Колпак

14 октября 1774г. от Сошествия

Фаунтерра

Когда арестованных вывели, Менсон открыл глаза. Клочья черного тумана еще плавали в воздухе, оседали пеплом на лицах гвардейцев, министров, секретарей, на плечах и груди владыки. Но теперь было можно дышать, и Менсон жадно расправил легкие.

Он всеми силами сдерживал дыхание последние восемнадцать минут. Черный туман слишком плотно заполнял залу, и Менсон старался не впустить тьму в свое тело, потому жмурился и стискивал зубы. А до того, избегая взглядом женских лиц, рассматривал часы: бронзовый диск циферблата, оплетенный змеиными телами, будто венком. Так он и засек время: восемнадцать минут.

Хлопья сажи парили на свету, ложились мягко, будто черный снег. Комната казалась пепелищем, люди – скульптурами из угля. Когда кто-то начинал говорить, крупицы золы срывались с его губ и вспархивали облачком ото рта, как зимнее дыхание.

– Я займусь выявлением агентуры, ваше величество, – сказал Бэкфилд.

Вычурные слова, неуместные среди пожарища, повисли в воздухе и долго не касались ничьих ушей. Затем владыка ответил:

– Да, капитан…

Что осталось от черного тумана, собралось в воронку над головой императора. Угольная тьма вилась спиралью, напоминая стервятников над полем битвы. Воронка давила на плечи Адриана, и те опадали под тяжестью.

– Установлю связь между ними и мятежником Ориджином, – продолжил глава протекции.

– Связь… Связь очевидна…

В голосе императора подрагивал вопрос, его не замечал никто, кроме Менсона, потому ответа не было.

– Начну готовить материалы для суда, ваше величество. Состав преступления…

Последние слова глухо упали на пол, будто две головешки, стукнули эхом.

– …состав преступления: для матери – нарушение вассальной клятвы, заговор с целью захвата власти, убийство рыцаря, покушение на женоубийство; для дочери – мошенничество, соучастие в заговоре; для Минервы Стагфорт…

– Оставьте Минерву, – бросил владыка.

– Слушаюсь, ваше величество.

– Письма в Клык Медведя и Уэймар… Нортвуды вызываются в суд…

– Будет сделано, ваше величество.

Воронка опустилась ниже и накрыла голову Адриана. Ему приходилось говорить сквозь сажу. Слова звучали тускло – с трудом пробивались сквозь тьму воронки, по пути уставали, теряли силу.

– Министр Виаль, бюджет кампании нужно пересмотреть. Не будет никаких поступлений от графства Нортвуд… и Шейланд. Рассчитывайте только на доходы с Земель Короны, Альмеры и Надежды.

– Да, ваше величество.

– Секретарь, сообщение «волной» для Галларда Альмера… Угроза вторжения через Дымную Даль. Усилить гарнизоны озерных портов, военные суда привести в боеготовность.

– Да, ваше величество.

– Еще… письмо Эрвину Ориджину.

Лицо секретаря превратилось в знак вопроса. Видимо, он не расслышал приказа сквозь пепельный туман.

– Ваше величество?..

– Письмо Эрвину Ориджину, мятежнику. Я хочу выкупить пленного. Любая цена, какую попросит мятежник. Пленный – Марк, Ворон Короны. Если он еще жив…

Адриан пошевелил рукой, отодвигая от себя невидимое нечто.

– Теперь все свободны…

Кто был в зале, потянулись к выходу – нехотя, медлительно, с чувством недосказанности. Адриан должен был приказать еще что-то. «Заговорщиков – в темницу, мятежников – на плаху. Подайте обед. И вычистите залу от чертовой сажи!..» Сажу не видел никто, кроме шута, но всякий чувствовал ее в своей глотке. За дверью все вздохнут легче.

