Раздел В Наброски и черновые варианты сцен, в переработанном виде вошедших в окончательный текст пьесы

Сцена в уборной

/Евдокия (Дося) Татар иною, Маша, Филипп Росмер./

/Дося./ Тебе, Маша, я привезу гримировальные краски. Хорошая краска — кармин! — пахнет земляникой. Кто еще меня любит? Я знаю! Терентьева! Терентьева! Катя! Иди сюда. Когда я вернусь, ты уже будешь замужем. Она невеста Чернецова, правда?

— Теперь нет невест.

— Я еду в страну невест. В Европу. Слушайте: у нас и воскресений нет! Ни воскресений, ни невест… Катя, я тебе привезу подарок из-за границы. Что тебе привезти?

— Зачем тратить валюту. Это ты здесь такая добрая, а там над каждым долларом будешь дрожать.

— Я заработаю. Я прославлюсь на весь мир.

Стук.

— Кто?

— Росмер.

— Росмер! Можно. Входите. Росмер, разве я, Евдокия Татаринова, не прославлюсь на весь мир? Разве в Европе таких актрис, как я, много?

— Нет, нет, нет таких актрис.

— Нет, сериозно. Я сериозно спрашиваю, Росмер. Только вы мне можете сказать правду. Скажите, Росмер. Только так… научно… не эмоционально… Может быть, я ошибаюсь?

— Все дело в том, насколько вы знаете язык.

— Язык?

— Главное: совершенное знание языка.

— Я немка.

— Ты говорила, что ты полька.

— Моя бабушка была полька. Ее звали Вероника.

— А ну, скажи, Маша, медленно и раздельно: Ве-ро-ни-ка.

— Ве-ро-ни-ка.

— Правда, чудное имя? Как изгородь. Знаете, есть такие цветущие ограды…

— Ты уже болтаешь от счастия сама не знаешь что. Нельзя так радоваться перед отъездом за границу. Это предосудительно. Можно подумать, что тебе здесь плохо.

— Когда вернетесь?

Пауза.

— Мне дано разрешение на год. Через год я вернусь. Почему вы так смотрите? Что? Идите к черту! Я вернусь наверно. Я прославлю советское искусство за границей. Я скажу: меня сделал актрисой гениальный Филипп Росмер. Спасибо. Дайте Маше.

/Росмер./ Замуж выйдет за границей. Наверно выйдет.

/Дося/ (улыбнувшись ему). Не выйду, Росмер. Ей-богу, не выйду. За кого? Я их ненавижу. Я почти уверена, что там нет ничего… Там ужасно, наверное. Там дуры и дураки. Мелкие чувства, Росмер. У нас нет мелких чувств, правда? Революция освободила нас от мелких чувств[83]. Мы умные. Чем нас можно прельстить? Ничем. Мне ничего не надо.

[А слава?

Вот только славы нет.

Возвращайтесь скорее, Дося. Спешите. Я умру скоро. Да, да. Я уже…].

— Все ты брешешь, Дося.

— Я ничего не брешу.

— Как ты смеешь говорить о мелких чувствах… Сама за пустяк можешь глаза выцарапать. Ты не тщеславная разве? Тщеславная, завистливая.

— Кому ж я завидую? Тебе?

— Да бросьте.

— Дура. Известно, как я живу. Я живу в дыре. У меня ничего нет. У тебя комната такая, что противно войти. Будуар. А я живу так, что в любой момент могу уйти излому навсегда и ни о чем не пожалею.

358. 2. 81. Л. 48, 48 об. — 49

Росмер, Катя, актриса.

(После слов: «… когда поезд подъезжает к Парижу…» — В.Г.)

/Росмер./ Париж на Одессу похож… Дайте, я помогу вам. Кутайтесь, кутайтесь. Хорошо!

Они остаются одни, он провожает ее, лестница, полумрак.

— Я куплю себе за границей пальто.

— Воротник поднимите. Холодно. Дайте, я подниму. Смотрите: тень. Вот тень какая! Это волшебный момент. Тень. С давних пор тень тревожит воображение человека.

358. 2. 81. Л. 50

Катя. Росмер говорит, что главное — язык. Совершенное знание языка.

Маша. Я немка. Моя мама настоящая немка. Мой родной язык немецкий.

Катя. Вчера ты была полька.

Маша. Во мне польская кровь. Вот видишь: Росмер не знал этого и вдруг вчера спросил: вы не полька? Росмер сказал мне, что я вдруг порозовела нежно, как полька. У меня бабушка была полька. Ее звали Вероника. Чудное имя, правда? Ве-ро-ни-ка. Как изгородь. Знаешь, есть такие цветущие ограды…

Катя. Ты просто разболталась. Нельзя быть через меру оживленной перед отъездом за границу. Это предосудительно. Можно подумать, что ты не вернешься.

Маша. Я вернусь через год. Убирайся вон! Мне дано разрешение на год. Я наверно вернусь. Я еду представлять советское искусство. Я вернусь и выйду замуж за Росмера. За великого режиссера Росмера, который сделал из меня актрису.

Катя. А вдруг ты замуж выйдешь за границей?

Маша. Не выйду. За кого? Я их ненавижу. Там дуры и дураки. Мелкие чувства. У нас нет мелких чувств, правда? Революция освободила нас от мелких чувств. Чем нас можно прельстить? Ничем. Мне ничего не надо. Если я выйду замуж, то только за Росмера.

1334. 2. 415. Л. 10

Леля. Завтра я уезжаю за границу. В среду я буду в Париже. Сон! Сбывается мечта жизни. Я еду за границу!

Катя. Когда ты вернешься, ты не узнаешь этой комнаты. Я сделаю полный ремонт. В такой дыре — извини меня — я жить не могу. Это трущоба. Я, конечно, очень благодарна тебе за то, что ты разрешила мне, бездомной, поселиться здесь, но в таком виде принять твой дар я не могу. Нужно переменить обои, выбелить потолок, окрасить окна и двери.

Леля. Пожалуйста. И постарайся также, чтобы всем безработным дали работу, чтобы все лишенцы были восстановлены в правах, чтобы все гиганты социалистической промышленности выстроились как можно скорее и чтобы как можно скорее произошла мировая революция.

Катя. Какая связь? При чем здесь ремонт?

Леля. Запомни: личная…

1334. 2. 415. Л. 7

/Леля./ [Ни один угольщик так небрежно не обращается со своим мешком, как я со своей жизнью. Мне совершенно все равно, как жить].

<…>.

[Почему же вы так жили? — спросят меня удивленные репортеры. Потому что я разучилась себя любить].

358. 2. 72. Л. 23, 24

Сцена первая

Уборная артистки Елены Гончаровой.

Зеркала. Яркие лампы.

На сцене афиша: «Гамлет».

Гончарова в костюме Гамлета.

Леля (стучит в деревянную стену). Катя! Катя! Ты придешь сюда? Сейчас придет Катя Матросова, моя подруга.

Львов. Она играет Офелию.

Леля. Как вы произносите: Офелия… Вам не странно?

/Львов./ Почему странно?

/Леля./ Ведь вы же класс-победитель?

358. 2. 81. Л. 46

/Леля./ В моей душе ад. Честное слово, ад. Я нищая. На мне рубище. Посмотри внимательно: я нищенка, я стою на коленях, прямая, как истукан, и лицо у меня шершаво, как песок[84]. <…> Я несчастна, у меня нет сына. У меня не рождался ребенок. Я могу рожать чудных сыновей и дочек. <…> Что-то случилось с моей жизнью.

/Катя./ Не декламируй. Скажи ясно и коротко: что случилось с твоей жизнью.

/Леля./ Я почувствовала несериозно/сть/…

358. 2. 72. Л. 23 об.

Действие первое

Сцена первая

Кража яблок.

(Сцена прощальной вечеринки. Маша Татаринова и Катя Матросова: актрисы готовят праздничный стал по случаю Машиного отъезда. Росмер должен принести шампанское. Катя забрызгала блузку, открывая консервы. — В.Г.)

<…>.

Маша. Я привезу тебе из-за границы блузку. Когда я вернусь, ты уже будешь замужем. Все говорят, что ты невеста Чернецова.

Катя. Теперь нет невест.

