ЗАДОНЩИНА
Слово о великом князе Дмитрии Ивановиче * и о брате его, князе Владимире Андреевиче * как победили супостата своего царя Мамая *
Князь великий Дмитрий Иванович со своим братом, князем Владимиром Андреевичем, и со своими воеводами был на пиру у Микулы Васильевича,* и сказал он: «Пришла к нам весть, братья, что царь Мамай стоит у быстрого Дона, пришел он на Русь и хочет идти на нас в Залесскую землю».
Пойдем, братья, в северную сторону — удел сына Ноева Афета,* от которого берет свое начало православный русский народ. Взойдем на горы Киевские, взглянем на славный Днепр, а потом и на всю землю Русскую. А после того посмотрим на земли восточные — удел сына Ноева Сима,* от которого пошли хинове* — поганые татары, басурманы.* Вот они-то на реке на Каяле* и одолели род Афетов. С той поры земля Русская невесела; от Калкской битвы* до Мамаева побоища тоской и печалью охвачена, плачет, сыновей своих поминая — князей, и бояр, и удалых людей, которые оставили дома свои, жен и детей, и все достояние свое, и, заслужив честь и славу мира этого, головы свои положили за землю за Русскую и за веру христианскую.
Стародавние дела и жалость Русской земли описал я по книжным сказаньям, а далее опишу жалость и похвалу великому князю Дмитрию Ивановичу и брату его, князю Владимиру Андреевичу.
Братья и друзья, сыновья земли Русской! Соберемся вместе, составим слово к слову, возвеселим Русскую землю, отбросим печаль в восточные страны — в удел Симов, и восхвалим победу над поганым Мамаем, а великого князя Дмитрия Ивановича и брата его, князя Владимира Андреевича, прославим! И скажем так: лучше ведь нам, братья, возвышенными словами вести этот рассказ про поход великого князя Дмитрия Ивановича и брата его, князя Владимира Андреевича, потомков святого великого князя Владимира Киевского.* Начнем рассказывать о их деяниях по делам и по былям. Вспомним давние времена, восхвалим вещего Бояна, искусного гусляра* в Киеве. Тот ведь вещий Боян, перебирая быстрыми своими перстами живые струны, пел, русским князьям славы: первую славу великому князю киевскому Игорю Рюриковичу,* вторую — великому князю Владимиру Святославичу Киевскому, третью — великому князю Ярославу Владимировичу.*
Я же помяну рязанца Софония* и восхвалю песнями, под звонкийг наигрыш гуслей, нашего великого князя Дмитрия Ивановича и брата его, князя Владимира Андреевича, потомков святого великого князя Владимира Киевского. Воспоем деяния князей русских, постоявших за веру христианскую!
А от Калкской битвы до Мамаева побоища сто шестьдесят лет.*
И вот князь великий Дмитрий Иванович и брат его, князь Владимир Андреевич, помолившись богу и пречистой его матери, укрепив ум свой силой, закалив сердца свои мужеством, преисполнившись ратного духа, урядили свои храбрые полки в Русской земле и помянули прадеда своего? великого князя Владимира Киевского.
О жаворонок, летняя птица, радостных дней утеха, взлети к синим небесам, взгляни на могучий город Москву, воспой славу великому князю Дмитрию Ивановичу и брату его, князю Владимиру Андреевичу! Словно бурей занесло соколов из земли Залесской в поле Половецкое!* Звенит слава по всей земле Русской: в Москве кони ржут, трубы трубят в Коломне,* бубны бьют в Серпухове,* стоят знамена русские у Дона великого на берегу.
Звонят колокола вечевые в Великом Новгороде, собрались мужи новгородские у храма святой Софии* и говорят так: «Неужто нам, братья, не поспеть на подмогу к великому князю Дмитрию Ивановичу?». И как только слова эти промолвили, уже как орлы слетелись. Нет, то не орлы слетелись — выехали посадники из Великого Новгорода* и с ними семь тысяч войска* к великому князю Дмитрию Ивановичу и брату егог князю Владимиру Андреевичу, на помощь.
К славному городу Москве съехались все князья русские и говорят таково слово: «У Дона стоят татары поганые, Мамай царь у реки Мечи, между Чуровом и Михайловом,* хотят реку перейти и с жизнью своей расстаться нам во славу».
И сказал князь великий Дмитрий Иванович: «Брат, князь Владимир Андреевич, пойдем туда, прославим жизнь свою, удивим земли, чтобы старые рассказывали, а молодые помнили! Испытаем храбрецов своих и реку Дон кровью наполним за землю Русскую и за веру христианскую!».
И сказал всем князь великий Дмитрий Иванович: «Братья и князья русские, гнездо мы великого князя Владимира Киевского! Не рождены мы на обиду ни соколу, ни ястребу, ни кречету, ни черному ворону, ни поганому этому Мамаю!».
О соловей, летняя птица, вот бы тебе, соловей, пеньем своим прославить великого князя Дмитрия Ивановича, и брата его князя Владимира Андреевича, и из земли Литовской двух братьев Ольгердовичей? Андрея и брата его Дмитрия,* да Дмитрия Волынского!* Те ведь — сыновья Литвы храбрые, кречеты в ратное время и полководцы прославленные, под звуки труб их пеленали, под шлемами лелеяли, с конца копья они вскормлены, с острого меча вспоены в Литовской земле.
Молвит Андрей Ольгердович своему брату: «Брат Дмитрий, два брата мы с тобой, сыновья Ольгердовы, а внуки мы Гедиминовы, а правнуки мы Сколомендовы.* Соберем, брат, любимых панов удалой Литвы, храбрых удальцов, и сами сядем на своих борзых коней и поглядим на быстрый Дон, напьемся из него шлемом воды, испытаем мечи свои литовские о шлемы татарские, а сулицы* немецкие о кольчуги басурманские!».*
И ответил ему Дмитрий: «Брат Андрей, не пощадим жизни своей за землю за Русскую и за веру христианскую и за обиду великого князя Дмитрия Ивановича! Уже ведь, брат, стук стучит и гром гремит в белокаменной Москве. То ведь, брат, не стук стучит, не гром гремит — то стучит могучая рать великого князя Дмитрия Ивановича, гремят удальцы русские золочеными доспехами и червлеными щитами.* Седлай, брат Андрей, своих борзых коней, а мои уже готовы — раньше твоих оседланы. Выедем, брат, в чистое поле и сделаем смотр своим полкам — сколько, брат, с нами храбрых литовцев. А храбрых литовцев с нами семьдесят тысяч латников. Уже ведь, брат, подули сильные ветры с моря к устьям Дона и Днепра, принесли грозные тучи на Русскую землю, из них выступают кровавые зарницы, а в них трепещут синие молнии. Быть стуку и грому великому на речке Непрядве,* меж Доном и Днепром, покрыться трупами человеческими полю Куликову, пролиться крови на реке Непрядве!».
