Меч

6—8 сентября 1774г. от Сошествия

Первая Зима

Пожалуй, спать двоим одновременно – это была не лучшая идея…

Джоакина разбудило ржание Леди. Стоял теплый денек бабьего лета. Разморенный сладким сном, парень не сразу очнулся. Аланис схватила его за подбородок и резко встряхнула:

– Проснитесь же! Блэкморцы!

Теперь он различил в отдалении приглушенные подлеском мужские голоса:

– Туда…

– …кони, что ли?..

Он мигом сел и взялся за меч.

– Ни в коем случае! – шикнула девушка. – Прячемся!

Она перекатилась на живот и поползла, прижимаясь к земле. Джоакин напялил на голову шлем, подобрал меч, пополз следом.

Шаги приближались, под сапогами хрустели веточки. Голоса слышались уже ясно:

– Дик, смотри: и вправду кони! Двое.

– А то сам не вижу…

Аланис проползла под кустами малины и оказалась на краю оврага. Недолго думая, юркнула вниз. Джоакин едва поспевал за нею. На склоне, вцепившись растопыренными корнями в откос, располагался дуб. Дожди вымыли часть грунта, и ниже дерева возник грот – впадина в склоне, накрытая мшистыми дубовыми корнями. Туда и нырнула девушка, цепляясь за дерево, чтобы не скатиться с обрыва. Джоакин последовал за нею. Позади тревожно заржала кобыла: чужаки вышли на их место ночевки.

– Откуда знаете, что это блэкморцы? – шепотом спросил Джо.

– По голосам слышу…

Джоакин ничего особого не замечал – голоса как голоса. Молодые парни – вот все, что можно сказать.

– Оглядите тут все, – говорил один, более хриплый.

– Нечего оглядывать, сир. Тряпье какое-то…

– Тряпье осмотри. А ты, Харрис, – коней.

Тот, кто звался Харрисом, издал смешок:

– Ну и лошади, сир! Гнедая – ничего, но вторую и лошадью-то не назовешь. Посмотри на нее, Дик!

– Таким чудищем только детей пугать…

Леди Аланис прыснула и быстро зажала рот рукой.

– Не зубоскалить! – рявкнул командир чужаков. – Кто приехал на этих лошадях?

– Да крестьяне какие-то, сир… Кто бы еще сел на этакую образину?

– Ага, Дик верно говорит. На гнедой был паренек из не самых бедных – какой-нибудь сын старейшины, вот его рубаха. А на второй – мелкая пигалица. Никого крупнее лошаденка не вынесла бы.

– И где эти крестьяне? Найдите же!

Прижавшись к уху миледи, Джоакин шепнул:

– Их, вроде, всего трое. Я с ними справлюсь.

– Сидите тихо!

– Но я могу…

– Тихо, сказала!

Судя по хрусту веток, Дик и Харрис обшаривали кусты вокруг места ночевки.

– Не видать, сир… – сказал один.

– Ищите лучше!

Над головами беглецов затрещала малина.

– Малина… – сказал блэкморец, – спелая!

– Тебе только жрать…

– А за малиной овраг какой-то. Наверное, они там внизу, в овраге!

– И что им там делать?

– По грибы пошли…

Дик и Харрис отчего-то загоготали. Сир не понял:

– Какие еще грибы?

– Ну, мальчик с девочкой пошли в лес по грибы. Девочка увидела гриб, наклонилась, а тут сзади мальчик…

– Ооох, какой грибочек! Какой… крепенький! И еще грибочек. И еще! Еще! Да-аа!..

Заржали все трое. Этот сир был не лучше своих сквайров.

– Грубое мужичье, – презрительно шепнул Джоакин, но по искоркам в глазах Аланис понял, что она тоже не прочь посмеяться.

– Ладно, довольно, – напустил на себя серьезность командир блэкморцев. – Лезьте в овраг да найдите мне этих двоих.

– Зачем? – спросил Харрис. – Что с них толку?

– Уши оборву, – пригрозил сир.

– Нет, правда, зачем? – поддержал Дик. – Они там любятся где-нибудь под кустом… Девчонку вам привести, тепленькую? Это мы устроим! Ну, а парень-то на кой?..

К великому удивлению Джоакина, леди Аланис продолжала улыбаться. Вульгарные блэкморцы не внушали ей никакого отвращения. Правда, герцогиня все же держала наготове искровый кинжал.

– Дурачье, – бросил сир. – Не нужна мне девка. Но может, эти двое видели наших двоих. Допросить надо.

Голос Харриса зазвучал над головой Джоакина, в каких-то трех ярдах:

– Больно крутой овраг, сир. Спускаться долго, а вылезать – и подавно.

– Ты мне договоришься, Харрис.

– Так ведь он прав, сир. Чертову уйму времени убьем, а толку не будет. Никого они не видели. Юнцы в глухомань забрались и любятся – над ними вагон проедет, и то не заметят!

– Черт с вами, – смирился сир. – Шмотки осмотрите – может, жратва есть. Да и поедем дальше.

Хрустя ветками, сквайры выбрались из малинника. Лошадь неспокойно всхрапнула, когда они принялись шарить в джоакиновом мешке.

– Глядите, сир: половина редьки.

– И все? Больше никакой еды?

– Ни крошки.

– Бедняги.

– Видать, их любовь кормит!

– Гы-гы-гы…

Аланис снова хихикнула, и Джоакин заподозрил: она предпочла бы иметь спутниками этих поганых сквайров, а не его!

– Мерзкие грязные животные! – прошипел он и, схватив меч, рванулся вверх по склону.

Миледи поймала его за ногу и резко дернула, он шлепнулся на корень, с трудом удержался, чтобы не покатиться в овраг.

– Сидите, тупица! Сейчас они уйдут!

Действительно, голоса преследователей стали удаляться, шорох копыт становился все тише и, наконец, пропал вовсе.

