Возможно ли появление в XXI веке новых идеологий или же уже сейчас есть новые идеологии, которые ждут своей реализации?

Тимофей Дмитриев

кандидат философских наук, доцент факультета философии НИУ ВШЭ, главный редактор издательства «Праксис»

«Закат идеологий, возрождение идей», – так более полувека назад известный французский политический мыслитель Раймон Арон охарактеризовал идейную конфигурацию в разделенном на два враждующих блока мира, наступившую после смерти Сталина. Сходную картину можно было наблюдать несколько десятилетий тому назад, когда многие из нас стали свидетелями масштабных перемен, кардинально преобразивших политическую карту Европы. С крушением «реального социализма» в странах Восточной и Центральной Европы и распадом СССР ушла в прошлое марксистско-ленинская идеология, ссылками на которую правящие коммунистические партии утверждали свое право определять судьбы подвластных им стран и народов. В ту пору крушение коммунизма – этой модернистской идеологии западного происхождения – расценивалось как доказательство победы западных либеральных ценностей. Многим даже пригрезилось скорое завершение хода истории и объединение всех людей в одну универсальную республику человечества, основанную на либерально-рыночных принципах. Однако история в очередной раз безжалостно посрамила эти самонадеянные упования. Надежды либералов на то, что глобальный свободный рынок сам по себе сможет расставить все точки над «i» и сделать реализуемой в будущем единую космополитическую цивилизацию, рассеялись, как дым, после 11 сентября 2001 года и мирового кризиса 2008–2011 годов. Неолиберальная рыночная ортодоксия оказалась не менее далекой от понимания реального хода дел в современном мире, нежели ортодоксия коммунистическая. По большому счету в этом не было ничего неожиданного или экстраординарного – просто многие тогдашние властители дум плохо усвоили уроки, преподнесенные нам историей в XX веке. На его заре либералы рассчитывали на унифицирующую и нивелирующую динамику мирового рынка, а социалисты – на интернациональную солидарность мирового пролетариата как на те главные силы, которые позволят преодолеть все партикулярные различия, прежде всего национальные и религиозные. Однако обе эти ставки, как либеральная, так и марксистская, были биты в ходе «краткого» (1917–1991), если рассматривать его в качестве политического эпизода, но богатого на войны, революции и конфликты XX века.

На смену им пришел национализм, многократно отпетый и похороненный как либералами, так и социалистами на протяжении XIX и XX веков, но всегда возрождавшийся, как феникс из пепла или как черт из табакерки – это как кому угодно, – в самых разных формах и обличьях, не всегда самых приятных и радующих глаз. Так произошло и на этот раз. Тем самым еще раз была продемонстрирована непреложность наций как фундаментальной политической силы современности и национального государства как главного структурного компонента современной политики, прежде всего, конечно же, в европейском контексте.

Еще одно событие того же ряда – возрождение религии, которая не только становится средоточием чаяний и надежд миллионов людей по всему миру, но и властно вторгается в сферу политики, превращаясь в орудие массовой политической мобилизации. За примерами можно далеко не ходить: тут и радикальный ислам с его претензиями на создание всемирного халифата, и фундаментальные христианские движения в США, и попытки политической инструментализации различных версий православия в государствах, возникших на развалинах СССР.

Наконец, не стоит сбрасывать со счетов и такие явления идеологического характера, которые в социально-научном знании XX века получили название «светских религий». Несмотря на то что большинство из них – речь идет прежде всего о фашизме, национал-социализме и коммунизме, – в том же веке утратили свой мобилизующий потенциал и стали достоянием истории, некоторым из них, по всей видимости, суждено большое будущее, в том числе и в виде стратегических ставок в идущей в современном мире борьбе за передел сфер влияния. В данном случае нелишним будет упомянуть о том, что при всех ее претензиях на светский характер и показном безразличии к вопросам религиозной веры западная либеральная современность, как справедливо подсказывает нам ведущий современный социальный теоретик Чарльз Тэйлор, обладает своей собственной религией, точнее «светской религией», возводящей на пьедестал священные «права человека».

Какое будущее сулит нам возрождение этих национальных, религиозных и псевдорелигиозных идей в современном динамично развивающемся и в то же время сотрясаемом новыми катаклизмами мире XXI века? Сегодня история, похоже, возвращается на старую колею, когда конфликты и войны ведутся не за абстрактные и претендующие на универсализм идеологии, а за религии и за исполнение национальных чаяний, за контроль над территориями и природными ресурсами. В этих условиях, как никогда актуальным, становится запрос на поиск новых идейных ориентиров, как в виде теорий, так и в виде стратегий, способных помочь нам не только понять современный мир, но и действовать в нем. По большому счету речь идет об обретении нового баланса между универсальным и партикулярным, о новом примирении между общим и особенным в бурно меняющемся мире XXI века. И здесь немало зависит от голоса и ответственности интеллектуалов, которые могут внести свой скромный, но незаменимый вклад в то, чтобы возрождение идей, идущее на наших глазах, не обернулось в итоге столкновением сил, движимых голым политико-экономическим расчетом.