Вот уже заскрипели телегп меж Доном и Днепром, идут хинове на Русскую землю! Набежали серые волки с устьев Дона и Днепра, воют, притаившись на реке Мече, хотят ринуться на Русскую землю. То не серые волки были — пришли поганые татары, хотят пройти войной всю Русскую землю.
Тогда гуси загоготали и лебеди крыльями заплескали. Нет, то не гуси загоготали и не лебеди крыльями заплескали — то поганый Мамай пришел на Русскую землю и воинов своих привел. А уже гибель их подстерегают крылатые птицы, паря под облаками, вороны неумолчно грают, а галки по-своему говорят, орлы клекочут, волки грозно воют, а лисицы брешут, кости чуя.
Русская земля, ты теперь как за царем за Соломоном побывала.*
А уже соколы и кречеты* и белозерские ястребы рвутся с золотых колодок из каменного города Москвы, обрывают шелковые путы,* взвиваясь под синие небеса, звоня золочеными колокольчиками* на быстром Дону, хотят напасть на несчетные стада гусиные и лебединые, — то богатыри и удальцы русские хотят напасть на великие силы поганого царя Мамая.
Тогда князь великий Дмитрий Иванович вступил в золотое свое стремя, сел на своего борзого коня, и взял свой меч в правую руку, и помолился богу и пречистой его матери. Солнце ему ясно на востоке сияет и путь указует, а Борис и Глеб молитву возносят за сродников своих.*
Что шумит, что гремит рано пред рассветом? То князь Владимир Андреевич делает смотр полкам и ведет их к великому Дону. И молвил
он брату своему, великому князю Дмитрию Ивановичу: «Не поддавайся, брат, поганым татарам — ведь поганые уже поля русские топчут и вотчину нашу отнимают!».
И сказал ему князь великий Дмитрий Иванович: «Брат Владимир Андреевич! Два брата мы с тобой, а внуки мы великого князя Владимира Киевского. Воеводы у нас назначены — семьдесят бояр, и отважные князья белозерские Федор Семенович, да Семен Михайлович,* да Микула Васильевич, да оба брата Ольгердовичи, да Дмитрий Волынский, да Тимофей Волуевич,* да Андрей Серкизович,* да Михайла Иванович,* а воинов с нами — триста тысяч латников. А воеводы у нас мужественные, а дружина в боях испытанная, а кони под нами борзые, а доспехи на нас золоченые, а шлемы черкасские, а щиты московские, а сулицы немецкие, а кинжалы фряжские,* а мечи булатные; а пути им известны, а переправы для них наведены, и все единодушно готовы головы свои положить за землю за Русскую и за веру христианскую. Словно живые, трепещут стяги,* жаждут воины себе чести добыть и имя свое прославить».
Уже ведь те соколы и кречеты, белозерские ястребы, за Дон скоро перелетели и ударили по несметным стадам гусиным и лебединым. То ведь были не соколы и не кречеты — то обрушились русские князья на силу татарскую. И ударили копья каленые* о доспехи татарские, загремели мечи булатные о шлемы хиновские на поле Куликовом, на речке Непрядве.
Черна земля под копытами, костями татарскими поля усеяны, а кровью их земля полита. Это сильные рати сошлись вместе и затоптали холмы и луга, а реки и потоки и озера замутились. Кликнул Див* в Русской земле, велит послушать грозным землям. Понеслась слава к Железным Воротам,* и к Орначу,* к Риму, и к Кафе* по морю, и к Тырнову,* а оттуда к Царьграду* на похвалу русским князьям: Русь великая одолела рать татарскую на поле Куликовом, на речке Непрядве.
На том поле грозные тучи сошлись, а из них беспрерывно сверкали молнии и гремели громы великие. То ведь сошлись русские сыны с погаными татарами за свою великую обиду. Это сверкали доспехи золоченые, и гремели князья русские мечами булатными о шлемы хиновские.
А бились с утра до полудня в субботу на Рождество святой богородицы.* 1
Не туры взревели у Дона великого на поле Куликовом. То ведь не туры побиты у Дона великого, а посечены князья русские и бояре и1 воеводы великого князя Дмитрия Ивановича. Полегли побитые погаными! татарами князья белозерские, Федор Семенович и Семен Михайлович, да Тимофей Волуевич, да Микула Васильевич, да Андрей Серкизович, да! Михайло Иванович и много иных из дружины. 1
Пересвета* чернеца, брянского боярина, на место суженое привели.*, II сказал Пересвет чернец великому князю Дмитрию Ивановичу: «Лучше | нам убитыми быть, нежели в плен попасть к поганым татарам!». Поска-кивает Пересвет на своем борзом коне, золочеными доспехами посвечивает, а уже многие лежат посечены у Дона великого на берегу.
В такое время старому человеку следует помолодеть, а удалым людям мужество свое испытать. И говорит Ослябя чернец* своему брату Пересвету старцу: «Брат Пересвет, вижу на теле твоем раны тяжкие, уже, брат, лететь голове твоей на траву ковыль, а сыну моему Якову* лежать на зеленой ковыль-траве на поле Куликовом, на речке Непрядве за веру христианскую, и за землю Русскую, и за обиду великого князя Дмитрия Ивановича».
И в ту пору на Рязанской земле около Дона ни пахари, ни пастухи в поле не кличут, лишь вороны часто каркают над трупами человеческими, страшно и жалостно было это слышать тогда; и трава кровью залита была, а деревья от печали к земле склонились.
Запели птицы жалостные песни — восплакали все княгини и боярыни и все воеводские жены по убитым. Жена Микулы Васильевича Марья рано поутру плакала на забралах* стен московских, так причитая: «О Дон, Дон, быстрая река, прорыл ты каменные горы и течешь в землю Половецкую. Принеси на своих волнах моего господина Микулу Васильевича ко мне!». А жена Тимофея Волуевича Федосья тоже плакала, так причитая: «Вот уже радость моя пропала в славном городе Москве, и уже не увижу своего государя Тимофея Волуевича живым!». А Андреева жена Марья* да Михайлова жена Аксинья* на рассвете причитали: «Вот уже для нас обеих солнце померкло в славном городе Москве, домчались к нам с быстрого Дона горестные вести, неся великую беду: повержены наши удальцы с борзых коней на суженом месте на поле Куликовом, на речке Непрядве!».
