О романе Мэри Шелли и Перси Шелли «Паутина»

Прежде всего полагаю своим долгам оповестить все прогрессивное человечество: Мэри Шелли-не «та самая». Перси Шеллитем более не «тот, который». Знаменитые супруги Шелли, жившие в Англии XIX века (этот «доисторический» Перси прославился как поэт и духовный кузен Байроне; а его супруга Мэри подорила восхищенному человечеству доктора Франкенштейна), к роману «Паутина» никакого отношения не имеют. Будем считать, что ани просто случайные тезки. Супруги Шелли. написавшие «Паутину»-личности в высшей степени виртуальные. Объяснять, что такое «виртуальная личность», я, пожалуй, не буду, поскольку в романе, который вам предстоит прочитать, есть превосходная глава, посвященная исключительно теории виртуальной личности.

Сейчас ведется немало споров: является ли «Паутина» первым романом об Интернете; написанным по-русски. Некоторые полагают, что не является, поскольку первым был «Лабиринт отражений» Лукьяненко. Это утверждение можно оспорить по многим пунктам, но мне не хотелось бы разжигать новый виток бессмысленной полемики: как бы там ни было, одно можно сказать с абсолютной уверенностью: «Паутина» – первый роман об Интернете, написанный виртуальным персонажем. И эту пальму первенства у прекрасной Мэри вряд ли кто-нибудь оспорит.

Признаться, я ожидал, что первый русскоязычный «производственный роман» об Интернете окажется чуть ли не сплошным гипертекстом. Хренушки: это просто текст. Что к лучшему: будучи напечатанной на бумаге (а именно в таком виде, насколько я понимаю, вы его и будете читать), «Паутина» не понесла ни одной скорбной утраты смысла.

Неоднократно обжигавшись при чтении сетевой литературы, я опасливо предполагал, что обещанный «культовый роман» всея Сети русской окажется чем-то вроде концерта художественной самодеятельности для более-менее узкого круга посвященных. И опять ошибся. К счастью, конечно. «Паутина» не нуждается в снисходительном отношении: это более чем качественная вещь, которая так и просится на бумагу -нее порядке «гуманитарной помощи талантливым ребятам», а просто потому, что ее публикация сделает честь любому издательству, специализирующемуся на массовой литературе. Прежде всего, это просто увлекательное чтение (комплимент в устах человека, почти забывшего о том, что существует чтение ради удовольствия, весьма увесистый). Скажу больше: даже я, замордованный вечным цейтнотом, прочитал ее от начала до конца. Очаровательная, ироничная (и, что самое забавное, весьма достоверная) антиутопия, из каждого абзаца которой мне с заговорщическим видом старинного приятеля подмигивает автор – живейшее свидетельство того, что «Паутина» – роман все-таки не столько «цеховой», сколько поколенческий (ну вот, докатился до казенной терминологии на старости лет!) Ничего не попишешь: именно на страницах «Паутины» я обнаружил строки, которые вполне могли бы стать манифестом нашего поколения – если бы нам требовались какие-то дурацкие манифесты, чего с нами, хвала аллаху, никогда не случится!

«Я всю жизнь старался ни к чему не прикрепляться особенно сильно: ни к людям, ни к городам, ни к работе. Забираясь поглубже в воспоминания детства, я видел, откуда происходит эта отчуждениость. Слишком быстро прошел тот светлый период жизни, когда родители кажутся самыми большими, самыми умными и самыми красивыми людьми на свете. Уже в школьном возрасте я видел, что мать – обычная истеричка, далеко неумная: но настойчивая в своем желании контролировать все вокруг… или хотя бы в своей семье. А отец – замкнувшийся в себе пьяница, в котором погиб художник. Но при всех ссорах и постоянной нервозности их союз был крепким, как симбиоз водоросли и гриба в лишайнике. Ее окрики и его окурки – чем дальше рушился мир вокруг них, тем крепче была зта связь, основанная на простом психологическом дополнении, которое иногда называют любовью. В свою сеть они пытались затянуть и меня. «Зачем ты закрываешься в комнате? Что ты от нас прячешь?» – кричали они. А я, тогдашний школьник, не мог понять, чего они хотят: ведь я ничего не прятал, я просто читал «Последнего из могикан» и не хотел, чтобы мне мешал их шум с кухни. С годами я учился «закрывать дверь» все лучше и лучше: я не проживал больше года в одной и той же комнате общежития, я не имел друзей- да-да, как герой Лермонтова, я имел лишь приятелей, но не друзей, у которых плачутся на плече. Я ненавидел все эти русские «разговоры по душам», эти пьяные кухонные «ты меня уважаешь?», когда выворачивают свое грязное белье друг перед другом, заставляя тебя делать то же самое, заставляя связываться с другими таким сомнительным «душевным родством»».

Впрочем, многочисленные прикольные шифровочки «для своих» все же переполняют текст, как изюмины в кексе, испеченном щедрой хозяйкой. Собственно, вся «Паутина» – одна большая «шифровка», отправленная пианисткой Кэт – пардон, Мэри! – на Большую землю.

Именно по этой причине я не ограничился собственным драгоценным мнением, а обкатал «Паутину» на парочке добровольцев, каковые в Сеть не заходят, а посему совершенно неспособны испытать бурную радостьузнавания при упоминании, к примеру, «вернеровского робота Мистер Смех», или лекций Лебедева по «урле ведет еу» и Мирзы Бабаева по «искусству сновидения». И почему «Лабиринт отражений» Лукьяненко написан в стиле «фидорпанк», не понимают. Думают – опечатка.

Но оказалось, что и у них «Паутина» идет как по маслу, хотя отдельные «шифрованные» абзацы (вроде пародии на «Вечерний Интернет» в пятой главе) все-таки вызывали у моих подопытных коротенькие приступы зевоты. Так что теперь я совершенно уверен, что необходимый «кандидатский минимум» для получения удовольствия от чтения «Паутины» -это просто знакомство с «Балладой о Добром Робине».

Напоследок хочу выразить официальную благодарность авторам за изобретение гениального термина «худл» (впрочем, за время пребывания в моей голове он непреднамеренно обогатился лишней гласной и превратился в еще более уничижительное, но мелодичное «худло»). Я абсолютно убежден, что наш брат, пишущий прямоходящий примат, должен знать слово «худло», повторять его как мантру и не забывать о нем ни на мгновение. Наилучшая прививка от головокружения: «Чем занимаешься?» – «Да вот, худло варю потихоньку!» Самое смешное, что при этом необходимо столь же дисциплинированно помнить об ангеле, который стоит за твоим плечом, пока… да уж, пока «варится худло», лучше и не скажешь! И если удастся примирить в своем сердце два этих образа, возможно, вы сумеете удержать равновесие и пройти по лезвию бритвы. Уцепившись только за «худло» или только за «ангела», вы неизбежно окажетесь в пропасти. Другое дело, что подавляющему большинству пишущего населения пропасть сия кажется уютными местом, в котором не грех скоротать жизнь – другую. Но это уже проблема иного порядка.

Маис Фрай, литератор

Фантастика

«У всякой профессии и у каждого сообщества есть свои книги: у педагогов – «Педагогическая поэма», у сталеваров – «Как закалялась сталь». Только про Интернет не написаны романы. Есть, конечно, Гибсон сотоварищи, но они ведь импортные. И вот, наконец, появился роман, выдержанный в национальной традиции.»

(журнал Internet #12)

Мэри Шелли, Перси Шелли