Колпак

15 сентября 1774г. от Сошествия

Фаунтерра

Сидя на полу тренировочного зала, Менсон Луиза рода Янмэй рисовал коня.

Конь выходил отличный, особенно – грива: угольно черная, яростно пламенистая. Менсон тщательно выводил изгиб каждой пряди. Покусывал кончик бороды, пытаясь представить ветер, треплющий конский волос. То и дело подтачивал карандаш бритвой: тот быстро тупился и приходил в негодность. Ничего другого на рисунке не было, одна лишь грива. Менсон рисовал то, что видел в своем воображении, а видел он только гриву.

Зал оглашался стуком учебных мечей. Владыка рубился с лазурным гвардейцем. Тот был из новеньких и, по незнанию, принялся поддаваться. Адриан трижды выбивал у него меч. Менсон не следил за боем – его интересовал гривастый конь. Он слышал только звуки ударов: тук – тук – стук – тарам! Меч полетел на пол. Тук – стук – тук – стук – тарам! Кто-то снова лишился оружия. Менсон знал, что побеждает владыка. Не было нужды смотреть.

Он почесал подбородок, прищурился и понял, что две длинные пряди должны спадать набок и тянуться вдоль конского хребта. Менсон нарисовал их, а затем и луку седла, которой почти касался кончик пряди. …тук – стук – хах! – тук – тарарам!

– Бейтесь в полную силу, – холодно бросил владыка. – Если вы неспособны на большее, то вам не место в гвардии.

– Ваше величество…

Пристыженный рыцарь подобрал меч, а женский голос из ложи произнес:

– Никто не сравнится в бою с вашим величеством!

Их там двое, женщин: невеста-выскочка и Медведица из Нортвуда. Бесстыдная лесть – это по части невесты. Менсон представил, что девица перекатывает слова на языке, как листья табака, обильно смачивает слюной, перетирает зубами и сплевывает сладковатую липкую жвачку. Он нарисовал передние зубы лошади.

Звук шагов, шорох воздуха. Владыка прошелся по залу, вращая мечом, разминая кисть.

– Клэнси, повторите-ка еще раз, что пишут Литленды?

Клэнси – первый секретарь императора. Если Менсон посмотрит на него, то увидит сияющую лысину и непременно подумает о самоваре.

– Ваше величество, герцог Литленд заверяет вас в своей преданности и клянется прибыть ко двору, едва уладит пограничный конфликт.

– С западниками, надо полагать?

– Да, ваше величество.

– Что за конфликт?

– Письмо коротко, ваше величество: голубиная почта. Герцог сказал только, что его форпосты атакованы кочевниками.

– Ясно, – тон владыки изменился: – Чего вы ждете, сир? Нападайте!

Шаги – стук мечей. В этот раз жестче, суше, яростней. Гвардеец атаковал в полную силу. Зубы жеребца выходили ровными, острыми, длинными: конь молод и горяч. Хах! Стук. Стук. Хах. Шаги смещались, гвардеец давил владыку, теснил к краю площадки. Адриан берег силы и отступал. Заманивает, – отметил Менсон, выводя конскую губу. Звонко отстучала серия ударов. Один звук выпал – глухое касание, гвардеец задел корпус владыки. А в следующий миг вскрикнул: владыка рубанул по ногам и попал в коленную чашечку.

– Слабо, – констатировал Адриан. – Капитан Бэкфилд, на позицию.

Капитан вышел, молодецки пришаркивая подошвами. Со свистом рассек воздух.

– Капитан, – спросил император, – что с агентурой Ориджинов?

– Истреблена под корень, ваше величество!

Клац – стук – стук. Владыка провел пробную атаку, капитан парировал.

– Под корень? Правда?

– Тридцать шесть шпионов взяты. Мои люди работают с ними.

Хах. Стук. Стук.

– Я слышал, кто-то успел бежать…

– Адъютант лорда-представителя.

– Кто-то остался в Фаунтерре, верный Ориджинам?

– Никак нет!

