21 53–65К. Особенности национальной разработки торпед

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

21

53–65К. Особенности национальной разработки торпед

Коллективу Машиностроительного завода им. С. М. Кирова

ПОСВЯЩАЕТСЯ

Вытапливай воск, но сохраняй мед

Козьма Прутков

В один из осенних дней 1963 года в кабинете начальника УПВ ВМФ на Большом Комсомольском проходило совещание. В кабинете находились его хозяин Борис Дмитриевич Костыгов, торпедисты Михаил Борисович Розенштейн, Грант Мигранович Акопов и гости с Алма-Атинского завода: директор Петр Харитонович Резчик, начальник сектора ОКБ завода Даниил Самуилович Гинзбург и военный представитель Петр Кузьмич Колядин. Это была не случайная, а спланированная встреча. Готовил ее Михаил Борисович Розенштейн. В это время он слыл одним из идеологов Управления практически по всем вопросам, и на то имелись веские основания. В годы войны он был призван на военную службу с должности директора торпедного завода, выполнял, и всегда успешно, поручения по эвакуации предприятий и их вводу в строй на новых местах. Поэтому он знал в минно-торпедной отрасли все и всех. Предстоящий разговор предназначался, в основном, для Костыгова. Он, конечно, тоже был в курсе дела, но окончательное решение еще не принял. Не простой это был вопрос.

Разговор шел между Резчиком и Костыговым. Сначала, как водится, о погоде в Москве и Казахстане, заводских делах, трудностях с выполнением производственного плана, а затем переключился в рамки основного вопроса — на кислородную торпеду 53–56, детище ОКБ завода. С принятием в 1961 году на вооружение перекисно-водородной торпеды 53–61 пришло время решать, какому типу энергетики отдать предпочтение: «кислород-керосин» или «перекись водорода-керосин». На вооружении тогда находилось по два образца обоих типов: кислородные 53–56 и 53–58 и перекисно-водородные 53–57 и 53–61. В разработке находилась еще одна. Ее Главный конструктор Дмитрий Андреевич Кокряков собирался получить скорость хода около 70 узлов и, таким образом, закрепить приоритет за перекисными торпедами. Следует отметить, что кислородные торпеды в эксплуатации были проще. Самыми нетребовательными были, конечно, воздушные парогазовые торпеды 53–51, но их век уходил. Впрочем, не будем забегать вперед. Воздушные торпеды не спешили сдавать свои позиции. Процент торпед на сильных окислителях в боекомплекте кораблей флота был еще невелик, а план практических стрельб выполнялся, в основном, за счет парогазовых. С ними и забот было меньше, и результат был получше. Однако вернемся в кабинет Костыгова.

— Жаль бросать, Борис Дмитриевич, изготовление этой кислородной торпеды. Опыт по эксплуатации и изготовлению большой. Делать ставку только на перекисные торпеды не совсем правильно. Кокряков обещает получить 70 узлов, но это еще «курочка в гнезде». Вот нам и кажется, что целесообразно провести модернизацию торпеды 53–56. Глубокую модернизацию.

— Что значит «глубокую модернизацию»?

— Создать новый образец.

— Нет. Новый образец не надо. Новых у нас достаточно. А о модернизации можно поговорить. Торпеда не имеет системы самонаведения. Оптический неконтактный взрыватель тоже не прижился. Не взрыватель, а дорожный чемодан.

— Мы знаем, недостатков у торпеды 53–56 много, но и положительного не отнимешь. Кислород — не перекись водорода. Кислородное хозяйство на базах флота достаточно развито.

— А какие ТТХ надеетесь получить? Скорость? Дальность?

— Преимущества новой торпеды будут не в ТТХ, а в надежности. И простой она будет, как револьверный патрон. У меня сейчас в ОКБ подобрались толковые ребята — горы могут своротить.

Резчик кивнул на сидящего рядом с ним Гинзбурга.

— Вот один из них, а еще Барыбин, Морозов, Казаков, Надточий, Щербаченко. Всех мне не перечислить. Идея у них есть.

— Интересно, что за идея?

— Дело в том, что каждая из изготавливаемых заводом торпед имеет по два-три безукоризненно обкатанных агрегата. Вот они и предлагают взять самые надежные узлы за основу:

кислородный тракт и гидростатический аппарат от торпеды 53–56;

вместо поршневой машины — турбину и кормовое отделение от перекисной торпеды 53–57;

боевое зарядное отделение с аппаратурой самонаведения и неконтактным взрывателем от перекисной торпеды 53–61;

практическое зарядное отделение тоже от 53–61. Затем все это дело доработать. Каково?