Менсон остался – он давно отвык причислять себя к племени «все». Сидел верхом на пуфике у камина, глядел в потолок. По потолку ползали змеи. Роспись, выполненная по заказу покойной владычицы Ингрид, изображала руины дворца: обломки стен, поросшие плющом; упавшие колонны и дырявые амфоры; скульптуры, расколотые на части. Среди этого тленного великолепия роились змеи всех мастей. Смоляные вдовушки обвивали кубки, лакомились старым вином; пустынные песчанки струились по амфорам, заглядывали в дыры; зайцеедки облюбовали укромное местечко в зеленой тени плюща; гремучка теребила хрящеватым хвостом клавиши клавесина… Картина, пусть и населенная ядовитыми тварями, дышала покоем и благородством, манила взгляд. Аллегория становилась заметна лишь внимательному оку. Змейки движутся по фреске отнюдь не хаотично, как казалось в начале. Вот здесь, и там, и там вдовьи ленты объединяются в парочки, ведут светские беседы, приязненно улыбаясь друг другу, соприкасаясь хвостами – подруженьки. Две болотницы обмениваются приветствием – жеманно целуются, приподняв головки, высунув язычки: «Я так рада, душечка! И я, дорогуша!..» Зайцеедки завистливо глядят из тени на гремучку с клавесином и, конечно, шипят едва слышно: «Какое посмешище! Дешевка без слуха!..» А вот три ехидины, вдоволь налакавшись вина из амфоры, скалят зубки в поисках жертвы. Этим только попадись – так и сочатся ядом. Светлая кожа ехидин с пятнами темного золота – как родовые цвета Дома Альмера… А правит балом смертеносица – королева гадов. Распахнув клобук, изогнув горделиво спину, она восседает на обломке мраморной колонны. Глазки смертеносицы лукаво прищурены, на щечках проступают ямочки. Дюжина пестрых змеек у подножья колонны подобострастно взирает на королеву. Их тела щедро оплетены золотыми цепочками, алмазными колье… Фреска носит название «Дамский праздник».

Точнехонько под изображением закадычных подружек-болотниц тридцать две минуты назад стояли ее милость Сибил Нортвуд и леди Глория Нортвуд, тогда еще звавшаяся «ее высочеством Минервой». По приказу владыки первый секретарь вслух зачитал письмо: донесение бывшего агента протекции Итана, отправленное из Южного Пути. Опальный агент, голословные обвинения. Улики имелись в пансионе Елены-у-Озера и в Клыке Медведя – то есть там, куда не дотянуться Короне. Чтение письма было самой быстрой и надежной проверкой…

Леди Сибил Нортвуд сделала круглые глаза и расхохоталась:

– Что за нелепица, ваше величество!..

Графине потребовалась всего секунда, чтобы овладеть собой и исторгнуть из груди смех. Однако она опоздала: за миг неясности Глория превратилась в белое дрожащее тесто, будто из ее тела выдернули скелет. Потом черный дым затопил помещенье, и Менсон зажмурился.

Тридцатью двумя минутами спустя зала «Дамского праздника» опустела. Владыка встал с кресла, на миг прорвав воронку. Расстегнул пояс, Вечный Эфес шлепнулся на сиденье. Адриан прошел к окну, уперся ладонями в подоконник, коснулся лбом стекла. Пепел шлейфом потянулся за ним, ударил в стекло темной волной, облепил. Окно перед глазами Адриана покрылось сажей.

– Скажи мне, Менсон…

Пауза вышла такой длинной, что мыслям шута стало неуютно в тишине пожарища. Мысли сместились во двор и на три месяца назад, нащупали лодыжки леди Минервы Стагфорт. «У умных девиц всегда костлявые лодыжки! Ужасно, владыка, ужжжасссно…» Она еще спросила Адриана: «За что Менсон так любит вас?» И Менсон знал ответ, но промолчал, а владыка не знал, но ответил…

Окончилась пауза, слова ударились в стекло:

– Скажи мне, что я делаю не так?

Менсон задумался. Он видел то, что хотел сказать, но облечь в слова было трудно.

