11. В Управе

Умей воспользоваться местоположением

А. В. Суворов

Ларион.

С начальником Управления капитаном 1-го ранга Бродским я встречался редко. По большей части случайно. Вот только в период работы комиссии по расследованию причин возгорания кислородного резервуара торпеды он нас собирал регулярно. Высоким канцелярским «штилем» я не владел. Вернее, владел на уровне Миши Романкевича, командира ТТБ в Улиссе. Тот первую препроводительную изложил так: «Высылаю вам бумагу за подписью самого Бродского для конкретного исполнения». В ближайшем окружении Бродского специалисты вращались, как умели, зато изо всех сил. Что-то предлагали, изобретали, сокращали. Теперь в эту круговерть надлежало включиться и мне.

На следующий день после подписания приказа секретчик, мичман Антонов, положил мне на стол кипу документов, накопившихся за весь период вакансии. Как можно работать, когда рядом нет ни одной торпеды? Одни бумаги. С баз просят прислать кто ЗИП, кто практические торпеды, кто регистраторы, кто бригаду специалистов. Из центра оповещают об отгрузке, требуют заявки, предлагают внести изменения и дополнения в документацию, отправить что-то на доработку, что-то на переаттестацию, уточняют сроки эксплуатации. За что хвататься? Только исполнишь — тебе новую кипу. Компания в отделе была мощная: Киселев, Лось, Стафиевский, Бедай. Убойный отдел. Никто не осмеливался катить бочки на МТУ. На первых порах мне здорово помогал Гена Стафиевский. К тому времени он имел солидный стаж работы в Управлении, в штабе авиации, где вел авиационные торпеды. Теперь под его крылом были все малогабаритные торпеды.

Случай для передачи опыта представился. При выполнении боевого упражнения был потерян прибор акустических помех. Эти приборы шли по другому ведомству, но приготовление обеспечивали мы. Офицер военного института, руководивший подготовкой прибора к применению, на разборе имел неосторожность заявить, что в потере прибора «на 100 % виноват флот». Бродский задачу Стафиевскому поставил кратко: «Нужно отучить этих „ученых“ катить бочки на флот. Дать по мозгам так, чтобы запомнили надолго, а лучше — навсегда!». — «Есть», — коротко ответил Стафиевский, и никто не усомнился в том, что «им будет дадено».

Подготовка приборов была организована на базе оружия на Русском острове. Даже я принимал участие в ее организации. Помнится, один из офицеров акустиков, Володя Смирнов, встретил меня:

— Не можем приготовить. Ничего у нас нет!

— Чего тебе не хватает, голуба, для полного счастья?

— Силовой батареи, радиоотметчика…

— Доверенность на получение есть?

— Есть.

— Поехали на Эгершельд.

Приехали, получили, загрузили его на мою «Волгу», привезли в Улисс, где был катер с Русского, отправили.

— Ну, теперь твоя душенька довольна?

С тех пор мы с Володей стали друзьями.

Через некоторое время, уже после потери прибора, мы с ним снова встретились, случайно:

— Знаешь, кому от Управления поручено расследование причин потери вашего прибора?

— Нет.

— Стафиевскому!

— Ну и что?

— Это же волкодав! Крайне неосторожно вы заявили, что в потере на 100 % виноват флот. Он обнимет вас так, что затрещат ваши косточки, и мне покажет, как это нужно делать. Даже, когда вся матчасть на дне моря.

Мы приехали на Русский остров дня через два. Стафиевский начал «допрос»:

— Для начала изучим формуляр на прибор. Вы его привезли из Севастополя, где, по слухам, стреляли им не раз?

— Да, все было отлично. Ходил как часы.

— А почему формуляр девственно чист? Где записи о выстрелах? Володя Смирнов стал вспоминать, но без результата.

— Ну, так и запишем. Количество выстрелов до потери точно не известно. Записи в формулярах отсутствуют. Опросом местных жителей установлено, что потеря произошла на четвертом или пятом выстреле. Теперь допросим личный состав расчета, который под вашим мудрым руководством крутил гайки. Так что у нас с герметичностью прибора? — спросил Стафиевский молодого матроса.

— Травление было в четырех местах, — деловито начал старшина 2-й статьи, — собирали мы его из двух приборов. У одного все кормовое отделение было разбито.

— Очень хорошо. Запишем. Прибор собран из двух составных частей без проведения необходимой центровки. Так?

— Так. Но они полностью взаимозаменяемые, — всполошился Володя.

— Может быть, остается доказать это документально. А кто прокачивал приборы?