Беглецы выбрались из грота. Джоакин подал девушке руку, и она воспользовалась его помощью. Впервые он коснулся ее ладони. Тонкие пальцы Аланис оказались на диво цепкими. А кожа была теплой, но не горячей: лихорадка отступила.

– Вам лучше, миледи!.. – радостно воскликнул Джоакин. – Вы все же использовали знахаркино снадобье? Вы… поступили мудро!

Он вовремя сдержался, чтобы не назвать герцогиню «умничкой».

– Еще чего! – фыркнула Аланис и принялась оттирать с платья пятна глины. – Я не трогала ваш сверточек с пометом, не тревожьтесь. Светлая Агата заботится обо мне, потому хворь пошла на убыль.

Она говорила с ехидцей, но благодушно, и в груди Джоакина запели соловьи.

– Миледи, я так счастлив это слышать!.. Мечтаю о дне, когда увижу вас здоровой!

– А вот вам, сударь, явно нездоровится. Что за помешательство случилось? С чего это вы вздумали драться с блэкморцами?

– Я бы разбил их без труда! – сообщил Джоакин, гордо вскинув подбородок. – Вы не успели бы ахнуть, как подонки уже валялись в грязи! И мы получили бы коней, столь нужных нам!

– Вот уж сомневаюсь. Граф Блэкмор держит на службе отменных бойцов. Может, вы продержались бы минуту-другую против сквайров, но рыцарь мигом выпустил бы вам кишки.

– Их следовало проучить, – упрямо повторил Джо. – Мало того, что служат подлецу и предателю, так еще изрыгают пошлости, будто пьяный сапожник!

Герцогиня хмыкнула.

– Обычные сквайры. Где вы других видели?

– Эээ…

– Скажите правду, сударь: вы хоть где-то служили?

– Как я уведомлял вас ночью, – сухо ответил Джоакин, – мне довелось служить у графа Рантигара во время Мельничной войны, а затем – у барона Бройфилда, вашего вассала.

– И Бройфилд с Рантигаром позволяли вам спать в карауле?

Он почувствовал, как розовеют щеки.

– С вашего позволения, я не был назначен в караул…

– Но если бы я не проснулась, а ваша кобыла не заржала, нас бы уже схватили. И в том была бы лишь ваша вина.

Джоакин потупился.

– Простите, миледи…

– Я голодна, – сообщила герцогиня. – И мне по-прежнему нужно снадобье. И конь. Нынче ночью я слышала хруст: позвонки бедной старушки трещали подо мною. Больше я не сяду ей на спину.

– Да, миледи.

– И в будущий раз, когда мне доведется спать, пусть это будет в постели. Слышите? К следующему утру я хочу оказаться в гостинице.

– В Клерми?

– Клерми? Вы из ума выжили? Эти трое двинулись в сторону Клерми! Поедем туда – как раз их нагоним. Нет уж, теперь отправимся в Тойстоун. Тамошний бургомистр – честный человек. Доставьте меня к нему.

– Далеко ли до Тойстоуна, миледи?

– Миль двадцать. При хороших конях доедем за ночь.

Джоакин стал собираться в дорогу.

– Хорошо, миледи. Ждите меня здесь. Я разыщу лошадь и…

– Даже не думайте, такого не повторится. Я не стану больше ждать вас! Мы пойдем вместе, возьмем денег и коня, а затем поскачем в Тойстоун.

– Возьмем коня и денег?.. – не понял Джоакин. – Вы предлагаете…

– Тьфу! Что это за длинная штука у вас на поясе? Похоже на меч, правда? Быть может, вы даже умеете вынимать его из ножен?.. А мне требуются деньги и конь. Что вам неясно, сударь?

* * *

Смеркалось, когда на проселочной дороге показалась бричка, запряженная парой. Ехала неспешно, что было весьма на руку. Сумерки не позволяли разглядеть седоков, но и те не видели Джоакина, притаившегося за деревом. Повозка миновала его и остановилась через десять ярдов. Причиной тому была преграда: худая лошаденка, стоящая посреди дороги, и девушка, опирающаяся на ее холку.

– Вам нужна помощь, сударыня?.. – спросил седок из брички. Приятный низкий голос.

Девушка двинулась навстречу, пошатываясь.

– Сударь… я умираю… помогите, прошу!

Поравнявшись с упряжкой, она споткнулась. С трудом удержалась на ногах, ухватилась за поводья, повисла всем весом своего тела. Упряжная кобыла невольно вывернула голову влево. Теперь бричка не тронется с места. Пора!

Джоакин подбежал и вспрыгнул на подножку, выхватив меч.

– Не двигайтесь и останетесь целы! – выкрикнул он заготовленную фразу.

Внутри сидели двое: седой мужчина в сюртуке и девушка в шляпке – по всему, отец и дочь. Дочь взвизгнула. Отец поднял хлыст. Джоакин направил клинок ему в лицо.

– Не стоит. Нам нужна только лошадь, ничего больше.

– И деньги! – бросила Аланис. – Ваши деньги, сударь.

Ошарашенный мужчина никак не мог понять, что от него требуется. Его глаза прикипели к клинку, страх вытеснил прочь любые мысли.

– Быстрее! – рявкнул Джоакин, для убедительности замахнувшись мечом.

Седой прижал руки к груди, ахнул и… лишился чувств.

– Вот черт… – опешил парень.

Тогда девчонка обхватила отца обеими руками и завизжала:

– Умоляю, не убивайте! Пожалейте нас, господин! Мы хорошие люди, не убивайте нас!

– Мы вас не тронем, только деньги отдайте…

– Прошу, смилуйтесь! Не убивайте, не надо!

Она прижималась к полумертвому отцу и сверкала глазами, круглыми и белыми от страха. Клинок Джоакина смотрел теперь в шею девчонке. Парень смешался, меч задрожал в руке.