– Почему меня предают все, кому верю?.. Отчего люди – будто льдины на реке? Стоит опереться – и тут же рухнешь в воду… Из-за Эвергарда? Уж ты-то знаешь, чего мне стоило это решение. Это был лучший выход, хотя и против совести. Совесть – дивная роскошь, только бедняк может ее себе позволить…

Адриан отпрянул от окна, оставив прозрачное пятно на задымленном стекле.

– Я не ищу утешения, а пытаюсь понять. Сибил Нортвуд плела свою интригу еще до Эвергарда, как и Айден Альмера – свою. И Ориджины предали раньше, чем пал Эвергард. И Виттор Шейланд на летнем балу мог бы заметить подмену – но не заметил… И я думаю: что же делаю неправильно? Что со мною не так, в чем изъян? Отчего люди предпочитают рискнуть головой, чем пойти за мною?

Менсон видел ответ на внутренней поверхности своих век. Видел крестьянина, что тащит тяжеленную телегу, впрягшись вместо лошаденки.

– Тяжесть!.. – проскрипел шут. – Очень тяжело…

– Ты прав, тяжело. Чем дальше – тем хуже. Мне все труднее верить, что я прав, а все ошибаются.

Менсон яростно помотал головой, зазвенели бубенцы. Злился на свой язык, что не в состоянии выдавить верные слова.

– Не трррудно, а тяжело!.. Вес. Масса. Гррруз. Инеррррция!

Адриан, кажется, не понял ответа. Сказал, выдыхая хлопья сажи:

– Галлард со мною ради власти, Фарвей – из страха, Лабелин и Литленд – из-за общих врагов, Шиммери – в стороне. Остальные – против меня. Есть ли кто-то, кто идет за мною по вере? Пытаюсь говорить с людьми, зову, убеждаю… А вижу волов: упираются, выставив рога, и не двинутся с места, пока не набросишь петлю на шею и не потянешь…

– Вот! – победно вскрикнул Менсон и подпрыгнул от радости. Нужное слово!.. – Сильнее тянешь – сильней упирается. Пррротиводействие.

– Я взял слишком быстро и круто? Нужно было плавно – ты об этом? Но тьма!.. Впереди всего полвека, даже меньше. Лет тридцать еще мне отпущено. Что я успею за тридцать лет, если стану медлить? Если буду двигаться со скоростью волов?! Мне нужны люди, Менсон, не волы! Ищу людей… С людьми можно говорить, спорить, их можно убедить. Но легче проложить тысячу миль рельсовой дороги, чем убедить одного-единственного лорда! Никаких слов, никаких аргументов, работают лишь страх и золото. Гнать кнутом, манить овсом – только так.

– Они… не виноваты… – проскрипел Менсон. – Разум… разум – он…

Долго искал эпитета, но так и не нашел. Взамен грохнул каблуком о паркетный пол. Разум неподатлив, как дерево, – это он пытался сказать. Мысль инертна, ходит привычным путем изо дня в день, и легче изменить русло реки, чем перенаправить течение мысли. Менсон прекрасно знал это на собственном опыте: сколько ни пытался он управлять своими мыслями, они все равно текли прежним путем. Порою хотелось разбить череп о стену, взять их в руки и силой повернуть.

– Разум не властен над собой, – понял Адриан. – В этом беда. И моя – тоже. Лорды страшатся прогресса… А я боюсь предательства. Не умею не бояться. «Лучше поверить врагу, чем обвинить друга» – так говорят мудрецы… К сожалению, не обо мне.

– Ворррон?.. – спросил Менсон и пару раз взмахнул руками.

– Марк проморгал мятеж Ориджинов. Да, его вина. Но остальное… Не верьте ее высочеству – в точку. Сибил плетет интригу – и это в точку. Фальшивая ленная грамота для провокации войны – и тут как в воду глядел. Литленды хотят броды через Холливел. Некто – возможно, Ориджин – подделывает грамоту, от моего имени дарует Литлендам броды. И они берут, не задумываясь, ибо очень хотят. Тогда западники кидаются в бой: Литленды посягнули на общие земли, а злодей-император их прикрывает… Все в точности, как он сказал. Вот только я не поверил.