А уже Див кличет под саблями татарскими, а русским богатырям быть израненными.
Щуры* запели жалостные песни в Коломне на забралах городских стен на рассвете в воскресенье, в день Акима и Анны.* То ведь не щуры рано запели жалостные песни — восплакали жены коломенские, причитая так: «Москва, Москва, быстрая река, зачем унесла ты мужей наших от нас в землю Половецкую?». Так говорили они: «Можешь ли ты, господин князь великий, веслами Днепр загородить, а Дон шлемами вычерпать, а Мечу-реку трупами татарскими запрудить? Замкни, государь князь великий, Оке-реке ворота, чтобы больше поганые татары к нам не ходили. Уже ведь мужья наши побиты на войне».
В тот же день, в субботу, на Рождество святой богородицы разгромили христиане полки поганых на поле Куликовом, на речке Непрядве.
И, громко кликнув клич, ринулся князь Владимир Андреевич со своей ратью на полки поганых татар, золоченым шлемом посвечивая. Гремят мечи булатные о шлемы хиновские.
И восхвалил он брата своего, великого князя Дмитрия Ивановича: «Брат Дмитрий Иванович, в злое горькое время ты нам крепкий щит. Не останавливайся, князь великий, со своими великими полками, не потакай крамольникам! Уже ведь поганые татары поля наши топчут и
храброй дружины нашей много побили — столько трупов человеческих, что борзые кони не могут скакать: в крови по колено бродят. Жалостно ведь, брат, видеть столько крови христианской. Не задерживайся, князь великий, со своими боярами».
И сказал князь великий Дмитрий Иванович своим боярам: «Братья, бояре и воеводы и дети боярские, здесь ваши московские сладкие меды и великие места! Тут-то и добудьте себе места и женам своим. Тут, братья, старый должен помолодеть, а молодой честь добыть».
И воскликнул князь великий Дмитрий Иванович: «Господи боже мой, на тебя уповаю, да не будет на мне позора никогда, да не посмеются надо мной враги мои!*». И помолился он богу и пречистой его матери и всем святым, и прослезился горько, и утер слезы.
И тогда как соколы стремглав полетели на быстрый Дон. То ведь не соколы полетели — поскакал князь великий Дмитрий Иванович со своими полками за Дон, со всею силою. И сказал: «Брат князь Владимир Андреевич, тут, брат, изопьем медовые чары круговые, нападем, брат, своими полками сильными на рать татар поганых».
И начал тогда князь великий наступать. Гремят мечи булатные о шлемы хиновские. Поганые прикрыли головы свои руками своими. И вот поганые бросились вспять. Ветер ревет в стягах великого князя Дмитрия Ивановича, поганые бегут, а русские сыны широкие поля кликом огородили и золочеными доспехами осветили. Уже встал тур на бой!
Тогда князь великий Дмитрий Иванович и брат его, князь Владимир Андреевич, полки поганых вспять повернули и начали их бить и сечь беспощадно, тоску на них наводя. И князья их попадали с коней, а трупами татарскими поля усеяны, и кровью их реки потекли. Тут рассыпались поганые в смятении и побежали непроторенными дорогами в лукоморье, скрежеща зубами и раздирая лица свои, так приговаривая: «Уже нам, братья, в земле своей не бывать, и детей своих не видать, и жен своих не ласкать, а ласкать нам сырую землю, а целовать нам зеленую мураву, а в Русь войной нам не хаживать и даней нам у русских яе прашивать».* Вот уже застонала земля татарская, бедами и горем наполнившись; пропала охота у царей и князей их на Русскую землю ходить. Уже ведь веселье их кончилось.
Теперь уже русские сыновья захватили татарские узорочья, и доспехи, и коней, и волов, и верблюдов, и вина, и сахар, и дорогие убранства, парчу* и шелка везут женам своим. И вот уже русские жены забряцали татарским золотом.
Уже по Русской земле разнеслось веселье и ликованье. Преодолела слава русская хулу поганых. Уже низвергнут Див на землю, а сила и слава великого князя Дмитрия Ивановича и брата его, князя Владимира Андреевича, по всем землям пронеслись. Стреляй, князь великий, по всем землям, рази, князь великий, со своей храброй дружиной поганого Мамая хииовина за землю Русскую, за веру христианскую. Уже поганые оружие свое побросали, а головы свои склонили под мечи русские. И трубы их не трубят, и приуныли голоса их.
И метнулся поганый Мамай от своей дружины серым волком и прибежал к Кафе-городу. И молвили ему фряги:* «Что же это ты, поганый Мамай, заришься на Русскую землю? Ведь побила теперь тебя орда Залесская.* Далеко тебе до Батыя-царя:* у Батыя-царя было четыреста тысяч латников, и полонил он всю Русскую землю от востока и до запада. Наказал тогда бог Русскую землю за ее согрешения. И ты пришел на Русскую землю, царь Мамай, с большими силами, с девятью ордами и семьюдесятью князьями. А ныне ты, поганый, бежишь сам-девять в лукоморье, не с кем тебе зиму зимовать в поле. Видно, тебя князья русские крепко попотчевали: нет с тобой ни князей, ни воевод! Видно, сильно упились* у быстрого Дона на поле Куликовом, на траве ковыле! Беги-ка ты, поганый Мамай, от нас за темные леса!».
Как милый младенец у матери своей, земля Русская: его мать ласкает, а за баловство розгой сечет, а за добрые дела хвалит. Так и господь бог помиловал князей русских, великого князя Дмитрия Ивановича и брата его, князя Владимира Андреевича, меж Доном и Днепром, на поле Куликовом, на речке Непрядве.
И стал великий князь Дмитрий Иванович со своим братом, с князем Владимиром Андреевичем, и с остальными своими воеводами на костях* на поле Куликовом, на речке Непрядве. Страшно и горестно, братья, было в то время смотреть: лежат трупы христианские, словно сенные стога у Дона великого на берегу, а Дон-река три дня кровью текла. И сказал князь великий Дмитрий Иванович: «Сосчитайтесь, братья, скольких у нас воевод нет и скольких молодых людей недостает».