Стук. Стук. Стук. Серией мощных ударов владыка отбросил капитана к ложе.

– Неужели? Прямо ни одного?

– Не могу знать, – сквозь стук мечей процедил Бэкфилд.

– Лучше. Правда всегда лучше. А что с голубятнями?

– Голуби… шарк… конфискованы… стук, стук… все до единого. В этом клянусь!

– Берегите их… стук… и руки ориджиновых шпионов.

– Беречь?.. – с недоумением ляпнул капитан и в следующий миг лишился меча.

В голосе Адриана послышалась досада.

– Скверно, что приходится объяснять. Мятежник не должен быть слеп. Он должен видеть то, что я пожелаю.

– Ааа…

Грифельный жеребец на листе обзавелся губами и раздутыми ноздрями. Менсон пожевал бороду, критически оценил работу, подправил нижнюю губу. Так много краше: в рисунке сквозил оттенок обиды, а теперь его нет, осталась только ярость. Можно браться за глаз. Менсон поставил едва заметную точку – будущий центр зрачка.

– Каковы вести из Альмеры, капитан?

– Ваше величество, приарх Галлард докладывает, что держит Красную Землю под полным контролем.

– Не сомневаюсь, что он докладывает именно это. А что говорят ваши агенты?

– Вассалы неспокойны, ваше величество. Некоторые бароны противятся власти приарха. Говорят, его регентство над юным лордом Альбертом незаконно. Говорят, нельзя просто самовольно взять регентство над великим лордом – это должен утвердить совет прим-вассалов.

– Многие так говорят?

– Меньше половины. Но еще…

Бэкфилд замялся, Менсон успел нарисовать несколько ресничек.

– Что, капитан?

– Некоторые дворяне Альмеры недовольны поступком вашего величества.

– Некоторые?

– Ну… больше сотни, ваше величество.

– Недовольны?..

– Просят приарха порвать союз с вами и лишить вас благословения церкви.

– Просят?

– Угрожают сбросить Галларда и выбрать регентом того, кто отомстит за герцога Айдена и леди Аланис.

– Тьма вас сожри, капитан! Научитесь говорить прямо!

Скрипнув подошвами, владыка атаковал. Скрестились мечи. В ложе Медведица что-то шепнула ее высочеству. Шут Менсон выводил огромный влажный глаз. Глаз был черен, как и грива, но из-под века выглядывала полоска белка, придавая оттенок неистовства. Менсон от напряжения покусывал губы.

За пару минут владыка разделался с капитаном. Однако Бкэфилд оказался крепок: когда поединок окончился, Адриан тяжело дышал и разминал запястье.

– Вы непревзойденны, ваше величество!.. – мурлыкнула невеста.

– Неужели?.. – хмуро бросил Адриан. – А вы что скажете, леди Сибил?

– Согласна с ее высочеством, ваше величество.

Когда Медведица хвалит кого-то, ее голос похож на вино с медом. Но сейчас меда не было, одно вино.

– Долго бы я выстоял против кайра?

Менсону увиделось, как в голове графини вертится кубик, и на каждой грани написан лживый ответ: «Я не видела кайров в бою» – «Лучше вас нет никого!» – «За кайрами сила, но вы ловчее и хитрей» – «Полководцу необязательно уметь…»

– Ваше величество уложит любого кайра, – сделала выбор Медведица, и Менсон громко чихнул.

– Ну, мне, конечно, сложно судить, – добавила графиня, – я не видела кайров в деле…

Менсон снова чихнул.

– Эрвин – не кайр, ваше величество, – наконец, сказала правду Медведица.

– Вы что, ровняете меня с ним? – с неожиданной злостью процедил Адриан.

– Нет, ваше величество.

– Ориджин – бесчестный подонок и трус. Сосунок.

– Да, ваше величество.

– Он недостоин погибнуть от моего меча. Умрет с позором на плахе – вот что его ждет.

– Да, ваше величество.

