Что ждет медиа в будущем?

Демьян Кудрявцев

генеральный директор ИД «Коммерсант» с 2006 по 2012 год, founder at The Moscow Times

Чтобы ответить на этот вопрос, надо четко определять, что такое медиа, и какое будущее имеется в виду – 10 лет или 200? Потому что в этих разных будущих будут разные медиа, а постепенно и не будет никаких медиа вообще.

Если говорить о горизонте изменений в 10 лет, то мы увидим усиление тех процессов, которые идут сегодня, когда медиа становится все больше и больше, меняется соотношение медиапотребления и медиапроизводства. С годами медиапроизводителей становится все больше. В пушкинские времена у хорошего журнала было 500 читателей, но это была «вся Россия». 100 лет назад в мире были десятки журналов о физике, скажем, а тридцать лет назад их были сотни, посвященных отдельным аспектам и отраслям только этой науки. Все большая сегментация по все более мелким нишам, и как следствие – появление агрегаторов и сервисов вокруг медиа. Это происходит давно и будет происходить еще какое-то время.

У Станислава Лема в «Сумме технологии» есть концепция, которой я придерживаюсь, она утверждает, что сначала явление существует одно для всего сообщества, потом оно – одно для многих, потом одно для немногих, потом одно для каждого, потом много для каждого и потом явление меняет свои свойства и перестает быть тем, чем оно было, отдавая эти свойства другому явлению и процессу. Одни солнечные часы на площади или на башне. Часы в каждом богатом доме. Часы у каждого человека. Несколько часов у человека. Часы для разных целей. А потом часы отдают свою функцию другому предмету и как бы исчезают, растворяются в другом устройстве и понятии – в телефоне, компьютере и так далее. Так происходит и с медиа. От глашатая, зачитывающего царский указ на площади – одного для всех. Потом начинают издаваться газеты, журналы, потом их становится много, появляется интернет, где каждый человек смотрит уже тысячи сайтов. Медиа становится много для каждого. И этот процесс будет еще некоторое время продолжаться, после чего можно сказать, что медиа станут другими, что они исчезнут в известном нам виде. Смена этих фаз существования явления сама зависит и сопровождается и в свою очередь провоцирует технологические, социальные и культурные изменения в обществе.

Этот процесс происходит не только с медиа, он происходит и во многих технологических областях, и с человеком тоже. И если говорить не о 10, а о ближайших 100 годах, человек перестанет быть тем, кем мы его знаем сегодня. На заре идентичность была одна на все сообщество – племя, потом мы дробились на роды, на кланы, на семьи, уменьшались в единицах, дальше каждый из нас стал отдельной личностью, одновременно агрегируясь в нации и новые сообщества. А теперь – множеством личностей в одной: как сотрудник одно, как родитель другое, как участник ролевых игр третье и абсолютно иная личность в интернете на форуме, иногда с другим именем, внешностью и так далее. И это предвестник того, что рано или поздно человек перестанет находиться с собственной идентичностью в тех отношениях, в которых находится сейчас.

Есть еще важный тренд – отказ от посредничества. Он повсеместен, можно приводить много примеров. А посредничество одна из функций медиа. Мы живем в мире восприятий – событие происходит только тогда, когда его кто-то воспринял. Например, Тунгусский метеорит. Он же не падал бы, если бы об этом никто не знал. Газета стала посредником и донесла событие до тех, кто не мог это увидеть. Разъяснила его для тех, кто не мог его понять. Сегодня, если где-то падает Тунгусский метеорит, мы хотим увидеть видео с места события в прямом эфире. И мы хотим с этим взаимодействовать напрямую, то есть мы требуем не только информации, но и эмоции. Моментальная информация и ощущение присутствия и причастности провоцируют эмпатию. Медиа начинают конкурировать между собой за всю твою эмоцию, за все твое свободное время. Каждое из них перестает получать необходимую долю твоего внимания и, соответственно, теряет возможность заработать те деньги, на которых внимание спекулирует. Чем больше дробится рынок, тем меньше внимания и денег достается каждому игроку, тем больше проблем у индустрии в целом, несмотря на ее рост. Сочленение информационных медиа с развлекательными, с игровыми в рамках новых технологий, провозвестником которых является сегодняшний VR, позволит создавать медиа в реальном времени, в которых пользователь сначала будет определять развитие сторителлинга или сюжета, а дальше – непосредственно в нем участвовать. Знание переплетется не только с эмоцией, но и с действием.