Тогда отвечает Михайло Александрович,* московский боярин, князю Дмитрию Ивановичу: «Господин князь великий Дмитрий Иванович! Нет, государь, у нас сорока бояр московских, двенадцати князей белозерских, тридцати новгородских посадников, двадцати бояр коломенских, сорока бояр серпуховских, тридцати панов литовских, двадцати бояр переяславских, двадцати пяти бояр костромских, тридцати пяти бояр владимирских, пятидесяти бояр суздальских, сорока бояр муромских, семидесяти бояр рязанских, тридцати четырех бояр ростовских, двадцати трех бояр дмитровских, шестидесяти бояр можайских, тридцати бояр звенигородских, пятнадцати бояр угличских. А посечено безбожным Мамаем двести пятьдесят и три тысячи. И помиловал бог Русскую землю, а татар пало бесчисленное множество».
И сказал князь великий Дмитрий Иванович: «Братья, бояре и князья и дети боярские, суждено вам то место меж Доном и Днепром, на поле Куликовом, на речке Непрядве. Положили вы головы свои за святые церкви, за землю за Русскую и за веру христианскую. Простите меня, братья, и благословите в этом веке и в будущем. Пойдем, брат, князь Владимир Андреевич, в свою Залесскую землю к славному городу Москве и сядем, брат, на своем княжении, а чести мы, брат, добыли и славного имени!».
Богу нашему слава.
О великом побоище, которое было на Дону.
В том же году безбожный нечестивый ордынский князь, Мамай* поганый, собрав многочисленные рати и всю землю Половецкую* и Татарскую, и еще рать наняв из фрягов и черкесов и ясов,* пошел со всеми этими силами на великого князя Дмитрия Ивановича* и на всю землю Русскую. И когда наступил август, пришло из Орды* известие к великому князю Дмитрию Ивановичу, что поднимается рать татарская, поганые племена измаильтянские,* на христиан. И Мамай нечестивый, люто гневаясь на великого князя Дмитрия за то, что были убиты его друзья, любимцы и князья на реке Воже,* выступил с великой силой, стремясь пленить землю Русскую. Услышал это великий князь Дмитрий Иванович и, собрав много воинов, пошел против врагов, чтобы защитить свою вотчину, постоять за святые церкви и за правоверную веру христианскую и за всю Русскую землю. И когда переправился он через Оку, пришли к нему еще другие вести, поведали ему, что Мамай расположился за Доном, стоит в поле и ждет к себе на помощь Ягайла * с литовскими ратями.
Князь же великий пошел за Дон, и было здесь поле чистое и очень большое, и тут стояли поганые половцы,* татарские полки, в поле чистом, около устья Непрядвы* реки. И тогда приготовились к битве те и другие и устремились в бой, и сошлись вместе обе силы, и была долгой брань беспощадная и сеча жестокая. Весь день сражались, и пало мертвых с обеих сторон бесчисленное множество. И помог бог князю вели-! кому Дмитрию Ивановичу, а Мамаевы поганые полки побежали, а наши I устремились за ними, избивая и рубя поганых без милости. Ведь бог не-] видимой силой устрашил сынов агарянских,* и побежали они, обратив тыл свой под удары, и многие поражены были оружием, а другие в реке] утонули. И гнали их до реки до Мечи* и там множество их перебили, а другие иноплеменники, гонимые гневом божиим и охваченные страхом, j бросились в воду и потонули. А Мамай с небольшой дружиной убежал в свою землю Татарскую.
Произошло это побоище в восьмой день месяца сентября, на Рождество святой богородицы, в субботу, до обеда.
И тут в схватке убиты были: князь Феодор Романович Белозерский, сын его князь Иван Феодорович,* Семен Михайлович,* Микула Васильевич,* Михайла Иванович Окинфович,* Андрей Серкизов,* Тимофей Волуй,* Михайла Бренков,* Лев Морозов,* Семен Мелик,* Александр Пересвет* и многие другие.
Князь же великий Дмитрий Иванович с остальными князьями русскими, и с воеводами, и с боярами, и с вельможами, и с уцелевшими полками русскими, став на костях, поблагодарил бога и похвалил похвалами дружину свою, которая крепко билась с иноплеменниками и твердо за него сражалась, и мужественно встала и отстояла, с божьей помощью* веру христианскую.
И возвратился он оттуда в Москву, в свою вотчину с победой великой, одолев в сражении, победив врагов своих. И многие воины его возрадовались, так как захватили богатую добычу: пригнали с собою большие стада коней, верблюдов и волов, которых невозможно сосчитать, принесли и доспехи, и одежды, и разное добро.
Тогда поведали князю великому, что князь Олег Рязанский* послал Мамаю на помощь свою силу и на реках разрушил мосты. За это князь великий хотел на Олега послать рать свою. И тут внезапно, в это самое время, приехали к нему бояре рязанские и рассказали ему, что князь Олег бросил свою землю и сам убежал и с княгинею, и с детьми, и с боярами, и с советниками своими. И молили рязанцы великого князя, чтобы он на них рати не посылал, а сами били ему челом и заключили с ним договор. Князь же великий послушал их и принял челобитье их, не пренебрег их просьбой, рати на них не послал, а сам пошел в свою землю, а на рязанское княжество посадил своих наместников.
Тогда же и Мамай с немногими убежал с Донского побоища и прибежал в свою землю с небольшой дружиной. И, видя себя разгромленным, и посрамленным, и поруганным, снова разгневался, впал в неистовство, разъярился и встревожился и, собрав остатки своего войска, опять захотел пойти изгоном на великого князя Дмитрия Ивановича и на всю Русскую землю. И когда он это задумал, пришла к нему весть, что идет на него некий царь с Востока, из Синей Орды* — Тохтамыш. Мамай же с той ратью, которую он приготовил на нас, пошел против него, и встретились они на Калке.* Мамаевы же князья, сойдя с коней своих, билк челом царю Тохтамышу и поклялись ему по законам своей веры, и составили в том клятвенную запись, и подчинились ему, а Мамая оставили поруганным.
Мамай же, увидев это, бежал без промедления со своими советниками и с единомышленниками. Царь же Тохтамыш послал за ним в погоню воинов своих, и они убили Мамая. А сам Тохтамыш пошел и захватил орду Мамаеву, и царпц его, и казну его, и улус* его весь взял, и богатство Мамаево раздал дружине своей. И оттуда послов своих отправил на Русскую землю к князю великому Дмитрию Ивановичу и ка всем — князьям русским, извещая их о своем приходе и рассказывая, как он воцарился, как супротивника своего и их врага Мамая победил, а сам пошел и сел на царстве Волжском. Князья же русские послов его отпустили с честью и с дарами, а сами той же зимой и весной, вслед за послами, отправили каждый своих килпчеев* со многими дарами к царю Тохтамышу.
