Наука Имперская и Наука Варварская

В середине I тысячелетия Античный мир прекратил свое существование. Не стало прежних великих держав, а те, что выросли на их развалинах, оказались населены вчерашними варварами. Эти новички с интересом слушали проповедников мировых религий, охотно пользовались услугами уцелевших грамотеев. Но древняя наука стала чужда героям нового мира — так же, как она была чужда героям Гомера в предыдущие Темные века. Остатки научного знания уцелели только в монастырях: буддийских, христианских, конфуцианских, исламских. Казалось бы, в такой атмосфере нельзя ожидать новых открытий.

И все же они появились в тех областях, которые почему-либо не были в центре внимания античных ученых. Первым крупным научным изобретением стала десятичная позиционная система счисления целых чисел. Удивительно, как ее не придумали раньше! Ведь цифры в математике — то же, что буквы в языке, — а переход от иероглифов к алфавиту состоялся в Средиземноморье еще в X веке до новой эры. Пятнадцать веков спустя в монастырях Индии математики совершили сходный подвиг. Вскоре смышленые курды разнесли эту новинку по всей торговой Ойкумене до Иберии на западе и до Китая на востоке. Но в одичавшую Италию и Францию десятичные цифры запоздали на пять веков, а до их широкого применения дело дошло лишь в эпоху Возрождения.

Иное дело — химия: огромная польза от этой науки была ясна почти каждому ремесленнику; купцу или правителю. Как только химики научатся получать золото из любой руды, их ждет такой же почет, как геометров в Элладе. А пока — пусть делают побочные изобретения: порох и ракеты, бумагу и фарфор, типографский шрифт, чистый спирт и новые сильные кислоты.

Столь же полезны географы и историки: они указывают путь в глубины пространства и времени и находят там очень полезные вещи. В итоге вождь франков может подражать властителям Рима, превращаясь из конунга в рекса, а потом — в императора всей католической Европы. Владыка Китая тоже перестает быть простым кавалерийским генералом, он чувствует себя равным древнему воителю Хань У-ди, берет на себя ответственность за восточную половину Шелкового пути и хочет знать обстановку в его западном конце. Все эти действия требуют свободного владения древней мудростью. А надо ли выходить за ее пределы?

Правителям это ни к чему.; купцам — тоже. Иное дело — монахи: бесконечные споры о догматах той или иной веры упражняют ум не хуже, чем политические дискуссии в исчезнувшем мире Эллады. Оттого в монастырях жадно вчитываются в строки классиков: Будды и Конфуция, Лао-Цзы и Аристотеля., Евклида и Птолемея. Кто первый сумеет приспособить знания древних язычников к новой, правильной вере тот наверняка одолеет в спорах любого иноверца и заставит всех варваров почувствовать свою правоту!

Так в тишине келий. в гомоне рынков… в жестоких религиозных спорах и в тяжком труде ремесленников сохраняются и множатся разнообразные знания о Природе и тех моделях, с помощью которых ее можно постичь. Как только где-нибудь стечение обстоятельств породит новое многочисленное и самоуверенное поклонение изворотливых горожан — они сразу попытаются встать вровень с хитроумными греками, уверенными римлянами и столь же изощренными китайцами времен Великой Античности. Такое вызревание новых обществ займет около шести веков. Вспомним, что Фалес и Пифагор были отделены от Одиссея и Ахилла такой же пропастью — и перестанем удивляться феномену «Темных веков». У жизни — свой, присущий, вечный ход и не присуща скорость ей иная…