— Лучше взять оптическую систему самонаведения. Она на подходе. В следующем году будем принимать на вооружение. — Это вступил в разговор Михаил Борисович Розенштейн и вкратце доложил ход испытаний аппаратуры самонаведения:

— Можем взять и оптическую. Нам главное, Борис Дмитриевич, ваше принципиальное согласие и финансирование, естественно.

— Вы, Петр Харитонович, так и не ответили мне на вопрос, какие ТТХ будем иметь?

Здесь вступил в разговор автор идеи, Даниил Самуилович Гинзбург.

— Борис Дмитриевич! Торпеда будет однорежимной. Скорость хода около 45 узлов, дальность около 20 км. Это то, что можно получить на паре «керосин-кислород» на существующих на сегодняшний день турбинах. Мы не институт, а завод. Все составные части торпеды или уже умеем делать сами, или можем получить по налаженной кооперации. Подготовки производства нам не требуется. Мы уверены, что с задачей справимся в короткие сроки.

Помолчали. Чувствовалось, что Розенштейн с Акоповым давно согласны с предложением завода. Медлил Костыгов:

— В разработке находится торпеда со скоростью 70 узлов на ту же дальность. Как отнесутся к этой идее Минно-торпедный институт? ЦНИИ «Гидроприбор»?

Розенштейн понимал сомнения Костыгова:

— Борис Дмитриевич! Открывать новую тему: разрабатывать торпеду с такими ТТХ — нас не поймут. Пусть завод работает самостоятельно. Техническое задание на модернизацию торпеды 53–56 мы здесь прикинем. О порядке финансирования Акопов с Гинзбургом подумают. Мне кажется, с предложением завода следует согласиться…

Костыгов подумал еще пару минут и кивнул головой. Завод получил принципиальное согласие руководства заказывающего управления, после чего работа в конструкторском бюро завода закипела. Помимо упомянутых директором завода в кабинете Костыгова к ней подключили конструкторов Гормину Е. Н., Зикеева В. М., Шубина А. Б., Чуканова А. М., Кривулина И. Б., Попора Р. С. За четыре месяца была разработана техническая документация, а изготовление материальной части началось, едва чертежи, еще теплые от рук конструкторов, были сняты с кульманов. Не прошло и года, как три практические торпеды были готовы и их выкатили из стен сборочного цеха под погрузку для отправки на пристрелочную станцию. Торжественный момент! Начальник цеха Владимир Петрович Ерохов лично руководил погрузкой торпед. Главный инженер завода Иосиф Ефимович Кравцов решил поехать организовывать испытания на полигон в Киргизию, на озеро Иссык-Куль. Посмотреть на детище завода пришли заместитель директора Зубрилин В. Ф., плановик Басенов Г. Т., технолог Ежков М. С. Митинг — не митинг, но торжество состоялось. Все были уверены, что торпеды пойдут сразу и не ошиблись. Торпеда стала уверенно наворачивать километры на винты и месяца через три отчет с положительными результатами первого этапа заводских испытаний был представлен начальнику УПВ ВМФ, в Минно-торпедный институт и ЦНИИ «Гидроприбор».

В Минно-торпедном институте поморщились:

— Мы техническое задание не выдавали, в испытаниях не участвовали и вообще это какая-то самоделка! У Кокрякова уже почти 70 узлов в кармане. Зачем нам эта торпеда на 45 узлов?

Опытные сотрудники института дипломатично возражали:

— Но ведь работа проводилась с согласия самого Костыгова!

— Ну и при чем здесь Костыгов? Он теперь уже заместитель Начальника вооружения ВМФ! А в УПВ Игнатьев с Пуховым. Вот теперь пусть они и разбираются.

Единственным человеком в институте, который выступил в поддержку разработки, был капитан 2-го ранга Михаил Хаимович Берсудский. Они с Тополянским создавали торпеду 53–56 и теперь ревниво, но доброжелательно следили за чужими успехами на «своем» поле.

В ЦНИИ «Гидроприбор» к отчету по испытаниям отнеслись тоже пренебрежительно:

— Посмотрим, как у них торпеда будет наводиться на цель!

Стрельбы торпедой на заводских испытаниях с оптической системой самонаведения действительно энтузиазма поубавили: торпеда наводилась на цель плохо. Система самонаведения оказалась практически неработоспособной — ее пришлось положить на полку. 1967-й год был черным годом кислородной торпеды. Работа оказалась под угрозой закрытия.