– Да сядь же… – в глубоком смущении воскликнул он. – Просто отдайте деньги – и езжайте себе…

– Заклинаю, добрые господа! – причитала девчонка. – Янмэй Милосердная вас благословит! Только не убивайте…

– Умолкни! – отрывисто каркнула герцогиня. Девчонка дернулась от неожиданности и затихла. – Сядь на свое место.

Она повиновалась. Аланис выронила:

– Надоела… Теперь обыщи эту куклу.

Джоакин с девчонкой переглянулись – оба не поняли, кому адресован приказ.

– Путевец, ты!

Джоакин обшарил сюртук путника, нашел в нагрудном кармане золотые часы, которые немедля сунул обратно. Провел рукой по поясу, нащупал кошель, снял. При этом деле мужчина очнулся. Раскрыл глаза и издал какой-то звук, Аланис тут же окрысилась на него:

– Сиди молча, ничтожество!

Тот повиновался. Джоакин заглянул в кошель.

– Сколько там?

Он пересчитал на ощупь.

– Около елены, кажется.

– Елена и две глории, – тихо сказал мужчина.

– Хорошо. Теперь выпрягай лошадей.

Джоакин сунул меч в ножны.

– Не ты! Пускай он выпрягает.

Седой мужчина выбрался из экипажа, трясущимися руками взялся за упряжь, принялся беспомощно дергать ремни. Аланис озлилась:

– Безрукий идиот!

– Простите, сударыня… Я не умею, конюх делал…

– Путевец, срежь ремни.

Джоакин рассек постромки у левой лошади, Аланис поймала ее под уздцы.

– Вторую!

– Но нам нужна только одна…

– Возьмем двух. Режь.

Он освободил вторую лошадь и лишь тогда понял смысл маневра. Без лошадей бедняги нескоро доберутся до города, а значит, нескоро и заявят о грабеже. Миледи сказала мужчине, указав на свою бывшую лошадку:

– Вон ту полудохлую оставляю вам. С нею вы долго провозитесь.

Сюртук успел забраться назад в экипаж и теперь обнимал дочку, приговаривая:

– Все обойдется. Прости меня, деточка. Все будет хорошо, только не бойся…

Лицо герцогини было, как всегда, укрыто платком, но Джоакин уже научился распознавать ее настрой по выраженью глаз. Сейчас они туманились от презрения.

– В путь, миледи, – сказал Джоакин и протянул ей руку, чтобы помочь взобраться на лошадь.

Аланис сняла с пальца рубиновый перстень – единственную драгоценность, что была на ней при бегстве из Эвергарда. Швырнула седому мужчине со словами:

– Получи оплату, жалкий человечек.

Джоакин мало знал о драгоценностях, но увидел, как вытянулось лицо седого. Похоже, перстень стоил дороже дюжины коней.

– Сударыня… – выдавил сюртук, но Аланис не пожелала слушать продолжение.

Опершись на плечо Джоакина, она запрыгнула на спину лошади и, не оглядываясь, пустила рысью.

Воин оседлал свою гнедую Леди и, ведя на привязи краденую лошадь, нагнал Аланис. Восторг охватывал его до самых глубин души. Как смело и твердо, и властно держалась Аланис во время дела! Никто не мог и пикнуть против! Попадись им не пара напуганных мещан, а целая банда разбойников – и те ходили бы по струнке от одного слова миледи. Так вот что, оказывается, имел в виду Хармон-торговец, когда говорил об «агатовской породе»! Как же прав был Джоакин, что изо всех женщин мира выбрал именно эту!

Он искал слова, чтобы выразить девушке свои чувства, и нашел такие:

– Миледи, вы – прирожденная грабительница!

Она едва не зашипела от ярости:

– Это что было?! Шутка? Ваш мелкий умишко дорос до чувства юмора?

– Миледи, я и не думал насмехаться. Лишь хотел высказать восхищение…

– Восхищаетесь, что я, Аланис Аделия Абигайль рода Светлой Агаты, опустилась до разбоя? Скатилась на вашу ступеньку – это вас радует?!

– Но разве не увлекательно пережить вместе такое приключение? Нам с вами будет что вспомнить. Никто из ваших сверстниц-дворянок никогда не делал подобного! Держу пари, все бы вам позавидовали, если б узнали!

– Боги, какой глупец! Это же из-за вас мне пришлось испачкаться в такой грязи! Вы должны были сами все сделать еще вчера и уберечь меня. Но вы не сумели, лишь поэтому мне пришлось вмешаться. Приключение? Мерзость и позор – вот что это было! Я отрежу вам язык, если посмеете еще раз заговорить об этом.

– Вряд ли у вас получится… – буркнул Джоакин очень тихо, чтобы миледи не слышала.

Дальше ехали молча. Двигались полем, но не теряя из виду дорогу, чтобы не сбиться с пути. Азартная радость парня отнюдь не угасла, когда миледи пристыдила его, а даже напротив, набрала сил. Он был уверен, что позже, когда Аланис выздоровеет, они вместе вспомнят дельце и улыбнутся тому, как ловко все провернули. Что особенно приятно, теперь у них имелась общая тайна – одна на двоих. Страничка жизни миледи, что открыта только ему, Джоакину, и никому более!

Пару часов он смаковал это дивное чувство, но потом нечто более прозаическое поселилось в душе… В желудке, если уж говорить точно. С прошлого вечера Джоакин съел лишь половину редьки и несколько горстей малины. Тело восставало против такого пренебрежения и заявляло протест при помощи яростных спазмов в животе.

Еще час-другой он терпел, проклиная выносливость герцогини, которая легко обходилась вовсе без еды. Затем не сдержался и спросил:

– Миледи, не сделать ли нам привал ради поиска провианта? Ибо успешность нашего продвижения возрастет, если мы подкрепимся…

– И где же вы возьмете пищу?