В какой-то момент объем данных и их использование в нейронных сетях позволит создавать медиа, условно говоря, под любую аудиторию, ее идеологему и стилистику. Событие само по себе будет создавать свое медийное отображение, потому что так будет настроена новая технологическая инфраструктура и инфраструктура социума.

Это касается многих новостей, которые смогут создаваться сами из bigdata, из анализа перемещений людей, акций, на самом деле это уже происходит. Мнение ньюсмейкеров, их прямое осмысление событий, будет производиться еще долго, до тех пор пока человек и личность представляют из себя то, чем они являются сейчас. А это тоже поменяется. Как только наступит сингулярность, когда мы начнем обрабатывать и понимать бесконечное количество объемов данных, и сами эти данные будут рождать новые сущности, первая задача, которую они решат, это отрыв сознания от смертности, от тела, каким мы его знаем сегодня. Перенос сознания в другую среду, форму, на условную флешку. Мы сможем его просто транспортировать, и оно может продолжать функционировать в небелковой среде.

Какие в этот момент должны быть для него медиа? Если он может быть подключен ко всем носителям, включая все другие такие флешки? Представьте себе, что человек перестает быть индивидуумом, сохраняя способность быть индивидуумом, становится частью гигантской сети таких же индивидуумов. Зачем ему посредники? Зачем ему выбор как вынужденный фильтр? Единственным вопросом выбора становится «хочу – не хочу».

И кроме того, когда личность и способ мышления перестают быть привязаны к телу, то встает вопрос – а почему мы не можем себя копировать, чтобы нас было пять одновременно? Почему бы не сохранить себя на флешку, которая летит на Марс, и отдельно на ту, которая здесь? Тогда до точки Х у вас будут общие воспоминания, потом – разные, но личность-то одна и та же. И что с этим делать – мы не понимаем.

В тот момент у нас появится вторая точка рождения, когда воспоминания начнут мультиплицироваться. И какие медиа вам могут быть нужны в этот момент, какие данные, какие эмоции вы захотите испытать, если вы сами в состоянии генерить себе, образно говоря, любую эмоцию, вы сами становитесь медиа для себя! И произойдет это в какие-нибудь 200 лет.

В каком-то смысле для нас это вопрос выживания. Мы, вероятно, один из немногих видов на Земле, который осознает одновременно конечность известного нам пространства и возможную бесконечность времени. И мы по-прежнему белковый вид с инстинктом самосохранения, который ищет способ спастись, например, от гибели планеты. Солнце не вечно. Конечно, это произойдет не через 200 лет. Но если нам ничего по дороге не помешает, рано или поздно инстинкт самосохранения приведет нас к тому, что мы должны найти форму небелкового существования, и это энергетически более эффективно и технологически более близко, чем найти способ физически «улететь» из этой галактики в известном нам теле. Мы с детства хотели улететь на другую планету, это антологическое желание, и значит, мы улетим. Возможно, для этого должны быть мы не мы и планета не планета, и лететь надо не физически, а просто переслать свой файл, и там, на той планете, если нам по-прежнему будет нужна какая-то тактильная жизнь, мы захотим стать там осьминогами. Какая разница?

Речь идет об усовершенствовании вида на абсолютно новом уровне, вне существующих рамок телесности и известных сегодня знаковых систем. Я думаю, что 200–250 лет абсолютно достаточно, для того чтобы человек был годен к небелковому существованию, к какой-то цифровой, технологической форме существования, внутри которой медиа – это просто коммуникация между этими формами.

Мы уже находимся в начале процесса этих изменений. Через 50 лет мы сможем его предсказать с гораздо большей точностью. И от самого предсказания процесс начинает ускоряться. Потому что любым предсказанием мы ставим себе цель, на которую бросаются все ресурсы, и как только у нас становится бесконечное количество энергии, жизнеобеспечения и так далее, как только у нас исчезает дефицит, мы перестаем конкурировать за него и тратить деньги на эту войну. И прорывы последнего времени в деле генерации, хранения и распределения энергии – самое начало, но четко обозначающее этот вектор.

Даже того экономического ресурса, который есть сегодня, при правильном распределении, при отказе от войны за ресурсы вчерашнего типа (территории, полезные ископаемые и др.) хватит для того, чтобы победить рак, сделать любую трансплантацию, обеспечить нам это почти бесконечное существование, поэтому гораздо раньше – лет через 70 – могут появиться люди, которые этот период в 200 лет покроют своей жизнью. В каком-то смысле нынешние дети – это первое из последних поколений, которым понадобятся медиа, не только те, которые мы производим сегодня, но и те, которые мы можем сегодня себе представить.