Что-то такое сделалось с воздухом… от последних реплик он стал не то липким, не то грязным. Менсон ощутил потребность сказать. Уже давно – лет пятнадцать – Менсону с трудом давались длинные фразы. Смысл, который хотелось передать, он видел сперва как картинку. Сейчас это был терьер, идущий на кабана. Клыки вепря сверкали, как искровые лампочки, а под лапами терьера лежал не то снег, не то битое стекло.

Потом Менсон долго подбирал слова, чтобы выразить увиденное, и слова никак не клеились в предложение, рассыпались, крошились. Благородство… нужно иметь… хитрый враг… стратемы… недооценивать… в ярости… риск… Шут словил за хвосты нестройную стайку слов и выкрикнул погромче, пока они не сбежали:

– Хитрррый враг, владыка! Не принижай! Опасссно…

Адриан поглядел с легкой растерянностью – кажется, забыл о том, что дядя находится здесь. Помедлив, кивнул:

– Да, Менсон, ты прав. Ориджин хитер, этого не отнять. Генерал, на позицию!..

Алексис Серебряный Лис прошагал на центр зала с гордо поднятым подбородком. Мятеж северян пошел ему на пользу, даже дважды. Генерал повенчался с высокородной маркизой Валери, по которой давно вздыхал, а вдобавок стал главнокомандующим всеми войсками Короны. Уильям Дейви, полководец Южного крыла, оказался в немилости из-за дружбы с Ориджином и был понижен до батальонного командира. На его место претендуют несколько знатных военачальников: шиммерийский принц, сын герцога Фарвея, барон Блейк – генерал имперской кавалерии. Покуда император не принял решение, Серебряный Лис остается единственным главой искрового войска.

Когда-то и Менсон был полководцем. Говорят, неплохим. Сам он почти не помнил того времени. Сейчас Менсон смог бы командовать войском из двух человек. Удерживать в сознании больше двух объектов стало невыполнимой задачей… Однако он сохранил способность оценивать других военачальников. Шут не пользовался логикой – это было слишком сложно. Просто смотрел и слушал, и откуда-то знал, чего стоит полководец. Так он знал, что принц Шиммери и младший Фарвей, и Блейк – все трое слабее Уильяма Дейви, а тот, в свою очередь, хуже Лиса. Серебряный Лис, пожалуй, уступает только двоим в Империи: владыке и старшему герцогу Ориджину… Хорошо, что мятежом командует младший.

Пока Менсон Луиза вырисовывал ухо жеребца, Алексис взял учебный меч, сделал несколько пробных выпадов.

– Ваше мнение, генерал? – спросил владыка. – Как разбить хитрого врага?

– Мятежник требует, чтобы вы отреклись от власти. Стало быть, он пойдет на Фаунтерру. Нет других способов заставить вас отречься.

– И каким путем он пойдет?

– По суше через Южный Путь. Мятежник не имеет шансов разбить нас в честной схватке. Он попытается привлечь союзников, чтобы получить численное превосходство. Но лорды боятся вас, ваше величество. Они станут на сторону мятежника, только если поверят в его силу. Для этого он должен выиграть хоть одну битву.

– Согласен с вами, генерал. Будь вы Ориджином, как бы вы добились победы в первой битве?

Клинок Алексиса рисовал в воздухе восьмерки. Казалось, мерное движение меча помогает генералу размышлять.

– Искровая пехота особенно сильна на равнинах. Наше войско неуязвимо, пока сохраняются боевые порядки. Значит, Эрвин попытается выманить нас на пересеченную местность. Идеально подойдут холмы на севере Южного Пути. В них сложно развернуть пехотный строй, к тому же, там нет искровой силы, чтобы после боя перезарядить копья. Будь я младшим Ориджином, ваше величество, я вступил бы в Южный Путь, но задержался бы в северной, холмистой его части. Сжигал бы села, грабил и убивал людей. Ждал бы, пока имперские войска придут на помощь и войдут в холмы, а тогда дал бы сражение на выгодной мне позиции.

Речь генерала была слишком длинной и не уместилась в сознании Менсона. Он потерял смысл, но слышал интонацию. Звук мельничного жернова. Генерал знал, о чем говорит.