Так прошли по всем внутренностям и подошли к вопросам по морской части.

— А правила стрельбы прибором есть?

— Пока нет.

— Хотя бы временные? — Нет.

— Хотя бы временная инструкция на период освоения?

— Нет.

— Так и запишем. Так, что мы имеем? На подводную лодку подали прибор, в котором…

Далее были отмечены его недостатки на двух листах мелким убористым почерком. И тут ученые сообразили, что они уже обложены красными флажками со всех сторон. На приглашение поехать на стреляющую лодку и посмотреть на необходимые документы по поиску прибора они дружно отказались. Обвинения с флота сняли и смотрели на нас преданными глазами.

Этот урок разбора потопления без вещественных доказательств на металле пошел мне впрок, и вскоре мне пришлось действовать самостоятельно в аналогичной ситуации. На Камчатке в штиль стреляли двумя торпедами СЭТ–40 с надводного корабля — обе торпеды потеряны, хотя дистанция стрельбы всего 1 км, так называемая «организационная» стрельба. Пошел своим путем: «Готовьте торпеду, все делать, как неделю назад». Сел в уголок, смотрю, ни во что не вмешиваюсь. Приготовили? На автомашину, на пирс, загрузили в торпедный аппарат. Все по писаному, хоть иди и стреляй! Претензий нет. Но его величество случай, который идет навстречу ищущим, мне помог:

— Какая температура была в день стрельбы?

— Минус семь.

— А грелки у вас как?

— Отключены по указанию Шаденкова, начальника минно-торпедного отдела.

Сразу все становится понятнее. Читаю текст указания. Вот и роспись самого виновного. Еду к Шаденкову. Вхожу. Спрашивает с нетерпением:

— Ну что, разобрался? В чем дело? Кто виноват?

— Виноваты вы лично, товарищ начальник, и никто более.

— Как это, как это, как это я лично?

— Фактически. Вы приказали отключить грелки в торпедных аппаратах?

— Было ваше указание. Переписали буква в букву.

— Давайте сравним.

Сравниваем. Наш текст: «При стоянке кораблей в базе обогрев боевых торпед СЭТ–40 не производить». Ваш текст: «… грелки отключить».

— А это не одно и то же?

— Нет. По нашему тексту, вышел в море — торпеды грей. Да и вообще, речь идет только о боевых, а не о практических торпедах. А по сути, при испытаниях в автоклаве в трубопроводах к автомату глубины осталась вода. Она замерзла, образовалась пробка, которая и не пропустила воду к автомату глубины. Торпеды стремились на глубину, а на автомате — 0. Потому и воткнулись в грунт. Имея положительную плавучесть, могут всплыть. Сейчас, наверное, плавают. Организуйте поиск. Возможно — найдете. Я обратил внимание, у вас магниевую заглушку смазывают тавотом. Таять ей долго. Ищите, только с учетом ветра.

Шаденков, ни слова не говоря, направился к командующему флотилией. Каяться и просить организовать поиск торпед. Помню, что одну торпеду нашли. А со второй получилось не все ладно. Тральщик, обнаруживший торпеду, торопился домой, решил не вызывать торпедолов, а поднять торпеду самостоятельно. Проехал по ней винтами — и нет торпеды. Сначала решили все это дело скрыть. Но у нас тайн не бывает. Все становится известным. Так я стал узнавать морскую жизнь торпед. И восстанавливать их авторитет.

О торпеде нужно знать все. От изготовления на заводе до умения организовать поиск и подъем на торпедолов после практической стрельбы. Плюс всю бухгалтерию, которая давно и основательно проникла во все поры. Морскую часть жизни торпед я знал неважно. Только в Управлении и начали командировать меня на корабли, чтобы был свой глаз. Помогли здесь мне основательно мастера торпедного удара из отдела боевой подготовки. «Ларион, хочешь в море? Работаем кислородной. Лодка с Улисса. Можешь „сверху“ на торпедолове, можешь на лодке», — спросил меня Толя Рютин, сын хакасского народа. Он курировал эксплуатацию торпедного оружия на всех подводных лодках Тихоокеанского флота. Из старших помощников, из Улисса. Говорил на сленге эскадры: «Тогда собирайся, орелик. Выход в море в 18.00. Там и встретимся», — он почему-то при этом улыбался, открыв рот и вытянув язык. Одновременно превращая глаза в пару щелей. — Поморячим? Надводники тоже приобщали к стрельбам. То СЭТ–40 залпом, то СЭТ–65. Станислав Петров приветствовал мои морские вояжи и требовал подробных докладов о действиях командиров при торпедной атаке, торпедных расчетов. Естественно, участия в анализе результатов выстрелов. Так что вскоре этот отрезок эксплуатации я освоил. Хотя говорить «освоил» всегда нужно с осторожностью.