– Марк жив, – сказал шут.

– Откуда знаешь?

Он понятия не имел, откуда, и вместо ответа трижды каркнул.

– А Минерва жива?

Этого Менсон не видел. Промолчал, закусив кончик бороды. Адриан тоже умолк. Опустился в кресло, потеребил Вечный Эфес, на палец выпустил из ножен, рассеянным движением вогнал обратно. Клинок издал сухой щелчок. Менсон догадывался, о чем молчит владыка: о смехе. И о сослагательном наклонении – что было бы, если… И об умных девицах. Сам же Менсон молчал об одиночестве. Никто не поймет друг друга лучше, чем два одиноких человека.

– Я пошлю людей в монастырь Ульяны, – сказал Адриан. – И ее там не будет, верно? Она в Первой Зиме или Уэймаре. Ориджин сделает ее знаменем мятежа: тиран должен отречься от власти в пользу невинной монашки-ульянинки… Думаешь, Менсон, я могу ей верить?

– Дррружны!.. – рявкнул Менсон.

– Вопреки опыту и здравому смыслу?..

– Умная девица. Все любят умных девиц!..

Дымный вихрь над головой императора как будто начал редеть. Адриан потянул цепочку на шее, вынул из-за пазухи медальон. Не глядя, потер в ладони, слабо усмехнулся.

Немногие – но Менсон в их числе – видели медальон владыки вблизи. Стеклянный стерженек со стальными колечками на обоих концах – будто крохотная прозрачная ось в ступицах. Изящное и простенькое украшение – не к лицу императору. Но поднеся ось к зрачкам, увидишь чудо. За стеклом появится фигурка женщины. Не плоская, как в обычных медальонах, а объемная, выпуклая, живая – будто не картинка, а настоящий, живой человек, видимый в подзорную трубу. Поворачивая стерженек, можно приблизить женщину или отдалить. Можно добиться того, что ее лицо увеличится и заполнит все поле зрения. Менсон не знал эту даму. То была не покойная владычица Ингрид, и не одна из сестер Адриана, погибших еще в раннем детстве, и не кто-то из придворных леди, что так старательно добивались роли фаворитки… Можно было счесть ее Праматерью – черты женщины были слишком совершенны для смертной. Вот только ни на кого из Праматерей она не походила.

Менсон никогда не спрашивал владыку о медальоне. Не от робости, но потому, что не находил достойного вопроса. Женщина давно мертва – это Менсон понимал и сам. А остальное было слишком мелко, чтобы спрашивать.

Адриан держал стерженек двумя руками, и нечто перетекало в его ладони. Нечто такое, от чего черный туман собирался каплями и падал на пол, а в воздухе все яснее пахло грозовой свежестью.

– Благодарю тебя, – сказал император. Не мертвой женщине – шуту.

И тут громыхнул стук в дверь. Адриан уронил медальон под рубаху, опоясался Эфесом.

– Войдите.

– Ваше величество, – сказал с порога лазурный воин, – генерал Алексис Смайл с женою просят аудиенции.

– Я приму их.

Серебряный Лис вошел, сверкая парадным мундиром и дорогим эфесом шпаги. Суровое лицо в окантовке седых бакенбард излучало благородство. Менсон отвернулся и сплюнул набок. Генерал – хороший вояка, но Менсон не любил его. Генерал слишком серьезен. Когда-то и Менсон был военачальником, командовал корпусом морской пехоты. Он мало что помнил о тех временах, но одно знал наверняка: он не стеснялся показывать улыбку. Что за жизнь без смеха, кому она нужна?.. Разучился улыбаться гораздо позже – когда стал шутом.