– Вы правы, – сказал владыка. – Я поступил бы так же… на месте младшего Ориджина. Грабил…

Император атаковал, генерал парировал.

– …убивал…

Удар – блок.

– …разрушал города…

Удар – блок.

– …сжигал урожаи на полях.

Удар – блок. Удар – блок.

– Мы должны позволить ему это, генерал?

Лис увел вбок меч Адриана и резко контратаковал. Владыка еле успел отпрыгнуть, клинок свистнул у его груди.

– Чем дольше Эрвин задержится на севере, тем ясней покажет себя трусом. Да, мы дадим ему время…

Лис теснил владыку серией мощных рубящих ударов, тот был вынужден отступать.

– …дадим ему время на малодушие и низость. Когда Империя увидит, чего стоит мятежник, все отвернутся от него.

– И тогда?..

– Мы придем со всей мощью. У Эрвина не будет надежды. Он даст бой и погибнет… либо сдастся. Думаю, выберет второе.

Серебряный Лис выполнил красивый обходной выпад. Император отскочил и едва устоял на ногах. Генерал опустил клинок, давая владыке передышку.

– Хорошо, – Адриан кивнул дважды, мол, и поединок хорош, и план. – Но мы должны знать, что Великие Дома подчинятся нам, а не мятежнику. Откуда мы знаем это?

– Ваше величество… – начал Лис, владыка качнул головой.

– Я хочу задать этот вопрос вам, леди Сибил.

Менсон подточил карандаш, приступая к левой передней ноге. Сложная штука. Одна неловкая линия – и конь выйдет неуклюжим либо медлительным, боязливым или дурным. По тому, как лошадь ставит переднюю ногу, знающий человек многое скажет о ней… Кто-то когда-то обучал Менсона. Возможно, старший конюший. Говорят, когда-то у Менсона были конюшни.

Графиня Нортвуд с поклоном поднялась, обретя некое сходство с девушкой-студенткой, вызванной отвечать.

– Ваше величество, Нортвуд готов служить вам со всей преданностью. Мой лорд-муж, граф Элиас, со своими славными сыновьями сейчас направляется в Фаунтерру, чтобы лично принести клятву. Они спустятся по Торрею до Уэймара, затем пересекут Дымную Даль и через три недели будут в столице.

– Я имел в виду не только Нортвуд, графиня. Как вы оцениваете намерения других земель?

– Герцог Лабелин уже заверил ваше величество в преданности, и нет причин сомневаться в нем. Тем более, когда над его головой занесен меч Ориджина. Граф Шейланд, несомненно, встанет на вашу сторону, едва выберется из Первой Зимы. А если не выберется, то его вассалы не простят Эрвину убийства Виттора. Приарх Галлард Альмера также предан вашему величеству – я готова за него поручиться. Правда, к сожалению, в Красной Земле сейчас неспокойно, и Галлард не сможет прислать войско вам на помощь.

– Это очевидно… Как на счет остальных?

– Генри Фарвей сообщил «волною», что захворал и вынужден задержаться в Сердце Света.

– Вы ему верите?

– Конечно, нет, ваше величество! Старый пройдоха тянет время, чтобы посмотреть, чья сторона возьмет верх. Но это и на пользу вашему величеству: с течением дней станет ясно, что ваша сила растет, а Эрвин трусит.

– Допустим. Юг?..

Голос владыки звучал как колесо водяной мельницы. Менсон был уверен: владыка сам знает ответы, но испытывает искренность графини. Медведице хватило ума ответить честно:

– Юг сейчас очень обособлен. Литленд и Шиммери – почти что отдельные королевства, а не вассальные земли Империи… К тому же, Литленды могут таить обиду за то, что вы отвергли Ребекку… Юг не поспешит на помощь вашему величеству. Важно то, что и вашим врагам он не сможет помочь – слишком далеко.