Маша. Я еду в страну невест. В Европу. Слушай: у нас и воскресений нет. Ни воскресений, ни невест. Как интересно побывать в стране, где сериозно произносят слова: невеста, жених, воскресенье, гость, дружба, награда, девственность. Чудные слова! (Берет сахарницу.) Они испускают лучи, их можно нести в руках, как хрустальные сахарницы…[85] (Сыплет сахар в крюшон.) Я весь сахар всыплю…

<…>.

Я всем привезу подарки: пудру, пуховки, зеркальца, чулки, галстуки, фокусы, разные смешные штучки.

Катя. Это ты здесь такая щедрая, а там над каждым долларом будешь дрожать.

Маша. Да брось! Я заработаю. Мне будут платить большие деньги. Я прославлюсь на весь мир! Как ты думаешь, Катя? А может быть, нет? Может быть, я ошибаюсь?

Катя. Росмер говорит, что главное — язык. Совершенное знание языка.

Маша. Я немка. Моя мама настоящая немка. Мой родной язык — немецкий.

Катя. Вчера ты была полька.

Маша. [Талант возникает из скрещения разных кровей].

<…>.

Слышна гармоника за сценой.

Маша. Слышишь? <…> Это гость пришел к моей соседке. У меня новая соседка. Безработная. Просто сволочь какая-то. Она утром уходит и говорит, что идет побираться. Нищенка, к ней гости ходят. Понимаешь? Находятся мужчины, которые идут в гости к нищей побирушке. Я живу рядом с нищенкой (показывает на стену).

Катя. Тише. С ума сошла.

<…>.

Стук в дверь.

Маша. Кто там? Войдите. Здравствуйте, Дуня. Ты еще не видела ее? Дуня Денисова. Моя новая соседка. Она нищенка.

Катя. Ты с ума сошла.

Маша. Она этого не стесняется. (К Дуне.) Что вам угодно?

Дуня. Яблоки у меня украли.

Маша. Какие яблоки?

Дуня. Пяток.

Пауза. Дуня смотрит на яблоки, лежащие на столе.

Такие самые яблоки.

<…>.

Катя. Вы ненормальный. Это актриса. Мы актрисы. Это Татаринова, Мария Татаринова. Известная артистка…

Петр Ив/анович/. Шаляпин был известный артист.

Катя. Ну не станет же Шаляпин красть яблоки у соседей.

Петр Ив/анович/. Неизвестно.

Катя. Как неизвестно? Это совершенно точно известно.

358. 2. 81. Л. 9–12 об.

Комната актрисы Татариновой.

Дося Татаринова и подруга ее Маша Матросова, тоже актриса, заняты приготовлением крюшона.

Бутылки с вином, большая стеклянная банка, апельсины, яблоки.

<…>.

Входит Дуня Денисова.

<…>.

Дося. Дай ей кусок колбасы. Она нищенка. Чего ты смотришь? Ей-богу, нищенка. Она не скрывает этого. Она ходит побираться. Под костел. За угол.

Дуня. Я безработная.

<…>.

Баронский. Бросьте! Бросьте эти штучки! Меня не возьмете на это… Кто вам дал право издеваться над ними? Темные люди? Да? А вы? Актриса? Да? Что вы молчите? Если они забитые, полузвери — верно, да? вы так думаете? — полузвери… а вы? Артистка? Плевать! Артисты — это подлейшая форма паразитизма! Нам не нужны гении, слышите? Нам не нужны гении!

Маша. Если революция хочет сравнять все головы, я проклинаю революцию!

<…>.

[Я уезжаю из вашей страны, Баронский. Из страны чиновников, хулиганов <…> и уже не различаю ваших черт и не слышу вашего голоса.

Баронский. Никуда вы не уедете. Мы можем и не выпустить вас].

<…>.

Ах, не слышите? А то, что я сейчас скажу, вы услышите? Я донесу на вас. Я передам, куда следует, ваши слова… Вот свидетели…

Петр Ив/анович/. Я свидетель.

358. 2. 81. Л. 13 об. — 16 об.

<…>.

— Лучше всего сделать блины.

— А мука?

— Да, верно. Муки нельзя достать.

<…>.

— Сколько стоит индейка? — Восемь рублей. — Только у меня духовой нет. На примусе? Ужас. Я бесконечно счастлива, что уезжаю. Я уезжаю на целый год! Ты знаешь: мы быстро стареем здесь. От суеты. Ей-богу. У нас страшно суетливая страна. Я не хочу суетиться.

— Можно сделать так: рябчиков купить у Елисеева.

<…>.

— Нет, ей-богу. Ты знаешь: к нам в квартиру по ордеру Руни вселилась нищенка. Она безработная. Числится безработной. Утром она берет ребенка на руки и говорит: «Пойдем побираться». Не говорит, а напевает. Припев у нее такой: «Пойдем побираться… Пойдем побираться…» И уходит под костел на паперть. Честное слово. Почему я, артистка, должна жить рядом с нищенкой? [Знаменитая артистка Евдокия Татаринова живет вместе с побирушкой].

<…>.

[Катя. Росмер сказал, что сегодня, возможно, к нам приедет Филиппов.

Маша. Вряд ли. Они всегда заняты. Они всегда обещают и не приезжают. И вообще мне это не нравится.

Катя. Филиппов друг нашего театра.

Маша. Он шишка, вождь, народный комиссар. Театр должен быть независим. Не вожди должны поддерживать театр, а театр должен поддерживать вождей.

Катя. Очень возможно, что он приедет.

Маша. В такую ужасную трущобу!] (Пауза.) Свинство и подлость. Происходит революция… Людям тяжело, людям трудно. Разве мы негодяи, Катя? В газетах пишут: великий подъем масс… социалистическое строительство… Надо быть негодяями, чтобы считать все эти слова — ложью.

Катя (над жестянкой). Сейчас брызнет. Все открылись благополучно, а эта брызнет. Что ты говоришь?

Маша. Да, мы негодяи. Мы воспринимаем происходящее в нашей стране — эстетически. Мы создаем эстетику классовой борьбы. Пожар, живой огонь — а мы смотрим и говорим: это огонь бенгальский. Видишь, как я красиво говорю. Я эстетка! Негодяйка. (Вдруг.) Я никому не нужна! Кулаки убили коммуниста. Мы раскрашиваем труп. Это мы, интеллигенты, вносим в словарь классовой борьбы идеалистические слова: жертва, награда, герой… Или это: народный комиссар Филиппов, трижды простреленный в боях за революцию человек, собирается приехать к нам в гости… И что мне первое приходит в голову? Радость? Благодарность? Мысль о дружбе? Нет! В голову мне приходит следующее: «Ах, — я думаю, — мы живем в фантастической стране… Знаменитая артистка ютится в доме, населенном чудовищами, рылами, в грязном кармане дома… И в этот дом приезжает вождь… Куда? В гости к артистам…» Вот все, что мозг мой извлекает из сущности революции… одно понятие. Фан-тас-ти-ка.

<…>.

Это было тогда, когда мы жили на родине. А теперь нет родины, Катя[86]. Есть новый мир! [И потому так страшно, так холодно.] И слова эти развеялись, как листья, и мы прошли по ним без всякого сожаления. [Сохнет мой мозг, Катя.] А, плевать! Я артистка нового мира. Шапки долой, к чертовой матери. Я Гамлета показываю новому миру!

Катя. Я купила восемь рябчиков готовых. <…> Я беспокоюсь, волнуюсь, бегаю… С какой стати. А ты принимаешь, как должное.

Маша. [Спасибо. Я плохая хозяйка. Ты ведь сказала, что возьмешь все заботы на себя.] Смотри, Чаплин! Чудный Чаплин… Седой. Знаешь, Чаплин выпустил новую фильму. Любовь Чаплина к слепой девушке. Жалкий маленький Чаплин, все смеются над ним, он любит слепую девушку… И вот он решил повезти ее в Сан-Франциско к знаменитому доктору. Копил деньги, унижался, терпел лишения, повез, там великий доктор вылечил девушку, она прозрела, увидела Чаплина и разлюбила. Все.

Катя. Вот тебе яблоки. Режь! Установилось дурацкое обыкновение восторгаться всем, что ты говоришь. Слушать тебя с открытыми ртами.