– Вокруг нас поле, миледи…

– А, по редьке соскучились! – усмехнулась Аланис. – Потерпите, бедняжка. Впереди развилка, взглянем на указатель. Мне кажется, до города уже недалеко.

У развилки они выехали на дорогу и осмотрели столб. На деревянных стрелках значилось несколько городов, среди них был и Тойстоун. Но число миль, стоящее следом, озадачило Джоакина.

– Вы говорили, миль двадцать, миледи, – без задней мысли отметил парень. – Пол-ночи едем, должно было миль десять остаться. А тут почему-то значится тридцать…

– Я ошиблась дорогой, – сквозь зубы процедила миледи.

Джоакин пожал плечами:

– Ну, со всеми бывает… Кто из нас не совершает ошибок?

Тогда, внезапно, леди Аланис вскричала:

– Тьма сожри эту дорогу! Ненавижу ее! И вас с нею вместе, тупица! И Блэкмора, и Галларда, и Адриана – всех подонков ненавижу! Будь они прокляты!

В сердцах она принялась пинать дорожный столб, повторяя:

– Ненавижу! Ненавижу!..

Башмак слетел с ноги, она схватила и зашвырнула его далеко в поле. И вдруг, будто силы мигом оставили ее, опустилась на землю, закрыла лицо руками.

– Боги, как же я устала… – прошептала миледи.

Утешать девиц, а тем более высокородных, Джоакину доводилось нечасто. Он присел рядом с нею, несмело тронул за плечо. Аланис судорожно вздохнула, будто собиралась заплакать. Парень приобнял ее и сказал, поглаживая по спине:

– Ну, будет, миледи!.. Ничего страшного не случилось, все хорошо. Нужно поесть и поспать, тогда настроение наладится. И завтра с новыми силами…

Аланис рывком отодвинулась, ее отчаяние враз сменилось гневом.

– Вы не можете мне сострадать. Я не давала вам такого права! Ступайте, принесите мой башмак!

Джоакин тут же подхватился. По правде, он был рад перемене: гневная Аланис восхищала его, а плачущая – пугала.

– Сейчас, миледи.

– И второй!

Она скинула другой башмак и швырнула в противоположную сторону. Джоакин подался на поиски. Когда нашел и принес обувь, миледи уже сидела на лошади.

– Наденьте, – потребовала она, пошевелив стопой.

Джоакин обул Аланис, радуясь возможности прикоснуться к ее ножкам.

– Я решила, – сказала она. – Поедем прямо по дороге и заночуем в первой гостинице.

– Миледи, это же опасно! Не лучше ли в поле, у костра?..

– Я решила, – повторила Аланис и тронулась с места.

Джоакину не осталось ничего другого, как догонять ее.

Гостиница попалась через несколько миль. Воин долго тарабанил в закрытые ставни прежде, чем хозяин проснулся и выставил в окно взведенный арбалет.

– Я не грабитель, – пояснил Джо. – Мне просто переночевать…

Хозяин поворчал, но впустил. Аланис ждала, притаившись за углом. Парень было предложил сказаться мужем и женой, как делала миледи с лейтенантом Хамфри, но Аланис и слышать не хотела. Так что Джоакин вошел один и попросил комнату на первом этаже. Получив комнату, он заперся внутри и открыл ставни, громко покашлял. Аланис подошла под окно, он втянул ее внутрь. Она велела зажечь свечу, он зажег. Миледи брезгливо огляделась:

– Клоповник. Мои собаки спят в лучших условиях!

– Потому я и предлагал заночевать в поле…

– Ступайте, принесите мне еды. И воды, чтобы омыться. Горячей!

Понадобилось все джоакиново красноречие с двумя агатками впридачу, чтобы убедить хозяина разогреть воды среди ночи. С едой было проще: имелся хлеб, ветчина, морковь и даже холодная овсянка. Он перекусил, пока вода грелась, потом отнес все необходимое девушке.

– Вот, миледи, здесь и вода, и пища – все, как просили.

– Угу… теперь ступайте.

– Позовете меня, когда окончите омовение?

– Зачем?!

– Ну, спать…

– Вы что, намерены спать здесь?! Убирайтесь! В моей комнате вас не будет.

– Но хозяин заподозрит неладное, если я один сниму две комнаты…

– Спите в коридоре. Спите в поле, как вы мечтали. Делайте что хотите, только исчезните отсюда!

Джоакин покорно вышел.

– Сладких снов, миледи… – сказал он уже закрытой двери. В ответ щелкнул задвигаемый засов.

Парень сел на пол, накрылся плащом и смежил веки.

* * *

Эти несколько дней были, пожалуй, самыми странными в жизни Джоакина. Они представляли собою непрерывное чередование жара и холода, огня и снега. Чувства сменяли друг друга в такой безумной круговерти, что парень уже не мог и различить их: обида, сострадание, тревога, страсть, унижение, нежность, восторг… Картежник, что проигрывает за ночь годовое жалование, потом возвращает вдвойне, и вновь теряет все до медяка – и тот, наверное, чувствует в душе больше покоя.

Парень проснулся в коридоре придорожной гостиницы. Раннему пробуждению помог слуга, споткнувшийся о джоакинову голень. Парень накинулся было на него, но быстро понял, что это – возможность сделать нечто приятное для миледи. Пока она спит, нужно раздобыть и принести еды, а если совсем повезет, то и кофе. Она будет рада проснуться и сразу позавтракать в постели.

Он так и сделал. Сперва умылся и причесался, придал себе пристойный вид, подходящий для общения с герцогинями. Затем заказал яичницу с беконом и чаю. Кофе, конечно, не нашлось, зато к чаю прилагался маковый пирог. Джоакин принес горячее кушанье под дверь и осторожно постучал.

– Миледи, вы проснулись?..

В ответ послышался болезненный стон.

– О, боги! Что с вами, миледи?

– Чего вы хотите?.. – вместо ответа прохрипела Аланис.