О побоище, которое было на Дону, и о том, как князь великий бился с Ордою
Той же осенью пришел ордынский князь Мамай* с единомышленниками своими и со всеми другими князьями ордынскими и со всей силой татарской и половецкой, и кроме того еще рати нанял: басурман, и армян, и фрягов, черкесов, и ясов, и буртасов.* А с Мамаем вместе, в союзе с ним, и литовский князь Ягайло* со всею силой литовской и ляшской, и с ними же заодно и Олег Иванович, князь рязанский,* с этими своими сообщниками, пошел на великого князя Дмитрия Ивановича* и на брата его, Владимира Андреевича.* Но человеколюбивый бог хотел спасти и освободить род христианский молитвами пречистой своей матери от рабства измаильтян,* от поганого Мамая и от союзников его — нечестивого Ягайла и льстивого и лживого Олега Рязанского, который не соблюл своего христианства. Ожидает его ад и дьявол в день великого суда господнего.
Окаянный же Мамай, возгордившись и возомнив себя царем,* начал собирать совет нечестивый, призвав к себе темников* своих, князей поганых. И сказал он им: «Пойдем на русского князя и на всю силу русскую, как при Батые* было, — христианство искореним и церкви божии спалим, и кровь их прольем, и обычаи их уничтожим». Нечестивый люто гневался из-за того, что были убиты его друзья, любимцы и князья на реке на Воже.* И начал решительно и поспешно силы свои собирать и в ярости пошел с многочисленным войском, чтобы пленить христиан. И двинулись тогда все племена татарские.
И начал Мамай посылать в Литву, к поганому Ягайлу, и к льстивому слуге сатаны, сообщнику дьявола, отлученному от сына божия, омраченному тьмою греховною и не желающему слышать голоса разума, Олегу Рязанскому, прислужнику басурманскому, лукавому сыну. Как сказал Христос: «От нас отошли и на нас ополчились».* И заключил старый злодей Мамай нечестивый уговор с поганой Литвой и с душегубцем Олегом, чтобы соединиться им против благоверного князя у реки Оки на Семенов в день.* Душегубец же Олег начал зло к злу присовокуплять: стал посылать к Мамаю и к Ягайлу своего боярина единомыш-.ленника Енифана Кореева, антихристова предтечу, призывая их прийти точно в назначенный срок и, как договорились, стать у Оки с трехглавыми зверями сыроядцами,* чтобы кровь пролить.
Враг и изменник Олег! Надеешься выгоду получить, а не ведаешь того, что меч божий острится на тебя! Как сказал пророк: «Оружие извлекли грешники и натянули лук, чтобы во мраке застрелить праведников, и оружие их вонзится в их же сердца, и луки их сломаются».*
И наступил месяц август, дошли пз Орды известия и до христолюбивого князя, что поднимаются на христиан измаильтянские племена. Олег же, совсем отступивший от христианской веры из-за союза с погаными, послал к князю Дмитрию весть обманную: «Мамай идет со всем своим царством в мою землю Рязанскую на меня и на тебя. Да будет тебе известно и то, что идет на тебя литовский Ягайло со всею силою своею». Князь же Дмитрий, услышав в невеселое это время, что идут на него все царства, творящие беззаконие, сказал: «Еще наша рука высока!». Пошел он в соборную церковь матери божьей, Богородицы, и, проливая слезы, начал молиться: «О господи, ты — всемогущий и всесильный, крепкий в битвах, воистину ты царь славы, сотворивший небо и землю, помилуй нас молитвами пресвятой твоей матери, не оставь нас в беде. Ты ведь бог наш, а мы люди твои, простри руку свою свыше и помилуй нас, посрами врагов наших и оружие их притупи. Велик ты, господи, кто может противиться тебе? Помяни, господи, милость свою, которую ты от века изливаешь на род христиан.* О, многоименитая дева, госпожа, царица небесных чинов, вечная повелительница всей вселенной и кормительница всей жизни человеческой, простри, госпожа, руки свои пречистые, которыми ты носпла бога, воплотившегося от тебя, не отвергай христиан сих, избавь нас от сыроядцев этих и помилуй меня!».
Восстав от молитвы, вышел он из церкви и послал за братом своим Владимиром и за всеми князьями русскими и за воеводами великими. И сказал он брату своему Владимиру и всем князьям русским и воеводам: «Пойдем против этого окаянного и безбожного, нечестивого и мрачного сыроядца Мамая за православную веру христианскую, за святые церкви, и за всех младенцев и старцев, и за всех христиан нынешних и будущих; возьмем с собою скипетр царя небесного, непобедимую победу, и восприимем тем Авраамову доблесть». И призвал он бога и сказал: «Господи, услышь мольбу мою о помощи! Боже, на помощь приди мне! Пусть покроются враги наши стыдом и срамом* и узнают, что имя твое — господь, что ты един вышний во всей земле».
И, соединившись со всеми князьями русскими и собрав всю силу, без промедления пошел он из Москвы против врагов, желая защитить свою вотчину, и пришел в Коломну* и собрал воинов своих сто тысяч и пятьдесят тысяч, и то без полков княжеского и воевод поместных. И от начала мира не бывало такой силы русских князей и воевод поместных, как при этом князе. Было всей силы и всех' ратей числом с полтораста тысяч или с двести. И к этому еще приспели издалека в ту смутную годину великие князья Ольгердовичи* поклониться и послужить: князь
Андрей Полоцкий с псковичами да брат его князь Дмитрий Брянский со всеми своими мужами.
В это время Мамай стал за Доном, возносясь и гордясь и гневаясь, и стоял так со всем царством своим три недели. И вот пришла к князю. Дмитрию новая весть. Поведали ему, что Мамай за Доном, собрав силы* и стоит в поле, ожидая к себе на помощь Ягайла с литовцами, чтобы, когда соберутся вместе, одержать общую победу.
И начал Мамай посылать к князю Дмитрию и дань просить, как было при Чанибеке царе,* а не по своему соглашению. Христолюбивый же князь, не желая кровопролития, согласился Мамаю дань дать по христианской силе и по своему соглашению, как с ним договорился. Мамай же не захотел этого в своей гордыне, ожидая своего нечестивого сообщника литовского. Олег же, изменник наш, присоединившийся к зловерному и поганому Мамаю и нечестивому Ягайлу, начал Мамаю дань давать и силу свою посылать к нему на князя Дмитрия.