Маша. Я же не прошу вас восторгаться мной. Сами восторгаетесь.

Катя. Да никто и не восторгается, успокойся.

Маша. Вот я и зазналась. А между тем я самая несчастная среди вас. Я совесть. Я за всех расплачиваюсь. Я, Мария Татаринова, — совесть русского искусства.

Катя. Бред. Режь яблоки.

Маша. В конце концов, это свинство. Я уезжаю за границу на целый год. Вы могли бы устроить мне банкет всей труппой. Торжественно.

Катя. Нож для консервов есть?

<…>.

Баронский. Вы никуда не уедете… Я все расскажу, и вас не выпустят…

Маша. Бросьте, Баронский, трепаться. Вы меня сами довели.

Баронский. Нет, нет. Ничего подобного. Нужно наказывать таких, как вы. Иди, Дуня, и кричи на весь дом: актриса Татаринова бежит за границу!

Маша. С чего вы сбесились, Баронский?

Баронский. Что, страшно, да? Испугались?

Маша (раздельно). Плюю на вас.

Баронский. Отлично. Устанавливаются официальные отношения.

Маша. Вот что, довольно. Инцидент исчерпан. Сейчас к нам придут гости. Нам некогда. Все это ерунда. Никто у тебя яблок не брал, Дуня.

Петр Ив/анович/. Зубы заговаривает.

Баронский. Нет-с, инцидент не исчерпан. Я сейчас позвоню. Бросьте, довольно, надоело. Мы смотрим сквозь пальцы.

Катя. Как вы смеете! Это самоуправство! Пустите!

Звонок телефона.

Баронский (берет телефонную трубку). Алло! Кто-о-о? Не слышу. Татаринову? Я Гепеу спрашиваю, да, а вы лезете с любовными звонками. Дело о-чень серьезное. Кто?

Входит Росмер.

Маша. Росмер! Росмер! Росмер! (Бросается к нему.) Спасите меня. [Я не хочу жить в стране нищих! Обезьяны! Обезьяны!] Выгоните их всех к черту! (Плачет.) Он доносит на меня…

Баронский (у телефона). Я говорю, что я Гепеу вызываю, а вы развязным голосом спрашиваете примадонну… Что? Кто это говорит? А… (Кладет трубку.)

Пауза. Никто не подходит к телефону.

Росмер. Кто спрашивает Марию Татаринову?

Баронский. Это розыгрыш. (Опять бросается к телефону.) Кто? Филиппов? Народный комиссар? Вот я вам сейчас покажу народного комиссара. У вас снимут телефон за хулиганство…

Росмер. Пустите… (Вырывает у него трубку.) Здравствуйте, товарищ Филиппов. Говорит Федор Росмер. Здравствуйте. Да. У нас репетиция. Репетиция, да… А… это говорил с вами актер, который чересчур вошел в роль. Да, да, чудная роль… Он играет обезьяну, да, да… понимаете, шимпанзе дрессированный, вообразил себя человеком…[87] Да…

Маша. Дайте мне… (Говорит в трубку.) Да, Татаринова говорит. Уезжаю, да, послезавтра. Спасибо… На прощальный спектакль… Мы будем очень рады. Приходите… Что? Я плохо слышу… Сквозь туман путешествия слушаю вас и плохо слышу ваши слова…

Конец сцены.

358. 2. 81. Л. 28–38

Катя. А я возьму и расскажу все. Вот тогда посмотрим, как тебя выпустят за границу.

Леля. Что ж ты расскажешь?

Катя. Я расскажу директору театра, Саше Орловскому, о том, как ты радуешься… уезжаешь и радуешься.

Леля. Он не поверит. Ты знаешь, мы всегда обманываем нашу власть… Есть постоянная ложь в наших отношениях к власти. Мы смотрим ей в глаза и лжем. Я лгу Саше Орловскому, лгу молодежи, лгу народному комиссару, когда он приезжает к нам в Театр. То есть я скрываю от него главное… наше сознание, интеллигентское — а именно: что мы себя считаем на голову выше их… Я ощущаю постоянную ложь! Когда я говорю с рабочим, я либо боюсь его, либо жалею. Я не могу перемигнуться с рабочим, как с тобой! Я воспринимаю рабочего эстетически. Это холод и ложь… Подлость! Происходит революция… Людям тяжело, людям трудно. Разве мы негодяи, Катя? В газетах пишут великий подъем масс… Социалистическое строительство… Надо быть негодяями, чтобы считать все эти слова — ложью! Мы негодяи — интеллигенты. Мы воспринимаем происходящее в нашей стране — эстетически. Мы создаем эстетку классовой борьбы. Видишь, как я красиво говорю! Я эстетка, негодяйка (Вдруг.) Я никому не нужна! Кулаки убили коммуниста, мы раскрашиваем труп. Это мы, интеллигенты, вносим в словарь классовой борьбы идеалистические слова: жертва, награда, герой… А пролетариату совершенно все равно…

358. 2. 72. Л. 4–5

_____________

(Сцена диспута после спектакля «Гамлет». Леля отвечает на претензии оратора Недельского. — В.Г.)

<…>.

Леля. Я ведь /не/ старалась скрыть то, что я женщина. Ведь и на афишах написано. И потом все меня знают…

Нед/ельский/. Тем более, тем более… [Зачем же тогда маскарад?] Да если б и хотели, это скрыть нельзя. Природа. Мать-природа…

Леля. Я считаю, что Гамлет величайшее из того, что дало нам искусство старого мира. Вероятно, уже никогда русскому зрителю не будут показывать «Гамлета». Я решила показать его нашей стране в последний раз[88].

Нед/ельский/. Похвально. Чрезвычайно похвально. Но вы профанируете это на ярмарке. Женщина может одеться мужчиной…

Л/еля/. Я решила сыграть мужчину, потому что время теперь мужское. Женщина должна думать по-мужски.

Нед/ельский/. Ну что вы мелете. Простите меня. Ерундистика. Окончим. Прощайте.

Уходит.

Семенов. Дальше. Товарищ Андросов.

Андросов (говорит подряд). Ничего созвучного в этой пьесе нет не говоря о текущей задаче дня как-то внедрение в сознание зрителя идеи коллективизации сельского хозяйства которая есть важная в первую очередь для театра и нечего требовать потому что пьеса переводная…

358. 2. 70. Л. 22

Дело происходит в театре.

Не знаю, как возможно выстроить на сцене то, что представляется мне, — это дело режиссера и художника. Мне представляется конструкция, на которой можно было /бы/ разыграть как то, что происходит над рампой, так и происходящее в дальнейшем за кулисами.

Над рампой. Заканчивается диспут, устроенный после спектакля «Гамлет». Гамлета играла Елена Гончарова, Леля.

Леля Гончарова с рапирой, в сапогах.

Вокруг действовавшие в трагедии лица: Горацио, король, королева, Лаэрт.

Кроме них директор театра Семенов.

Леля Гончарова отвечает на записки.

<…>.

Вторая записка:

«Как вам не стыдно. В то время, когда страна занята вопросами индустриализации, колхозного строительства, вы показываете принцев и королей, где ничего нельзя понять, как ни думай. В эпоху темпов трудно слушать, как вы декламируете монологи…»

358. 2. 70. Л. 2

<…>.

— «Почему вы решили ставить „Гамлета“? Разве сейчас нет хороших современных пьес?»

Современные пьесы отвратительны, малограмотны, лживы, лишены фантазии. Играть в них противно. Так. Я, кажется, выражаюсь слишком резко. Но как смеет зритель, смотревший «Гамлета», помнить о современных пьесах. Это, конечно, дело вкуса.

Дальше читаем. Вот записка. «Как сделаться артистом?» Нужно развивать внимание, воображение и память. И нужно зарубить себе на носу, что в порядке выдвижения слесарь не может стать артистом[89]; что для того, чтобы научиться быть артистом, кроме всего, необходим талант и здоровье.

358. 2. 70. Л. 1

[ «Вместо того, чтобы декламировать и размахивать шпагой, лучше поехали бы в колхоз»].

358. 2. 70. Л. 9

<…>.

[Леля. «Оскорбительно для великого искусства играть Гамлета перед малограмотными дураками».