– Я принес завтрак…

– Не хочу есть. Сделалось хуже. Найдите лекаря…

Он попытался расспросить о ее состоянии, но она огрызнулась:

– Что вы понимаете в симптомах? Приведите мне лекаря!

Не помня себя от беспокойства, Джоакин проскакал шесть миль до ближайшего городка. Не без труда разыскал лекаря – благо, делу помогло серебро, что теперь имелось в кармане. Лекарь оказался хорош: в пенсне, с саквояжиком, как и тот, прежний. Джоакин потащил его в гостиницу, умолял ехать быстрее. Аланис впустила к себе одного лекаря, а парень остался мерить шагами коридор. Как вдруг из комнаты донесся голос миледи:

– Шарлатан! Неуч! Подите прочь!

Лекарь пытался оправдываться, но герцогиня лишь распалялась:

– Исчезните с моих глаз, мошенник! Вон! Убирайтесь!

Дверь распахнулась, лекарь, весь красный, сбежал из гостиницы. Аланис позвала Джоакина к себе и нещадно обругала:

– Где вы только нашли такого болвана?! Бездарности тянутся друг к другу?

Он сказал, что немедленно поедет за новым лекарем, но Аланис отмахнулась:

– Ни к чему, мне уже легче.

Парень аж опешил:

– Как – лучше?! Неужели?

– Ну, если я говорю!

Она потребовала обед и с аппетитом съела все, даже жирное куриное бедро. При этом не уставала бросать ядовитые замечания в адрес лекаря, Джоакина, хозяина гостиницы и повара. Парень слушал ее с умилением и не мог нарадоваться.

Когда стемнело, тронулись в путь. Прошла пара часов прежде, чем Джо узнал: они больше не едут в Тойстоун.

– Подумала про этого бургомистра… он мне не по нраву. Кто-то говорил, Тойстоун недоплачивает ремесленную подать. Будь бургомистр хорош, такого бы не было. Поедем в баронство Бонегана. Помню барона с турнира – бесхитростный вояка. Этот не предаст.

Путь, таким образом, удлинялся на двадцать миль. Но Джоакин был доволен тем, что Аланис подробно высказала свои мысли. Кажется, она начинала ему доверять. Да и голос ее звучал бодрее. Чем дальше они отъезжали от гостиницы, тем веселее делалась миледи. Свежий ночной воздух, несомненно, шел на пользу.

– Вы сами виноваты, – сказала она благодушно, – заставили меня ночевать в этом клоповнике. Там духота и грязь, всякому сделалось бы дурно. Ваше счастье, что у меня столь крепкое здоровье, иначе быть вам женоубийцей. Вас бы колесовали, Джоакин Ив Ханна.

– Но вы же сами хотели в гостинице… – начал Джоакин, и Аланис рассмеялась:

– Ах, полно! Это же шутка! Я не гневаюсь на вас. Сегодня вы еще не сделали ничего дурного. Бездарный медик – тоже не ваша вина. Правда?

– Да, миледи…

– Хорошие лекари попадаются так редко, что их трудно распознать. Будто сказочные животные: все слышали, но мало кто видел. Никогда не полагайтесь на медиков. Ежедневно посвящайте один час упражнениям и непременно молитесь Праматери Сьюзен – тогда будете здоровы. Так меня учили в пансионе.

– В пансионе, миледи?

– Елены-у-Озера в Кристальных Горах. Вы разве не слышали?

– Конечно, слыхал, миледи! – соврал Джоакин.

– Выдумщик!.. – хихикнула Аланис. – Ничего вы не слышали. Я там училась четыре года. Как-то на втором курсе…

Она принялась вспоминать некую историю, и Джоакин не уловил ни слова – настолько трепетал от самого факта, что Аланис откровенничает с ним. Парень боялся лишний раз вздохнуть, чтобы не сбить ее с этого настроя… Как вдруг девушка закричала:

– Куда вы смотрите? С дороги, с дороги!

В трехста шагах впереди показался отряд всадников, и Аланис с Джоакином помчали наутек через поля. Всадники пустились в погоню. Вряд ли они могли опознать беглецов, скорее, гнались лишь потому, что Джоакин и Аланис удирали. С полчаса длилась опасная скачка по ночным полям, бедные лошади выбивались из сил, а Джоакин с замиранием ждал мига, когда гнедая сломает себе ногу. Но потом вояки сбавили ход и отстали – пожалели коней. Джоакин не рассмотрел гербов на всадниках и так и не смог понять, кто же это был: люди Блэкмора или приарха, или императора, а может быть, просто банда разбойников.

Когда погоня исчезла из виду, Аланис напустилась на парня – в этот раз безо всяких шуток:

– Как мы оказались на дороге?! Вы забыли, что опасней дороги нет ничего? Хотели продать меня врагам?!

– Миледи, это же вы велели ехать по дороге! Я еще отговаривал…

– То было вчера, а это – сегодня! Неужели неясно? Нам следовало свернуть в поля!

Он не увидел разницы между вчерашней дорогой и нынешней, но не рискнул спорить.

– Отчего молчите? – потребовала Аланис и вдруг ойкнула.

– Что случилось?!

– Рана кровоточит…

– Позвольте, я посмотрю!

– Нет! Найдите воды.

– Поля орошаются, должен быть канал…

Они двинулись к каналу, и, не доехав совсем немного, Аланис упала без чувств. Джоакин отнес девушку к воде, распахнул ее плащ, развязал тесемки платья, чтобы добраться до раны. Но тут возникла другая мысль. Снять платок с лица миледи и наконец-то взглянуть!.. Едва он коснулся ткани, Аланис очнулась:

– Аа!.. Где я?.. Что вы?..

– Хочу помочь вам. Рана открылась…

– Прочь, прочь! – заорала она едва ли не в панике. – Я сама, не трогайте меня! Не трогайте!