– Уже неплохо. Половина Севера на моей стороне. Центр присоединится к нам со временем. Юг вынужден остаться в стороне в силу своего расположения. Несмотря на пламенное обращение Северной Принцессы, Ориджину сильно недостает союзников.

– Да, ваше величество.

– А что вы скажете о западных землях, миледи?

Карандаш замер в руке Менсона. При слове «запад» он ясно увидел: копыта жеребца не должны касаться земли. Конь мчится галопом по полю, усыпанному человеческими черепами. Подковы дробят кости, расшвыривают зубчатые обломки. Менсон выкрикнул несколько слов. К большой досаде, ни одно из них не выражало мысль в точности… да и мысли как таковой не было – лишь тревожное, черное чувство.

– Угррроза. Сжатая пружина. Тетива. Кипящая смола!

– Ты не переоцениваешь их, Менсон? Кочевники разрознены, дики, недисциплинированны. И они ни за что не станут на сторону мятежников, поскольку мятежники – Ориджины.

Шут попытался подумать над ответом, и увидел собственную мысль как картинку. Поискал слова, чтобы описать ее:

– Выплескиваются. Черное варево. Льются через край!.. Много лет заперты в страхе… теперь свободны.

– Свободны? Западники?.. Менсон, ты о чем?

Он погнался за этой мыслью, но она уже растаяла, а остался лист с рисунком, и шут сказал:

– Утром я видел коня. Посмотри, владыка – хорош ли?

Он поднял лист, император взглянул.

– Он вышел жутким, твой жеребец.

– Такого видел, владыка! Нынче утром. Они приехали. Прррибыли.

– Кто прибыл?..

Шут услышал шаги на пороге и не ответил. Он не знал имен тех, кто прибыл. Но вот секретарь, вбежавший с докладом, – этот точно знает.

– Ваше величество, явились послы двух западных графств – Рейса и Закатного Берега. Им сказано, что будут приняты завтра. Они просят о немедленном приеме. Утверждают, что дело…

– …не терпит отлагательств, – окончил Адриан. – Не сомневаюсь в этом. Приведите их сюда. Я приму их присяги в тренировочном зале.

Секретарь удалился. Адриан поднял меч и к моменту, когда послы вошли в зал, обезоружил Серебряного Лиса.

Ради этих людей Менсон отложил рисунок и встал на четвереньки. Он решил, что в такой позе сможет лучше рассмотреть послов. Так и вышло. Менсон видел их со всей ясностью, зорко выхватывая детали.

Первым шел граф Рантигар – правитель Закатного Берега. На нем был черный дублет, расшитый золотыми узорами, перепоясанный широким алым ремнем. В роскошных ножнах покоился кривой кавалерийский меч, который тут же был изъят гвардейцами. Лицо графа Рантигара будто состояло из острых углов: заостренный нос и подбородок, узкие западные глаза, треугольные усики, отточенные на концах, как карандаш Менсона.

За Рантигаром следовал оруженосец: огромный, будто бык, в дублете из грубой черной кожи. На нем не блестело ничто: ни украшения – их не было в помине, ни шпоры – они были черны, как и дублет, ни глаза, подернутые мутной паволокой. Если допустить, что тень может быть вдвое массивней человека, то оруженосец выглядел бы тенью графа Рантигара.

Затем в зал вошли двое послов Рейса. Первый был смугл и обветрен, как древесная кора. Узкий шрам пересекал его рот, делая из двух губ четыре. Второй – худой, как змея, – двигался с пластичной, текучей ловкостью, напомнив шуту леди Катрин Катрин. Глаза у этого, второго, различались размером: левый глаз прищурен, правый – широко раскрыт. Оба посла Рейса были одеты одинаково: кожаные безрукавки, обшитые стальными бляхами, кожаные мягкие штаны, кавалерийские сапоги. На голых правых предплечьях – серебристые гербовые наручи; на поясах – роскошные ремни, украшенные вязью рисунков. Когда они приблизились, Менсон различил на ремнях крохотных тигров, мустангов, леопардов, удавов… Он вспомнил: воины Рейса не носят украшений на одежде. Их ранг виден лишь по рисунку на поясе, да еще – по богатым шпорам. Шпоры были на всех четверых западниках, отмечали звоном каждый шаг.