— Дурак.

«Мы малограмотны. А вы пролетарский театр. Нельзя ли представлять пьесы без иностранных слов, без иностранщины?»

— Разве здесь много иностранных слов? Какие ж это слова непонятны? Гамлет? Флейта? Рапира? Товарищи, революция тоже иностранное слово.

Семенов звонит.

Что? Демагогия?

Семенов. Продолжайте, продолжайте].

358. 2. 70. Л. 10

/Леля./ «Вы анахронизм». Семенов, объясните, что значит «анахронизм», иностранное слово.

Семенов. Анахронизм — это значит пережиток, бывшее что-то, то, что было, никому не нужное.

Леля. Спасибо. Дальше читаю. «Вы анахронизм. [Вы никому не нужны. Театр индивидуальностей обречен на гибель. На смену идет коллек/тив/]. Кому вы нужны в эпоху реконструкции? Дико слышать вас, „гениальная актриса“, — в кавычках — с вашими монологами, никого не волнующей декламацией. Снимите ваши ботфорты, бархат ваш, бросьте вашу рапиру в пыльный угол прошлого. [Пролетариат не нуждается в вас. Актер должен быть общественником». Я ничего не могу ответить на это. Отвечайте вы.

<…>.

Семенов (пробежав записку). Товарищи, вот здесь спрашивается, нужен ли классический репертуар… Товарищи! В порядке культурной революции…

Леля. Нет, нет, это скучно. Не так надо объяснить. Мне в лоб направлен вопрос… Что мне делать с ботфортами и кубками, куда деваться мне с моим париком?]

358. 2. 70. Л. 17

«Не верю вам. Вы ненавидите нового зрителя, презираете массу, перед которой играете. Ваш путь ясен: бегство за границу…»

— У меня нет пути, я вишу в воздухе.

«Вы знамени ты, хорошо зарабатываете, чего еще вам не хватает? Почему на фотографиях у вас такие злые глаза?»

— [Мне не хватает равных.] Мне не хватает учителя.

«Какие ваши убеждения? За новый мир или за буржуазию?»

— У меня свой мир.

«Кем бы вы были при старом режиме? Артисткой?»

— Я была бы анархисткой. Все, кажется. Все вопросы касались меня лично. О «Гамлете» ни слова.

358. 2. 70. Л. 20

«Я пишу пьесу. Посоветуйте, что сейчас писать нужно: повести, рассказы, стихи, пьесы?»

— Если вы интеллигент, то новому человеку интересней всего и полезней будет прочесть вашу исповедь. Пишите исповедь. «Зачем вы едете за границу?»

— Я еду за границу проверять себя.

Семенов (звонит). Это неясно. Товарищ Гончарова едет за границу отдыхать.

Леля. «Ваша утонченность, рафинированная интеллигентность, все то, что вас самое умиляет, что дает вам повод для восторгов перед самой собой, — все это уже мертвечина, тление, запах трупа. Молодежь, которая уже распахивает двери искусства, сметет вас, от вас и вашей культуры не останется ни следа…»

358. 2. 70. Л. 21

/Леля./ Что я могу ответить на это? Этот человек прав. Что же мне делать? Я знаю, что принятие коммунизма это есть отрицание самой себя[90]. [И чем больше я укрепляю в себе идею коммунизма, тем пустее ст/ановится/.] У меня нет пути — ни вперед, ни назад. [Дорогой товарищ, мое лицо обращено все-таки к вам.] <…> Я вишу в воздухе с лицом, обращенным к новому миру. Простите, что я говорю так высокопарно… это зарядка монологов, которые я только что декламировала… И потом, я устала.

358. 2. 70. Л. 25

Леля (читает). [ «Вся ваша деятельность, ваши слова, способ поведения рассчитаны на то, чтобы вызывать в плебее зависть, тоску, которой он не сознает»].

«Высшая подлость — смакование своего интеллектуального превосходства. Ваше поведение насквозь пронизано ощущением своего аристократизма. Это тончайший метод вредительства: угнетение психики пролетария. Пролетарий смотрит на вас, и глухая тоска, которую он не может понять, начинает [томить его.] Вы превращаете пролетария в урода и тупицу. Вон с подмостков, из нашей жизни! [Чрезвычайная комиссия по защите психики пролетария объявляет вам борьбу»].

— Я не совсем понимаю… Я бы хотела, чтобы автор записки поднялся сюда…

Семенов. Кто писал записку?

Пауза. Все ждут.

Леля. Кто меня обвиняет во вредительстве?

Входит Ибрагимов, индуса наружность, в бязевой рубашке, раскрытой на груди, смуглый, с черной бородой. С ним человек, глядящий исподлобья.

Ибрагим/ов/. Посмотрите ему в глаза.

[Леля. Я не совсем понимаю.

Семенов (звонит). Кто вы такой, товарищ?

Ибрагим/ов/. Обрубок пришел на сцену. Глиняный истукан.

Человек. Да что ты, Ибрагимов.

Семенов (звонит). Товарищи! Если вы…

Человек. Чего ж вы испугались? Я зритель.

Леля. Никто не испугался. А в чем дело?

Человек. Да я просто зритель. Он меня поднял из кресла и привел. Вы все лжете].

Ибрагим/ов/. Я хочу сказать: вы все лжете.

Семенов звонит.

Леля. Не мешайте ему, пусть говорит.

Ибрагим/ов/. Все ваши отношения к нам есть ложь.

Леля. К кому — к вам?

Ибрагим/ов/. К [пролетариям], правящему классу. [Я утверждаю, что все интеллигенты — вредители.] Когда вы говорите с рабочим, вы либо боитесь его, либо жалеете.

Леля. Это правда.

Ибрагим/ов/. Сейчас вы пускаете очередной луч ослепления. Эксцентрического внезапного признания. На меня эти лучи не действуют.

Леля. Вы больны.

Ибрагим/ов/. Я учредил бы специальную комиссию по борьбе с умственным превосходством.

Семенов. Товарищи, я думаю, что мы сбились с темы диспута…

358. 2. 70. Л. 24, 26

Семенов. Читайте эту, раз начали.

Леля. [ «Какая счастливая ваша судьба: быть великой артисткой на заре человечества. Вы играете Гамлета пролетариату. Подумайте: эти люди впервые слышат имя Гамлета. Вам выпала честь объяснять своим талантом пролетариату великую культуру прошлого». — Товарищ с автоматическим пером, вам отвечают [за меня] на вашу записку, слушайте. Это целое письмо. Кто это пишет? (Поворачивает /листок/.) Студент МГУ, Федор Львов, член партии, Сретенка, Алексеевский переулок. Вот видите: даже адрес. Слушайте: «Я бы выразился так: вы — последняя исповедь старого мира…»]

358. 2. 70. Л. 23

Так. «Вы знаменитая артистка, хорошо зарабатываете. Чего еще вам не хватает? У вас красивый молодой муж, да и вам лет тридцать, не больше. Почему же на фотографиях у вас такое беспокойное выражение глаз?»[91]

<…>.

/Оратор/. И, конечно, ничего созвучного нашей эпохе в этой пьесе нет! Кто Гамлет? Я спрашиваю вас, товарищи, кто такой Гамлет? Гамлет нытик. Разве нытикам есть место теперь среди нас? Нытик — это пережиток, это анахронизм. И понятие это не вяжется с бодростью нашей зарядки. Кто строит Турксиб? Нытики? Я спрашиваю вас, товарищи! Нет. Интеллигенция переродилась? Я сам интеллигент, товарищи, но мне смешна трагедия Гамлета. Быть или не быть? Он спрашивает нас, товарищи: быть или не быть? Нам ясно: быть! быть!

<…>.

Гамлет нытик. Разве нытикам есть среди нас место? Среди кого? Среди тех, кто строит Турксиб, Днепрострой, кто строит гигантов техники. Я предлагаю: послать Гамлета в колхоз! [Назначить в ударную бригаду.] Что есть наша эпоха? Наша эпоха есть колхозное строительство, ударные бригады, перевыполнение плати, соцсоревнование, Турксиб, Днепрострой, гиганты техники — вот что есть наша эпоха… Я сам интеллигент, но мне смешна трагедия Гамлета. Покажите мне нытика! Покажите мне интеллигента-нытика! Их нет! Я их не вижу… Вот все, что я хотел сказать.