Вместе с Лисом вошла молодая маркиза Валери. Еще недавно она пела о своей любви к Адриану, на потеху всего двора. Адриан нарек невестой Минерву Стагфорт, а руки Валери попросил Серебряный Лис. Лучший полководец Короны, владетель стратегически важных островов… Грейсенды сочли его достойным утешительным призом и приняли контракт. А Валери, как подобает благонравной леди, сумела принять и полюбить. Рассмотрела в генерале достоинства, каких не находила в Адриане: Лис был влюблен в нее, а, кроме того, страшен и суров лицом, несчастен и нуждался в заботе. Валери рода Софьи Величавой… Янмэйцы рождены править, агатовцы – сражаться, дело жизни софиевцев – опекать.

Валери держала мужа под руку и несла себя с королевским достоинством. Адриан не должен заметить и тени ее былых чувств, ведь теперь вся она, без остатка, посвящена супругу. Это казалось ей столь важным делом, что Менсон не сдержал смешок. Генерал покосился на шута. Тогда Менсон извлек из кармана пузырек, открыл и глотнул. Серебряный Лис скривился в презрительной гримасе и отвернулся.

Правда состояла в том, что пузырек был наполнен водой. Семь лет назад пришел тот день, когда снадобье перестало оказывать действие. Когда-то Менсону становилось хорошо от эхиоты, потом – плохо без нее, потом – плохо все время, но без настойки вообще не жизнь. Потом он позабыл, каково это – не принимать настойку, и потому пил бездумно и механично, как дышал. И, продолжая подобие, начинал задыхаться, если пропускал время эхиоты. А потом все выровнялось. Час до глотка ничем не отличался от часа после. Менсон осознал это, когда кто-то пошутил над ним и подменил эхиоту вином, сходным по вкусу. Разницы не было. Снадобье выжгло в нем все, что могло гореть, и утратило силу. С тех пор он носил при себе пузырек воды – без пузырька было все же как-то неспокойно. А когда хотел стать незаметным, просто выдергивал пробку и делал глоток.

– Ваше величество, мы пришли с просьбой, – поклонившись, изрек генерал.

– Я к вашим услугам, – кивнул император.

– Войска Ориджина разоряют Южный Путь. Эти нелюди убивают крестьян и сжигают села. Отбирают все припасы, обрекая простой люд на голодную смерть. Ориджин оставляет по себе бесплодную пустыню! Южный Путь страшно бедствует и молит ваше величество уничтожить преступника.

Алексис едва сдерживал гнев, на щеках играли желваки. Валери одарила его взглядом, полным любви и гордости, огладила плечо мужа.

– Насколько мне известно, – повел бровью владыка, – ваши сведения неверны. Лорды Южного Пути применяют стратегию измора и сами сжигают свои деревни.

– Ваше величество!.. – вспыхнула Валери. Адриан продолжил, игнорируя ее:

– Мятежник, напротив, показывает странное великодушие. Известны случаи, когда он на свои средства закупал продовольствие для крестьян-путевцев.

– Ваше величество, мы не верим своим ушам!.. Как вы можете говорить так о предателе, мерзавце, гнусном злодее?

Пылкая реплика, конечно, вырвалась из уст маркизы, но император, как и прежде, смотрел только на генерала.

– Я не умаляю преступлений Эрвина, но предпочитаю видеть правдивую картину. А правда в том, что путевская чернь имеет причины любить мятежника и ненавидеть собственных лордов.

– Тем более, ваше величество, мы должны уничтожить его скорее! Он осваивает земли и укрепляется. Захватывает замки, накапливает припасы, располагает к себе чернь. Он вступил в порт Уиндли, а значит, получил в свои руки корабли. Север Южного Пути становится частью герцогства Ориджин. Мы не можем этого допустить!

– Мы?.. – уточнил император. – Не можем?..

– Виноват, ваше величество. Я имел в виду, будет неблагоразумно позволить мятежнику расширять свою базу снабжения. Он обретает стойкость и простор для маневра. Нужно воспрепятствовать этому.

– И ваше предложение, генерал?..