И когда узнал князь Дмитрий об обмане лукавого Олега, кровопийцы христианского, нового Иуды-предателя, поднявшегося на своего владыку* вздохнул он из глубины сердца своего и сказал: «Господи, замыслы неправедных разрушь, а зачинающих войны погуби. Не я начал кровь проливать христианскую, но он, Святополк новый. Воздай же ему, господи, в семижды семь раз больше, ибо во тьме он пребывает и забыл благодать твою. Заострю, как молнию, меч мой, и пусть свершит суд рука моя, отомщу врагам и ненавидящим меня отомщу и напою стрелу мою кровью их, чтобы не говорили неверные: „Где же бог их?“.* Отврати* господи, лицо свое от них и покажи им, господи, весь гнев свой наконец, так как род их развращен и нет в них веры в тебя, господи, и пролей на них гнев свой, господи, на народы, которые не признают тебя, господи* и имени твоего святого не призывают. Какой бог более велик, чем бог наш? Ты бог, творящий чудеса, — един!».*
И, окончив молитву, пошел он в церковь Пречистой к епископу Герасиму* и сказал ему: «Благослови меня, отче, пойти против окаянного этого сыроядца Мамая, и нечестивого Ягайла, и изменника нашего Олега, отступившего от света во тьму». Святитель же Герасим благословил князя и всех воинов его на поход против нечестивых агарян.
И пошел князь Дмитрий из Коломны с великой силой против безбожных татар 20 августа, уповая на милосердие божие и на пречистую его матерь богородицу, на приснодеву Марию, призывая на помощь честной крест. И, пройдя свою вотчину и великое свое княжество, стал на Оке около устья реки Лопасни,* перехватывая вести о поганых. Тут догнали князя Дмитрия Владимир, брат его, и великий его воевода Тимофей Васильевич* и все остальные воины, что были оставлены в Москве.
И начали переправляться через Оку за неделю до Семенова дня,* в день воскресный. Переехав за реку, вошли в землю Рязанскую. А сам князь в понедельник переправился со своим двором, а в Москве оставил воевод своих у великой княгини у Евдокии,* а у сыновей своих, у Василия, и у Юрия, и у Ивана,* — Федора Андреевича.*
И когда услыхали в городе Москве, и в Переяславле, и в Костроме, и во Владимире, и во всех городах великого князя и всех князей русских, что пошел за Оку князь великий, то была в городе Москве печаль великая, и во всех концах города поднялся плач горький и вопли и рыдания, и казалось, будто Рахиль рыдает горько:* оплакивали жены русские детей своих, рыдая в голос и захлебываясь слезами, не в силах сдержаться, потому что пошли те с великим князем за всю землю Русскую на острые копья. Да и кто не погорюет из-за рыдания женщин этих и горького их плача? Каждая в душе своей говорила: «Увы мне, бедные наши дети! Лучше бы нам было, если бы мы вас не родили, тогда не страдали и не печаловались бы мы из-за гибели вашей. Почему виноваты мы в погибели вашей?».
Великий же князь пришел к реке к Дону за два дня до Рождества святой богородицы.* И тогда подоспела грамота от преподобного игумена Сергия* — от святого старца благословение. В ней же написано благословение, призывающее великого князя биться с татарами: «Господин, иди на врага, да поможет тебе бог и святая богородица». Князь же сказал: «Эти на колесницах, а эти на конях, мы же во имя господа бога нашего призовем:* даруй мне, господи, победу над супостатами и помоги мне, оружием креста низложи врагов наших, ведь, уповая на тебя, побеждаем мы, прилежно молясь пречистой матери твоей». И, сказав так, начал полки расставлять и велел всем облачиться в одежды праздничные, как подобает великим ратникам, а воеводы вооружили свои полки. И подошли к Дону, и стали тут, и долго совещались, ибо одни говорили: «Иди, князь, за Дон», а другие советовали: «Не ходи, потому что умножились враги наши — не только татары, но и литовцы и рязанцы».
Мамай же, узнав о приходе князя Дмитрия к Дону и видя побитых своих воинов, разъярился взором и помутился умом и распалился лютой яростью, словно змея какая-то, дышащая гневом. И воскликнул Мамай: «Выступайте, силы мои бесчисленные и власти и князья. Пойдем и станем у Дона против князя Дмитрия и будем ждать прихода сообщника нашего Ягайла с его силой».
Когда князь услыхал о похвальбе Мамая, то сказал: «Господи, не повелел ты в чужие пределы вступать, и я, господи, не преступил этой заповеди. Этот же, господи, подкрался, как змей к гнезду; окаянный Мамай, нечестивый сыроядец, на христианство дерзнул, кровь мою желая пролить, и всю землю осквернить, и святые божии церкви разорить». И сказал он: «Что такое великое свирепство Мамаево? Как некая ехидна, брызжущая ядом и из неведомой пустыни приползшая, пожрать нас хочет. Не предай же меня, господи, сыроядцу этому Мамаю. Покажи мне славу своего божества, владыка. Где ангельские лики? Где херувимское предстояние? Где серафимов шестикрылых служение? Пред тобой трепещет вся тварь, тебе поклоняются небесные силы, ты солнце и луну сотворил и землю украсил всеми красотами,* яви мне, боже, славу свою, и ныне, господи, обрати печаль мою в радость и помилуй меня, как помиловал ты слугу своего Моисея, в горести души возопившего к тебе, и столпу огненному повелел идти пред ним, и морские глубины в сушу превратил, как владыка истинный господь страшное возмущение в тишину превратил».* И, произнеся это все, брату своему и всем князьям и воеводам великим сказал он: «Приспело, братья, время битвы нашей; и наступил праздник царицы Марии, матери божьей, богородицы, и всех небесных чинов госпожи и всей вселенной — честное ее Рождество. Если останемся живы, — мы в руках господа, если же умрем за мир сей, — мы в руках господа».
И приказал он мосты мостить через Дон и бродов искать той же ночью, в канун Рождества пречистой матери божьей, богородицы. На другой день в субботу рано утром, восьмого сентября в самый праздник — Госпожин день,* когда стало всходить солнце, была великая тьма по всей земле: стоял туман с утра и до третьего часа.* И повелел господь тьме отступить и пришествие света даровал. Князь же подготовил к бою свои полки великие, и все его князья русские свои полки к бою подготовили, и великие его воеводы облачились в одежды воинские. И отверзлись запоры смертные, задрожала земля, охватил ужас воинов, собравшихся издалека, с востока и запада. Пошел гул земной за Дон, в дальние концы земли, и, лютый и страшный, стремительно перекатился он через Дон, так что и основание земли заколебалось от множества сил.