А между тем Ко кряков завершил испытания своей торпеды. Скорость около 70 узлов он получил, но надежность силовой части торпеды была крайне низкой. Отмечались взрывы энергокомпонентов на дистанции хода, прогары парогазогенераторов, хлопки в трубопроводах. Тем не менее, на вооружение ее приняли и даже отметили Ленинской премией. Скорость хода торпеды 70 узлов на всех действовала завораживающе: американцев обошли! Все посчитали, что надежность — дело наживное. К тому времени американцы еще не высадились на Луне и время беспокойства не наступило. Однако успех Кокрякова в достижении большой скорости хода не снял других проблем, а наоборот — их прибавил. Торпедную общественность донимала не только надежность тепловых торпед, но и большое количество образцов. Противокорабельных торпед действительно было многовато. Попробуй, обеспечь их приготовление и эксплуатацию. Сколько нужно иметь постов приготовления и торпедных расчетов в МТЧ? Потому на очередных сборах минеров было ясно, что кто-нибудь из тех, кто служит на самой дальней от Москвы скале самого дальнего моря встанет и скажет…

Михаил Борисович Розенштейн, чутко улавливающий настроение аудитории, мимоходом вбросил идею:

— Зачем нам иметь для практических стрельб большое разнообразие образцов торпед на сильных окислителях? Может быть, следует иметь надежную воздушную парогазовую торпеду?

Народ удивленно замолчал: не ослышались ли, ведь это шаг назад, даже два. А потом, уже взвесив все «за» и «против», промолчал дипломатично — меньше проблем с обеспечением боевой подготовки. Не все знали, что в этот период на экспорт была разработана воздушная парогазовая торпеда. Сначала небольшие партии этих торпед под загадочным названием 53–56В обосновались в торпедных мастерских флотов. Торпеда оказалась отличной во всех отношениях. Все пришли в восторг. Воздушная парогазовая торпеда начала второе покорение флота. Название торпеды вполне современное — модернизация кислородной торпеды. Она и внешне похожа на нее. Пошли на флот и боевые торпеды. Напряжение временно спало. Но только временно. Процесс эксплуатации тепловых торпед на сильных окислителях напоминал езду по бездорожью: хвост вытащишь — нос увязнет, или наоборот. То подводит антифриз, то резиновые манжеты, то трескается металл. «Нужен единый образец торпед на сильных окислителях», — размышлял Акопов, вновь и вновь возвращаясь к мысли о судьбе кислородной торпеды. Прежде чем закрыть тему, он решил еще раз послушать непосредственных исполнителей работы и пригласил в Москву Гинзбурга, Берсудского, Колядина. Мнение военного представителя было кратким:

— Грант Мигранович, результат мог быть совсем другим. Аппаратуру самонаведения нам навязали здесь, в УПВ. Если взять аппаратуру у Кокрякова — цены торпеде не будет. Вы посмотрите, как она ходит!

Этого Акопову он мог не говорить. Тот и сам видел по отчетам, что торпеда проще, надежнее всех предыдущих. Он интуитивно чувствовал, что она — подарок судьбы. Она послана нам свыше, чтобы быть единой противокорабельной торпедой. Разработку ее нужно завершить во что бы то ни стало и принять на вооружение под шифром 53–65К как модернизацию 53–65. Вряд ли мы сумеем повысить надежность торпеды Кокрякова. Акопов вновь прислушался к тому, в чем его убеждают специалисты.

— Грант Мигранович, работу закрывать нельзя. Нужно идти к Пухову и убедить его…

— А я и не собираюсь ее закрывать. Но от вас нужен нестандартный ход. Визит к Пухову ничего не даст. В настоящее время развернулась борьба с многотемьем. Ему приказали, развернуть с многотемьем борьбу, он ее и разворачивает. Нужно ваше аргументированное обращение к Сергею Георгиевичу Горшкову. Тем более, что работа проводится по плану Главкома. Все будет естественно. Так мол и так, имеем неплохие результаты. До завершения необходим год-полтора. Будем иметь простую, надежную и дешевую торпеду. Не мне вас учить. Вы умеете расписывать свои обещания. А мы вас поддержим. Это я беру на себя. А сейчас уйдем в «подполье». Пока письмо идет туда-сюда, корректируйте документацию, заменяйте аппаратуру самонаведения. Тут ко мне приходили из авиационного института — профессор Рябов Борис Александрович со своими специалистами. Предлагают доработать систему управления — дополнить датчиком угловой скорости. Если это нужно, то набросайте им техническое задание. Подключу.