Секретарь назвал имена гостей. Менсон озадаченно потеребил бороду. Император приказывал землеправителям явиться лично, граф Дамир, правитель Рейса, не прибыл ко двору. Послы Рейса были всего лишь рыцарями – шаванами, как их зовут на Западе.

– Здравия вам, господа послы, – сказал Адриан с нажимом на последнее слово.

Они остановились двумя парами: левее – Закатный Берег, правее – Рейс. Поклонились: Закатный Берег – низко, Рейс – сдержанно. Произнесли слова приветствия.

– Граф Рантигар, предоставляю слово вам, – сказал владыка.

– Ваше величество, согласно вашему приказу я прибыл ко двору, чтобы заверить Корону в своей полной и беззаветной преданности. Вольное графство Закатный Берег глубоко почитает ваше величество как мудрого правителя и грозного полководца. Мы счастливы служить вам – ныне и вовек.

Менсон пожевал бороду, пытаясь взвесить сказанные слова. Стоят ли они дороже медной звездочки?.. Прошлым летом этот самый граф Рантигар поднял войну на Западе, чтобы присвоить владения Мельников. Таким образом, нарушил законы Империи и покусился на владения, пожалованные Династией своим вассалам. Однако верно и другое: Запад уважает силу. А владыка показал силу, какой позавидовали бы и Праотцы.

– Также смею сказать, – продолжил Рантигар, – что громогласная победа Короны над изменником Айденом Альмера восхитила Закатный Берег. Да будет всякий враг вашего величества сокрушен столь же быстро и бесславно! Да отправится новый мятежник – Ориджин – прямиком на Звезду, следом за подлецом Айденом.

Что ж, дело ясное. Вмешавшись в прошлогоднюю войну, Ориджины нанесли Рантигару позорное поражение. Теперь он жаждет мести и готов пообещать владыке что угодно, лишь бы увидеть Эрвина на плахе.

Менсон потянул к себе рисунок, облизал губы, разглядывая коня. На кого из послов он похож?..

– Мне приятны ваши слова, граф… – начал владыка, и тут один из послов Рейса выкрикнул:

– Слова труса!

Вдруг воздух наполнился нитями. Весь зал перехвачен нитями крест-накрест, они напряжены, от касания звенят, словно струны. Император подошел к шаванам, нити-струны лопались при каждом его шаге.

– Имеете что еще сказать, сир?

– Да, владыка. Ты презрел заветы Праотцов, когда пролил кровь силой Священных Предметов. Ты презрел достоинство и честь, когда потребовал от вольных графов собачьей покорности. Ты нарушил закон Юлианы Великой, когда отдал своим прихвостням Литлендам общие земли. Ты смешиваешь с грязью древние вольницы Запада. А этот шакал, – посол Рейса покосился на графа Рантигара, – предает свой народ и лижет тебе пятки. То, что мы слышим, – разговор зверей, а не мужчин.

Менсон видел, как гвардейцы напряглись и засветились изнутри пурпурным светом, будто заряженные искровые очи. Лицо владыки покрылось инеем.

– От чьего имени, сир, вы бросаетесь такими словами? Я звал сюда графа Дамира, вашего сюзерена. Вы говорите его голосом?

– Нет, владыка. Нашими голосами говорит Моран Степной Огонь – новый правитель Рейса. Он прислал нас сюда.

– Степной Огонь?.. – граф Рантигар издал смешок. – Всего лишь безродный вояка!.. Он не правит графством.

– Граф Дамир, – ответил четырехгубый посол Рейса, – подло убит Литлендами с попущения императора. Застрелен у них в гостях, прямо за обеденным столом. Степной Огонь – правая рука Дамира и лучший воин Запада. Он по праву взял власть и поклялся отомстить за вождя!

– По праву?.. – Рантигар не сдержал хохота. – Какие права у бандита?! Сложите оружие, склоните колени перед владыкой, молите о милосердии – вот все ваши права!