– Разрешите мне немедленно выступить против мятежника силами семи полков северного корпуса! Клянусь, за один месяц я раздавлю Ориджина и освобожу Южный Путь.

– Как прикажете поступить с кочевниками, вторгшимися в Литленд?

– Ваше величество поведет против них восемь полков южного корпуса и без труда сокрушит западников!

Смело. Даже девушка и даже шут поняли, насколько смело. Большую часть войска генерал предлагает владыке против разрозненных лошадников, а сам с меньшими силами пойдет на кайров. От гордости Валери стала на голову выше. Глянула на Адриана снизу вверх, но – сверху вниз.

– Ваше величество, как истинный рыцарь, мой муж не может спокойно смотреть на творимое беззаконие! Рыцарь приносит клятву защищать слабых. Дайте ему возможность сдержать слово!

– Леди Грейсенд, – сказал император, – будьте добры, оставьте нас наедине.

На нее опрокинулось ведро воды. Волосы обвисли липкой паклей, под ногами лужа. Вид столь жалкий, что Адриан добавил мягче:

– Девушке не место на военном совете. Это мужское дело.

– Да, ваше величество…

Валери побрела к выходу, оставляя мокрые следы. Генерал горестно глядел вслед. Когда она вышла, владыка спросил:

– Итак, Алексис, вы передумали? Третьего дня на совещании ряд полководцев высказали мнение, что выгодней сразиться с мятежником южнее Лабелина, а не севернее. Севернее города местность пересечена, богата холмами, озерами, речушками. А мятежник с его кавалерией маневреннее нас, и без труда навяжет битву в невыгодной нам позиции. В случае поражения, Ориджин легко сбежит в холмы, а мы не сможем перезарядить оружие, поскольку на севере нет искровых цехов. Было решено принять бой южнее Лабелина, вы поддержали решение. Что изменилось?

– Ваше величество, поступили тревожные известия…

– Какие?

– Мятежник идет вдоль побережья, захватывая мелкие порты. Приближается к Солтауну. Солтаун не имеет ни войска, ни укреплений, и быстро падет.

– И что же?

Генерал метнулся глазами к потолку. Ехидина в цветах Альмеры подмигнула ему.

– Мятежник получит в свое распоряжение корабли…

– Которые не помогут ему, так как море контролируем мы. Еще соображения?

– Он захватывает замки, расставляет свои гарнизоны. Нанимает вольных лучников, закупает в оружейных цехах арбалеты. Ориджин укрепляется в Южном Пути…

– Это не имеет никакого значения. Как только мы разобьем главное войско, гарнизоны будут обречены.

– Но он…

Генерал запнулся.

– Ваша леди-жена покинула совещание, – отметил император. – Это дает вам, генерал, ценную возможность: размышлять непредвзято. Если мятежник возьмет Солтаун и дальше пойдет вдоль берега, то подступит к владениям Грейсендов. Именно это встревожило леди Валери, а следом за нею и вас?

– Простите, ваше величество…

– Хорошо. А теперь хочу слышать только ваш голос, не леди Валери. Непредвзято и трезво, без «нелюдей» и «гнусных злодеев». Чем занят наш враг? Как он ведет войну?

– Медленно. От Мудрой Реки он мог двинуться прямо на Лабелин и за неделю взять город. Но не сделал этого, а свернул к морю.

– Почему?

– Эрвин воюет так, как сказано в учебнике, ваше величество. Осваивает захваченные земли, налаживает снабжение, отсекает угрозу с моря, заслуживает лояльность покоренного народа. Мы с Ва… я изучил «Вопросы полководца» – книгу Десмонда Ориджина. Сын выполняет все то, что предписывал отец. От буквы до буквы.

– Зачем?

– Я полагаю, ваше величество, Ориджин просто не умеет воевать иначе. Он не бывал в боях, не командовал людьми, весь его опыт – чтение книг. Потому делает то, что сказано в книге. Мудрая Река доказывает это. Мятежник имел прекрасную возможность разбить герцога Лабелина прежде, чем тот соберет войска. Любой опытный полководец использовал бы этот шанс… но не Ориджин. В угоду книге он ушел к морю – и упустил время.