…Прочитав письмо группы конструкторов из КБ алма-атинского завода, Сергей Георгиевич задумался. Такие письма в его адрес — не редкость. Можно все это отправить на заключение в Научно-технический комитет. Тогда те запросят мнение УПВ ВМФ, те Минно-торпедный институт, те… Похоже, это другой случай. Эти изобретатели, вероятно, уже везде побывали и хотят получить либо его одобрение, либо… он еще раз перечитал последний абзац — про технологичность, простоту, дешевизну. Вспомнилась война… «Это торпеда для войны» — подумал Главком. И начал выводить — «ОДОБРИТЬ». Так будущая торпеда 53–65К получила первый пропуск на флот. От Главкома. Лично.

Решение Главкома друзей торпеде не прибавило. Институты по-прежнему делали вид, что не в курсе дела, знать не знают и слышать не слышали о разработке новой кислородной торпеды. «Это не страшно. — думал Акопов, — главное, чтобы не мешали работать, не писали… Есть у нас борцы за справедливость — чуть, что не так — письмо на самый верх без подписи». Но все было тихо.

Торпеда рождалась под счастливой звездой. Собранная талантливой рукой Гинзбурга из лучших агрегатов и узлов, что были тогда в наработке по тепловым торпедам, оптимизированная по расходам энергокомпонентов пока для условий полигонных стрельб, торпеда уверенно наворачивала километры на винты. Теперь уже и с системой самонаведения.

Телефон на столе Акопова зазвонил «междугородным» звоном:

— Грант Мигранович! Колядин докладывает по Гинзбургу. Не изделие, а конфетка. Ходит, как часы. Наводится как зверь. Пора выходить на Государственные испытания.

— Работайте, работайте…

Грант решал не простую задачу. Пора докладывать Пухову, что его указание по закрытию работы с этой торпедой не выполнено, зато… не просто докладывать начальнику, что ты оказался мудрее и дальновиднее. Надо как-то искать выход из положения… ем более, что любит начальник изобретать, а еще более — получать вознаграждения, а здесь новое поле деятельности — от головы до хвоста. Вскоре случай представился, как по заказу…

Телеграмма с Тихоокеанского флота за подписью Бродского: «Освоение флотом торпеды 53–65 считаем нецелесообразным из-за крайней сложности в приготовлении…» Сначала, конечно нужно будет доложить хорошую весть. Например, эту телеграмму из Алма-Аты: «Рассмотрев ваши предложения по повышению надежности торпед 53–61, сообщаю, что они приняты к реализации. Акты реализации высланы исх…» Акопов вызвал «главного изобретателя» Юлиана Дашкова, показал телеграмму:

— Нужно собрать комиссию..

— Соберем. Кому сколько?

— Ему 200, мне 50. Еще пару человек подбери. За оформление.

— Понял…

… Пухов размашисто расписался в денежной ведомости и сунул деньги в боковой карман тужурки.

— Садись, Грант, что у тебя еще? Ведь не из-за этого ты ко мне в такую рань?

— Да, Александр Григорьевич, ты прав. Бродский отказывается осваивать торпеду 53–65. Пишет, что она сложна и ненадежна. Вот телеграмма ЗАС.

— Опять этот Бродский! Умник нашелся! Все ему не так! Я ему перекрыл кислород везде, где мог. Опять лезет.

— А может, он прав? Есть хорошие вести. Кислородная торпеда в Алма-Ате на выходе.

— Так мы же ее зарубили еще года два назад.

— Зарубили, да не погубили, — Грант хитро улыбнулся, — и не плохая торпеда получилась…

Акопов доложил все подробности. Пухов долго молчал, переваривая информацию:

— А как встречают торпеду наши ученые?

— «Гидроприбор» и слышать не хочет. Ничего не знаем! Наши тоже не признают. Хурденко говорит, что никакого технического задания не подписывал и вообще не в курсе дела.

— Ну, а Кокряков с Тополянским? Они же взвоют.

— Поощрим — не взвоют.

— Хорошо. А с Хурденко мы разберемся. Подключи Берсудского из серийного отдела. Они с Гинзбургом договорятся.

— Уже давно сидит в Алма-Ате. Кстати, я поручил ему изучить возможность внедрения в торпеду твоих идей.