— Так. Слово предоставляется Андрееву.

— Я, конечно, рабочий. Я смотрел «Огненный мост». Вот.

358. 2. 70. Л. 36

Леля. В маленьком кинотеатрике в фашистской Европе я, уже побывавшая в новом мире, буду смотреть фильму Чаплина и плакать.

Семенов (встал). Товарищ Гончарова выражается в духе монологов Гамлета, которые она только что произносила. Вам нечего плакать, товарищ Гончарова, над фильмами Чаплина. Я не думаю, что вы верите в надклассовость искусства и что вы способны поддаваться общечеловеческой умиленности.

Леля. Я буду плакать от чувства утраты.

Семенов. Вместо того, чтобы дать зрителю ясные ответы, вы вносите в его голову путаницу. Какой утраты? Что вы потеряли?

Леля. Это не я одна… Мы все… Все, сидящие в этом зале. В особенности молодежь. Мы утратили путь возвышения. Путь маленького человечка в штанах с бахромой, над которым все смеются и который в конце концов оказывается победителем.

Семенов. И это вы говорите теперь, когда вся страна, весь рабочий класс находится на пути к небывалой победе? Мы прекращаем этот диспут. Товарищ Гончарова устала. Сколько еще записок?

Леля. Одна. Целое письмо.

Падает к ее ногам брошенная кем-то записка.

Леля поднимает, разворачивает, читает.

«О, как вы правы! Быть гадким утенком и стать лебедем. Вот обольстительнейшее мечтание молодости. Это самая могущественная идея капиталистического мира, и здесь коммунизм бессилен перед Европой». Я нашла отклик в аудитории.

Крик. Товарищ председатель! Прекратите это издевательство!

Семенов (звонит, вскакивает). Товарищи…

Леля. Кто это кричит там?

Крик. Я прошу слова!

Семенов. Товарищи, мы уже кончаем…

Леля. Почему же? Дайте ему слово. (Кричит в зал.) Идите на сцену! Где вы там?

Тишина. Ждут появления оратора.

Поднимается на сцену Ибрагимов. Индус по наружности.

Черная борода, смугл. Он молод. В бязевой рубашке, грудь открыта треугольником от живота.

Ибрагимов. Ничего нет общего между вами и теми, кто сидит здесь. (Указывает на аудиторию.) Ни происхождения, ни воспитания, ни вкусов, ни взглядов, ни мозгов, ни сердец. Смешно и стыдно вас видеть и слышать. Вы кокетничаете здесь и резвитесь, как кошечка, перед людьми, чья жизнь трудна поистине, а не той трудностью, на которую жалуетесь вы, паразитирующее существо. Я обвиняю вас в самом подлом вредительстве, которое возможно допустить. Все ваше поведение, слова, недомолвки — все рассчитано на угнетение психики пролетария. Утверждаю это. Пролетарий малограмотен и добродушен. Он не оценивает той тоски, которая давит ело, когда он слышит интонации вашего голоса, он не понимает главного — желания вашего превратить его в урода и тупицу.

358. 2. 70. Л. 40–41

Семенов. Товарищ Гончарова, вы находитесь перед широкой аудиторией, и давайте выражаться попроще, без эмоциональной окраски…

Леля. Давайте. (Читает.) «В чем трагедия Гамлета?» В раздвоенности.

Пауза.

Товарищ Семенов, это недостаточно ясно? Тогда объясните вы.

Семенов (встает). Автор пьесы, Шекспир, жил в Англии при королеве Елизавете. Век Елизаветы был блестящей страницей истории развития торгового капитала в Англии… Феодальная знать теряла свое политическое значение… Часть ее превратилась в королевскую челядь, в искателей должностей и подачек, часть деклассировалась и /пре/вратилась в то, что называется интеллигенцией… Эта интеллигенция отличалась преобладанием рассудка над другими душевными способностями, крайне слабо развитой волей, разладом между словом и делом, нерешительностью, мрачным взглядом на жизнь и, наряду с этим, благородством сердца и умением хорошо разбираться в окружающей действительности. К числу этой интеллигенции, находившейся между распадающей/ся/аристократией и нарождающимся жизнеспособным классом буржуазии, принадлежит и Шекспир, создавший тип Гамлета по своему подобию, т. е. /героя/ со всей сложностью психологии, раздвоенностью…

Леля. Простите. Вот тут есть записка, разрубающая все узды. (Читает.)

«Никаких Гамлетов сейчас нет. Где они? Укажите нам! На строительстве Турксиба или в колхозах? Сейчас о раздвоенности не может быть речи. Какая может быть раздвоенность, когда есть целеустремленность?»

358. 2. 70. Л. 42

Леля. Я не совсем понимаю вас.

Ибраг/имов/. Вы отлично понимаете.

Леля. Чего ж вы хотите?

Ибраг/имов/. Я позову сюда женщину, которая сидел/а/ рядом со мной. Это не известная мне женщина. Зритель.

/Леля./ Пожалуйста. Это даже интересно. Пусть он попросит /о/ встрече артистки и зрителя.

<…>.

Работ/ница/. Я на фабрике работаю.

/Леля./ Ну, дальше. Вы на фабрике, а я актриса.

Работ/ница/. Ничего против вас не имеем.

Леля. Так то же вам нужно?

Работ/ница/. На вас поглядеть интересно.

Леля. Это можно из зала.

Работ/ница/. Мы из зала смотрели.

Леля. Ну, дальше. Что будет дальше? Что я должна делать?

<…>.

/Ибрагимов./ Я вас прошу подняться сюда, товарищ.

Входит зритель.

[Этот человек… Это хозяин страны.] Принцев и королей мы под стенку ставим.

/Леля./ Но ведь это ж театр!

/Ибрагимов./ И в театре можно подстенку.

/Леля./ О чем здесь идет разговор… я не понимаю.

/Ибрагимов./ Вы разговариваете с вашим зрителем.

/Леля./ Это ж неверно, дорогой товарищ. Я играю принца, но это же не значит, что я сама… О чем мы говорим?

/Ибрагимов./ Зачем нас пугать?

/Леля./ Кто пугает вас?

358. 2. 70. Л. 42–43

Леля. Я не совсем понимаю.

Ибрагим/ов/. Вы отлично понимаете.

Леля. Какая ерунда. Это маниак какой-то.

<…>.

Ибр/агимов/. Теперь скажите ему о гадком утенке. Вообще скажите ему что-нибудь на своем языке… вот вы только что говорили…

Леля. Разве вам непонятно, что вот Гамлет хотел убить своего отчима… Понимаете? Я не должна равняться на кретинов… Это кретин!

Семенов. Я прошу прекратить.

358. 2. 70. Л. 47

Леля. Ну что ж, все ясно. И я вполне согласна. Это уже в последний раз мы играли трагедию о раздвоенном человеке. Дальше читаем. (Разрывает записку.)

«Как вы смотрите на политику в дальнейшем? Победит коммунизм — вы верите?»

— Я верю. Победит коммунизм.

Семенов. Тут целый ряд записок не имеет отношения к пьесе. Я думаю, что нужно отвечать только на те…

Леля. «Говорят, что вы ведете дневник, куда записываете все свои мысли о политике и людях. Будьте осторожны. Об этом дневнике известно».

[Если мне надо быть осторожней, то как-то глупо посылать такие записки. Да, я веду дневник].

«Рабочий класс неграмотен. Он не понимает сущности вашей. Она контрреволюционна. Какие бы ни были ваши убеждения, ваш паспорт, — все равно, — в основе всего ложь: аристократизм. Ваше поведение [губит] пролетария».

Осталось всего две записки. Одна из них коротка, другая целое письмо.

358. 2. 70. Л. 45

Вариант сцены первой

Черновое марание

[Я знаю, что тянет вас на запад, в Европу.

Группа молодежи учредила специальную комиссию по защите психики нового человека.

Само существование ваше контрреволюционно…

Вы не нужны нам совершенно, ни вы со своей гениальностью, ни ваш Шекспир, ни…

Чрезвычайная комиссия по защите психики человека от воздействий…

Умственное превосходство…

Мы не верим вам ни на..