Адриан рассеянно погладил рукоять Вечного Эфеса, кивнул генералу на соседнее кресло:

– Присядьте, Алексис… И скажите вот что. Мы считаем Эрвина зеленым юнцом. Вероятно, мы правы. Но если допустить хоть на минуту, что мы ошибаемся, а он умнее, чем показывает… Каков тогда смысл его действий? Почему он тянет время, почему не рвется на юг?

– Если допустить… Мне сложно поверить, ваше величество! Ориджин только и делал, что плясал на балах и путался с барышнями! Ни одной войны, ни одного боя, ни одних маневров…

– Но все же, генерал? Будь на его месте вы – чего бы вы добивались?

– Пытался бы выманить искровую пехоту в холмы на севере герцогства. Поставил бы ловушку. Разместил бы на холмах лучников и арбалетчиков, расстреливал бы искровиков с расстояния, используя реку или озеро как прикрытие.

– Тогда почему вы так рветесь в капкан?

Генерал решительно мотнул головой, даже на миг прикрыл глаза.

– Не верю, ваше величество. Мятежник не так хитер, чтобы построить ловушку. А если и сможет, то я распознаю капкан и избегу его. Я разобью Ориджина, вне всяких сомнений! Это всего лишь…

Адриан щелкнул пальцами – сухой звук кнута.

– Это всего лишь Ориджин, генерал! Каким бы ни был юнцом, повесой, интриганом, неженкой – он по-прежнему Ориджин! Если в детстве отец брал его на руки, то лишь для того, чтобы сын лучше рассмотрел турнир. Когда матушка читала ему на ночь, он слушал о победах своих предков. Если встревал в беседу взрослых – то была беседа о войне, если брал с полки книгу – то была книга о стратегии. Когда строил детский замок из кубиков, отец говорил: «Здесь и здесь у тебя слабые места», а когда расставлял на столе оловянных солдатиков, то слышал: «Плохой порядок, не выдержит удара конницы». Вы всерьез думаете, Алексис, что этот человек не умеет воевать?

Генерал хмуро свел брови:

– Он слабее нас, ваше величество.

– Сейчас – слабее. Но если мы хоть раз ошибемся, он не даст нам шанса исправить ошибку.

Серебряный Лис вздохнул и поднялся:

– Я понял, ваше величество. Но без нашей помощи Лабелин, скорее всего, падет. Это огромный город, полный людей. Не все из них так ненавидят Ориджина, как нам бы хотелось. Мятежник пополнит армию тысячами бойцов, а если перезимует в Лабелине, то еще и успеет натренировать их. Стоит ли медлить, владыка?

Вот тут Менсон почувствовал, что пришло время сказать. Слова теснились в нем уже давно, от самого начала совещания, распирали грудь и ползли комком вверх по горлу. Странные слова, он не вполне понимал их смысл, но точно знал, что смысл есть. Слова были терпкими и острыми, как горячее вино с перцем. Они имели вкус смысла.

– Туда и обррратно, владыка! – выкрикнул Менсон.

Генерал нахмурился, будто только заметил шута. Император потер бородку.

– Туда и обратно, Менсон?

– Туда и обррратно! Пойти туда – пойти назад!

– Пойти туда, а потом назад?.. – в глазах Адриана заплясали огоньки. Теперь и он ощутил острый вкус слов.

– Да, владыка!

– Хорошо, прекрасно! Понадобятся корабли и дополнительные войска. Лучше прочих подойдут шиммерийцы. Я отправлю леди Катрин…

Генерал Алексис удивленно взирал на владыку, пытаясь успеть за ходом мысли.

– Ваше величество, в чем состоит план?

– Я сделаю вам свадебный подарок, генерал, – император улыбнулся военачальнику. – Подарок придется вам по душе, и леди Валери останется довольна. А Эрвин Ориджин… он будет в полном восторге!