И в следующий миг…

– Ииииии!..

Воздух вспыхнул от крика. Шаваны Рейса расплавились: утратили очертания, хлынули волной. Гвардейцы возникли перед императором, заслонили скрещенными копьями. Но западники атаковали не владыку, а черноусого графа. Оруженосец вырос на пути, кулаком-кувалдой встретил одного, швырнул на спину. Но второй – разноглазый, гибкий, как змея, – подлетел к Рантигару и схватил за подбородок.

– Иииии!

Серебристая молния полоснула поперек шеи. Граф издал бульканье, словно тонул. Стек на пол красными струями. Обратился в груду тряпья, вокруг которого быстро росла лужа. Разноглазый стоял над ним, сжимая в руке шпору. Капля крови, сорвавшаяся с нее, много секунд висела в воздухе, а после упала на лицо мертвеца.

– Иииии! – длился надсадный вопль, и Адриан воскликнул, перекрывая:

– Менсон, Менсон!..

Лишь тогда шут понял, что это кричит он сам. Закрыл рот. Наступила тишина.

Трое стояли среди зала: оруженосец с лицом цвета пахотной земли, разбитый в кровь четырехгубый, убийца со шпорой. Люди императора сжимали их колючим кольцом клинков.

– Теперь Закатный Берег встанет на нашу сторону, – произнес шаван и плюнул на тело Рантигара. – Трусу не место во главе вольной земли.

Адриан спросил:

– Так вы сговорились с Ориджином?

Западники скривились в гримасах злобы.

– Ориджины – твои псы. Так было всегда. Мы рады, что даже псы восстали против гнусного хозяина. Но мы – люди, и не станем договариваться с собаками.

– Тогда чего вы хотите?

– Степной Огонь ведет наше войско на Литленд. Мы разделаемся с ворами, а потом придем за тобой. Ты ошибаешься, если думаешь, что Персты Вильгельма спасут тебя. Есть сила, стоящая выше Предметов – сила духа и жажда свободы. Ты ощутишь на своей шкуре. И если в день, когда падешь, Ориджин еще будет жив, – тогда мы убьем и его.

– Вы догадываетесь, что не выйдете из этого зала?.. – осведомился император.

Шаваны изобразили гримасы презрения. Они знали свою будущую судьбу. В этом и был смысл послания: Запад станет сражаться до смерти.

– Вы зовете Литлендов ворами. Почему?

– Они такие же воры, как ты. Присвоили переправы через священную реку Холливел, а ты позволил им сделать это. Герцог Литленд имеет грамоту, подписанную тобой.

– Я ничего об этом не знаю, – нахмурился владыка. Разноглазый западник только фыркнул.

Адриан смерил его долгим взглядом.

– Итак, вы здесь, чтобы преподать мне урок. Я покусился на ваши свободы, и вы будете биться до конца. Примете геройскую смерть: во дворцовом зале от мечей стражи, на поле брани от Перстов Вильгельма… Мир запомнит вас славными воинами, а меня – тираном. Верно?

Они не ответили. Император сказал:

– Я тоже преподам урок. Вечный Эфес!..

Поднесли священный кинжал в ножнах, Адриан опоясался им, положил ладонь на рукоять.

– Даю вам слово, вольные люди Запада. Я разобью вас в бою на равных, без помощи Перстов Вильгельма и кайров Ориджина. Я встречу вас в ратном поле и сокрушу силой честного железа. Начало своей победы я положу сейчас. Мечи.

Гвардейцы переглянулись, кто-то взял учебные клинки с пирамиды.

– Боевые мечи! – рявкнул Адриан.

– Ваше величество… ваше величество!.. Ваше величество!

Три голоса – воедино: леди Сибил, нареченная невеста, генерал Алексис. Император взял у гвардейца мечи и бросил один разноглазому шавану.

– Вы оскорбили меня словом и поступком. Вы пролили кровь моего верного вассала. Я вызываю вас на поединок.