И когда князь перешел за Дон в поле чистое, в Мамаеву землю, на устье Непрядвы,* то один господь бог вел его, не был ему бог чужд. О, крепкая и твердая дерзость мужества! О, как не испугался, не устрашился такого множества вражеских воинов? Ведь поднялись на него три земли, три рати: первая — татарская, вторая — литовская, третья — ря-зянская. И все же всех их не испугался, нисколько не устрашился, но, верою в бога вооружившись, и силою креста честного укрепившись, и молитвами пресвятой богородицы оградившись, богу помолился, так говоря: «Помоги мне, господи боже мой, и спаси меня милости твоей ради, видишь, как враги мои умножились против меня. Господи, почему так умножились враждующие со мной? Многие поднялись на меня, многие борются со мною, многие, враждующие со мной, преследуют меня, все народы ополчились на меня. Именем господним сопротивляюсь им».*
И был шестой час дня, и начали появляться поганые измаильтяне* в поле, ведь было это поле чисто и велико очень. И тут изготовились татарские полки против христиан. И тут сошлись полки. И, великие силы увидев, пошли войска, и земля загудела, горы и холмы затряслись от множества бесчисленных воинов, извлекших и взявших в руки оружие обоюдоострое. И слетелись орлы, как написано: «Где трупы, там и орлы».* Когда пришел срок, прежде всех начали сходиться сторожевые полки русские и татарские. Сам же великий князь ринулся сначала в сторожевых полках на поганого царя Теляка,* дьявола во плоти, прозывае1 мого Мамаем; после этого, немного погодя, вернулся князь в главный полк. И вот пошла великая рать Мамаева и вся сила татарская, а отсюда великий князь Дмитрий Иванович со всеми князьями русскими, изготовив полки, пошел против поганых половцев со всеми войсками своими. И, с умилением воззрев на небо, вздохнул он из глубины сердца и произнес слово псаломское: «Братья, бог нам — прибежище и сила».*
И тотчас сошлись обе силы великие на долгое время, и покрыли полки поле будто на десять верст — столь много было воинов. И была эта великая сеча жестокой и битва упорной, так что земля содрогнулась, и от начала мира не бывало такой сечи у великих князей русских, как у этого великого князя всея Руси. И бились они так с шестого часа до девятого, как дождь из тучи, лилась кровь тех и других — русских сынов и поганых; бесчисленное множество пало убитыми с той и другой стороны: много русских побито татарами, а русскими — татар, падал труп на труп, и падало тело татарское на тело христианское. И было видно, как в одном месте русский за татарином гонится, в другом — татарин русского настигает. Смешалось всё и перепуталось, ибо каждый стремился своего противника одолеть.
И сказал сам себе Мамай: «Волосы наши разрываются, очи наши не могут горячих слез источать, языки наши немеют, горло мое пересохло, и сердце замирает, чресла мои окостеневают, колени мои подгибаются, а руки цепенеют».
Что нам промолвить или сказать, видя пагубную смерть? Одних мечами рубили, других на копья вздымали. И охваченные страхом москвичи многие неопытные, увидев это, устрашились и отчаялись в своей жизни и обратились в бегство, и побежали, забыв, как мученики говорили друг другу: «Братья, потерпим немного: зима люта, но рай сладок, и страшен меч, но сладка награда».* И иные сыновья агарянские * бросились бежать, слыша крик страшный и видя злое убийство.
И вот потом, в девятый час дня, обратил господь милостивый взор свой на всех князей русских и на мужественных воевод и на всех христиан, дерзнувших встать за христианство и не устрашившихся, как не устрашаются великие воины. Видели праведные, как в девятом часу во время боя помогали христианам ангелы и святых мучеников полк, воина Георгия и славного Дмитрия,* и великих князей тезоименитых Бориса и Глеба,* был среди них и воевода высшего полка небесных воинов архистратиг Михаил.* Двое воевод видели эти полки, трехсолнечный полк и пламенные их стрелы, которые летели на врагов. Безбожные же татары от страха божия и от оружия христианского падали. И даровал бог нашему князю победу над иноплеменниками.
А Мамай, затрепетав от страха и громко восстенав, воскликнул: «Велик бог христианский и велика сила его: братья измаильтяне, беззаконные агаряне, бегите непроторенными дорогами». А сам, повернув назад, без промедления побежал в Орду.* И, услышавши, что сказал Мамай, побежали и все его темники и князья. Видев это, и остальные иноплеменники, гонимые гневом божиим и охваченные страхом божиим, от мала и до велика в бегство устремились. Христиане, увидев, что татары с Мамаем побежали, погнались за ними, избивая и рубя поганых без; милости. Ведь бог невидимою силой устрашил полки татарские, и, побежденные, обратили они тыл свой под удары. И в погоне этой одни татары, уязвленные оружием христиан, пали, а другие в реке потонули. И гнали их до реки до Мечи,* и в ней бесчисленное множество бежавших погибло. Княжеские же полки гнали содомлян,* избивая, до стана их, и захватили много богатств и все достояние их содомское.
И тогда на этом побоище убиты были в схватке: князь Феодор Романович Белозерский, сын его Иван,* князь Феодор Тарусский,* брат его Мстислав,* князь Дмитрий Монастырев,* Семен Михайлович,* Микула, сын Василия тысяцкого,* Михайла Иванович, сын Акинфа,* Иван Александрович,* Андрей Серкизов,* Тимофей Васильевич Акатьевич,* по прозвищу Волуй, Михайла Бренков,* Лев Мозырев,* Семен Мелик,* Дмитрий Мининич,* Александр Пересвет,* бывший прежде боярином брянским, и многие другие, имена которых не записаны в этих книгах. Это записаны только имена князей, и воевод, и знатных и именитых бояр, а остальных бояр и слуг опустил я имена и не записал из-за их множества, так как число их выше моего разумения, ибо многие в этой битве убиты были.
