлагал отсрочить доработку плана на несколько дней.

Фактически так и произошло. Новые лимиты были готовы к концу декабря. 31 декабря один из ответственных работников Госплана А.И. Гайстер доложил Сталину о предпринятых изменениях (черновик его записки сохранился в бумагах секретариата Куйбышева). «Согласно указаниям тов. Сталина, — писал Гайстер (это, кстати, позволяет с большой долей вероятности предположить, что увеличение лимитов было предпринято по инициативе Сталина. — О.Х.), — Госплан пересмотрел проектировки по некоторым отраслям НКТП для обеспечения увеличения втрое производства предметов широкого потребления как по лёгкой и пищевой промышленности, так и соответствующего увеличения производства предметов ширпотреба по НКТП, а также для увеличения снабжения НКПС подвижным составом». Новый проект, докладывал Гайстер, предусматривал увеличение инвестиций в лёгкую и пищевую промышленность, увеличение производства локомотивов и вагонов[345].

3 февраля 1933 г. Молотов и Куйбышев представили новую версию плана XVII съезду: среднегодовые темпы промышленного роста — 19%, инвестиции за пятилетие — 133,4 млрд. руб. На следующий день, 4 февраля, на утреннем заседании съезда возникла ситуация, которая уже неоднократно повторялась при рассмотрении пятилетних планов (и на XVI конференции в апреле 1929 г., и на XVII конференции в феврале 1932 г.): делегаты, отстаивая интересы своих регионов, стали требовать увеличения строительных программ. Вечером того же дня выступил Орджоникидзе. Он критиковал тех, кто требовал пересмотреть планы и заявил: «Если бы мы пошли сейчас по такой линии, чтобы всё то, что требуют наши области и республики, включать в план второй пятилетки, то из этого получилась бы не пятилетка, а что-то другое. (Голос: «Десятилетка».) Да, получилась бы десятилетка. Мы, товарищи, хотим иметь такую пятилетку, которая при огромнейшем напряжении сил и средств нашей страны была бы выполнена». Не дав делегатам опомниться, Орджоникидзе выдвинул «встречный план» — сократить среднегодовые темпы роста промышленности в целом с 18,9 до 16,5%. При этом (обратим на этот факт особое внимание) Орджоникидзе подчеркнул, что наметки по капитальным вложениям на пятилетку остаются прежними. Орджоникидзе сообщил также, что все эти поправки согласованы с другими членам Политбюро[346]. Вскоре после Орджоникидзе с предложениями о сокращении темпов развития отраслей выступили наркомы пищевой промышленности Микоян и лёгкой промышленности Любимов.

Подводя итоги обсуждения второго пятилетнего плана, Молотов оценил принятые решения о снижении темпов роста как проявление «большевистской осторожности, которая требует серьёзного учёта всей обстановки, в которой мы живём»[347]. Но при этом сделал заявление, из которого следовало, что темпы индустриального роста могут и должны повышаться, несмотря на одобренные лимиты пятилетки: «В наших годовых планах во второй пятилетке мы должны обеспечить не только выполнение, но и перевыполнение заданий второй пятилетки. Это должно быть отнесено и к текущему году второй пятилетки. Присоединяясь к предложению о 16,5% ежегодного прироста промышленной продукции на вторую пятилетку, мы должны сохранить полностью, не сокращая ни на один процент, ни на одну десятую процента принятое партией и правительством задание на 1934 г. — второй год пятилетки. А это задание, как известно, определялось в 19%. Это значит, что уже для 1934 г. мы берём повышенное против средних темпов пятилетки задание»[348].

Никаких документов, позволяющих выяснить, каким образом возникла «поправка Орджоникидзе», до сих пор выявить не удаётся. Однако наличные факты не позволяют рассматривать решение о снижении темпов как результат борьбы двух политических группировок, политического противостояния Молотова и Орджоникидзе. В контексте изложенных выше фактов о составлении пятилетнего плана съездовский эпизод можно рассматривать скорее как продолжение межведомственной борьбы вокруг пропорций производства и капитальных вложений. Нарушенный в результате значительного повышения темпов перед съездом компромисс между Госпланом и хозяйственными наркоматами был восстановлен. Наркоматы получили повышенные лимиты капиталовложений, за что боролись всегда, и более низкие задания по выпуску продукции. Иначе говоря, получая те же деньги, ведомства могли произвести за них меньше продукции. Трудно сказать, что больше подрывало наметившийся поворот к более умеренной экономической политике: попытки ли увеличить темпы экономического роста при высоком уровне капиталовложений, за которыми стояли СНК и Госплан (персонально Молотов), или восторжествовавший подход ведомств (в частности, Орджоникидзе) — снижение темпов роста при сохранении громадных капиталовложений. Во всяком случае, эти конкурирующие точки зрения однозначно невозможно отнести либо к умеренной, либо к радикальной и ещё труднее окрасить в политические цвета.

Что касается политики советского руководства в 1934 г. в целом, то она, как показывают вышеприведённые факты, определялась не коренной переменой взглядов и представлений Сталина, не влиянием на него фракции «умеренных» членов Политбюро (существование которой не подтверждается документами), не воздействием на Сталина Горького (как писал Б. Николаевский), а вполне определёнными реальностями социально-экономического развития страны. Политика, проводимая в годы первой пятилетки, привела к острейшему кризису. Развал экономики, голод, террор, затронувший значительную часть населения страны, ставили под вопрос само существование режима, лишали его экономической и социальной опоры. «Умеренный» курс был единственным способом стабилизировать ситуацию и предотвратить распад общества. Определённую роль играли также внешнеполитические расчёты советского правительства. Усиление угрозы германского фашизма заставляло Сталина маневрировать в отношениях с западноевропейскими странами, поддерживать идею «народных фронтов», а, значит, с особой силой демонстрировать международной общественности принципиальную разницу между фашизмом и коммунизмом, выставлять напоказ «демократические завоевания» советской власти.

Переориентация экономической, социальной, карательной политики, существенное изменение идеологических стандартов отражали преобладающие в стране настроения и интересы. При помощи очередного манёвра режиму удалось использовать потенциал этого почти всеобщего стремления к стабильности, «умеренности», «зажиточной» жизни и т.п. На этом держались все относительные успехи второй пятилетки. Причём «умеренный» курс имел для системы столь существенное значение, что в определённой мере его проведение в жизнь продолжалось и после убийства Кирова.