3.3. Ученая степень не в той области

У каждого из нас помимо основного образования и профессии могут быть хобби. Никто не удивится, узнав, что археолог пишет мемуары, физик рисует картины, а палеонтолог сочиняет фэнтези. Наоборот, разносторонний талант достоин похвалы (если это не переходит в графоманство и не мешает научной деятельности).

Однако, когда математик вдруг берется за пересмотр исторической хронологии, это уже не невинное хобби. Когда кандидат военных наук обвиняет биологов в мировом заговоре, встает вопрос: откуда, кроме креационистских брошюр, он черпает вдохновение? Когда в резюме автора революционной концепции антропогенеза я читаю «археолог, кандидат философских наук», у меня возникает когнитивный диссонанс. С каких пор археология стала частью философии?

«Но все-таки автор – кандидат наук!» – возразят мне. Друзья, а компетентен ли в фехтовании мастер спорта по вольной борьбе? Ведь и то и другое – спорт, причем оба направления относятся к единоборствам. За столетия учеными открыто, исследовано, написано столько, что даже матерый специалист знает далеко не все в своей предметной области и часто лишь поверхностно представляет науки смежные. Добросовестный биохимик становится осторожен и скуп на комментарии, когда речь заходит о генетике, – как бы не ляпнуть лишнего. Антрополог недовольно морщится, когда видит в книге археолога – признанного мэтра! – антропологические пассажи, а в них – досадные неточности. Вроде бы тот и другой работают бок о бок в экспедициях, однако один уткнулся в кости, другой – в камни. В совместной научной статье каждый из них будет писать свой раздел.

Сказав это, я подставляюсь перед читателями. «А вы-то, Александр, не будучи антропологом, все-таки написали книгу про эволюцию человека! Как это понимать?» – звучит вопрос. Да, верно. Но если вы заглянете во введение к моей первой книге, то увидите список ученых консультантов, которым я выражаю благодарность. Страшно представить, насколько хуже была бы моя книга, если бы не помощь, которую мне оказали специалисты. Приведу только один пример: взявшись за главу о методах датирования, я, как мне казалось, добросовестно изложил то, что хорошо знал из литературы. Передо мной лежала обстоятельная монография Вагнера «Методы датирования», в которую я не раз заглядывал при написании главы. И все же, не уверенный до конца в безукоризненности готового текста, я на всякий случай отправил главу Ярославу Кузьмину, датировщику из Новосибирска. К моему ужасу, текст, который он вернул мне в тот же день, весь пестрел красным цветом. Нет, грубых ошибок я не допустил, я не перепутал радиоуглерод с углеводородом. Однако опытный глаз эксперта подметил множество «мелочей» (например, метод урановых серий стал применяться не в 50-е годы XX века, как было написано у меня, а в 60-е).

В научно-популярном тексте мелочей не бывает! Скажете, большинству читателей все равно? Но негативный отзыв даже одного специалиста будет клеймом на репутации автора в научной среде. Другое дело, если писатель сам уже противопоставил себя академическому сообществу и решает одну задачу: чтобы книга продавалась. Тогда ему терять, конечно, нечего.

Может ли математика обогатить историю? Способны ли генетика и лингвистика, объединившись, дать новый плодотворный синтез? Да, разумеется, новые открытия сплошь и рядом делаются на стыке дисциплин. Но положительный результат возможен лишь в случае, если представители разных наук чутко прислушиваются друг к другу, готовы учиться и ведут себя сдержанно, понимая, что ступают по незнакомой территории.

Ну а когда автор книги топчется на чужой поляне в грязных сапогах, да еще берется свысока поучать «академиков», пусть будет готов услышать в ответ презрительное «иди учи матчасть!».

У оппонентов, впрочем, всегда козыри в рукаве вроде Грегора Менделя, который, будучи монахом, сформулировал законы генетики[2]. Ну что ж, все может быть. Пусть автор книги – новый Мендель, редчайшее исключение из правил. Чтобы подтвердить или опровергнуть это утверждение, у нас есть еще девять признаков.