Джо дал ей чистую тряпку и усадил у воды. Аланис кричала, пока он не отошел подальше. Он не мог видеть, что она делала, и только слышал время от времени болезненные стоны. Сердце разрывалось от сострадания, а еще больше – от невозможности помочь. Имей он хоть какие-то познания в медицине, насильно уложил бы девушку, связал ей руки и все сделал сам! А так не оставалось ничего другого, как сидеть в стороне…

В ту ночь уже никуда не ехали.

* * *

Миледи проспала до полудня. Очнувшись, накинулась на Джоакина за то, что не разбудил ее раньше. Он попытался возразить, мол, сон помогает выздоровлению. Герцогиня заявила: ее выздоровлению поможет вид дяди Галларда, разрываемого на части четверкой коней. А этого уж точно не случится, пока она валяется среди поля, как крестьянская девка!

– Я приготовил вам завтрак, миледи…

– Я не голодна. Скорее в путь. Наверстаем время, что мы потеряли из-за вашей лени.

– Вам нужны силы, миледи. Без еды вы не сможете поправиться.

– Я полна сил!

В это верилось с трудом. Глаза девушки были мутны и покрыты сетью красных жилок, под нижними веками легли темные круги. Но Джоакин не спорил. Уже уяснил: чем больше он настаивает на своем, тем жестче упирается Аланис.

Они сели на коней и двинулись в дорогу. Погода стояла пасмурная, скоро начал накрапывать дождь. Это не смущало девушку. Что ж, по крайней мере, морось давала хотя бы какую-то маскировку.

Спустя время, Джоакин заметил: сегодня они едут в другом направлении. Осторожно сказал об этом миледи.

– Нет, тьма вас сожри, я не ошиблась! – огрызнулась она. – Знаю, куда еду.

– Мы больше не направляемся к Бонегану?

– Барон – мелкая сошка. У него полсотни рыцарей, не больше. Пользы от него! Двинемся в замок Эрроубек.

– Долго ли ехать?

– С вашей скоростью – месяц. Но если будем иногда отвлекаться ото сна ради движения, то за два дня доберемся.

Джоакин хмурился. Ему крепко не нравилось состояние здоровья Аланис. Чем тщательней он присматривался, тем больше тревожных признаков замечал. Миледи гораздо хуже держалась в седле, чем вчера. Ее шатало, спина гнулась, плечи опускались. Лоб был бледен, а глаза – болезненны. В голосе девушки, прежде твердом, стали проскакивать горячечные высокие нотки.

Он набрался решимости поговорить напрямую.

– Миледи, ваше самочувствие меня до крайности тревожит. Давайте-ка отправимся в ближайший город, хоть бы в тот же Тойстоун. Позовем лекарей – одного, второго, третьего, десятого. Хоть один да окажется хорош и поможет вам!

– Я вам скажу, сударь, что мне поможет. Тысячи две тяжелой кавалерии, тысяч по пять копейщиков и лучников – вот снадобье, которое мне нужно. У вас найдется? Нет?.. Какая жалость!

– Желаете захватить Алеридан, миледи?

– Догадлив, как Светлая Агата!

– Вы не сможете командовать армией, если будете мертвы.

– О чем это вы?

– Болезнь, миледи, хуже, чем вам кажется. Она очень опасна…

– Откуда знаете? Вы – лекарь?

– Нет, миледи. Потому и хочу найти его…

Она издала глухой звук, похожий на рычание. Невпопад спросила:

– Какое сегодня число?

– Четверг.

– О, боги! Календарная дата какая? Слыхали когда-нибудь о календаре?

Джоакин вынужден был признать, что не знает даты. Когда живешь в странствиях, следишь за днями недели. В понедельник все хмуры, у лодочника воды не допросишься. В пятницу батракам и ремесленникам платят расчет, люди веселы, могут пивом угостить или хотя бы развлечь забавным рассказом. В субботу во многих городах ярмарки, покупать амуницию или подряжаться на службу лучше всего именно в субботу. А в воскресенье красиво: девицы принаряжаются к церковной службе, да и свадьбы тоже начинают в воскресенье… Но вот следить за датами – зачем оно путнику, какой прок?

– Ладно. Сколько дней прошло от… – она запнулась, – от Эвергарда?

– Шесть, – подсчитал Джоакин.

– А вы знаете, чем занимается эти шесть дней мой милый дядя – Галлард Альмера?

Джоакин высказал предположение: торжествует, празднует победу, читает проповеди. Аланис фыркнула.

– Каждый час от того мига, как погиб мой лорд-отец, Галлард занят лишь одним делом: укрепляет свою власть. Заменяет офицеров на преданных ему: сперва полковников и капитанов, затем и лейтенантов. Перемещает войска так, чтобы отряды отца стояли вперемешку с дядиными сворами. Нанимает и рассылает шпионов. Созывает в Алеридан отцовских вассалов, требует присяги. Запугивает тех, кого можно запугать, покупает тех, кто продается. Приближает к себе детей сильнейших вассальных домов. Вам, пожалуй, невдомек: это не знак уважения, а страховка. Если вассал восстанет, его ребенок сразу превратится в заложника… Ищет поддержки вне Альмеры. Весь двор шептался, как дядя заглядывал в декольте нортвудской Медведице, а позже ездил к ней на чай. На грибочки… Не удивлюсь, если пара полков северян уже плывет сюда через Дымную Даль. И Адриановы подонки, вооруженные Перстами, – с дяди станется даже у них просить помощи! Бедный мой темный Джоакин, вы ничего не понимаете. Каждый день, каждый час, каждую минуту я теряю куски моего герцогства! Альмера – моя Альмера! – прирастает к рукам дяди!

– Это очень печально…

– Печально?! Ваш отец жив-здоров, правда?

– Милостью богов, да, миледи.

– А братья?

– Не тужат.

