14

Как заметил сам Хлебников, к «азийскому голосу» его «Детей Выдры» позднее добавился «африканский» — в «Ка». Из всех исторических занятий Хлебникова те, которые относятся к Египту, представляют особенно много загадок.

Одна из самых удивительных возникла передо мной осенью 1982 г., когда я читал собрание рукописей Хлебникова, переданных после смерти Н. Л. Степанова и А. Е. Крученых в ЦГАЛИ. В толстую тетрадь, куда Хлебников заносил в 1908 г. списки придуманных им слов одного корня и стихи с этими словами, он тогда же вклеил (составленную им скорее всего еще до этого) длинную хронологическую таблицу к истории стран Азии и Африки — тех, которые мы сейчас называем «третьим миром». На этом же листе бумаги — его вычисления с выводом: «Можно предсказать в 1919 г. основание великого государства в Африке». История Африки мне самому с детства была очень интересна. Я задумался над этой записью. И только потом сообразил, что в январе 1919 г. провозглашена независимость Египта. Англия не признала этого акта руководителей египетского национального движения, сослала их на Мальту, в Египте началось восстание, через 3 года его независимость была признана. На рубеже 10-х и 20-х годов Хлебников, к тому времени, вероятно, уже забывший о старом своем предсказании, продолжал следить за борьбой Египта. В 1920 году он записывает, что независимость Египта можно ожидать в 1922 году.

Но предоставим современным поклонникам Нострадамуса размышлять об этих совпадениях или предвидениях. Пойдем вместе с поэтом в прошлое. В «Ка» Хлебников посещает древний Египет (Маср, согласно семитским обозначениям его) в то время, которое больше всего его занимало, — в эпоху Амен-хотпа (Аменхотепа) IV — Эх-не-йота. Прежде всего поражает то, как Хлебников описывает «Ка»: «У меня был Ка… народ Маср знал его тысячи лет назад… Ка — это тень души, ее двойник, посланник при тех людях, что снятся храпящему господину. Ему нет застав во времени; Ка ходит из снов в сны, пересекает время и достигает бронзы (бронзы времени)». Чтобы оценить по достоинству это описание, нужно принять во внимание спорность понятия Ка, над которым билось не одно поколение египтологов. Ближе всех к его истолкованию подошел, по-видимому, Ю. Я. Перепелкин в исследовании древнеегипетских текстов пирамид. Его понимание Ка (или, как он предлагает читать египетский иероглиф, Ко) очень близко к хлебниковскому. Но Перепелкин начал заниматься этим вопросом, когда Хлебникова давно не было в живых. Хлебников знал также, что Ка по древнейшим египетским текстам было только у фараонов. И у Хлебникова в его фантастической повести встречаются Ка Эх-не-йота, Ка индийского царя Асоки (Ашоки) и Ка самого Хлебникова. Почти что не подлежит сомнению, что мысль поселить свое Ка в современный ему Петроград и совершать с помощью него передвижения во времени для Хлебникова была связана с совершенно особенным его отношением к древнему Египту. Возникает такое ощущение, словно он там как дома. Он сам вспоминал, что «во время написания заумные слова умирающего Эхнатэна «манч! манч!» из «Ка» вызывали почти боль; я не мог их читать, видя молнию между собой и ими».

Мы уже видели, что Эхнатэна (Эх-не-йота) Хлебников считал вместе с Пифагором одним из древних предтеч своего намерения поставить число выше слова. В брошюре «Время мера мира» Хлебников писал о нем:

«В 1378 году фараон Аменофис IV совершил переворот, заставив подчиненных вместо неясных божеств поклоняться великому Солнцу. Заменив почитание Амона почитанием Атэна, узкогрудый, как ратник II разряда, окруженный заботами Нефертити, этот друг верховного жреца Аи и Шуруру, не он ли блеснул вновь в Хозрое (533 г.), признавшем священным пламя, и в 1801 году с его почитанием верховного разума.

Ответит или нет Нефертити? Сын Тэи звал увидеть Солнце как источник всего земного и сам сложил первые молитвы Солнцу».

Хотя египтологи с тех пор много сделали для уточнения имен и дат, основная канва событий, связанных с заменой многобожия в Египте поклонением вечно омоложающемуся Солнцу, Хлебниковым изложена правильно. А в «Ка» Хлебников пробует передать прямую речь Эх-не-йота (Аменофиса IV), отрицающего прежних богов: «В другой раз Ка дернул меня за рукав и сказал: пойдем к Аменофису. Я заметил Аи, Шурура и Нефертити. У Шурура была черная борода кольцами.

— Здравствуйте, — кивнул Аменофис головой и продолжал: — Атэн! Сын твой, Нефер-Хепру-Ра, так говорит: «Есть порхающие боги, есть плавающие, есть ползающие. Сух, Мневис, Бенну». Скажите, есть ли на Хапи мышь, которая не требовала себе молитв?

Они ссорятся между собой, и бедняку некому возносить молитвы. И он счастлив, когда кто-нибудь говорит: «Это я», и требует себе жирных овнов. Девять луков! Разве не вы дрожали от боевого крика моих предков? И если я здесь, а Шеш держит гибкой рукой тень, то не от меня ли там спасает меня здесь ее рука? Девять луков! Разве не мое Ка сейчас среди облаков и озаряет голубой Хапи столбами огня? Я здесь велю молиться мне там! И вы, чужеземцы, несите в ваши времена мою речь».

Речь, донесенная до XX века участвовавшим в этой беседе Хлебниковым, достоверна по стилю и по умелому использованию специфического для Египта единства потустороннего мира (там) и мира земного (здесь); ведь и Ка был нужен именно для соединения двух миров — в потустороннем мире он представлял мертвого фараона.

Сцена убийства Эхнатэна (Эх-не-йота) жрецами, исторически тоже достоверная, в «Ка» излагается в несколько приемов. В эпизоде, отвечающем на заданный самим Хлебниковым вопрос «Как был убит Аменофис», следует двойной ответ: Эхнатэн в этом эпизоде и фараон, и черная обезьяна около современного селения в Египте, где ее должны убить для торговца: монтаж двух разных времен напоминает сцену со слоном из «Детей Выдры». После изложения убийства Эхнатэна — обезьяны — следует совсем кратко сцена убийства фараона, оба раза повторяются те заумные слова умирающего Эхнатэна, которым сам Хлебников придавал такое значение. А затем снова драматический эпизод «Древний Египет», где воспроизводится (вначале стихами) внутренний монолог Эхнатэна после того, как жрецы решили убить его:

Э х н а т э н

О, вечер пятый, причал трави!

Плыви, «величие любви»,

И веслами качай, как будто бы ресницей.

Гатор прекрасно и нежно рыдает о прекрасном Горе,

Коровий лоб… рога телицы… широкий стан. Широкий

выступ выше пояса.

«И опрокинутую тень Гатор с коровьими рогами, что месяц серебрит в пучине Хапи, перерезал с пилой брони проворный ящер. Другой с ним спорил из-за трупа невольника.

Вниз головой, прекрасный, но мертвый, он плыл вниз по Хапи».

И в этом описании, и в предшествующих, и в следующих за ним коротких диалогах жрецов, убивающих фараона, есть стилистическая окрашенность атмосферой Египта. Хлебников не только много читал и думал о нем, он сумел вжиться в строй мыслей амарнской эпохи настолько, что себе самому начал казаться их воплощением, хотя бы частичным — через двойника — Ка.