Никакого примирения. Нам совершенно ясно, кто вы и что вы.

Тоску обезьяны…

Власть таланта наиболее деспотическая власть].

Ваше искусство — один из тончайших способов вредительства.

358. 2. 81. Л. 6 об.

/Леля./ «Не уезжайте за границу. <…> [Вам кажется, что вы замучены здесь критикой, цензурой, вульгарн… Ведь это ясно — вам хочется бежать.] Европа манит артиста идеей о свободе творческой личности. Но вы жестоко ошибетесь. Вам кажется, что вы замучены здесь, в нашей стране. И вы думаете, что Европа со слезами примет вас на свое лоно…» И так дальше… Я устала. Это большое письмо. Я прочту потом и отвечу по почте, адрес есть: Сретенка, Алексеевский переулок. Общежитие. Студент МГУ Федор Львов, член партии. Ну, вот.

358. 2. 70. Л. 28

Леля. Третья записка. Сериозная, написана автоматическим пером. Интеллигентный почерк. Прочтем. [ «Что общего между Гамлетом и пятилеткой? В эпоху великого строительства <…> артист обязан агитировать.] Не притворяйтесь. Великим артистам сейчас нечего делать. Пусть молчат музы, когда гремят трактора. Что общего между вашим Гамлетом и планом колхозного строительства?»

На эту записку я не могу ответить.

358. 2. 70. Л. 33

«Зачем вы едете за границу?»

— Вопрос сложный. Я еду за границу, во-первых, затем, чтобы увидеть мировых артистов. Кроме того, я хочу отдохнуть. Мне надоели рабкоры, которые, ничего не понимая в искусстве, собираются искусство перестраивать, мне надоели беспартийные критики, которые хотят быть коммунистами более, чем сами коммунисты, — меня утомила суетливость, называемая темпом, та суетливость, когда…

358. 2. 70. Л. 32

«Гончарова! Великая артистка! Бегите отсюда. Как можете вы, утонченная, рафинированно-интеллигентная женщина, жить в стране дураков и нищих. Бегите на Запад, в Америку. Там ждут вас лучшие цветы славы».

— Ну вот, эта записка перекликается с предыдущей. Теперь я могу более обобщающе ответить на вопрос, зачем я еду за границу.

В каждом из нас, артистов, советских артистов, — живет идея Европы… в артистическом смысле… Две идеи противоположные живут в нас: нового мира и Европы, нового мира и родины. Потому что Европа — родина для артиста. […] Европа нашей души — это мечта о деспотизме таланта <…>.

Я, кажется, выражаюсь непонятно. Ладно, я думаю, что это и неинтересно. Вот еще записка. Ну, все равно. (Разрывает записку.)

<…>.

Семенов (читает). Какая ваша роль не на сцене, а в жизни?

Леля. Не понимаю.

— Убирайтесь вон!

<…>.

Леля. «Что общего между колхозами и Гамлетом?» Так написано? А ну, еще раз прочтем.

Читает, спутав, не ту записку.

«Я сегодня впервые услышал слово „Гамлет“». Нет, это не та записка. Куда же та делась? Она у вас.

Семенов. Читайте эту.

Леля. А как же можно не ответить на ту? Ну, ладно. (Читает.) «Я сегодня впервые услышал слово „Гамлет“. Ни отец, ни мать, ни братья — этого слова никогда мне не говорили, потому что они все рабочие, необразованные. Спасибо вам. Вы мне объяснили культуру прошлого. Мы едем завтра в район сплошной коллективизации, строить культуру будущего». Товарище автоматическим пером, вам отвечают, слушайте: «Я понимаю, какая на мне лежит ответственность…»

358. 2. 71. Л. 30–31

[ «Вас отталкивают, а вы напрашиваетесь, вам говорят — вон, а вы лепечете…»].

Это целое письмо.

[ «Наша молодежь неграмотна. Многие уже не знают, что были такие Шекспир, Сервантес… Не уезжай/те/… Вы стремитесь в Ев/ропу/…

Придите к нам в общежитие, и я покажу вам чудовищ в миниатюре, всю сущность того, что происходит в человеческом материале… Нужно бороться изо всех сил, не капитулируйте, не бегите из страны, не обращайтесь в бегство. Революция — это культура.

Я живу в общежитии среди чудовищ.

С дураками, стяжателями, вульгаризаторами и чиновниками надо бороться изо всех сил. Коммунизм — это культура.

Они думают, что коммунизм — это царство обезьян.

У меня два товарища, один кретин, другой — инквизитор. Оба оберегают мою душу. <…> Весь ужас в том, что и вам, вероятно, новый мир представляется населенным подобными чудовищами…»]

358. 2. 70. Л. 46

В пансионе

— Доброе утро, мадемуазель.

— Доброе утро, мадам.

— У вас очень хороший вид сегодня.

— Я счастлива.

— [Если вы также счастливы, как и хороши собой, то, значит, в природе воистину существует гармония. Вот вам кофе, булочки и масло.

— Какой хороший кофейник].

— Погода прелестна. В саду цветет жасмин.

— Я давно не видела, как цветет жасмин.

— Выгляните в окошко.

— Цветет жасмин. А чей это сад?

— Он в нашем пользовании.

— Вы арендуете?

— [Да. Этот дом и еще домик, примыкающий. И сад. Мы арендуем у господина Маржерета.

— А кто такой господин Маржерет?

— Это очень богатый человек. Он инженер фирмы Ляменэ. Артур Ляменэ живет в Люксоре, это в Египте, а Бартоломей Ляменэ недавно выиграл большой процесс у акционерной компании Лянтерн. Теперь Бартоломей Ляменэ очень богатый человек. Он хочет купить газету, чтобы противодействовать сдаче правительственных заказов Жозефу Элиту. Но он ждет, когда вернется его брат Артур из Египта.

— А вам нравится, когда цветет жасмин?]

358. 2. 73. Л. 20

У Татарова

(Сравнительно поздний вариант. Уже есть Трегубова и Кизеветтер, но Татаров не знаком с Кизеветтером. Сохранен и Барка, который должен убить Марселя Тибо. Татаров украл тетрадь, и Леля отправляется в мюзик-холл, чтобы заработать деньги и выкупить ее. — В.Г.)

<…>.

Стук. Входит Максимилиан Барка.

Барка. Несколько слов.

Молчание.

Без свидетелей.

Татаров. Вы должны уйти, Лида.

Барка. Ступайте.

Трегубова уходит.

Барка. Марсель Тибо приезжает послезавтра. Он везет с собой десять тысяч франков для безработных. Остановится в гостинице Лянтерн. Прислуга в наших руках, лакей и горничная.

Татаров. Где ваш убийца? Известно ли вам, что в Париже гостит советская актриса Гончарова?

Барка. Читал.

Татаров. Я хочу сопоставить эти два имени рядом: Марсель Тибо и актриса Гончарова.

Барка. Ну, стоят рядом. Дальше.

Татаров. Подумайте.

Барка. А?

Татаров. Марсель Тибо поет хвалу новому миру.

Барка. [Русский. Поэт] Репортер, говорите проще.

Татаров. А может быть, этот новый мир и поистине прекрасен?

Барка. Русский, русский, не надо отвлеченностей. Я не понимаю.

Татаров. Есть люди, которые верят Марселю Тибо. Он говорит, что в России рай.

/Барка./ Послезавтра он будет убит.

Татаров. Я услышал голос, который кричит о том, что в России — ад.

Барка. Голос этой приезжей?

Татаров. Да.

Барка. Купите его.

Татаров. Я его украл (тетрадка).

[Барка. Браво!]

Стук.

Жена? Рано.

Леля. Это я, Гончарова.

Барка. Голос звонкий.

Входит Леля. Татаров садится в кресло.

Татаров. Что случилось, госпожа Гончарова?

Леля. Я принесла платье обратно.

Татаров. Почему? Оно вам не нравится?

Леля. Мне просто не нужно.

Татаров. Может быть, вам отказали в мюзик-холле «Глобус»?

Леля. Нет, это все ерунда. Пожалуйста: вот платье. И отдайте мне расписку.

Татаров. Вы собирались на бал.

Леля. Нет, я не пойду. Я увлеклась.