Воин Рейса взвесил меч, крутанул в воздухе, проверил заточку. Он ожидал подвоха, но ошибся: в его руке лежала отличная сталь.

– Я убью тебя, владыка, – предупредил шаван.

– Попробуйте, – ответил Адриан и начал движение.

Говорят, когда-то Менсон умел фехтовать. Кто-то даже сказал, что он был хорош. Видимо, посмеялся. Сейчас шут не мог даже уследить за боем. Клинки расплывались в блестящие дуги. Бойцы не делали шагов, не атаковали и не защищались – перетекали с места на место, окруженные ореолом стали. Звенели удары – град в оконное стекло. Невпопад ахала нареченная невеста.

Менсон смотрел и видел, как бойцы меняются в размере. Адриан вытянулся в копье, рванулся в грудь шавану. Тот отлетел, сжимаясь. Адриан развернулся дугой, свистнул воздухом, чуть не задел. Западник – мелкий, юркий зверек – скользил по полу. Владыка преследовал и рубил. Владыка – огромен, заполняет собою едва не весь зал. У него не один меч, а пять, десять. Дюжина рук с клинками секут в клочья воздух. Ни один человек не увернется, не втиснется в щель меж дугами ударов. Но шаван – уже не человек и не зверь, а солнечный зайчик. Мечется в воздухе, парит. У него вовсе нет тела. Все его тело – один лишь блеск клинка. Адриан бьет, сечет, рубит этот блеск – и никак не может пробить.

И вдруг… дыхание Менсону перехватывает, будто легкие сжали клещами. Солнечный зайчик превращается в кольцо. Окружает, обертывает владыку. Жалит короткими острыми вспышками. Слева, справа, справа, сзади, слева, сзади… Адриан вьется спиралью, отбивает вспышки – но медленно. Медленно, до тьмы медленно! Клинок едва видим от скорости… но все равно – медленно!

Вспышка – росчерк. Рубаха Адриана наливается вишневым соком. Он движется назад, уходя из кольца. Шаван становится пчелиным жалом, целит в грудь, в пупок, шею, бедро… Адриан отбивается, отмахивается, отпрыгивает, откатывается… назад, назад, назад без конца… и вот упирается спиной в стену зала, а западник колет прямым выпадом. Стрела в живот. Молния!.. Но Адриан успевает шатнуться, клинок скользит по ребрам, вонзается в стену. А затем владыка рубит снизу вверх – неловким, слабым, косым ударом… и задевает руку врага.

Отличная сталь. Острей лезвия бритвы.

Со звоном падает меч, а шаван потрясенно смотрит, смотрит на свое запястье, рассеченное до кости, и не находит дыхания, чтобы закричать. Император извлекает из ножен Вечный Эфес и наносит последний удар.

Когда мертвец упал на пол, он стал совсем маленьким, не больше кошки. На глаза Менсону навернулись слезы. Сам факт смерти никогда не впечатлял его, но вот это странное превращение… Большое становится ничтожным. Сжимается, стискивается. Лишается права занимать место. Мир живых вытесняет прочь бесполезный мотлох…

Он протер глаза рукавом и взял рисунок. Да, под копытом жеребца должен быть череп. Человеческий, но крохотный, меньше подковы. Шут поднял карандаш и принялся править острие.

Владыка, хромая, прошел через зал. На теле краснели три раны – две на боку, одна на бедре, однако все неглубоки.

Он остановился против пары оставшихся в живых западников, поднял к их глазам окровавленный Вечный Эфес. Трехгранный клинок был гладок, как тончайший шелк, как лед, смазанный маслом. Багровые капли не могли удержаться на нем, срывались одна за другой, пока кинжал не остался совершенно чистым. Тогда стало видно, что он прозрачен, будто стекло.

– Я сохраняю вам жизнь, – сказал Адриан. – Возвращайтесь в свои земли. Расскажите Степному Огню и всем другим о том, что произошло здесь. Передайте: чтобы разбить вас, мне не нужны Персты Вильгельма.