Когда сидишь «выше», дальше и больше видишь. Кресло делает из тебя человека государственного. Начинаешь соображать, что бы сделать полезного для службы. Ну и от подчиненных требуешь рачительного отношения к делу. А с кем работать приходится? Сам знаешь, на смену нам на арсеналы стали приходить офицеры, списанные с кораблей. Помнится один такой деятель по фамилии Кибец. Утопил торпедоболванку у пирса и был немедленно назначен в арсенал в отдел хранения торпед. Топить здесь, кажется, нечего. Кибеца звали Яшей, был он капитан-лейтенантом и явился к главному инженеру Федору Моисеевичу Шпильному сдавать на допуск к самостоятельному управлению своим складом: «Яша, — спросил его Федор, — расскажи мне все, что ты знаешь про торпеду СЭТ–53М». Яша побледнел. В кабинете находился еще Коля Ковальчук из торпедного отдела. Знал он ранее где-то Яшу Кибеца, потому и встрял в беседу: «Федор Моисеевич! Нельзя Яше задавать такие сложные вопросы. Скажи, Яша, какие торпеды у тебя в хранилище на стеллажах лежат?» Яша побледнел еще больше. «Двести… тридцать… пять! (торпед такого шифра не существует)», — схватился за сердце и начал медленно оседать. — «Яша, попей водички, может врача вызвать?» Решили, что вопросов больше задавать не следует. Еще кондрашка хватит. Пусть служит.

Хорошо еще, что прислали молодых лейтенантов из Корабелки. Особенно, когда стали сокращать минные кадры в авиации. Там нашли Валеру Бедая. Вел он в Николаевке знаменитую реактивную авиационную торпеду РАТ–52 высотного торпедометания. Торпеда сломала много замшелых традиций в торпедостроении, но и положила начало многим печальным происшествиям: несанкционированные запуски ракетных двигателей в цехах приготовления были на всех флотах. Кстати, появление на арсенале на Эгельшерде Федора Моисеевича Шпильмана из первых выпусков оружейки и было с этим связано. Он служил на базе оружия, на Балтике, где было всего понемногу, включая и РАТ–52. Как-то летчики перепутали ориентиры и сбросили торпеды не на морскую цель, а на берег между двумя общежитиями ткацкой фабрики. Мужским и женским. От удара о землю заработал двигатель, загорелся спиртовой балласт, корпус. Общежития, к счастью, не сгорели, но народ сигал в окна в чем мать родила. Утром Федор стоял на ковре у первого секретаря Компартии Эстонии. По какой-то загадочной причине летчики не пострадали, а Федор был отправлен на исправление на ТОФ. Федор не стал добиваться справедливости. Тем более, служить ему оставалось не так уж много.

Итак, в Управлении я отчетливо понял важность того, чтобы арсенал был своеобразным эталоном качества эксплуатации оружия на флоте. Этого невозможно добиться без подготовки отличных кадров. А у нас было у кого учиться.

Присутствовал я как-то при вскрытии аппаратуры самонаведения торпеды, поступившей из промышленности. Какие могут быть здесь неожиданности? Но, оказывается, бывают. Вскрытие контейнера производил настройщик высшего класса Володя Зверев. Снял верхнюю крышку и говорит мне:

— Ларион Михайлович, эта аппаратура работать не будет.

— Почему?

— Паутину видите.

— Ну, вижу.

— А муху в ней наблюдаете?

— Наблюдаю.

Я не понимал, к чему он клонил.

— Я думаю, что эта аппаратура стояла под столом у заводского настройщика недели две. За это время паучок успел паутину сплесть и комарика съесть. Наступило 31-е число. Надо сдавать. Вот ее и сдали. Володя подключил аппаратуру самонаведения к контрольно-регулировочной станции: «Итак, что мы видим? Импульсный генератор не развивает требуемой мощности. Значит, надо менять нагрузочное сопротивление». Он вскрыл блок импульсного генератора, где-то впаял, что-то выпаял. Снова включил: «Ну, вот. Все заработало. Теперь и нашу пломбу можно поставить». Вот из таких специалистов и была сформирована бригада контрольных мастеров: Саша Шестаков, Коля Строителев, Боря Морозов, Сережа Костюк. На них можно было положиться. А теперь я брал из этого списка специалистов с собой для разбора сложных вопросов на базы оружия. Пока не стал ездить один.