– А землею вы когда-нибудь владели? Возможно, городом? Судоходной рекой? Вам служила тысяча-другая вассалов?..

– Нет, миледи…

– Стало быть, ваша наибольшая потеря – это агатка, по пьяному делу проигранная в кости?.. Так не рассказывайте, тьма вас сожри, что печально, а что нет! Не делайте вида, будто понимаете меня! Вы не поймете, вам не дано! Даже не старайтесь!

Джоакин ощутил сильное желание рассказать, как на его глазах погибла Полли, но поразмыслил и отказался. Мрачно выдавил:

– Простите, миледи.

– Впервые слышу от вас нечто разумное…

Прошли еще часы. Дождь продолжался. Аланис промокла, ее начало лихорадить. Однако любые предложения остановиться, перекусить, согреться она отметала.

– Время, сударь. Время уходит.

– Вы рискуете собою, миледи. Подумайте: здоровье и жизнь важнее власти.

– С точки зрения нищего – да.

Когда обида настолько окрепла в душе воина, что почти вытеснила сострадание, Аланис вдруг обратилась к нему доверительно:

– Вы говорили, что служили Рантигару…

– И Бройфилду! – радостно откликнулся Джо.

– Бройфилд слишком мелок. А Рантигар – беспринципный мерзавец. Но у него есть войско и готовность драться. Он может быть полезен. Как близко вы с ним знакомы?

Джоакин нехотя признал, что вовсе не знаком с графом, просто служил наемным мечом под его знаменами.

– Так и думала…

Миледи вновь замкнулась в хмуром молчании. Джоакин с надеждой вымолвил:

– Однажды я выполнял поручение для его милости графа Шейланда…

– Сын торгаша и Адрианов прихвостень! С Шейландом я не стану связываться. Жаль, что вы не служили его жене…

Джоакин воскликнул победно:

– Я знаком с леди Ионой Шейланд!

– Ориджин, – поправила Аланис.

– Да, Ориджин.

– Так вы знакомы с Ионой?

– Виделись не далее, как в апреле, миледи.

– Вы на хорошем счету у нее?

– Скажу так, миледи: Северная Принцесса побеспокоилась о моем здоровье и лично осмотрела мои раны после поединка.

– Сомневаюсь… Иона не любит ни дуэлянтов, ни наемников.

– Заверяю: для меня она сделала исключение.

Аланис помедлила в сомнении.

– Если я отправлю вас с посланием для нее, сможете доставить?

– Несомненно, миледи!

– А сможете добиться встречи лично с Ионой, не с ее мужем?

Джоакин сомневался, что Северная Принцесса хотя бы вспомнит его. Тем тверже прозвучал его голос:

– Так точно, миледи!

Аланис вновь задумалась.

– Мне кажется, вы лжете… Впрочем, это не имеет значения. Все равно я не пойду за помощью к Ионе.

– Верное решение, миледи! Иона – заносчивая и самовлюбленная, в ней ни капли благородства.

– Право, Джоакин, вы так глупы! Всякий раз, как собираетесь сказать что-то, тщательно взвесьте и поймите: лучше вам промолчать.

Он надулся и больше уже не затевал бесед.

Однако сумрачное облако хвори, окружавшее миледи, Джоакин прекрасно чувствовал. Аланис скидывала капюшон, надеясь, что дождь поможет взбодриться, но вскоре начинала дрожать и зябко куталась в плащ. Она держала вожжи одной рукой, а вторая никак не находила покоя: хваталась за шею, теребила мокрые волосы, царапала бедро. Девушка просила хлеба, но, едва взяв в руки, говорила, что не сможет съесть ни крошки. Она опасно пошатывалась в седле, и лошадь ступала неуверенно, то и дело прядала ушами, беспокойно мотала головой. Кобыла будто пыталась проверить: живого ли человека несет на спине, или мертвое тело.

Солнце скатилось к горизонту, когда герцогиня сдалась:

– Больше не могу. Мне трудно держаться в седле… Нужно лечь.

* * *

Заброшенный сарай когда-то был сеновалом. Теперь сена осталось немного, оно давно отсырело и начало гнить. Девушка упала на сено, подгребла к себе, стараясь зарыться. Немилосердный озноб колотил ее.

– Что я могу для вас сделать?.. – прошептал Джоакин, присев рядом.

– Давайте в… ваш куриный помет. И ф… флягу с водой.

Он дал ей сверток и предложил помощь. Аланис отказалась:

– Просто выйдите… я сделаю сама.

Он вышел. Стреножил и расседлал коней. В сильнейшем беспокойстве принялся бродить вокруг сарая, теребил бородку, кусал губы.

Наконец Аланис позвала его. Когда он вошел, девушка лежала на сене, обессиленная болью.

– Сядьте рядом… – попросила она.

Он сел.

– Знаете молитву Праматери Сьюзен? Помолитесь со мною.

– Не знаю, миледи.

– Тогда просто повторяйте…

По нескольку слов она прочла молитву, Джоакин повторил.

Потом она прикрыла глаза и шепнула:

– Холодно…

Он лег рядом с нею и обнял, укутал своим плащом. Впервые Аланис не возражала. Он почувствовал дрожь ее тела, ощутил запах снадобья – тяжелый, землистый.

– Вы ненавидите меня?.. – вдруг спросила Аланис.

– Нет, нет! – воскликнул Джоакин.

– Все меня покинули… – срывающимся шепотом заговорила миледи. – Ни семьи, ни жениха, ни вассалов… Остались лишь вы. Наверное, вам очень нужны деньги, иначе и вы ушли бы…

– Нет, миледи, что вы! – закричал Джоакин, стискивая ее в объятиях. – Деньги совершенно не при чем!

– В этом нет позора… Вы – наемник… Не волнуйтесь, я сполна расплачусь с вами. Получите щедрую награду…

– Дело вовсе не в деньгах! Я с вами потому, что… вы – самая лучшая!