Татаров. Почему не сверкнуть на балу?

Леля. Потому что советской актрисе не подобает сверкать на буржуазном балу.

Татаров. Разве вы так преданы советской власти?

Леля. Я не понимаю вашего вопроса. Конечно, предана.

Татаров. Несмотря на ее преступл/ения?/

Леля. Я не знаю никаких преступлений советской власти.

Татаров. Я вам могу прочесть их список.

Достает тетрадку. Встает, поворачивается, идет на нее. В руке тетрадка.

Леля. А!

Молчание.

Татаров. Где же чекист, который берег вашу святость?

Леля. Вы украли!

Татаров. Вы служите тем, кто украл у меня родину.

Леля. Это не я писала.

Татаров. Лжете. Один почерк на расписке и здесь. Я опубликую оба документа.

Леля. Я вас прошу, верните мне это!

Татаров. Это будет стоить десять тысяч франков.

Леля. У меня нет таких денег!

Татаров. Достаньте. Заработайте. Идите в мюзик-холл. Сыграйте сцену из «Гамлета».

Леля. У вас нет сердца.

Татаров. Спросите у расстрелянных, как дело у них обстоит с сердцами.

Леля. Хорошо. Отлично. Я принесу вам деньги.

Татаров. Завтра.

Леля. Хорошо. Я сейчас пойду в мюзик-холл. Ничего страшного. Подумаешь!

Уходит энергично.

На пороге встречается с Кизеветтером.

Сцена. Кизеветтер видит. Столбенеет.

Леля уходит.

Кизеветтер. Кто это был? А? Кто был здесь? А?

Татаров. Красавица из страны нищих.

/Кизеветтер./ Нет! Ты отвечай! А! Ты слышишь? Кто это был здесь?

Татаров. Невеста твоя.

Выходит Барка.

<…>.

Барка. Не поворачивайтесь, чтобы не видеть моего лица. Это исполнитель?

Татаров. Да.

Барка. Эпилептик. Отчего не лечитесь? Если он убьет, скажут, что убил безумец.

Татаров. [Его имя не будет фигурировать в протоколе. Он будет только фактическим убийцей.] Он убьет за кулисами. А на сцене будет фигурировать другой убийца.

Барка. Не получится убедительно. Нам нужно убийство — протест, а не убийство — (текст не дописан. — В.Г.)

Татаров. Он убьет за кулисами. А на сцене будет фигурировать другой убийца.

Барка. Кто?

Татаров. Елена Гончарова.

[Барка. Браво. Кем вы были в России?

Татаров. Адвокатом. В старой России вы служили в суде?]

Барка. (нрзб) Сообщите ему, что он должен делать в подробностях.

Татаров. Да!

Барка. Запомните. Он должен в вестибюле отеля спросить лакея, которого зовут Энлантин. Как вас зовут, неизвестный?

Кизеветтер. Меня зовут Дмитрий Кизеветтер.

Барка. Дмитрий Кизеветтер, послезавтра в отеле Лянтерн вы получите десять тысяч франков. Вечером того же дня вы уедете в Африку, в Конго. Передайте ему кинжал.

Вынимает кинжал. Татаров берет у Барки кинжал и передает Кизеветтеру. Кизеветтер берет кинжал.

Молчание.

Кизеветтер. Если вы так могущественны, что я не имею права видеть вашего лица, то сделайте так, чтобы я еще раз мог увидеть ту, которую я ждал всю жизнь.

/Татаров./ Ты ее увидишь. Послезавтра в отеле Лянтерн.

Барка. Колоть надо в горло.

Кизеветтер. Я не хочу!

Бросается на Барку. Тот ударом кулака сваливает его с ног.

Занавес.

358. 2. 76. Л. 60–62 об.

В посольстве

Посол. Вот так штука капитана Кука! Ничего не понимаю Расскажите, что с ним происходит.

Врач. Это явление, в общем, редкое, но довольно частое.

Посол. Я весь — внимание.

Врач. Товарищ Федотов старый фронтовик.

Посол. Знаю.

Врач. Он был много раз ранен. Не много, но, в общем, много. И, кроме того, он был контужен.

Посол. Знаю.

Врач. И это бывает. Товарищ Федотов был контужен в тот момент, когда собирался выстрелить из револьвера. То есть вот так: он готов был нажать курок, а в это время разрыв неприятельскою снаряда.

Посол. Ужасти.

Врач. Вся воля пациента была направлена к произведению выстрела. Но контузия помешала выстрел произвести.

Посол. Вот какая философия. Понимаю. (Звонит.) Товарища Федотова. Ясно, как шоколад.

Врач. И теперь у него раз примерно в год под влиянием какой-нибудь психической травмы — гнева, сильного раздражения — происходит припадок. Понимаете ли: желание выстрелить…

Посол. Ясно, как апельсин.

Входит Федотов.

Здравствуйте, молодой человек красивой наружности и ловкого телосложения. Красавец, вам надо в больницу.

Федотов молчит.

Вам надо в больницу, Саня.

Федотов. Да… ччерт его знает! Это пройдет.

Посол. Или пойдите в уборную, запритесь и выстрелите.

Федотов. Все дело в том, Михаил Сергеевич, что мне хочется выстрелить в человека.

Посол. Вот так фунт. Вы мне всех сотрудников перестреляете.

Врач. Товарищ Федотов, вам надо полежать дня три. Это подсознательное. Тут следует надеяться на благотворную помощь сновидения. Вам может присниться, что вы выстрелили в кого-нибудь, и тогда вы будете здоровы, не здоровы, но в общем — здоровы.

[Федотов. Вы предлагаете какой-то идеалистический способ лечения].

Посол. И грубый у тебя вид какой-то, Саня.

Федотов. Да ччерт его знает.

Посол. Ты на улицу не показывайся. Лошади, то есть такси, пугаться будут. Ну, идите. Мое вам с кисточкой.

Уходит/врач/.

Да! А револьвер-то при тебе? Немедленно сюда. Надо быть идиотом… Клади пушку сюда. А я и стрелять как — забыл. Сто лет не стрелял. Когда тебя контузили, я в штабе дивизии был. В бою при Касторной[92].

Звонок телефона.

Весь внимание. Пожалуйста. Десять минут свободен. (Занят бумагами.)

Курьер. К вам, Михаил Сергеевич. Я говорю, что приема нет.

Посол. Пусти. Это из Москвы, артистка.

Входит Леля.

358. 2. 74. Л. 15–16

«Список благодеяний»

Эта сцена в окончательную редакцию не вошла

Тибо, Нантейль — актеры.

Сантиллан, Фукье, Рондель — рабочие.

/Буфетчик/.

Буфетчик. Ее мучили?

Тибо. Да.

Буфетчик. Пытали?

Молчание.

Господин Тибо, вы слышите вопрос?

Тибо. Что?

Буфетчик. Ее пытали?

Тибо. Я вам прочту. Статья называется так: «Тайна советской интеллигенции в обмен на парижское платье».

Входит Леля.

1-й Завсегдатай. Актеры пришли!

2-й Завсегдатай. Тибо пришел!

3-й Завсегдатай. Музыки, господа! Музыки!

Тибо. Мы будем репетировать у тебя.

[Буфетчик. Пожалуйста].

Нантейль. Тибо, смотри, салат какой. Давай съедим салату.

Тибо. Дай нам салату.

1-й Завсегдатай. Выпей рюмку, Тибо.

Тибо. И рюмку. Спасибо.

Буфетчик. Нантейль цветет как роза.

Актеры репетируют. Входит Федотов.

Входит Леля. Входит Сантиллан. Облава.

358. 2. 81. Л. 73–74

У канавы

Рассвет. Дорога. Домики, стена.

Вдали очертания огромного города.

Путь фонарщика. Гасит фонарщик фонари.

Идет по насыпи Леля.

Фонарщик. Куда идешь?

Леля не отвечает.

Остановись, поболтаем.

Леля идет, не отвечая.

Глухая идет или мертвая. […Может быть, смерть идет. (Кричит.) За кем идешь, смерть?]

Леля. Кто меня зовет?

Фонарщик. Мертвая заговорила.

Леля. Ты фонарщик?