У самого же князя великого все доспехи его были разбиты и повреждены, но на теле его не было ни единой раны, а бился с татарами лицом к лицу, впереди всех, в первой же схватке. Поэтому-то многие князья и воеводы несколько раз говорили ему: «Князь наш и господин, не становись биться впереди, но стань в тылу, или с краю, или где-нибудь в укромном месте». А он отвечал им: «Да как же я призову: „Братья мои, ринемся в бой все как один*4, — а сам буду лицо свое прятать и хорониться сзади? Не могу я так поступить, но хочу как на словах, так и на деле впереди всех и перед всеми голову свою положить за своих братьев и за всех христиан, чтобы и остальные, видя это, с усердием ринулись в бой». И как сказал, так и поступил: бился тогда с татарами, став впереди всех. И справа и слева от него дружину его перебили, самого же вокруг обступили, как вода в половодье со всех сторон, и много ударов нанесли и по голове его, и по плечам, и по телу, но от всего этого бог защитил его в день битвы щитом истины, и оружием благоволения осенил голову его, десницей своей защитил его, и рукой крепкой и мышцей высокой* бог избавил и укрепил его, и так среди многих ратников остался он невредим. «Не на лук мой уповаю, и оружие мое не спасет меня, — как сказал пророк Давид, — всевышнего сделал ты прибежищем твоим; не постигнет тебя беда, и раны не приблизятся к телу твоему, ибо ангелам своим поручил тебя, чтобы хранили тебя во всех путях твоих, и не устрашишься стрелы, летящей днем».*
Было же это из-за грехов наших: ополчаются на нас иноплеменники, чтобы отступили мы от своих неправд, от братоненавистничества и от сребролюбия, и от суда неправедного, и от насилия. Но милосерд бог человеколюбец: не до конца гневается на нас, не вечно наказывает.*
А из страны литовской Ягайло, князь литовский, пришел со всею силою литовскою пособлять Мамаю, татарам поганым на помощь, а христианам на пакость, но и от них бог избавил: не поспели к сроку совсем немного — на один день пути, а то и меньше. А как только услыхал Ягайло Ольгердович и вся сила его, что у князя великого с Мамаем бой был и князь великий одолел, а Мамай побежден и бежал, то без всякого промедления литовцы с Ягайлом побежали назад стремглав, никем не преследуемые. В то время, не видя князя великого, ни рати его, ни вооружения его, а только слыша имя его, Литва приходила в страх и трепет. Не так, как в нынешние времена, когда литовцы издеваются и насмехаются над нами. Но мы этот разговор оставим и к прежнему вернемся.
Князь же Дмитрий г, братом своим Владимиром и с князьями русскими, и с воеводами, и с остальными боярами, и со всеми уцелевшими воинами, став той ночью на поганых обедищах, на костях татарских, утерев пот свой и отдохнув от труда своего, велпкую благодарность вознес к богу, который даровал такую победу над погаными и избавил раба своего от лютого оружия: «Вспомнил ты, господи, милость свою, избавил нас, господи, от сыроядцев этих, от поганого Мамая и от нечестивых из-маильтян и от беззаконных агарян, воздавая честь, как сын своей матери. Укрепил ты стремлеаие к подвигу, как наставлял на подвиг слугу своего Моисея, и древнего Давида, и нового Константина, и Ярослава, родича великих князей, пошедшего на окаянного и на проклятого братоубийцу, безрассудного зверя Святополка.* И ты, богородица, помиловала милостию своею нас, грешных рабов твоих, и весь род христианский, умолила бессмертного сына своего». И многие князья русские и воеводы превеликими похвалами прославили пречистую матерь божию богородицу.
И снова христолюбивый князь похвалил дружину свою, которая крепко билась с иноплеменниками, и твердо сражалась, и мужественно встала, и отстояла с божьей помощью веру христианскую.
И возвратился князь Дмитрий в богом хранимый город Москву, в свою вотчину, с победой великой, одолев в сражении, победив врагов своих. И многие воины его возрадовались, так как захватили богатую добычу: пригнали с собою большие стада коней, и верблюдов, и волов, а их невозможно сосчитать, принесли и доспехи, и одежды, и много добра.
Тогда поведали князю великому, что князь Олег Рязанский посылал Мамаю на помощь свою силу и на реке разрушил мост, а тех, кто поехал домой с Донского побоища через его вотчину, Рязанскую землю, бояре ли или слуги, велел он тех хватать и грабить и нагими отпускать. За это князь Дмитрий хотел на Олега послать рать свою. И тут внезапно приехали к нему бояре рязанские и рассказали, что князь Олег бросил свою землю и сам убежал и с княгинею, п с детьми, и с боярами. И много молили рязанцы великого князя, чтобы он на них рати не посылал, а сами били ему челом и заключили с ним договор. Князь же послушал их, принял их челобитье, рати на них не послал, а на Рязанское княжество посадил своих наместников.
Тогда же и Мамай с немногими убежал и прибежал в свою землю с небольшой дружиной. И, видя себя разгромленным, посрамленным и поруганным, снова разгневался и разъярился он и, в сильной тревоге, собрал остатки своего войска и опять хотел пойти изгоном* на Русь. И когда он это задумал, пришла к нему весть, что идет на него царь некий с Востока, Тохтамыш, из Синей Орды.* Мамай же с той ратью, которую он приготовил на нас, пошел против него, и встретились они на Калке,* и был у них бой, и царь Тохтамыш победил Мамая и прогнал его. Мамаевы же князья, сшедши с коней своих, били челом царю Тохта-мышу, и поклялись ему по законам своей веры, и подчинились ему, а Мамая оставили поруганным.
Мамай же, увидев это, без промедления бежал со своими единомышленниками. Царь же Тохтамыш послал за ними в погоню воинов своих. Мамай же, гонимый, спасаясь от Тохтамышевых преследователей, прибежал к окрестностям города Кафы* и снесся с кафинцами по договору и по обещанной ему защите, чтобы они его укрыли у себя, пока не отступят от него все его преследователи. И они разрешили ему. И Мамай прибежал в Кафу со множеством богатств, золота и серебра. Кафинцы же, сговорившись, обманули его, и был он тут ими убит. Таков был конец Мамая.
А сам Тохтамыш пошел и захватил орду Мамаеву, и царицу его, и казну его, и улус* весь его взял, и богатство Мамаево раздал дружине своей. И тогда послов своих отправил к князю Дмитрию и ко всем князьям русским, извещая их о своем приходе и о том, как он воцарился, как своего и их врага Мамая победил, а сам пошел и сел па царство Волжское. Князья же русские послов его отпустили в Орду с честью и с дарами многими, а сами зимой той и весною вслед за послами отправили каждый своих киличеев* со многими дарами.