– Какая чушь… Я несносна… – голос так ослаб, что Джоакин едва слышал. – Прошу, не нужно меня ненавидеть… Если умру – не держите зла.

Джоакин был в ужасе. Приник к самому ее уху и зашептал:

– Не смейте даже думать такого! Вы ни за что не умрете! Я не позволю. Если смерть придет за вами, я ей переломаю все кости и зашвырну обратно на Звезду! И вы ни капли не несносна. Вы прекрасны, Аланис! Вы – гордая, смелая, волевая, умная. Вы – лучшая из женщин на свете. Я люблю вас!

Он затаил дыхание, ожидая ответа. Но ответа не было: девушка спала.

Джоакин укутал ее потеплее, прижал к себе. Лег, уткнувшись носом в ее платиновые волосы и попытался уснуть.

Это было невозможно. Близость девушки будоражила его, кровь вскипала в жилах. Смерть, дохнувшая было в лицо землистым запахом снадобья, улетела прочь. Теперь Джоакин чувствовал лишь упругое горячее тело красавицы. Ничего другого в мире не осталось.

Его ладонь подвинулась вниз и легла на бедро Аланис. Огладила округлость, переползла на ягодицу, сжала. Он ужаснулся того, что делает, укусил себя за губу, отдернул руку. Джоакин приказал себе замереть и долго лежал без движения, пытаясь успокоиться.

Но Аланис была рядом, он чувствовал изгибы ее тела, слышал стук сердца, вдыхал сладковатый запах кожи…

Он крепко стиснул ее, надеясь, что от этого станет легче. Ошибся. Кровь загрохотала в висках, в глазах потемнело от вожделения. Рука поползла вверх, коснулась груди миледи… Он попытался сдержать себя… Пальцы нашли шнуровку на платье, осторожно потянули. Ладонь сунулась в вырез и ощутила горячую плоть…

Джоакин весь дрожал. Казалось, он умирает и в тот же миг рождается заново. Уже и вторая ладонь скользнула под платье, жадно гладила, щупала, сжимала… Плечо Аланис оголилось, и Джоакин приник к нему губами. Он в жизни не пробовал ничего вкусней, чем ее кожа.

Слишком поздно он вспомнил, что где-то – на плече или груди – имеется открытая рана. Стоит лишь задеть, и…

Аланис издала отрывистый стон. Он резко отдернулся, оторвал ладони от ее тела. Однако, просыпаясь, она успела почувствовать.

– Что?! Что происходит?

– Ничего… Все хорошо, миледи…

Она порывисто села, ощупала платье, обнаружила тесемки.

– Ах, подлец!..

Он заговорил с лихорадочным пылом:

– Миледи, простите, я вел себя недостойно, но есть то, что меня извиняет. Я люблю вас, миледи! Больше всего в мире люблю! Не могу думать ни о ком, кроме вас!

– Скотина!.. Поди прочь, пока жив!

– Клянусь: я люблю вас! Никого прекраснее не видел на всем белом свете. Я докажу, смотрите. Смотрите… сейчас… найду огонь.

Он отыскал огниво, нащупал горсть сухой соломы, поджег. Сверкнули яростные глаза Аланис над треклятой вуалью. Голое плечо, кинжал в руке.

– Смотрите! – Джо выхватил из-за пазухи и сунул герцогине сложенный вчетверо серый замусоленный листок. – Я полюбил вас по одной лишь этой картинке! Разве я мог не сойти с ума, когда увидел вас наяву?!

Она развернула страницу, поднесла к зрачкам.

– Вы – красивейшая женщина в мире! – горячо воскликнул Джоакин.

Аланис захохотала. Смех – смесь из ненависти, досады, злобного веселья и огромной, бесконечной боли.

– Я?.. Красивейшая?.. Ха-ха-ха-ха! Красавица!..

Джоакин ахнул, когда она скомкала страницу и сунула в огонь. Листок ярко запылал, Аланис поднесла его к лицу.

– Красавица, да? Ах-ха-ха! Полюбуйтесь!

Она сорвала платок.

Джоакин не сдержал крик ужаса. Черно-красная полоса горелого мяса пересекала щеку герцогини. Ожог начинался у губ и кончался под самым ухом. От кожи остались одни струпья, вся нижняя челюсть была выпачкана гноем и сукровицей. Казалось, половину лица сняли с сожженного трупа и пришили к голове девушки. Но самое худшее… Джоакин пытался отвести взгляд – и не мог!.. Под скулой щека Аланис была прожжена насквозь. В отверстие виднелись зубы.

– Как вам моя красота, сударь? Пришлась ли по вкусу?

Он не мог разжать челюсти, чтобы выдавить хоть слово. Лицо Аланис исказила ухмылка. Ожог сменил форму, стал похож на пасть чудовища.

– Ах, я больше не прекраснейшая на свете?.. Бедняжка, как же вы ошиблись!

Джоакин, наконец, смог отвести глаза от ее щеки.

– А теперь, – процедила герцогиня, – пошел прочь. Чтобы я тебя никогда больше не видела.

Подвластный силе ее голоса, он сделал шаг назад. Остановился. Встряхнул головой.

– Нет. Ни за что.

И двинулся к ней. Аланис сделала выпад. Он успел перехватить ее руку и вывернуть, не коснувшись клинка. Пальцы девушки разжались, кинжал упал наземь.

– Я не оставлю вас, – сказал Джоакин. – Вы без меня пропадете.

Она задохнулась от ненависти, до скрипа стиснула зубы.

– Ваша рана гноится, – сказал Джоакин. – За несколько дней вы умрете. Я отвезу вас туда, где помогут. Не к вашим вассалам, а к людям, которых знаю я.

– Вон, – прошипела Аланис.

Он выпустил ее, подобрал искровый кинжал.

– Я посплю снаружи, у ворот. Но утром мы вместе двинемся в дорогу.