— Да, конечно. Что они понимают в торпедах? А «Гидроприбор» подключим попозже — никуда они от нас не денутся. Правда, лауреатов здесь получить не просто. Ты еще не лауреат?

— Пока нет.

— Ну, денежная премия — тоже не плохо! Пухов усмехнулся… — Давай твою торпеду на Государственные испытания. Готовь совместное решение.

Торпеда родилась под счастливой звездой. Научные институты категорически против нее, а торпеда крутит и крутит километры. Государственные испытания прошли с блеском.

Главный конструктор торпеды Даниил Самуилович Гинзбург пробивной личностью не был. Тихий, скромный, интеллигентный и, наконец, всегда трезвый, он пасовал перед мощными голосовыми связками и, порой, соглашался даже с тем, с чем в корне был не согласен. А что касается доверительного разговора с руководством, то и вообще сразу понимающе кивал головой. Так по «высшим соображениям» торпеда была принята на вооружение не Постановлением Совета Министров СССР и даже не приказом Министра обороны. Ее просто запустили в серийное производство приказом Главнокомандующего ВМФ. Как какой-нибудь тренажер или блок питания.

Подписывая приказ о запуске торпеды в серию, Главком вспомнил об обращении к нему конструкторов торпеды. Значит, все в порядке. Теперь Главком подписывал торпеде не пропуск на флот, а давал ей постоянную прописку. На долгие годы. Но ни орденов, ни медалей, ни премий никто не получил. Не тот «уровень», хотя и качество выше.

Торпеда пошла на флот. Начало, как всегда, было не простым. Здесь свои условия и свои проблемы. Но оказалось, что на флоте у торпеды очень много друзей — она была простой, технологичной и надежной.

Не вылезают с флотов заместитель Главного конструктора Евгений Матвеевич Барыбин, научный сотрудник Михаил Хаймович Берсудский и военпреды Виктор Николаевич Костюченко и Юрий Петрович Головань. Учат торпедистов флотов готовить торпеды к выстрелу. Стреляют ею со всех классов кораблей.

На производстве рационализаторов и изобретателей — как тараканов на кораблях! И откуда они только берутся? И нельзя сказать, что торпеда от этого стала лучше. Скорее, наоборот. А на Тихоокеанском флоте рванула так, что кресла сановных торпедистов закачались. Обошлось.

Торпеда начала уверенно завоевывать свои позиции на флоте.

Прошло время. К 80-м годам кислородная торпеда 53–65К стала практически единой противокорабельной торпедой в ВМФ. Уже пришла пора универсальных торпед. Однако занятые в свое время трубы торпедных аппаратов кораблей, начиная от торпедных катеров до атомоходов первых поколений, торпеда 53–65К не уступала своим конкурентам. Не одно поколение специалистов торпедных расчетов сменилось на флотах, рабочих на заводах и чиновников в конторах. В УПВ уже четвертый начальник — Бутов. Почти везде новые люди. И тогда Даниил Самуилович Гинзбург решился…

— Слушай, Грант, — обратился он к Акопову при очередном посещении Москвы, — скоро ты на пенсию. Тебе уже и заместителя нового пристроили. Надо бы доброе дело людям сделать. Мы создали торпеду, которая составляет почти половину боекомплекта флота. Нет, я не знаю ваших секретных боекомплектов. Я знаю порядковые номера изготавливаемых торпед и не припомню, чтобы какой-нибудь другой образец выпускался в таких количествах. Я напоминаю тебе о Государственной премии. Неужели мы ее не заслужили?

— Заслужили, еще как заслужили. Поздновато вроде. А может, наоборот лучше? — Грант задумался, — мы же пытались ее оформить. Помнишь? А что нам сказали в Военно-промышленной комиссии? Скорость хиловата, дальность маловата.

— Но ведь нет тепловой торпеды дешевле, проще и надежней нашей. Вот ты уйдешь, и никто этим вопросом заниматься не будет. Для вашего ведущего по тепловым торпедам Спехова Александра Сергеевича она уже прошлый век, и этим вопросом он заниматься не будет.

— Ну, зачем ты уж так. Вот мой новый заместитель совсем недавно с комиссией спасал твою торпеду от очередного наката. Помнишь ЧП на Камчатке?