Фонарщик. А ты хочешь, чтобы я был могильщиком?

Леля молчит.

Кто ты? День наступает. Мертвые ходят ночью. На рассвете умирают живые. Ты смерть?

Леля не отвечает.

За кем идешь, смерть?

Леля. Я не смерть.

Фонарщик. А кто ты?

Леля. Нищая.

Фонарщик. Ого, ты хочешь есть?

Леля. Да.

Фонарщик. Значит, ты идешь не в ту сторону.

Леля. А куда мне идти?

Фонарщик. Обратно.

Леля. В город?

Фонарщик. Сегодня все голодные идут в город. Слышишь? Чего тебе одной ходить? Всем вместе веселей. С музыкой. Садись и жди.

Леля. Я должна идти.

[Удаляется фонарщик. Леля одна. Сидит на камне.

Из-за стены появляется маленький человечек в штанах с бахромой. Черные усики, шевелюра.

Идет вдоль канавы, размахивая тросточкой].

Фонарщик. Куда же идешь?

Леля. В Россию.

Молчание.

Фонарщик. Эге, старушка. Ты не в своем уме. Тебя, видно, за пьянство и с работы прогнали. Полежи в канаве и протрезвись. Там ромашки цветут, не бойся, и съестного можно найти. А пьяную тебя безработные с собой не возьмут. Они трезвые и строгие. Прощай.

Фонарщик удаляется.

Леля стоит. Затем идет, делает несколько шагов и падает на краю насыпи.

Вылезает из канавы маленький человечек в штанах с бахромой, черные усики, шевелюра, палочка в руке, грубые большие башмаки.

Садится на камень. В руке старый измятый котелок.

Рассматривает его под фонарем.

<…>.

Фонарщик. <…> Я потушу фонарь.

Человечек. <…> Подожди. Дай рассмотреть находку. А ну-ка. (Надевает котелок.)

Фонарщик. Вот теперь сразу видно: артист.

Удаляется фонарщик. Человечек [вынимает флейту, дует, играет печально и слабо].

Идет вдоль канавы. Нагибается.

Лежит Леля. Поднимает Лелю.

Человечек. Шел в канаву, попал в могилу. Искал золото, нашел кость. (Кричит.) Могильщик! Могильщик! Вернись, я мертвую нашел!

Леля (приходит в себя). Кто это? Где я?

Человечек. Это дорога в Валеруа.

Леля. Ночь. Господи, как темно. Телега раздавила мне ноги. Нет, нет. Это показалось, потому что я долго шла. Спасибо. Что бы я делала без ног? Помогите мне подняться. У меня глиняные ноги. Я пойду дальше.

Человечек. Куда?

Леля. Я иду в Россию.

<…>.

Человечек. Все безработные — большевики.

Леля. Я тоже большевичка.

Человечек. Будем ждать безработных здесь. Сядем на камни. Если вы нищая, вам надо беречь обувь. Весну сберечь нельзя, а обувь сберечь можно. Я помогу вам снять обувь. У вас сбиты ноги. Я тоже безработный. Я был артистом.

Леля. Артистом?

Человечек. А теперь я ночую в канавах. Канава — это не так плохо. Там цветут ромашки. В некоторых можно найти съестное. Вчера я спал в поле, три дерева стояли надо мной. Я проснулся ранним утром, деревья оказались молодыми, они зевали и потягивались вместе со мной.

358. 2. 79. Л. 6–9

_____________

<…>.

[Леля. Я предала их!

Человечек. Вы служили в полиции?

Леля. Нет.

Человечек. Вы срывали забастовку?

Леля. Нет.

Человечек. У вас была фабрика?

Леля. Нет. У меня никогда ничего не было.

Человечек. Почему же вы считаете себя предательницей рабочих?

Леля. Как я могу предстать перед ними? Мне еще так много нужно делать… что-то сделать, чтобы искупить свое преступление…].

Все ближе поход.

Человечек. Вставайте! Они идут!

Леля. Объясните им… Скажите, что я… какой угодно ценой…

Человечек бежит наверх.

Леля одна.

Человечек. Товарищи! Возьмите нас с собой!

1-ый безработный. Мы не берем бродяг.

Вступают безработные на вал.

Оркестр. Трубы. Факелы.

Человечек. Внизу лежит голодная женщина.

1-ый безработный. Она может идти?

Леля (снизу). Могу!

Леля стоит.

2-ой безработный. Осталось десять километров пути. У тебя хватит сил?

Леля. Я могу пройти десять тысяч километров.

1-ый безработный. Ты член союза?

Леля. Да!

358. 2. 79. Л. 15

<…>.

[Леля. Спасибо. Вы так добры ко мне. Кто вы?

Человечек. Я тоже безработный. Я был артистом.

Леля. Артистом.

Человечек. Я был великим артистом.

Леля. Я хочу увидеть ваше лицо. У меня туман в глазах.

Человечек. Я зажгу спичку.

Чиркает. Ничего не получается.

Отсырели спички в канавах.

Леля. Неужели я так и не уви…

Слышен дальний шум похода. Музыка.

<…>.

Леля. Я вижу, что вы тот, кого я ждала всю жизнь. Вы Чаплин? Так вот, как мы встретились с тобой, маленький человечек… Я была молодая, красивая. И вот что со мной стало. Далеко-далеко, в старом доме, в комнате, где я спала [и думала, и видела во сне] и где собирались мои друзья, висел твой портрет на стене… Я принесла тебе клятву стать такой, как ты. Я мечтала о встрече с тобой. Я знала, что только тебе можно пожаловался и что только ты поймешь меня, потому что ты лучший человек на земле. У меня украли мою жалобу, и превратили ее в камень, и раздавили этим камнем мою жизнь… Видишь, я стала нищей…

Человечек. Я тоже нищий].

358. 2. 79. Л. 17–18

_____________

<…>.

Шествие движется. Человечек задержался.

Человечек (кричит Леле). Поднимайтесь! Поднимайтесь!

Выходит из толпы фонарщик.

Фонарщик. Кого ты зовешь, человечек?

Человечек. А, здравствуй, фонарщик! Тебе, я вижу, надоело зажигать фонари?

Фонарщик. Нет, мне надоело тушить злобу. Ну что? Ты поел тогда супу? Оставил на ужин?

Человечек. Нет, понимаешь ли, съел все сразу.

Фонарщик. Ничего! Сейчас мы славно пообедаем!

Человечек. Тогда возьмем с собой еще одну голодную.

Фонарщик. Где она?

Леля стоит внизу, прямая, всклокоченная, босая.

Эй, старуха, ты пойдешь с нами?

Леля. Если вы простите меня.

Фонарщик. Кто ты?

Леля. Предательница.

Фонарщик. Кого ты предала?

Леля. Вас.

Фонарщик. Поднимись сюда, я плохо тебя понимаю.

Леля всходит на вал.

Эх ты, человечек, — вот видишь, она тебя накормила супом, а сама от голоду помешалась.

Человечек. Я, понимаешь ли, флейтист, и вся моя [память] внимание держится в пальцах. И я потому не узнал ее.

Фонарщик. А я, понимаешь ли, фонарщик, и вся моя [память] внимание держится в глазах. Потому я узнал ее сразу. Идем. Веди ее.

Человечек. У вас хватит сил идти?

Леля. Хватит.

Человечек. Три километра!

Леля. Я хотела пройти три тысячи!

Человечек. Идем!

Идут безработные.

Марш.

Конец сцены.

358. 2. 79. Л. 27–28

_____________

Рассвет. Дорога. Насыпь. Домики.

Вдали очертания огромного города.

Гаснут фонари. Фонарщик гасит фонари.

Идет по насыпи Леля.

Фонарщик. За кем идешь, смерть?

Леля. Ты фонарщик?

Фонарщик. А тебе хочется, чтобы я был могильщик?

Леля. Ты весел, и тебя можно принять за могильщика.

Фонарщик. Я сплю днем и потому весел ночью. А разве могильщики — веселые?

Леля. Я видела двух веселых могильщиков.

Фонарщик. Где?

Леля. В одной пьесе, когда была артисткой.

Фонарщик. Что это за пьеса, в которой участвуют могильщики?

Леля. «Гамлет».

358. 2. 79. Л. 1