— Еще бы. В октябре прошлого года мы с ним встречались на Камчатке. Тогда произошел пожар при закачке кислорода в торпеду. Кислород — дело тонкое. Грязи не терпит. Доказать, откуда начался пожар, когда половина торпеды сгорела, не просто. А по выпавшим из торпеды и не сгоревшим деталям удалось. Не успели их спрятать. У торпеды, Грант, друзей больше, чем тех, кто при каждом ЧП прежде всего лезет в конструкцию, чтобы обвинить завод. Но все-таки, как с премией?

— Никак, Даня. Друзей у торпеды много, но и врагов не меньше. Не все ладится сейчас с практической торпедой. Пошли потопления торпед в конце дистанции хода..

— Я бы на вашем месте такие выстрелы относил бы к числу положительных. Торпеда выполнила свою главную задачу. Отказала система спасения. В боевых торпедах таких систем нет.

— Ты бы, ты бы. Дай «добро» не считать эти потери, так завтра у всех практических торпед все отказы будут в конце дистанции. Уж что-что, а как втирать очки — специальных инструкций не требуется.

— Может быть, ты и прав… Тогда я тебе для сведения. Наш директор Вадим Шнурников на одном совещании по благоустройству Алма-Аты доложил Динмухамеду Ахмедовичу Кунаеву по кислородной торпеде. Мол, делаем уже более десяти лет, тысячи торпед на флоте, а поощрение коллективу не пробить. Кунаев счел это ущемлением национальных интересов и распорядился подготовить материалы на Государственную премию. Сказал, что доложит самому Брежневу. От военных мы включим Петрова. Он много поработал для повышения надежности торпеды. Я ему уже сказал. Скромничает. А Бутову можешь докладывать или не докладывать. Твое дело.

Грант задумался. Чутье старого бюрократа подсказало Гранту, что к Бутову нужно идти немедленно: «Как бы чего не вышло! А и в самом деле подпишут у Брежнева. Что тогда? Почему не знал, мер не принял, не доложил?»

— Подожди меня, я скоро. Вернулся он минут через тридцать.

— Вот что, Даня. Госпремию оформляйте, как положено, через Госкомитет. А вместо Петрова включите Бутова.

— Но он же никакого участия не принимал.

— Как это не принимал? Он начальник. Все бумаги он подписывал. Короче действуй, как я сказал.

— А как с Петровым? Мы же ему уже сказали.

— Поторопились. Ничего. Скажем, что Главком… Короче, рано еще ему. Успеет получить. Бутов давно хочет быть лауреатом. Его включали ракетчики за «Водопад», но там сорвалось. Все начальники кругом если не кандидаты, так лауреаты… А он один не титулованный.

— Но тебя-то, Грант, в состав коллектива по разработке торпеды я включу обязательно. Без тебя этой торпеды не было бы.

— Не было бы этой торпеды, не было бы здесь и меня, — мрачно пошутил Акопов, — от этих Госпремий одни хлопоты. Имею я уже одну. За 65–76. Без меня ее тоже бы не было. Когда Госпремии нет — ее хочется, а когда она есть — думаешь, кому бы ее отдать.

Грант посмотрел на часы.

— Пора мне в ЦК. Вызывают к куратору. Вроде какая-то анонимка. Может быть, даже по твоей торпеде. Люди «пишут».

Грант открыл сейф, достал партбилет и два знака: лауреата Госпремии и Заслуженного изобретателя. Надел тужурку и прицепил знаки.

— Ну, Даня, вопрос решили. Флоты отзывы дадут положительные. Будь спокоен. Зайди теперь к Бутову. Будет вспоминать, как он проводил совещания по повышению надежности твоей торпеды. Или предложит ввести какой-нибудь клапан. Для соучастия. В качестве взноса. Хлебом клянусь!

Торпеда 53–65К, дитя Машиностроительного завода им С. М. Кирова, в боевом строю торпедного оружия флота более тридцати лет. В составе торпеды, конечно, есть «куски» ЦНИИ «Гидроприбор», но это не умаляет, а увеличивает заслуги завода. Ведь ученые скорее всего до сих пор бы спорили, что взять за основу и «как строить мост». Создание торпеды 53–65К являет собой редчайший пример одновременно тесного сотрудничества и непримиримой конкуренции монополистов с одной стороны и молодого задора с другой: ЦНИИ «Гидроприбор» с Минно-торпедным институтом с одной стороны и ОКБ завода с другой… При этом сотрудничество и конкуренция проходили через душу одного человека — Гранта Миграновича Акопова…

Кажется, и сейчас Даниил Самуилович по заданию директора завода Гали Тулеуевича Басенова ведет разработку новой торпеды на экспорт. Жаль, что завод теперь за границей.